76. Поучительные уроки из истории Всемирного потопа Потоп Всемирный был образом будущего Страшного Суда Божиего, о чем говорит и Христос Господь наш во Святом Евангелии: Якоже быстъ во дни Ноевы: тако будет и пришествие Сына Человеческого. Ядяху, пияху, женяхуся, посягаху, до негоже дне вниде Ное в ковчеге: и прииде потоп, и погуби вся (Мф. 24; 37-38. Лк. 17; 26-27). И поистине страшное зрелище представлял собой потоп. Когда воды прибывали и вдруг затопляли селения, города, все высочайшие здания, леса и горы, то люди бежали туда и сюда, сидевшие за брачным пиром быстро поднимались из-за стола, — в ужасе, с побледневшими лицами они искали убежища, жених и невеста выбегали вон из брачного чертога и, спасаясь от воды, бросали друг друга; тут и там видны были несчастные матери с грудными младенцами на руках, — они бегали повсюду, не зная, где укрыться от воды... Одни восходили на высокие здания и башни, другие взлезали на большие деревья, иные спешили на высокие горы и вершины гор, но все было напрасно — никому невозможно было избежать сего грозного напора водной стихии... И те, у кого имелись тогда лодки и которые садились в них, скоро были опрокидываемы страшными волнами и погибали... Повсюду был страх, повсюду ужас, везде перед очами одна смерть! О, как сожалели и раскаивались тогда люди, что не слушали они Ноя, который всем проповедывал о грядущем потопе, а они только смеялись над ним! Они, конечно, говорили тогда: "О Ное, Ное! Как ты был мудр, что позаботился устроить для себя ковчег! О, мы окаянные! как мы были безумны и бессмысленны, не вняв твоей пророческой проповеди. О, если бы можно было нам войти теперь в ковчег твой! Как желали бы мы хотя бы и на всю жизнь быть заключенными там! Да, мы могли войти туда, но не хотели, а теперь и хотели бы, да не можем...". Так взывая, люди убегали от преследовавшей их повсюду смерти, опережали друг друга, теснились на возвышенных местах и толкали один другого в воду... О, как велик был страх и трепет тех, которые стояли на горах и высоких холмах и смотрели, как вода покрывала всю поверхность земную, все ниспровергала, поглощала людей и животных, разрушала города и крепости, затопляла вершины гор, подходила к ним самим и заливала их сначала по колени, потом по пояс, и, наконец, по шею... Смотри, человече, вот какое великое зло — грех, который на весь мир навлек такую гибель. И если так страшен был потоп водный, то каков же будет потоп огненный после второго Христова Пришествия! Подумай только, как страшен будет Бог, когда Он будет судить, — Бог, который ныне толико милосерд, когда Он милует нас! Тесно тогда будет тебе, грешник, отовсюду: в высоте небесной будет виден Судья грозный, пред лицом Которого вострепещут небо и земля; под ногами увидишь ты страшную пропасть геенскую; с одной стороны предстанут тебе грехи, обличающие тебя, с другой — множество демонов, коих один вид уже страшнее всякого мучения... Внутри тебя будет угрызать и точно огнем жечь — совесть твоя, а вокруг тебя весь мир будет во пламени, пожираемый стихией огненной, — «небеса жегома разорятся, и стихии опаляеми расстаются» (2 Пет. 3; 12). Бедный грешник! Отовсюду окружен ты будешь бедами лютыми и страхом несказанным, и куда ты укроешься от них? Скрыться тебе будет невозможно, а если предстать лицу Божию — то не вынести тебе Его гнева великого! Спросишь: кто же будет свидетелем против меня? Отвечаю: да все стихии! Когда прогневан Создатель, все создание мстит прогневавшему Его... «И помяну Бог Ноя», — говорит Писание, — не потому так говорит оно, чтобы Бог забыл его в сие страшное время, когда он носился в своем ковчеге по водам потопным, находясь среди жизни и смерти; но потому, что настал уже час утешить раба Своего умалением вод потопных. Ибо нет у праведных печали, которая не претворялась бы в радость, как нет и у грешников радости, которая не обращалась бы в Печаль. Мы знаем уже, как все утехи и ликования грешников пред Потопом сменились внезапно горьким плачем и вечной гибелью; теперь посмотрим, как все скорби праведного Ноя, который находился в таком страшном положении, обратились для него в радость и веселье, когда, по милосердию Божию, его миновала сия страшная всемирная казнь потопная, и он вышел на сушу здрав и невредим со всеми бывшими с ним в ковчеге. О, как тогда возрадовался он, а с ним и дети его, и все животные, звери и птицы! И помянул Бог Ноя, которого никогда не забывал. Да и как Он мог забыть угодника Своего, когда Сам же сказал: «Еда забудет жена отроча свое, еже не помиловати исчадия чрева своего? Аще же и забудет сих жена, но Аз не забуду тебе!» (Ис. 49; 15). Чтобы узнать, убывает ли вода потопная, Ной выпускал сначала ворона, потом голубя. Ворон не возвратился в ковчег, голубь возвратился. Здесь мы можем видеть изображение человека грешного и человека праведного. Ворон — это человек грешный, который отлагает покаяние со дня на день и не возвращается к своему ковчегу, то есть ко спасению, к своему Ною, то есть Спасителю. А праведный, если когда-нибудь и удалится от ковчега своей праведной жизни, если по действию вражию и впадет в некое прегрешение, однако же, нимало немедля, тотчас же восстает, возвращается к Богу с сокрушенным стенанием, аки голубица, имея во устах, как сучец масличный, слезную и богоприятную молитву и смиренное исповедание своих грехов с надеждой на прощение их по слову псалмопевца: «Рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви, и Ты оставил еси нечестие сердца моего» (Пс. 31; 5). Ворону подобен человек грешный, — как ворон питается гнилой падалью, так и он любит насыщать свою душу мерзкими грехами сладострастия, которые смердят хуже трупов гниющих... А голубице подобен человек добродетельный, — он презирает дела богопротивные, как гниющие трупы, и гнушается ими, он тщательно изучает образ богоугодной жизни людей праведных, как голубица облетает масличные деревья, и собирает себе от них душевную пользу, как Ноева голубица — ветки маслиничные. Можем и еще сделать уподобление для своего духовного назидания: Ной — это образ Христа, ковчег — это образ Церкви Христовой, а потоп — это гонение на Церковь. Не погрузил потоп ковчега Ноева, — и гонения никогда не одолеют Церкви Божией: «врата адова не одолеют ей». В ковчеге вместе находились и дети Ноевы, и животные бессловесные; так и в Христовой Церкви вместе пребывают и добрые христиане, и злые, то есть и праведные, и грешные. И как в ковчеге Ноевом ради людей были спасены от потопа и бессловесные животные, так и в святой Церкви ради праведных бывают хранимы и покрываемы милосердием Божиим и грешные. Вороны — это еретики, из ковчега Церкви Божией излетающие, удаляющиеся и не возвращающиеся; а голубица есть образ Духа Святаго, сучец масличный в ее устах — это благодать и милосердие Господне, а конец потопа — это последний день сего мира. Наконец, ковчег может означать вообще человека. Ной — это душа человеческая, потоп — это мир, во зле лежащий и преисполненный различных искушений, бессловесные животные в ковчеге — это душевные и телесные страсти в человеке. Душевными страстями я называю ярость, гнев, злобу, ненависть и подобные им, а телесными — блудную похоть, лакомство, пьянство и им подобные. Вороны, питающиеся трупами, — это злые помыслы, услаждающиеся греховными воображениями; а голубица, томно воркующая, — это совесть, маслиничный же сучец — это разум, всем управляющий и усмиряющий страсти. (Из сочинений святителя Димитрия, митрополита Ростовского) Оглавление 77. Доброе слово торговым людям Святитель Димитрий Ростовский говорит о земледелии, что это самое безгрешное занятие, земледельцу нет случая ни лгать, ни красть, ни обманывать. Нельзя сказать того же о торговле; напротив, древний мудрец вот что говорит: "Купец едва может избежать погрешности, а корчемник не спасется от греха. Посреди скреплений камней вбивается гвоздь; так посреди продажи и купли вторгается грех" (Сир. 26; 27. 27; 2). Да не оттого ли и сложилась у несчастных торговцев лживая пословица: "Не обманешь —не продашь"?—"Многие, — говорит святитель Тихон Задонский, — продавая товар свой, и совесть свою, а с совестью и душу, и вечное свое спасение продают, и покупают себе вечную погибель. Таковы те, которые продают гнилую вещь за здоровую, а худую за добрую, которые мешают воду в вино, и песок, или иное что тяжелое, в соль, дабы более весила. Еще более повинны те продавцы, которые во лжи клянутся и святое и страшное имя Божие во лжи призывают. Все вышереченные продавцы и тем подобные грешат противу заповеди Божией: не укради". Значит, торговому человеку всячески должно блюсти совесть свою, как бы перед Богом не погрешить и ближнего не обидеть. Ты занимаешься торговлей, конечно, для того, чтобы самому иметь средства к жизни, чтобы детям оставить кусок насущного хлеба, чтобы скопить копейку на черный день. Конечно, все это не худое дело, если только при этом будешь помнить, что «благословение Господне — оно обогащает и печали с собою не приносит» (Притч. 10, 22); что «лучше немногое при страхе Господнем, нежели большое сокровище, и при нем тревога» (Притч. 15; 16); что «сладок для человека хлеб, приобретенный неправдой; но после рот его наполнится дресвою» (Притч. 20; 17); что строящий дом свой на чужие деньги — тоже, что собирающий камни для своей могилы (Сир. 21; 9); а кто спешит разбогатеть, тот не останется ненаказанным (Притч. 28,20), потому что богатство его, по пословице, прахом пойдет или, как говорит Соломон, оно сделает себе крылья и как орел улетит к небу (Прем. 23; 5). Но нельзя ли тебе, как доброму христианину, и торговлю свою повести так, чтоб она была делом не просто житейским, а прямо христианским, делом во славу Божию и ближнему на пользу, и тебе во спасение? А ведь можно и даже должно! Спросишь: как этого достигнуть? А вот послушай, что говорит в своем духовном завещании не мудрец какой-нибудь, а простой русский крестьянин, живший лет полтораста назад, Иван Тихонов Посошков: "Если занимаешься торговлей, то будь тверд в своем слове, как камень неподвижимый; если сторгуешь себе какой товар, хотя бы и выше настоящей цены, все же возьми его; пусть будет тебе от него и убыток большой, но не моги изменить своего слова, а при расплате не удерживай денег из условленной цены, да и не делай проволочки. Равно если и свой товар уступишь кому по одной цене, а потом кто-нибудь другой станет давать тебе хотя бы и двойной барыш, смотри — не изменяй своего слова, а отдай товар тому, кому прежде обещал, и цены уж не изменяй; но на чем слово свое поставил, на том и стой, и хотя бы тебе показалось обидно, что упустил ты много барыша, однако же назад не оглядывайся, — не будь столп слан; а Бог, видя твою справедливость и постоянство, Сам вознаградит тебя и пошлет тебе прибыль, откуда и не думаешь. Сам Бог — правда, правду Он и в нас любит; а диавол — ложь, он и в нас любит ложь. Вот и рассуди сам с собой, сын мой, что для тебя лучше: правды ли держаться или лжи? А я тебе скажу: если ты во всяком деле будешь и творить, и говорить одну правду, то в тебе будет обитать Сам Правдолюбец Бог, и ты уж не лишишься вечных благ. А если будешь неправду творить, неправду и говорить, то вселится в тебя отец лжи — диавол; а если не возненавидишь неправды и делами правдивыми не прогонишь от себя диавола, то он по смерти твоей сведет тебя прямо в ад. Я и прежде говорил, сын мой, и теперь верно говорю тебе, что лучше за правду умереть, чем с помощью неправды жить; правда ведь доведет тебя до самого Царства Небесного. Соломон говорит, что правда и от смерти избавляет (Прем. 10; 2). Вот потому-то и люби, сын мой, люби правду паче богатства и паче жизни твоей, а неправды и самой малой не подпускай к себе. Сказавши слово, крепко держись; а для того, чтобы быть верным в слове, не будь тороплив на слово, но каждое слово прежде разжуй, не будет ли в нем какого порока, и когда скажешь его, да правдой скрепишь, то уж не моги его нарушить. И ради правды имей у себя и весы самые правые да верные, дабы в них не было ни малейшего обмана. То же наблюдай и в мерах всяких, и в хлебных, и в питейных, и в аршинах, чтобы все они были у тебя верные, да чтобы в них не было никакого обмана, и по какой мере что сам принимаешь, по той же и отпускай, а других мер неправых отнюдь у себя не имей. Сам Господь Бог строго запретил иметь две меры, то есть большую и малую, а потому зорко смотри, чтобы все они, сколько у тебя их есть, были равны, чтобы одна больше или меньше другой не была. И плохих товаров своих не называй хорошими, закрасы в товарах своих никакой не допускай; но уж какой есть, такой и пусть будет весь налицо. И чужого товара доброго не хули; даже если видишь чей товар, что он вовсе плохой и никуда не годится, и тогда не хули его покупателям, разве кто сам спросит тебя: каков де этот товар, хорош ли? Вот тут уж тебе нельзя не сказать правды; скажи ему сущую правду, только негласно, чтобы не положить вражды между собой и продавцом того товара. А если нельзя тебе сказать негласно покупателю, что товар тот плох, то ты спроси у самого продавца: нет ли, брат, у тебя другого товара, получше этого? И ежели скажет: "Нет", — то веди покупателя в другую лавку и выбери ему товар самый лучший; в свою же лавку в таком случае отнюдь не води, а тому продавцу-соседу скажи: "Ради Бога, не подосадуй на меня, ей-ей, брат, нельзя мне было поступить иначе, ведь покупатель на меня положился, как же мне его обманывать?" — И если какой покупатель к тебе придет и положится на тебя в выборе твоего же товара, то выбери ему самый лучший, а если и в цене кто на тебя положится, то не моги с него большего барыша брать. Равно если придет к тебе кто из детей малых, не моги ты с него лишнего гроша взять; какого он спросит у тебя товару, такого и отпусти, а цену возьми с уступкой, — вот Бог и наградит тебя вдвое, если будешь так поступать. И покупателей от чужих лавок отнюдь не переманивай, и товару своего, хоть и хорош он, много не хвали, говори только: "Будешь, господин, и за глаза меня благодарить, потому что я продаю тебе без лжи, без всякого обмана, и товар мой очень хорош". А если твой товар не совсем хорош, то ты так и сказывай, что "товар мой средней руки или расхожий, а потому я прошу и цену с тебя самую малую". Если же есть у тебя и хороший товар, то предложи ему и тот, и другой, и самый плохой и скажи покупателю: вот это товар самый хороший, цена ему такая-то, а вот этот средний — цена ему вот какая, а этот товар плохой, да и цена ему пустая. А если какой товар продашь обманом, особенно если обманешь несведущего человека, то навлечешь на себя проклятие. И ни о чем я так крепко тебе не заповедую, как о любви к Богу и меньшей братии, да чтобы ты ни в каком деле неправды не чинил". Оглавление Благородный купец Два купца имели между собой продолжительную и сильную вражду, возраставшую день ото дня более и более. Жестоко преследуя друг друга, они изыскивали все случаи и все способы ко взаимному вреду. Наконец, один из них, более послушный гласу совести и святой веры, вознамерился посредством великодушия сделать врага другом себе. Что ж он предпринимает для сего? То, на что в наше время едва ли бы какой купец решился. Тех, которые хотели купить у него что-нибудь, он отсылал к своему врагу под тем предлогом, что у него нет требуемых товаров или что у врага они лучше и дешевле. Когда узнал это его враг, то столько был тронут благородством духа своего противника, что тотчас примирился с ним от всего сердца. Оглавление 78. Почему мы почитаем Крест Христов? Кто не стыдится Христа, на Кресте Распятого, тот может ли стыдиться Креста Его? Разве может быть Распятый без Креста? Апостол Павел так похваляет Онисифора, который не устыдился вериг Павловых: «да дастъ милость Господь Онисифорову дому; яко многажды мя упокой, и вериг моих не постыдеся» (2 Тим. 1; 16). Ведь и Христос может сказать тоже самое: да даст Отец Мой Небесный обрести милость истинному Моему христианину, который Креста Моего не устыдился. А «иже аще постыдится Мене» и Креста Моего, «сего и Сын Человеческий постыдится, егда приидет во славе Своей» (Лк. 9; 26). Кто любит и почитает царя, тот любит и почитает и царскую печать, царский скипетр, царский престол. А кто презирает сии вещи, тот и самого царя не любит. Крест есть знамение Распятого Христа, так называет его Сам Христос; «тогда, - говорит Он, явится знамение Сына Человеческаго» (Мф. 24; 30). Крест есть знамение победы над врагом нашим, диаволом. Итак, если любите Христа, то возлюбите и его знамение — Честный Крест; если вам приятна победа над диаволом, одержанная оружием крестным, то возлюбите же и самое сие оружие крестное. Крест обагрен святейшей Кровью Христовой и освящен прикосновением Его Пречистой плоти. И если земля, на которой стоял Ангел, называется святой (Нав. 5; 15), если место, где стоял Моисей, также именуется святым (Исх. 3; 5), — то тем паче достоин сего наименования Крест, на котором распят Христос. Вот почему и псалмопевец говорит: «возносите Господа Бога нашего, и покланяйтеся подножию ногу Его, яко свято есть» (Пс. 98; 5). «Поклонимся на место, идеже стоясте нозе Его» (Пс. 131; 7). И если главотяжи (платки и убрусцы) Павловы были почитаемы за то, что через прикосновение к телу Апостола получали благодатную силу исцеления (Деян. 19; 12), если риза Христова имела целительную силу вследствие ее прикосновения к плоти Христовой, — то почему же не может иметь такой же, и даже большей силы, и Честный Крест Христов, орошенный Его Пречистой Кровью? Ненавидеть Крест свойственно одним диаволам; побежденные Крестом, они ненавидят его и бегут его, как пес бегает от палки, которой его били. Много доказательств чудной силы Креста мы видим в житиях святых. Святой Григорий Низианзин повествует, что даже когда Отступник Иулиан пожелал иметь свидание с демонами, и когда те ему предстали, он в трепете оградил себя, по прежней христианской привычке, знамением крестным, и его услужливые советники адские тотчас же исчезли. Так диавол не терпит силы Креста! Христос прославился через Крест; отходя на смерть крестную, Он Сам говорил: «ныне прославися Сын человеческий» (Ин. 13; 31); как же можно сие прославление почитать бесчестием? Нет! Что Сам Бог прославил, того не следует лишать чести, что Сам Бог освятил, того не должно почитать скверным (Деян. 10; 15). А Христос Спаситель прославил Свой Крест, когда еще через Пророка обещал сие: «и место ног Моих прославлю» (Ис. 60; 13). И сами мы видим сию славу Креста: он сияет на венцах и скипетрах царских, и на главах архиерейских, и на церквах Божиих, всюду возносимый и покланяемый. Если спасительно всегда иметь в мысли образ Распятого Иисуса, то, конечно, столь же спасительно иметь сей образ и видимо перед очами телесными. Ибо какая разница между тем и другим? Почему представление Распятого Господа в уме есть дело спасительное, а то же самое изображение для телесных очей — не таково? Разве неприятно видеть очам то, что услаждает сердце? Поистине удивительное и даже вовсе непонятное дело — носить в уме и сердце чей-либо образ, и в тоже время ненавидеть видимое его изображение! А если ты любишь Распятого Христа в Его изображении, то возлюби и Крест Его. Да если бы ты и отвергал изображение Распятого Христа, а только в своем уме представлял себе Его распятие, и тогда тебе не обойтись без Креста, ибо Распятого нельзя себе и представить без Креста. Но говорят: "Что такое крест, как не виселица, позорное дерево для смертной казни? Как же можно поклоняться виселице!" — Отвечаю: не смотри на то, что прежде было; смотри, что теперь стало. Правда, прежде крест был позорным деревом, а ныне он — знамение Сына Человеческого, образ Распятого Христа. Прежде это было орудие казни, а теперь — печать Царя Небесного, избранных Божиих от вечной казни освобождающая. Прежде был он поругание для народов, позор для людей, а ныне — Ангелов слава и демонов язва. Сия измена десницы Вышнего, Который избрал уничижаемое в мире, дабы посрамить мудрецов мира! И если врачи умеют из самого яда змеиного извлекать полезное врачевство, то ужели не может злое приложить в доброе Тот, кто из небытия все призвал к бытию? Говорят: "Крест нанес Христу бесчестие, страдание и смерть. Как же можно любить его?" — Отвечаю: если бы Он принес Христу только одно бесчестие, страдание и смерть, то так, но ведь он же доставил Ему и славу, доставил торжество победы над диаволом, радость искупления рода человеческого. И эта слава, сие торжество и радость в сравнении с Его страданием тоже, что целое море сладости в сравнении с одной каплей горечи. Сии страдания и бесчестие были кратковременны, а слава Его вечна. Говорят: "Да может ли сын почитать виселицу, на которой повешен его отец?" — Отвечаю: а что, если бы кто-нибудь не за свою вину, а за чужие грехи, не поневоле, а добровольно предал сам себя на повешение, и если бы такой смертью не только себе, но и своему сыну стяжал славу и честь, да притом еще и самой виселице сообщил чудотворную силу, — как думаете: благоразумно ли поступил бы сын такого человека, если бы стал презирать оное чудотворное дерево? Конечно, нет. Так и здесь: Христос волей пострадал на Кресте за грехи всего мира, Крестом стяжал Себе славу и нам спасение и прославил Свой Крест чудесными знамениями; как же нам не почитать сего Святого Креста? Говорят: "Одни враги Христовы радовались при Его страдании; почитая Крест, вы делаетесь участниками их радости". — Отвечаю: нет у нас ничего общего с врагами Христа. Мы состраждем страждущему Христу строгим постом и умерщвлением плоти, наипаче во дни воспоминания страстей Его, мы проливаем слезы, воспоминая сии страсти. А когда почитаем Крест, то радуемся не бесчестию Христа, а тому же, чему радовался и Сам Христос, — радуемся Его победе над диаволом, прославлению имени Его и искуплению рода человеческого, совершившемуся на Кресте. Говорят: "Приписывать силу каким-нибудь приметам и знакам есть дело бесовское, волхвования. Не тоже ли будет и ваше крестное знамение?" — Отвечаю: да разве святые и богоносные Отцы были волхвы, когда они совершали многие чудеса крестным знамением? Совершенно напротив, знамение крестное не только не есть дело волхвования, но и само противодействует всякому волхованию, всякому действу диавольскому. Оно творит чудеса не само по себе, но потому, что изображает собой страдание Христово и Самого Распятого Господа. Вот этим-то напоминанием о Распятом и разгоняет оно силу демонскую. Изображая на себе крестное знамение, мы поступаем также, как рабы, которые просят у царя милости, показывая ему то копье, которым сын его одержал славную победу, и вместе воспоминая смерть сего сына, которую он восприял добровольно, по повелению отца, за рабов своих. Сей мудрости научил нас Сам Христос, когда сказал: «Аминь, аминь глаголю вам: яко елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам» (Ин. 16,23). Говорят наконец: "В первенствующей Церкви крестное знамение не употреблялось, — оно началось со времени Константина Великого". Отвечаю: неправда, оно имеет начало от Самого Господа Иисуса Христа. С тех пор, как Он, возносясь на небо, воздвиг руце Свои, благословил учеников своих, и они, подражая Своему Учителю, стали осенять верующих знамением крестным. Так святой Иоанн Богослов исцелил знамением креста одного больного, которого нашел при пути, святой Матфей отверз очи ослепшему князю. Современник святых Апостолов, святой Дионисий Ареопагит, говорит, что крестное знамение употреблялось при совершении всех таинств, а святой Иустин, философ и мученик, свидетельствует, что крестное знамение было совершаемо именно правой рукой, а не левой... (Из книги "Камень Веры") Оглавление 79. Праздник Покрова Пресвятой Богородицы В царствование императора Льва Премудрого в пределы греческие вторглись опасные неприятели — сарацины или, как их называют — арабы. Греческая империя в то время была уже ослаблена, большая часть Востока повиновалась мечу или персов, или арабов, западные пределы империи находились во власти грубых варваров. В таком беспомощном положении греки обратились к помощи и заступлению Матери Божией, Которой равноапостольный царь Константин некогда посвятил самую столицу своего царства — Царьград. И Матерь Божия скоро услышала теплые молитвы рабов своих и подкрепила их веру чудным знамением. Во Влахернском храме Пресвятыя Богородицы, во время всенощного бдения, Сама Пречистая Дева явилась на воздухе молящейся о мире с ликами Пророков, Ангелов и Апостолов и Своим Покровом осеняющей христиан. Не все, впрочем, присутствовавшие в храме сподобились узреть чудо, но честь сия предоставлена была одному великому праведнику, святому Андрею, Христа ради юродивому. Сподобившись узреть боголепное видение, он сообщил о нем ученику своему Епифанию. "Видишь ли, брате, — говорит ему, — Царицу и Госпожу всех, молящуюся о всем мире?" — "Вижу, — отвечает сей, объятый священным страхом, — вижу, отче святый, и ужасаюся!" Цареградские жители, услышав о сем чуде, пришли в необыкновенную радость и упование, что Бог молитвами Ходатаицы человеков отвратит бедствия, нанесенные грекам вторжением неприятелей в их владения. Благочестивое чаяние скоро исполнилось: враги Церкви Христовой побеждены были и рассеяны. Обрадованная толиким благодеянием Божиим, Церковь установила в память сего события празднество Покрова Пресвятыя Богородицы. Оглавление Покров Матери Божией над русской землей Как православная Греция издревле почитала Богоматерь своей особенной Покровительницей, так и православная Россия с самых первых времен чтила ту же Небесную Царицу, как первую свою Покровительницу и Защитницу. Великие князья наши Ей посвятили первые знаменитейшие храмы: храм Десятинный — Владимиров, украшался Ее Святым именем, Собор Софийский Ярославов храмовым праздником славит Рождество Ее, великая Киево-Печерская церковь посвящена памяти Ее Успения и сохраняет с древнейших времен чудотворную икону Успения, которой Сама Богоматерь благословила святую обитель Киево-Печерскую, а с тем вместе и все Отечество наше. Посвящая храмы имени Богоматери, Россия посвящала Ей и особенные торжества или праздники. К ним прежде всего должно отнести праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Известно, что в самой Греции нет сего праздника, а в России он существует с древнейших времен. К праздникам в честь Богоматери, собственно российским, относятся и многие другие праздники в честь различных чудотворных икон Богородицы. Великое множество самых сих икон (более 200), по всей России известных, доказывает также особенное покровительство Пресвятой Девы православному Отечеству нашему. Из бесчисленного множества чудес Покрова Богоматери над Россией припомним здесь только некоторые, особенно достопамятные в истории Отечества нашего. В XIII в. татары, опустошавшие Россию, приступили к Костроме. Тогда князь Василий Костромской, отражая богопротивных врагов, противопоставил им чудотворную икону Богоматери — Феодоровскую. Враги, увидев огненные лучи, исходившие от святой иконы, поражены были страхом и предались бегству. Во время татарского нашествия спасен и Смоленск защитой Богоматери. Победа Донская над Мамаем одержана с помощью той же Пресвятой защитницы России. В 1395 г. Она приосенила Своим Покровом Москву и от другого, более грозного завоевателя монгольского, Тамерлана. Он увидел во сне, пишут летописцы, великую гору, с вершины ее идущих многих святителей с златыми жезлами, а над ними в воздухе величественную и благолепную Жену с тьмами молниеобразных воинов, которые все устремились на Тамерлана. Завоеватель затрепетал, проснулся и велел полкам своим идти из пределов России. В 1408 г. осадил Москву Едигей. Угрожаемый великими бедствиями, народ со слезами прибегал к чудотворной иконе Богоматери, и в то время, как в отверстых храмах священники пели молебны, к Едигею пришла весть о возмущении в Орде. Взяв окуп с города, он поспешно удалился в свои пределы. В 1451 г. подступил к Москве ногайский царевич Мазовша с войсками отца своего, Седи-Ахмета, татары уже зажгли посад. Время было сухое и жаркое, ветер нес густые облака дыма прямо в Кремль, где воины, осыпаемые искрами и пылающими головнями, задыхались. Под зноем этого страшного пожара, в облаках дыма, святитель Иона совершал крестный ход по стенам Кремля, умоляя Матерь Божию спасти столицу Русскую. И что же? Неприятель ушел ночью, взяв с собой только легкие повозки, а все тяжелое оставил в добычу осажденным. Татары, по сказанию летописца, услышав вдали необыкновенный шум, вообразили, что Великий Кремль идет на них с сильным войском, и в смятении устремились в бегство. В 1480 г. двинулся на Россию татарский хан Ахмат, но и он, по молитвам Заступницы рода христианского, объятый странным ужасом, поспешил удалиться, не сделав России никакого зла. В 1521 г., предводимые крымским ханом Махмед-Гиреем, крымские и ногайские татары в соединении с казанскими двинулись к московским пределам. Июля 29 дня Махмед среди облаков дыма, под заревом пылающих деревень, стоял уже в нескольких верстах от Москвы. Праведный Суд Божий готов был совершиться, но Матерь Божия, умилостивленная молитвами угодников Божиих, заступников Русской земли, снова покрыла ее своим Покровом благодатным: татары увидели вокруг города бесчисленное воинство русское и с ужасом известили о том хана, который, не поверив им, послал других удостовериться в справедливости их донесения, но и эти видели то же. Тогда хан отступил от Москвы, не сделав ей никакого вреда. В царствование Феодора Иоанновича, в 1591 г., шведы вторгнулись в пределы Новгородской области, а крымские татары, под предводительством Казы-Гирея, проникли к Москве. Ночью, во время усердной молитвы, благочестивый царь получил извещение от скорой Помощницы христиан, что по Ее предстательству, силой Христа Спасителя, он одержит победу над врагами. Победа была одержана, и в благодарность к Усердной Заступнице верных государь в том же году на месте, где во время битвы в рядах православного воинства стоял чудотворный образ, основал Донской монастырь. Настали смутные времена неурядиц и самозванства. Москва была в руках поляков, в северных областях господствовали шведы. Наше войско не имело средств содержания, даже оружия, в воинах и вождях не было единодушия. Но мольбы верных вознесены были к Престолу Божию самой Преблагословенной Девой. И когда все земные надежды пали, преподобный Сергий Радонежский в видении возвещает святителю Арсению, что предстательством Богоматери суд об Отечестве преложен на милость; и действительно, на другой же день Кремль был в руках русских, и Россия была спасена! Но, повторяем, перечислить все благодения Царицы Небесной православному Отечеству нашему нет возможности. При одном воспоминании сих благодеяний сердце преисполняется чувством благодарности, и уста невольно повторяют Богоблагодатной: «Радуйся, Радосте наша! Покрый нас от всякаго зла честным Твоим омофором!». Оглавление 80. Осень 2. Солнце сходит с высот неба и уклоняется на юг, яркий блеск его тускнеет, воздух становится прохладнее, ночи делаются длиннее и сумрачнее, дни — короче и туманнее, деревья повергают листья к корням своим, поля блекнут, пастбища пустеют, птицы расстаются с гнездами и кустами и ищут безопаснейшего приюта, животные скрываются в своих логовищах или прячутся около жилищ человека, человек из обитателя полей и садов делается жителем мирных хижин или великолепных чертогов, — настает пора года, которая называется осенью, — время мрачное, ненастное. Эта пора года тем неприятнее, что влечет за собой другую, еще более суровую, — за осенью наступает зима, когда вся природа цепенеет в узах смерти: сугробы снега тяготят землю, кучи льда сковывают реки и моря, а жестокая стужа стесняет дыхание живых существ, — повсюду в природе безжизненность, везде смерть! — Такие времена бывают и в жизни человека. Поражает болезнь, наступает старость! Они лишают нас красоты лица и свежести сил, тело больного и престарелого темнеет, кожа покрывается морщинами, руки опускаются в бессилии, ноги слабеют, кровь стынет, жизнь гаснет — как тогда мрачно на душе! Как тяжело на сердце! — Это поистине время моей и твоей, возлюбленный брат, осени, которое тем ужаснее, что напоминает нам о приближении нашей холодной зимы: дряхлая старость, болезни — вот предвестницы и предтечи смерти, а смерть кому не страшна? Даже бедняк и одинокий нередко ее страшатся. Что же сказать о тех, которые окружены благами мира и связаны узами знакомства, дружбы и родства? Как должна быть нестерпима старость, страшна болезнь и ужасна смерть для богатых и сильных земли, для отцов и матерей семейства, для друзей и подруг! — Но вот снова солнце возвышается над нашими главами; воздух согревается, снег тает, льдины разбиваются, реки освобождаются от своего покрова; поля обнажают свои вершины, несется к небу пение жаворонка, на холмах и долинах просвечивает зелень, а деревья одеваются листьями. Что за новое явление в природе? Это начало новой ее жизни — появление весны; что было, то будет опять: опять раскинется перед нами богато убранная ткань природы, опять предстанут нам пушистые луга, зеленеющие рощи, цветущие сады, роскошные нивы, обильные пастбища, — опять будет жизнь, опять веселье! То же будет и с тобой, человек! Остановится на некоторое время колесо твоей жизни; сойдет на время плоть твоя в утробу земли — нашей общей матери, полежат немного бренные кости твои в хладной могиле, но труба Ангела возвестит рассвет нового дня, и ты явишься под новым небом, на новой земле. Но в природе видимой будущая весна часто бывает хуже прошедшей, а твоя весна ни с чем не может сравниться. Ибо, по описанию тайновидца Иоанна, на новой земле и под новым небом будет град святый, Иерусалим новый, это скиния, в которую вселится с людьми Сам Бог (Апок. 21; 1,2,4,6). Итак, возлюбленный о Христе брат, не унывай в болезни, не грусти в старости, не страшись смерти! Смерть для тебя есть не что иное, как новое рождение. Родишься еще раз и через смерть перейдешь в тот град, в котором не будет скорби, болезни и смерти: «там отъимет Бог всяку слезу от очию, и смерти не будет ктому: ни плача, ни вопля, ни болезни не будет ктому; яко первая мимоидоша!» (Апок. 21; 4). (Из "Воскресного чтения ", 1838) 2. Какая-то непонятная грусть теснит наше сердце, когда с приближением осени вечера наступают гораздо раньше, когда сырые туманы стелются по равнинам полей... Грустно бывает нам, когда луга и рощи одеваются бледно-черным покровом, и после холодной ночи, с первым явлением солнца, слышишь не восхитительное пение пернатых, а унылый шум сухих листьев... Мрачен осенью вид неба, покрытого дождливыми облаками, сквозь которые лишь изредка, как последний взгляд умирающего друга, выказывается томный, скоро исчезающий луч солнца. Птицы оставляют тогда хладную страну севера, и через горы, долины, моря, улетают от нас далеко в иные земли. Многое тогда оставляет нас! Цветы исчезают, теплота сменяется холодом; смерть — вот слово, которое раздается тогда в природе, которое звучно отзывается в глубине нашего сердца. Какое-то печальное предчувствие стесняет тогда грудь нашу; нам хотелось бы тогда вырваться отселе, улететь туда — на небо! Как благоразумный человек при закате дней своих, приближаясь к смерти, устрояет все дела свои, оканчивает начатое им, прощается со своими друзьями, в мире со своей совестью, в надежде на Бога спокойно ожидает смертного часа, так и мы при конце года спешим кончить труды и работы свои, прощаемся с красотами природы и, затворяясь в теплых жилищах, ждем прихода суровой зимы. Осенью мы остаемся одни; везде пустота; в природе, как в жилище мертвых, царствует молчание. Тогда мы как бы тоскуем и скорбим, что сами еще остаемся на сей бедной, обнаженной земле, сердце наше рвется в Небесное отечество, ибо там любовь и радость у Отца Всеблагого! — «Изсше трава, и цвете отпаде, глагол же Бога нашего пребывает во веки» (Ис. 40; 7, 8). Время, полное света и жизни, уже протекло, весна, обильная цветами, лето исполненное плодов, — месяцы трудные и вместе радостные для земледельца, уже миновались. В унынии стоим мы теперь посреди умирающей природы и грустно прощаемся с любезными нам предметами. Бывало, с сердцем полным восторга смотрели мы на прекрасный Божий мир, бывало, все перед нами цвело, все улыбалось около нас и внутри нас. Но теперь все прошло! Каждая минута есть для нас время разлуки с прошедшим, но осенью мы живее ощущаем скорбь сей разлуки, тогда вдруг представляются нашей памяти все драгоценные образы прошедшего. Простите, незабвенные дни и часы, вы уже более не возвратитесь к нам, а были так прекрасны! Здесь мы — странники, здесь мы не дома, в стране чужой нашему сердцу... и оно тоскует по Небесной родине своей! Осень есть старость природы. И к нам, по Божию изволению, приходит старость, печальное время, когда крепость сил оставляет нас, красота наша отцветает, чувства затворяются для радостей и наслаждений. А там приходит и смерть, как за осенью зима — смерть в природе. Боже мой, что будет со мной, когда наступит страшный час смерти? Будет ли к тому времени сердце мое чище, жизнь моя добродетельнее и благоугоднее Тебе? Увижу ли я тогда у одра своего милых сердцу моему? Согреют ли они в последний раз слезами любви охладевающие руки мои? Будут ли мне сопутствовать в страну воздаяния добрые дела? Услышу ли сей радостный глас: «Вниди в радость Господа твоего!» — Рука верного друга насадит ли цветок на одинокой могиле моей, высечет ли на гробовом камне скромную надпись: "Здесь тлеет сердце, которое часто билось от неописанной радости, часто страдало и от скорби безмерной: его радость была о Господе, а печаль — о грехах и немощах своих. Прохожий, здесь учись жить и умирать"! Так, други мои, умирающая природа есть образ нашей смерти. Каждый опадающий листок, кажется, говорит нам: так и твои радости, одна за другой, опадут с древа жизни твоей. Каждая уединенная равнина вещает: земля есть нива Божия, в которой покоятся кости ближних и друзей твоих, в которой, может быть, скоро упокоятся и твои утомленные члены. Каждый луч солнца, изредка пробивающийся из-за облаков и быстро опять сокрывающийся за ними, напоминает нам о быстротечности наших радостей, о непостоянстве земного счастья. Здесь мы — в чужой стране, здесь любят нас так редко, люди так часто бывают суровы, неласковы к нам; кажется, и не знают они, что мы им братья, что все мы дети единого Отца. Там — горнее наше отечество; на небе — наша родина, из которой вышли мы в сию страну скорбную и чуждую, и воспоминание о которой никогда не изгладится в душе нашей. Там — беспредельно милосердный и любвеобильный Отец наш, о Котором мы воздыхаем. Там — в истинном отечестве нашем, обитаешь Ты, Искупитель и Господь наш, Ты, Коего светлый Крест служит для нас звездой путеводной в земном странствовании, Коего смерть есть наша жизнь, любовь — наше блаженство. Тоска христианина есть жажда общения с Господом, есть тайный призывный глас Отца Небесного. (Из "Христианского чтения", 1833)