634. Благодатный старец Тому, кто сам шел по стопам преподобного отца нашего Сергия, — присным ученикам его, дано было видеть высокое благодатное состояние души его в чувственных образах, и особенно в те священные минуты, когда святая душа старца Божия как бы отрешалась от всего видимого мира, и, вся пламенеющая любовью ко Господу, уносилась к Нему всем духовным существом своим. Это были святейшие минуты совершения им Божественной литургии. Так, когда один из любимых учеников его, преподобный Исаакий, любитель безмолвия, просил святого старца благословить его на подвиг совершенного молчания, то он после литургии, после приобщения святых Христовых Таин, когда сам ощущал в себе особенное действие благодати Божией, осенил его крестным знамением и вот, в самую минуту благословения Исаакий видит, что чудный пламень исходит от руки благодатного старца и объемлет его, Исаакия... И с той минуты, огражденный молитвами старца ученик вступил в избранный им подвиг; и если иногда молчальник хотел бы тихо произнести какое-либо слово, и тогда возбраняла ему это молитва Сергиева. В другое время преподобный Сергий совершал Божественную литургию вместе с братом своим Стефаном и племянником Феодором, уже посвященным тогда в сан пресвитерский. Молчальник Исаакий стоял в церкви. Вдруг он видит в алтаре четвертого, чудного образом мужа, сослужащего сим трем и сияющего необычайным светом, в блистающих ризах... На малом входе с Евангелием чудный муж шел за Сергием, и лицо его сияло, как солнце, так что Исаакий не мог даже взирать на него... Это чудное видение разрешило ему уста, и он обратился к стоявшему подле него благоговейному старцу Макарию с вопросом: "Что это за чудное видение, отче? Кто этот дивный муж?" — Макарий и сам был поражен чудом и отвечал: "Не знаю, чадо, но и меня объемлет страх... Разве не пришел ли какой священнослужитель с князем Владимиром?" — А князь Владимир Андреевич Серпуховской гостил тогда в обители, и тут же, в церкви, стоял его боярин. Иноки спросили его: нет ли священнослужителя с князем? — Боярин сказал, что нет. Тогда блаженные ученики Сергеевы уразумели, что с их аввою служит Ангел Божий, ибо Ангелы любят себе подобных. — Литургия кончилась, и чудный оный муж стал невидим. Оба ученика, удостоенные видения, улучив удобную минуту, наедине спросили преподобного о его таинственном сослужителе. Смиренный старец сначала уклонялся от объяснений: "Что чудное видели вы, дети мои? — говорил он, — служил брат мой с сыном своим и с ними я недостойный, а еще никого с нами не было". Но ученики не переставали упрашивать его: "Господа ради не скрой от нас, честный отче, — ведь мы своими очами видели четвертого, точно Ангела Божия, служившего с тобою". Тогда преподобный сказал им: "Дети мои любезные! Если уже Сам Господь Бог открыл вам эту тайну, то могу ли я скрыть ее от вас? Тот, кого вы видели, действительно — Ангел Господень: и не теперь только, а и всегда, когда я совершаю Божественную литургию, мне недостойному бывает такое посещение. Но вы строго храните это в тайне, пока я жив". А вот и еще неложный свидетель благодатного видения — это блаженный Симон экклесиарх, муж испытанной добродетели, о котором с похвалою отзывался сам преподобный Сергий. Однажды, когда святой игумен совершал Божественную литургию, он видел, как небесный огонь сошел на святые Тайны в минуту их освящения, как этот огонь ходил по святому престолу, озаряя весь алтарь, обиваясь около святой трапезы и окружая всего священнодействующего Сергия. А когда преподобный хотел причаститься святых Таин, Божественный огонь свился "как бы некая чудная пелена" и вошел внутрь святого потира. Таким образом угодник Божий причастился сего огня "неопально, как древле купина неопально горевшая..." — Ужаснулся Симон от такого видения, и в трепете безмолвствовал; но не укрылось от преподобного, что ученик его сподобился видения. Причастившись святых Таин Христовых, он отошел от святого престола и спросил Симона: "Чего так устрашился дух твой, чадо мое?" — "Я видел благодать Святого Духа, действующего с тобою, отче", — отвечал тот. — "Смотри, же никому не говори о том, что ты видел, пока Господь не позовет меня из этой жизни", — заповедал ему смиренный авва. Так восходил от силы в силу, преуспевая в духовном просветлении и приближаясь к Богу, благодатный старец. За свою крепкую веру он удостоился лицезреть камень веры — Петра; за свою девственную чистоту — девственника и друга Христова Иоанна, а за свое величайшее смирение — смиреннейшую из всех земнородных Владычицу мира, Пресвятую Богородицу... С раннего детства и до глубокой старости во всех его поступках мы видим прежде всего два прекрасных свойства его святой души: глубокое смирение и детскую простоту. Эти две добродетели составляют основные черты его нравственного облика; они, так сказать, окрашивают в свой цвет все его прочие добродетели, его благостное ко всем отношение, его голубиное незлобие, все его великие подвиги. В соединении с духовным рассуждением они образуют в нем тот цельный нравственный характер, красота которого невольно влечет к себе человеческое сердце. Когда ближе всматриваешься в светолепный образ сего старца Божия, каким изображает его жизнеописатель, то сердце переполняется каким-то неземным чувством красоты, и душа рвется припасть к стопам угодника Божия! Это чувствовали добрым сердцем еще его современники: "Еще в жизни сей, — говорит святитель Платон, — за святость жития своего он был почти от всех любим и почитаем более, чем сколько позволяло это его тогдашнее смиренное состояние. А ведь в этой жизни как часто добродетель бывает закрыта, как часто бросают на нее тень и даже преследуют!.. Если же его добродетель еще в сей жизни сияла так светло, что ни развращение мира, ни страсти злых, ни слепота гордых не могли помрачить ее: то какова же ее светлость там, где нет ни страстей, ни мрака, где все праведники сияют яко солнце в царствии небесном?" (Мф. 13; 43). И льется этот тихий свет с высоты небесной на нас, грешных обитателей их земной родины; и пробуждается в душе чувство горького упрека нашей немощи: вот, думается, каковы были наши духовные предки — истинные последователи Христова учения! А мы что?.. Господи! Какая пропасть отделяет нас — плотяных от них — одухотворенных, нас — оземленившихся рабов греха от них — святых, чистых, свободных граждан горняго Иерусалима! И кто же тому виною, братие — читатели мои?.. Кто кроме нас же самих?.. Ведь святые Божии такие же люди были, что и мы, той же плотью были облечены, те же немощи имели, те же скорби несли; значит, и нам никто не помешал бы такими же стать, какими они были, если бы только сами мы того пожелали, — да пожелали всем сердцем, всею душою, всем помышлением своим!.. Будем же чаще всматриваться в дивные образы их, — о, недаром же сказано в Писании: «с преподобным и сам преподобен будеши», — с благодатным и сам облагоухаешься ароматом благодати, исходящим от одеяния души его!.. Оглавление 635. Слово любви к именующему себя старообрядцем о Символе веры В числе жалоб известной Соловецкой челобитной находится на листе и следующая: «Такожде, государь, и Символ православныя христианския веры изменили: глаголют: "И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго", а "истиннаго" оставили». Ты верно полагаешь, глаголемый старообрядец, что Символа веры изменять не должно. И я тоже полагаю, и присовокупляю, что сие именно запрещено седьмым правилом Третьего Вселенского Собора. Итак, позаботимся о правильном чтении Символа веры, а для этого посмотрим скорее не в новонапечатанные книги, которым ты не доверяешь, а в старопечатные, которые ты уважаешь. В большом Требнике, напечатанном при патриархе Иосифе, в Символе веры напечатано: "И в Духа Святаго, Господа, истиннаго и Животворящаго". А в Катехизисе малом, напечатанном также при патриархе Иосифе, напечатано: "И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго". Из этого можешь видеть, заботливый о истине старообрядец, что по изданию малого Катехизиса и патриарх Иосиф виноват в том, в чем Соловецкие ревнители обвиняют учеников Никона. Ты, может быть, вздумаешь в защиту патриарха Иосифа сделать догадку, что это ошибка типографщика. Нет, не годится это оправдание. Когда книга вышла из типографии и пошла всюду по рукам, пропуск, буде он важный и противный вере, должен был открыться и дойти до сведения патриарха; а патриарх должен был истребить или исправить неправославную книгу. Но как он этого не сделал, то неизбежно виноват против Соловецкой челобитной. Заметь же, правдолюбивый старообрядец, что за некоторое разноречие в изданных книгах и, следственно, за погрешность в которой-нибудь из них, ни современники не почитали патриарха Иосифа сомнительным в Православии, ни Соловецкие ревнители на него не жаловались, ни вы, новейшие старообрядцы, не лишаете этого приснопамятного мужа того уважения и доверия, которое приличествует ему по его православию и по достоинству церковному. Итак, вот перед глазами нашими один из многочисленных случаев, который очевидно доказывает, что в старопечатных книгах есть погрешности, что, следственно, старопечатные книги нужно исправлять, что, следственно, не за что отделяться от Церковной Иерархии, которая осмотрительно исправляет погрешности старопечатных книг по вернейшим, древлеписьменным. Возьмем другое к сему делу свидетельство из уважаемой вами старины. В постановлениях так называемого Стоглавного Собора в главе 9 написано следующее: «...такожде и: "Верую во единаго Бога", суще глаголется: "И в Духа Святаго, истиннаго (Бога) и Животворящаго", ино то гораздо. Нецыи же глаголют: "И в Духа Святаго, Господа, истиннаго", ино то не гораздо. Едино глаголати: или "Господа", или "истиннаго"». До зде (доселе) слова Стоглавного Собора. Из этого свидетельства видно, что во время Стоглавного Собора статью Символа веры, нами теперь рассматриваемую, говорили и читали трояко. Одни так: "И в Духа Святаго, истиннаго и Животворящаго". И это, по мнению Собора, гораздо, то есть правильно. Другие так: "И в Духа Святаго, Господа, истиннаго и Животворящаго". И это, по мнению Собора, не гораздо, то есть неправильно. Третьи так: "И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго". И это Собор не запретил, а отдал на выбор с первым образом чтения. Будь беспристрастен, почитатель старины, и не закрой очей от сего ясного доказательства того, что Стоглавный Собор имел перед глазами и передал нам в своем деянии уже не чистую, первоначальную церковную древность, но смешанную, среднюю старину. Видишь ли, он имел перед собой три разных чтения одной и той же статьи Символа веры, и одну из них отвергнул, а из двух остальных не знал, которая есть подлинная, и дал волю всякому выбирать одну из них, наудачу. Видишь ли, что и Стоглавный Собор не отверг того чтения, которого ныне единогласно держится Церковь, а отдал оное на произвол: едино глаголати: или "Господа", или "истиннаго". Напротив, о том чтении, которое господствует у новейших старообрядцев, в котором соединяются оба слова: "Господа, истиннаго", Собор сказал: ино то не гораздо. Видишь ли, что по суду чтимого вами Стоглавного Собора, вы не так, как должно, говорите Символ веры. Послушайтесь же, если не нашего совета и доказательств, то повеления Стоглавного Собора послушайтесь; перестаньте закосневать в погрешности. Теперь рассмотрим, нельзя ли достоверно разрешить то, чего не решил Стоглавный Собор, то есть должно ли читать в Символе веры: "И в Духа Святаго, Господа", или: "И в Духа Святаго, истиннаго"? Пойдите в Грецию, в Палестину, в Египет, в Афон, в Грузию, войдите там в православные церкви, послушайте, как там говорят Символ веры, посмотрите, как он писан там в новых и старых книгах; вы найдете там на языках тех стран то самое, что в наших церквях, на нашем языке: "И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго". Там нет об этом споров, и потому нет причины делать умышленные подчистки и поправки в старых книгах, в каковом подлоге у нас изверженный за раскол диакон Феодор судебно дознан, по взятой у раскольников книге и по их самих признанию. Что же значит оное согласие разных мест, разных языков, разных времен, как не истинную церковную древность Символа веры, каков он вышел из рук отцов Второго Вселенского Собора? Но кто же первый сделал в нем разноречие? Сего исторически открыть нельзя, потому что начавшая разноречие рукопись, может быть, совсем уже погибла, да если бы она и сохранилась, то нельзя воскресить писца, чтобы допросить о причине разноречия; здесь возможна только догадка. Вероятно, кто-нибудь вздумал умствовать там, где должно было только верно следовать предшественникам, и, видя, что в Символе веры первым двум Лицам Пресвятой Троицы приписано наименование "истиннаго" в следующих словах: "Бога истинна от Бога истинна", заключил, что по равенству всех Лиц, должно быть и третьему приписано именование "истиннаго", а из сего заключил далее, что в Символе сделан или пропуск, или ошибка, и что надобно прибавить к слову: "Господа", слово: "истиннаго", или сим последним заменить первое. Сделанное таким образом разноречие, в те времена, когда книги выходили не тысячами экземпляров из типографии, а по одной из-под руки писца, могло переходить от писца к писцу, и от чтеца к чтецу многие десятилетия, прежде нежели обратило на себя внимание церковного начальства. Поэтому-то Стоглавный Собор, как выше показано, нашел такое разноречие, что не знал, как возвратиться к единству. Но почему же погрешительна вставка слова: "истиннаго"? А потому, что первая часть Символа веры о Боге Отце и о Боге Сыне изложена Первым Вселенским Собором, а та, которая говорит о Боге Духе Святом, приведена в настоящую полноту Вторым Вселенским Собором. Первый имел особенную причину против хитрословных ариан сказать о Боге Сыне: "Бога истинна от Бога истинна". Второй не нашел нужным употребить подобное выражение против духоборцев. Подобное этому примечать можно и в других частях Символа веры. О Сыне Божием сказано: "несотворенна"; о Духе Святом этого не сказано, между тем, совершенно достоверно, что Дух Святый не сотворен, и что Он есть истинный Бог. Так веровал Второй Вселенский Собор, так верует и ныне Православная Церковь, и это верование нимало не ослабляется тем, что в Символе веры не читалось и не читается слово: "истиннаго". "А подлинно ли не читалось?" — спросишь ты. В ответ на это я укажу тебе на свидетелей, которым ты, по собственным твоим правилам, верить должен. Во времена первого патриарха Иова прислано в Москву Соборное деяние четырех Восточных патриархов к царю и великому князю Феодору Иоанновичу, всея России самодержцу, о поставлении Иова, первого патриарха Московского, за руками патриаршими и многих святителей Восточных, рук до семидесяти: в этом деянии помещен и Символ веры, а в нем прилога (прибавление): "истиннаго" нет, и читается: "Егоже Царствию не будет конца". Это Соборное деяние и теперь хранится в Москве, в Патриаршей библиотеке, а в Патриаршей ризнице хранится саккос, привезенный из Греции митрополитом Фотием, который во время литургии надевали, и на нем вышит Символ веры без слова "истиннаго", по-гречески, и стоит там: "Егоже Царствию не будет конца". Кому же верить надобно, как не Восточным патриархам? Еще там же хранится Псалтирь следованная Соловецкого чудотворца Зосимы, келейная, по которой преподобный и правило исполнял; в ней писан Символ веры без слова: "истиннаго". Веришь ли ты правильному поставлению первого Российского патриарха Иова? Без сомнения, веришь. Итак, ты должен верить Соборному деянию четырех патриархов о его поставлении, а в сем деянии Символ веры написан так, как выше сказано, без приложения слова "истиннаго". Если не осуждаешь за это патриарха Иова и патриархов, которые возвели его на патриаршество, то не осуждай за то же и всю Церковь прошедшего и нынешнего времен. Говорить ли о другом разноречии Символа веры, а именно: должно ли читать в нем: "Егоже Царствию не будет конца", как читает Церковь, или: "Егоже Царствию несть конца", как хотят любители старины? Прошу не прогневаться; я не стану рассуждать об этом ничего не значащем разнословии, а представляю это в пример того, какие суетные и бесполезные споры заводят с нами люди, хвалящиеся старой верой. Утешитель, Дух истины, да утешит меня и тебя уменьшением распрей в христианстве. В мир бо призва нас (Господь) Бог (1 Кор. 7; 15). (Из Бесед с именующим себя старообрядцем) Оглавление 636. Взыскание погибших 1. Вот еще одно из самых трогательных — бесчисленных наименований, коими любовь христианская возвеличивает Ту, Которая Сама об этом предрекла: от ныне ублажат Мя ecu роди (Лк. 1; 48): "Взыскание погибших!.." Так называется одна из чудотворных икон Матери Божией, и вот народное предание, почему эта икона получила такое наименование. В Калужской губернии, почти на самой границе ее с Московскою, есть село Бор, а в приходе этого села — деревня Вязовня. Тут, назад тому лет сто, жил один благочестивый крестьянин, которого звали Федотом Алексеевым. Крестьянин этот всегда отличался особенным усердием к своему бедному сельскому храму, в котором ризы священнические были бедные крашенинные, а сосуды для службы Божией — оловянные. Федот Алексеев, как мог, украшал свой родной храм и жертвовал в него разные иконы. По занятиям своим он временно проживал в г. Волхове и часто ездил по окрестным селам и деревням, скупая пеньку и конопляное семя. В одну из таких поездок, зимою, его застигла на пути буря и страшная вьюга. Настала ночь; он сбился с дороги и долго блуждал, надеясь попасть в какую-нибудь деревню, пока наконец лошадь его, выбившись из сил, стала на краю непроходимого оврага. Ехать было некуда; кругом — непроглядная тьма, буря не унималась, вьюга бушевала и мороз становился все лютее. Не имея надежды на людскую помощь, несчастный путник от всего сердца возопил к Заступнице рода Христианского, Матери Божией, и дал обещание написать Ее икону "Взыскание погибших" для своего сельского храма, если останется жив. От стужи он весь продрог; чтобы сколько-нибудь согреться, он лег в сани и укрывшись, чем было можно, стал засыпать, не чувствуя того, что совершенно замерзает... Еще несколько минут — и он погиб бы; но Матерь Божия услышала его теплую молитву и взыскала погибающего. В соседнем селении один крестьянин вдруг слышит у себя под окном чей-то голос: "Возьмите!" Он выходит к воротам и видит запряженную лошадь, а в санях — полузамерзшего своего знакомца Федота Алексеева. Как и кто привел сюда с краю оврага его лошадь — осталось неизвестным. Едва живого Федота внесли в дом, оттерли, обогрели и таким образом возвратили его к жизни. Поболел немного Федот, оправился, поехал в Волхов и так заказал обещанную икону "Взыскание погибших". Когда икона была готова, он привез ее сначала в свой родительский дом, а отсюда перенес на голове своей и в свой родной Борский храм. С того времени икона эта стала досточтимою святынею сего храма. Доска ее очень большого размера: длина больше трех аршин, а ширина аршина и три четверти. Изображение разделено на две части: весь верх занят изображением Богоявления Господня, а ниже изображена преблагословенная Матерь-Дева; в святейших объятиях Ее Сын Божий, к Которому с материнскою любовью Она преклонила свою главу. Как неизреченная Божия Премудрость, Сын Божий изображен не сидящим, а стоящим: как бесконечная Любовь, Он взаимно держит в Своих Божественных объятиях пречистую Матерь Свою, а в лице Ее и всякую преданную Ему душу. Когда смотришь на эту святую икону, то кажется, будто Матерь Божия Своим любящим материнским взором обращена к каждому предстоящему Ей и молящемуся, сколько бы тут ни было богомольцев: как нежная Мать, Она радуется с радующимися и утешает сущих в скорби и печали; Она готова даровать всем полезное по их прошению, только бы с верою и любовью просили Ее материнского заступничества пред Спасителем нашим Богом. И в минуты радости всегда бы стоял пред Нею и в чувстве сердечного умиления говорил: "Радуйся, Радосте наша!" И в часы скорби, неотступно повергался бы пред Нею, взывая: "Утешения не имам разве Тебе, Владычице мира, упование и предстательство верных: Ты ми помози!" Такое изображение лика Богоматери побудило составителя службы в честь сей иконы сказать в стихирах: "Сердца наша привлекла еси, Дево чистая, благолепием образа Твоего и боголепными онаго чудесами" (на литии). К сожалению, по простоте служивших при храме села Бора священников, чудесные знамения милости Царицы небесной не были записываемы, но что таких знамений было немало, это свидетельствует самый храм: вместо прежней бедной деревянной церкви теперь в Бору возвышается прекрасный каменный храм, с оградою, колокольней и богатою утварью, а на самой иконе положена серебропозлащенная риза весом более пуда, и все это устроено на приношение богомольцев, отовсюду стекающихся на поклонение честному образу "Взыскания погибших". Даже место для нового храма было избрано самою Царицей небесной: когда было решено строить этот храм, то два соседние помещика заспорили: на чьей земле его строить, — каждому хотелось, чтобы новый храм был построен на его земле. Спор тянулся долго. Между тем, пред самым началом дела о построении каменного храма, церковный староста, человек благочестивый, видит во сне, что пришел он в старый деревянный храм, взял чудотворную икону "Взыскание погибших" на свою голову, вынес ее из церкви и поставил на том самом месте, где она и сейчас стоит в новом храме. При этом староста слышит во сне: "Здесь Мне будет место". И вот вскоре после этого сновидения получается из Священного Синода указ, коим предписывается строить храм близ старого, деревянного, на том месте, где было указано старосте во сне. — Из других чудесных знамений от сей святой иконы особенно поразительно чудо исцеления немого, не владевшего ногами отрока: когда святая икона была принесена в г. Серпухов (это было во время холеры в 1871 г.), отрок проговорил: "Вот — Взыскание погибших!" и тут же стал на ноги. После принесения иконы в этот город и холера в нем прекратилась. В память сей милости Царицы небесной граждане г. Серпухова пожертвовали в Борский храм драгоценное Евангелие с изображением самой чудотворной иконы и с подобающей надписью. Должно заметить, что икон, именуемых "Взыскание погибших", есть несколько: одна из них, признаваемая также чудотворною, находится в Московской церкви Рождества Христова, что в Палашах. 2. Поучение Владычице, помози, на ны милосердовавши: потщися, погибаем от множества прегрешений... Узок и прискорбен путь, ведущий в Царство Небесное, зато он ведет прямо к Богу на небо. Широк и пространен путь погибели; зато много — о, как много людей погибает на этом пути и ниспадает прямо во дно адово! Сколько распутий на этом погибельном пути! Сколько пропастей и стремнин грозит на нем путнику! Как будто во тьме ночной блуждают на сем пути погибельном люди грешные; сами не ведая: куда они идут? Что их ждет в конце этого пути? — Кто же вразумит их? Кто выведет на прямой путь спасительный?.. "Един Господь может кающегося грешника прощати, но на сие умоляет Его Мати!" — говорит святитель Димитрий Ростовский. Не имеем мы, грешные, дерзновения пред Господом нашим: каждый день и каждый час мы прогневляем Его своими беззакониями: кто же заступится за нас? Кто подаст нам руку помощи? К кому нам взывать в горести душ наших, аще не к Тебе, о Владычице наша, пресвятая Богородице? Воззри матерним взором Твоим, Царице небесная, на нас бедных, немощных странников земных; умилосердися над нами, помоги нам, толико грехами обремененным и долу преклоненным: взыщи нас, по распутиям мира сего грешного блуждающих, спаси молитвенным Твоим предстательством погибающих! Ведаем, о Госпоже наша пресвятая Богородице, что Сын Твой и Бог наш ни в чем Тебе, яко Матери Своей возлюбленной, не откажет; ведаем, что и Ты, преисполненная любви к роду Христианскому, со свойственною Тебе благостию всякому молению смиренных грешников внимаешь: не отрини убо и нас недостойных, надеждо наша непостыдная, Заступнице усердная! Что будет с нами окаянными, если Ты отвратишь пресветлое лицо Твое от нас? Уже и теперь враг так часто смеется над нами, так часто побеждает нас, забывающих заповеди Сына Твоего, пребывающих в лености и нерадении; а что будет тогда, когда он, вселукавый, увидит, что Ты не внемлешь нашим молитвам?.. О, да не будет сего, премилосердая наша Заступница и Владычица! Отжени от нас, смиренных рабов Твоих, всякое уныние, забвение, неразумие и нерадение, прожени вся скверная, лукавая и хульная помышления от грешных сердец наших, погаси пламень страстей наших, яко нищи есмы и окаянни... Избави от многих и лютых воспоминаний, и предприятий, яко благословенна еси от всех родов и славится пречестное имя Твое во веки веков, аминь. Оглавление 637. Древние христиане во время чумы Давно это было: 1660 лет назад; далеко это происходило, на северных берегах Африки, в славных тогда городах Александрии и Карфагене. Но что происходило так давно и так далеко, очень поучительно для нас и для нашего времени. В Александрии в то время святительствовал священномученик Дионисий; в Карфагене — тоже священномученик, Киприан. В тогдашней столице всего мира — Риме царствовал языческий император Галл. Страшное бедствие постигло тогда всю Римскую империю: то была чума. Прежде всего она появилась в Аравии, оттуда была завезена в Египет, затем проникла в в северную Африку и наконец, ужасно свирепствуя, буквально уничтожая целые города и деревни, перешла в западные пределы империи. Люди страдали страшным расстройством желудка; внутренний жар сожигал горло, покрывавшееся язвами и нарывами, воспалял глаза, наливавшиеся кровью, и разъедал все тело человека раком. Походка становилась нетвердою; слух притуплялся, зрение ослабевало и больной умирал ужасною смертью. Страшное зрелище представлял тогда Карфаген! Воздух был душен; ни малейшего движения ветра; нестерпимый африканский зной расслаблял и душу и тело. На улицах царила мертвая тишина. Дома были наглухо заколочены. В некоторых из них томились покинутые родными и друзьями несчастные, подвергшиеся заразе. По улицам и закоулкам там и сям валялись выброшенные трупы умерших и, распространяя нестерпимое зловоние, заражали воздух. Но, что всего ужаснее, между трупами шевелились и живые: это отцы выбросили своих заболевших детей, дети — родителей, мужья — жен... По временам слышался предсмертный стон, а жадность, не боясь заразы, спешила воспользоваться беспомощным положением умирающих и грабила их... Вот в одном из просторных зданий, на окраине Карфагена, собралось общество Христиан. Видно, тяжело у всех на душе: немое молчание сковало уста; вид у всех такой мрачный, пугливый, подавленный. Но вот, вдруг все оживились; взоры всех направились в одну сторону: явился святитель Киприан, любимый пастырь, отец верующих. Его взор светится милосердием и святостью. Его лицо открыто; его осанка важна и величава. Строгий, но без суровости, кроткий и милостивый, но без излишней слабости, он внушает к себе любовь и общее уважение. Одно появление, один взгляд его производит, видимо, сильное впечатление. И понятно: все хорошо знали, что сей святитель преисполнен горячей заботливости о каждом страждущем, не щадил средств для помощи нуждающимся, готов был разделить скорбь каждого. Он и теперь созвал верующих для того, чтобы поддержать своим словом благодатным малодушествующих, ободрить смущающихся близкою опасностью смерти, укрепить всех в тяжкую годину испытания. Речь его дышит необыкновенною силою убеждения, проникнута крепкой верой, непоколебимой надеждой на Бога. "Что представляет нам мир? — говорит святитель. — Каждый день борьба против диавола, каждый час — война против его стрел! Бедное сердце человека! Осаждаемое со всех сторон от диавола, оно с трудом защищается, едва успевая приготовить надлежащий отпор. Только что оттеснит корыстолюбие, как поднимается сладострастие; подавит сладострастие — на его место является тотчас честолюбие; удалится честолюбие — воспламеняется гнев, поднимает голову гордость, высокомерие, зависть... Вот сколько бурь должен выдержать наш дух ежедневно; вот как много опасностей угрожают сердцу! И находят же люди удовольствие и счастие в этом положении, когда приходится стоять под мечами врага!.. Таков настоящий мир. Как не похож на него тот — загробный мир! Там избавление от всех зол этого мира. Чего же бояться смерти? Многие из наших умерли от заразы: это значит, что они избавились от бедствий этого света. Только там, в будущей жизни, истинный мир, невозмутимый покой, вечная безопасность, если только ты загладишь свои грехи покаянием. Там наша родина. А кто, странствуя на чужбине, не спешит возвратиться на милую родину? Наше отечество — рай; наши прародители — патриархи. К чему же медлить, если Бог зовет нас узреть свое отечество, приветствовать там своих родителей? Там ожидает нас бесчисленное множество наших возлюбленных: наши родители, братья, дети с нетерпением ждут нас; получив блаженство, они заботятся лишь о нашем спасении. Одна возможность — заключить их в свои объятия — что это за радость для них и для нас! О, как велика радость в Царстве Небесном, где уже никогда не думают о смерти, как велико блаженство вечной жизни! Там светлый лик Апостолов; там собрание ликующих пророков; там лучезарное воинство мучеников, увенчанных за свою победу в борьбе и страданиях; там торжествующие девы; там получившие свою награду человеколюбцы. И все они ждут нас, ужели же мы не рады будем видеть их?! А с ними и Самого Христа! А если так, то почему же мы боимся смерти, боимся перехода в ту жизнь? Все это происходит оттого, что слаба вера, потому, что никто не верит в истину того, что обещает Сам Бог. Это значит вовсе не знать Бога; это значит грехом неверия оскорблять Христа Господа. Можно ли печалиться об умерших братиях? Они уже свободны от уз настоящего мира; они не потеряны для нас; только пошли впереди нас. — Только тот должен трепетать смерти, кто будет предан адскому мучению, для кого смерть временная есть только переход к смерти вечной. Между тем страх смерти пробуждает равнодушных, заставляет задуматься распущенных; опасность заразы испытывает праведность каждого: заботятся ли здоровые о больных, искренно ли любят близкие своих друзей, не отказывают ли врачи в помощи болящим, сдерживают ли жестокие свою горячность и необузданность, погашают ли в себе жажду к деньгам лихоимцы и хищники, сгибают ли гордые свою шею... Да, это время — время упражнения в добродетели для нас, мы должны пользоваться им, чтобы получить венец!" Так поучал святитель Божий Киприан. И слово его ободрило верующих. Богатые спешили сложить у ног пастыря золото; бедные, но сильные телом спешили на улицы города — хоронить трупы, слабые — ходить за больными. Все, кто мог, спешили жертвовать всем, что имели, на пользу болящих. С любовью смотрел старец-святитель на свою паству, любовался как отец любимым детищем. "Дети мои, — говорил он: — если мы будем оказывать добро только своим — Христианам, то поступим только как язычники. Мы дети Отца небесного, а Он велит светить солнцу, посылает дождь на праведных и неправедных: будем и мы оказывать помощь даже и своим гонителям - язычникам!" И слово святителя было исполнено, и язычники с изумлением увидели, как Христиане ухаживали за их же больными, от которых сами язычники бежали прочь... Перенесемся теперь мыслью в Александрию. И там слезы, и там все плачут: от множества умирающих город оглашается стонами. Нет дома, в котором не было бы покойника. Что же Христиане? Вот что пишет о них сам их пастырь добрый, священномученик Дионисий: "Весьма многие из наших братий, неутомимо ходили за больными и, служа им ради Христа, вместе с ними радостно умирали, потому что заражались от них. А сей род смерти, будучи делом великого благочестия и твердой веры, ничем не ниже мученичества. А язычники прогоняли заболевающих, убегали от самых любезных, выбрасывали на улицу полумертвых, стараясь избавиться от смерти, и все же умирали..." Так поступали древние Христиане во время великого общественного бедствия. — Братие — нынешние Христиане! За тяжкие грехи наши и на нас попустил Господь беду великую: уже немало из братий наших похитила холера... Правда, еще не так опустошает она грады и веси наши, как тогда язва опустошала Карфаген и Александрию; но дело не в том, много или мало умирает людей, а в том, готовы ли сами мы встретить так мужественно, как встречали ее древние Христиане? Они, например, причащались святых Таин каждый праздник, каждый воскресный день, а у нас есть такие, которые по нескольку лет не говели. Им не было даже нужды напоминать об этом: святые их пастыри говорили им только: не бойтесь смерти, она ведет к вечной жизни. А нынешним как не сказать: хоть ради страха-то смертного поговейте, соединитесь со Христом в святых Таинах, исправьте свою жизнь... Тогда и смерть будет не страшна для нас: умирать когда-нибудь да надобно, только бы с покаянием умереть! А кому приведет Бог за умирающими походить, тот пусть помнит пример древних Христиан, которых святые священномученики Киприан и Дионисий называют достойными венца мученического. Сами себя и друг друга Христу Богу предадим, и Он помилует нас имиже весть судьбами. Аминь. (По поводу известий о холере)