Троицкие Листки (146)

630. Вразумитель крадущих Преподобный отец наш Григорий, чудотворец Печерский, прия иноческий образ от преподобного Феодосия и научен бе от него нестяжанию, чистоте, смирению с послушанием и прочим добродетелем, молитве же наипаче прилежаще. Ненавидяй убо добра диавол наусти злыя человеки, да окрадут его, не имущего ничесоже, кроме книг к молитве и чтению. Во едину убо нощь приидоша татие к келлии Григория, и утаившеся стрежаху (сторожили), дондеже изыдет старец на утреню в церковь, да тогда, вшедше, возмут вся его. Блаженный же ощути приход их: не спаше бо по вся нощи, но посреде келлии стоя, моляшеся Богу безпрестанно. Тогда помолися и о них, глаголя: "Боже, даждь сон рабом Твоим, иже утрудишася всуе, врагу угождающе". И услышан бысть от Бога, ибо спаша татие пять дней и пять нощей, дондеже блаженный при многих братиях возбуди их, глаголя: "Доколе стрежете всуе, окрасти мя хотяще? Отъидите уже в домы своя". Они же, воставше, не можаху идти, зане не ядоша толикое время. Блаженный же постави брашно (пищу) и, напитав, отпусти их. И, сие уведав, властелин града повеле мучити их. Печален же быв Григорий, яко его ради предани быша на мучение, шед к властелину, дарова ему некия книги своя, и татей свободи: иныя же книги продаде, и раздаде цену убогим, сице рек: "Да не како еще в беду впадет кто, хотя окрасти мя, ибо и Господь рече: Продадите имения ваша и дадите милостыню. Сотворите себе влагалища неветшающа, сокровище неоскудеемо на небесех, идеже тать не приближается, ни моль растлевает (Лк. 12; 33). Татие же тии, чудесе ради бывшаго на них, ктому не возвратишася на первая дела своя, но с покаянием пришедше в той же Печерский монастырь, вдашася на работу братии. Но враг не остави злого начинания своего: еще бо имеяше сей блаженный Григорий вертоград (сад, огород) мал. в немже зелие сеяше, и древеса плодовитая насаждаше. В ино убо время, наустившу (склоненные) тому же врагу, приидоша другии татие. и влезше в вертоград той, наполниша влагалища своя овощием: егда же взяша времена на ся, и хотяху отъити, и се не возмогоша, но стояху два дни и две нощи неподвижими, угнетаеми бремены. Таже начата вопити: "Отче святый Григорие, пусти ны, покаемся уже о гресе своем, и ктому не сотворим сицевыя веши". Слышавше же черноризцы приидоша, и яша (взяв) их, но не могоша свести от места того. Тогда вопросиша их: "Когда семо (сюда) приидосте?" Татие же отвещаша: "Два дни и две нощи стоим зде". Глаголаша им черноризцы: "Мы всегда семо ходяще, не видехом вас стоящих". Татие же реша: "И мы, аше бы вас видели ходящих, просили бы у вас со слезами ходатайства к старцу", и се, уже изнемогше, начахом вопити: "Просим убо, молите чудотворца святого, да пустит нас". Пришед же Григорий, глагола им: "Понеже праздни пребысте весь живот ваш, крадуще чуждыя труды, а сами не хотяще труждатися: отныне стойте ту праздни прочая лета до кончины живота вашего". Они же со слезами моляху старца, да пустит их, обещающеся ктому не сотворити такового согрешения. Старец же умилися о них, и рече: "Аще хощете руками вашими делати, и от труда вашего иных питати, пущу вас". Татие же с клятвою реша: "Никакоже преслушаем тебе". И глагола им Григорий: "Благословен Бог, укрепляяй вас! Отселе будете работати на святую братию, и от вашего труда на потребу их приносити". И тако отпусти их. Татие же за дело зло в вертограде том малом добре делаша работающе во оградех всего Печерского монастыря до скончания живота своего. Покусися и третицею (в третий раз) прелестный искуситель чрез татей такоже приступити к блаженному образом прелести сицевыя: приидоша иногда к Григорию трие нецыи, не отай (не втайне) аки татие, но в лице, аки помощи требующии, хотяще искусити его: и два от них молиша святого, ложно на третияго глаголюще: "Отче, сей друг наш осужден есть на смерть, молим тя, потщися избавити его, даждь ему что, да искупит себе от смерти". Блаженный же, провидя духом, яко солганное ими сбудется самою истиною, прослезися жалостно, и рече: "Люте человеку сему, яко приспе день погибели его". Они же рекоша: "Ты, отче, аще даси что, то он не умрет". Сие же глаголаху, хотяще от него взяти что и разделити между собою. Чудотворец же, прозорлив сый, рече: "Аще и аз дам, то сей умрет. Обаче вопрошаю вас: коею смертию осужден есть?" Они же отвещаша: "На древе повешен имать быти". И глагола им прозорливец: "Добре судисте: заутра бо сбудется то". Сия рек, сниде в пещеру, идеже храняся от видения и слышания суеты земныя обычай имеяше молитвы творити, и оттуду изнес и оставшыяся книги, даде им сия, глаголя: "Возмите сия, и аще не угодно будет вам, возвратите ми". Они же, вземше книги, изыдоша и начаша посмеватися, глаголюще: "Продадим то и разделим еже возмем". Еще же и древеса плодовита видяще у святого, реша к себе: "Приидем в сию нощь, и плоды сия сберем". Наставшей же нощи татие онии трие приидоша. Григорий же тогда моляшеся в пещере. Они же заградиша отвне двери пещеры, идеже бе старец. И един от них, иже обешен (повешенным) быти наречеся, взлез на древо, нача восторгати яблоки: и се ветвь, еяже держашеся, отломися. Он же падеся, а стрегущии, оба устрашившеся, отбегоша; тогда падый, егда лете, другою ветвию похищен бысть и, не имея помощи, удавися. Григорий же, затворен сый, не можаше быти с братиею на утрени в церкви. Братия, убо изшедше из церкве, идоша видети вину небытия, необычного святому мужу тому: и се, видеша на древе человека висяща мертва, и ужасошася; поискавше же Григория, обретоша его в пещере затворена. Он же, изшед, повеле сняти висящего. Таже узре и другов его, со иными пришедших и назирающих мертвеца, и глаголя к ним: "Зрите, како окаянная ваша ложь в правду прииде: Бог поругаем не бывает (Гал. 6; 7). Аще бы мене не затворили, аз, пришед, помогл бы ему, дабы не умерл; но понеже враг вас научи хранити суетная и ложь, темже и милость свою оставили есте. Видевше же ругатели тии сбытие словес блаженного, падоша к ногам его, просяще прощения. Григорий же осуди их в работу Печерскому монастырю, да оттоле труждающеся, от пота лица своего снедят хлеб свой, и довольни будут напитати и прочиих от трудов своих. И тако и тии скончаша живот свой, работающе в Печерском монастыре с чады своими рабом Пресвятыя Богородицы и учеником преподобных отец наших Антония и Феодосия. (Из Патерика Печерского) Оглавление 631. Что нам делать в виду холеры? 1. «Аще не покаетеся, вси такожде погибнете!» (Лк. 13; 5). Эти грозные слова Господа невольно приходят на память, когда подумаешь о том, как мы прогневали Господа Бога своими грехами. Вразумлял Он нас неурожаем и голодом: не вразумились мы, не принесли покаяния. Теперь паки грядет на нас гнев Его праведный: явилась заразительная болезнь, называемая холерой, и, как лютый враг, беспощадно губит собратий наших, угрожая и каждому из нас: «аще не покаешися, такожде погибнеши!..» Покаемся же, возлюбленные; восплачем пред Господом о грехах и беззакониях наших, имже несть числа; сбросим с себя это тяжкое бремя; Он милосерд: если Он и наказует нас, то наказует только, как любящий Отец; потому и наказует, что любит нас, желает нам добра, желает спасения нашим грешным душам. Еще раз повторю, видно Господь еще любит нас, видно еще не до конца прогневался Он на нас: о, если бы Он восхотел наказать нас по грехам нашим, то не послал бы Он на нас губительной болезни, а повелел бы или земле поглотить нас живыми, или истребил бы нас всех огнем небесным, как истребил Содом и Гоморру... Недавно писали в газетах, что на Тихом океане целый остров, с 12000 жителей, провалился в пучину морскую: вот великий гнев Божий, вот наказание грешникам: некогда было и подумать о покаянии! А насеще щадит милосердый Отец небесный: еще имеем время на покаяние: как не благодарить Его милосердие неизреченное? Как не лобызать Его в самом наказании милующей отеческой десницы? Как с благодарением не пролить пред Ним слез сердечного раскаяния во всех наших беззакониях?.. Господи! Не стоим мы Твоего отеческого о нас попечения; недостойны мы Твоего милосердия; утопаем в пучине грехов наших: но простри к нам крепкую Твою руку, как простер Ты некогда руку утопающему Апостолу Твоему Петру: укрепи в нас веру нашу изнемогающую, поддержи дух наш унывающий, дай силы оторваться от любимых нами грехов, оплакать их, возненавидеть всем сердцем, прилепиться всею душою к Твоим животворящим и спасительным заповедям! Господи милосердый! Жалуемся мы Тебе на самих себя: совсем одолел нас грех, мучит он бедные души наши, как жестокий господин: горе нам, если Ты всемогущий не подашь нам руку помощи, если не поможешь нам Своею благодатию бросить, возненавидеть грех и служить отныне Тебе единому, нашему Господу Богу!.. Но, братие мои, Господь всегда готов нам на помощь: только мыто не всегда готовы принять Его благодатную помощь. И в самом деле: Господь дал нам волю свободную: хочешь спастись — делай добро, не будешь делать добра — погибнешь. Насильно и Бог не спасает человека. Что же делать с нами Господу Богу, когда мы сами не хотим исполнять Его воли святой? Вот и теперь: Он грозит нам смертию от заразительной болезни; не значит ли это, что Он паки и паки зовет нас к покаянию? Не слышится ли в нашей совести Его грозный глас: «аще не покаетеся, вcu такожде погибнете»? Кто же повинен будет в нашей погибели, если мы не покаемся, не станем жить по-Божьи? Перестань же, скупец, копить свои сокровища: поделись ими с сиротами и убогими, — ведь все равно они с тобою в могилу не пойдут, если посетит тебя гнев Божий, а милостыня, сказано в Писании, и от смерти избавляет! Перестань, пьяница, отравлять себя водкою: водка и без холеры может свести тебя во гроб, а при холере — спроси у врачей — прежде всех заражаются сею болезнью — пьяницы! Или не хочешь понять, что ты идешь прямо навстречу смерти?.. Перестань, нарушитель седьмой Божией заповеди, услаждать себя любимым грехом блудным: убойся, по крайней мере, грядущего гнева Божия; подумай: что если меч Божий посечет тебя в тот самый час, когда ты сквернишь душу и тело свое грехом плотским? Что ждет тебя на суде Судии праведного?.. Вразумись и ты, гордо возносящий главу свою честолюбец, надменно проходящий мимо людской нищеты: кто знает? Может быть завтра отнесут тебя на кладбище, закопают, и, если ты не оставишь по себе доброй памяти делами добрыми, то — кто помянет тебя добрым словом и молитвою сердечной пред Господом?.. Смиримся же все мы, возлюбленные братия, смиримся пред Господом, нас наказующим, и будем веровать, что в смирении нашем помянет нас Господь, услышит наши воздыхания сердечные; отрет слезы наши и помилует нас, яко благий человеколюбец! Аминь. 2. «Почитай врача противу потребе честию его: ибо Господь созда его» (Сир. 38; 1). Так повелевает Священное Писание, а слово Писания есть заповедь Божия. Итак, Сам Бог повелевает почитать врача и слушаться его: от Вышняго бо есть исцеление, от Господа подается знание на пользу человеку, а потому и лечиться не только не грех, но и должно: кто идет ко врачу, тот, по слову преподобного Варсануфия Великого, "тем самым показывает свое смирение. Прибегающий ко врачу должен так рассуждать: во имя Господне я вверяю себя врачу, да чрез него Бог подаст мне исцеление". — "Не сами собою растут травы, пригодные для исцеления наших немощей, говорит святой Василий Великий, но очевидно, что растут они по воле Создавшего, для того, чтобы служить к нашей пользе". — А кому же, как не врачам, лучше знать, какую траву, какое лекарство к какой болезни приложить? На то они и учатся много лет, чтобы знать это, потому и дается им, и только им одним, как людям сведущим, право лечить трудные болезни; за то они и пользуются честью от самого Царя: и от царя врач приемлет дар, говорит то же слово Божие. — Итак, не бойся, болящий, идти ко врачу: он не враг тебе, а друг и помощник; слышишь: и Царь небесный в святом слове Своем, и Царь земной в законах своих — велят тебе почитать врача и слушаться его. Врач всегда твой благодетель, а наипаче в такое многоскорбное время, когда заразительная болезнь губит людей без пощады: тут врач, так же, как и духовный твой отец, не жалеет себя: и днем, и ночью он готов идти к больному, и в то время, как другие люди боятся прикасаться к страдальцу, чтобы не заразиться от него болезнью, врач обязан ухаживать за больным, давать ему лекарства, облегчать всячески его страдания... И сколько врачей, преданных своему святому подвигу, заражаются сами и умирают, как добрые воины Христовы, не покидая своих лазаретов! Поистине такие самоотверженные врачи-подвижники достойны венца мученического за свою великую любовь к ближнему — любовь даже до смерти! Поистине к таким врачам можно отнести сладостные оные слова Господа Иисуса Христа: «больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя!» (Ин. 15; 13). К стыду и горю нашему, простые люди не всегда понимают, как велико и свято служение врачей в тяжкое время посещения Божия болезнью заразительной: к тому же, есть безбожники, которым выгодно смущать простой народ разными небылицами, и вот, вместо того, чтобы при появлении заразительной болезни немедленно обращаться ко врачам, как Богом данным помощникам в скорбное время заразы, такие неразумные люди боятся врачей, будто врагов каких, утаивают от них заболевающих, пытаются лечить сами, и вместо помощи больному - только сами заражаются и таким образом только распространяют заразу в своих домах. Зараза все больше и больше губит людей; начальство хочет помочь горю: если уж нельзя вовсе прекратить заразу, то по крайней мере по возможности остановить ее распространение, а для этого приказывает всех заболевших отправлять немедленно в больницы, всех умирающих от заразы той — хоронить немедленно, притом, чтобы предохранить других от заражения, хоронить в закрытых гробах, заливать могилы известью; словом — делает все, что можно и должно делать на основании прежде бывших опытов, чтобы охранить людей здоровых от заражения. Само собою понятно, что в такое трудное время нельзя обойтись без крутых мер: приходится иного безумца и наказать, чтобы не противился распоряжениям властей; приходится иные вещи сжечь, чтобы не заражали людей и тому подобное. Вот в таких-то случаях и надобно всячески беречься от разных слухов и толков, которые пускают в народ люди бессовестные: им только бы возмутить народ против начальства, только бы поднять бунт; что им до того, что из-за их лжи пострадают люди ни в чем неповинные? В заграничных газетах безбожники так и пишут: надо-де пользоваться холерой, чтобы приучить народ к бунту против Царя... Вот что им нужно, этим негодным людям; вот для чего они и пускают в народ слухи, будто врачи — эти благодетели и Богом данные наши охранители — отравляют людей, будто они выдумали холеру, чтобы наживать себе деньги и тому подобные безумные речи!.. Не верьте таким слухам и толкам, православные Русские люди; их пускают нарочно наши заклятые враги-безбожники; исполняйте послушно все, что велит делать начальство; кто противится властям, от Бога поставленным, тот противится Богу Самому: так учит само слово Божие: «противляяйся власти, сказано, Божию велению противляется» (Рим. 13; 2). Помните, что кто не будет слушаться предписаний врачей и чрез то заразится сам и внесет заразу в дом свой или туда, где ее не было бы, если бы он послушался предостережения — такой человек даст Богу ответ за то, что заразил других. Знаю, что жаль расстаться с близким человеком, когда он заболеет: но лучше расстаться и отправить его в больницу, чем укрывать его дома: все равно он умрет, а в больнице, может быть, ему и помогут. Да притом и сам ты, и твои семейные будут целы. Не сетуй, если даже начальство найдет нужным окружить стражей твой дом потому, что у тебя оказался больной холерой: что делать? Понеси такое заключение с христианским терпением, вспомни многострадального Иова, и не ропщи на начальство: окружая твой дом, оно бережет от заразы другие дома и все твое селение. Не ропщи даже и тогда, если твоего покойника, умершего от холеры, не понесут в церковь: это нужно для охранения других от заразы, а Церковь и на могиле не оставит твоего родного без своей материнской молитвенной помощи... Правосудный Господь наказывает нас за грехи наши тяжкие: будем же послушными сынами Его, понесем с христианским смирением посланное испытание, будем и сами каждый час готовиться к исходу из сей жизни: поговеем, причастимся святых Христовых Таин, примиримся со всеми нашими недругами, простим им все, чем они оскорбили нас... Не роптанием и смутами, не буйством и самоуправством, как, к несчастию, это было в некоторых городах нашего отечества, — не такими средствами отвращается праведный гнев Божий, пришедший на нас, а смирением, послушанием, покаянием и молитвою. Будем же, други, смиряться и каяться пред Богом, слушаться властей, Им поставленных, и Господь смилуется над нами и минует нас опасность смертная!.. Аминь. Оглавление 632. Благоуханный цветок в пустыне «Не может град укрытися верху горы стоя» (Мф. 5; 14). Нельзя скрыть цветка благоухающего и в дикой траве: его найдут по запаху, по благоуханию; так не мог укрыться и преподобный Сергий в дремучем лесу, в любезном своем одиночестве. Далеко разносилось благоухание его жизни святой, и услышали, сердцем ощутили это благоухание люди, имевшие, по выражению святителя Филарета, очищенное чувство духовное, или, по крайней мере, ищущие очищения. А скорбные обстоятельства того времени — татарское иго, внутренние неурядицы — все это располагало таких людей бежать из мира в дебри пустынные: благо там нашелся благодатный муж, способный утолить жажду души, зажечь и поддержать в ней тот огонек, при свете и теплоте которого легко несется всякое бремя жизни и становится легким благое иго Христово. Не больше двух-трех лет прошло со времени его поселения в глухих лесах Радонежских, как в Радонеже и соседних селениях заговорили о молодом пустыннике. "Одни, пишет Пахомий Логофет, говорили о его строгом воздержании, трудолюбии и других подвигах; другие удивлялись его простоте и незлобию; иные рассказывали о его власти над духами злыми, а некоторые благоговели пред его дивным смирением и чистотою душевною". И вот, один за другим, стали приходить к нему, сначала ради душеполезной беседы и совета духовного — в чем любвеобильный пустынник им не отказывал, — а потом нашлись желающие и жить близ него. Иногда приходили по два, по три человеками припадая к стопам его, умоляли, чтобы позволил им поселиться тут. — Жаль было пустыннолюбивому Сергию расстаться со своим уединением; притом он опасался, чтобы суровая пустыня не разочаровала его сподвижников, чтобы не пришлось им уйти отсюда с роптанием, подобно тем малодушным ученикам Христовым, которые говорили: жестоко слово сие, кто может его послушати? (Ин. 6; 60). И он сначала не соглашался принимать их, представляя им все трудности пустынного жития. — "Можете ли терпеть скудость этого места? — говорил Сергий: — Вас ждет здесь и голод, и жажда, и всякие недостатки". "Все готовы мы понести, честный отче, — отвечали пришельцы: — все понесем при помощи Божией, за твои святые молитвы; только об одном просим: не удаляй нас от себя, не гони прочь от этого святого и достолюбезного места". — Тронулось доброе сердце подвижника: он видел их благое произволение и крепкую веру в помощь Божию, и памятуя слово Спасителя: грядущего ко Мне не изжену вон (Ин. 6; 37), решился принять их. Но опытом изведавший всю трудность одиночества, он предупреждал их о пустынных скорбях, и укреплял заранее к подвигу терпения: "Желал я, братие мои, — так говорил он, — один скончать в пустыне свою одинокую жизнь; но Господь сказал: идеже два или трие собрана во имя Мое, ту есмь посреди их (Мф. 18; 20), и Давид поет в псалмах: се что добро или что красно, но еже жити братии вкупе (Пс. 132; 1); посему и я грешный не хочу идти против воли Господа, Которому угодно устроить здесь обитель. С радостью я принимаю вас: стройте каждый себе келлию; но да будет вам известно, что если вы пришли сюда действительно работать Господу, и если хотите со мною жить здесь, то должны быть готовы терпеть всякую нужду и печаль, ибо сказано в Писании: «аще приступаеши работати Гасподеви, уготови душу твою во искушение» (Сир. 2; 1). Да не устрашит вас помысл, что места сии пустынны и скудны потребным для жизни: сами знаете, что «многими скорбми подобает нам внити в Царствие Небесное» (Деян. 14; 22). Узок и прискорбен путь, вводящий в жизнь вечную, и много званных, а мало избранных и спасающихся! Но не бойся, малое стадо Христово, которому Господь обетовал царство Отца Своего: Господь не попустит нам искушений выше сил наших. Ныне печалью Господь посетит нас, а завтра печаль нашу в радость претворит, и никто этой радости не отнимет от нас". И много других слов утешения слышали пришельцы от любвеобильного подвижника, и — можно ли было не привязаться к нему всею душой? Можно ли было еще колебаться в сомнениях и страшиться подвигов пустынного жития? С таким наставником можно все вынести, все вытерпеть: тоска ли сдавит сердце твое, или уныние овладеет душой; враг ли навеет помыслы греховные, или страсти поднимут в сердце свои змеиные головы — не медли, иди скорее к любящему и горячо любимому наставнику, с детской простотой открой пред ним все сердце свое, поведай, что томит тебя, пожалуйся ему на себя самого, как дитя жалуется нежной матери на своего обидчика, и верь: он скажет тебе в утешение иногда только два-три слова, но зато — какие это чудные, теплые, благодатные слова! Они прольют мир в душу твою; согреют ее такою любовью, какою только мать согревает грудное дитя и — все пройдет, как рукою снимет, и станет на душе так тихо, ясно и тепло... И стали пришельцы строить себе хижины около уединенной келлии Сергиевой, и с детскою любовью начали учиться у него пустынным подвигам. Не более двенадцати братий собралось вначале около Сергия; и это число долгое время оставалось неизменным: когда убывал один, приходил другой на его место, так что это некоторым подавало мысль: не по числу ли двунадесяти Апостолов, или стольких же колен Израилевых, само собою уравнивается число учеников Сергеевых? Прежде всех пришел к преподобному некто Василий, быть может, за свое строгое воздержание, прозванный Сухим; другой ученик и сподвижник Сергия был простолюдин, земледелец Иаков, который между братией назывался уменьшенным именем — Якута; он служил братии вроде рассыльного; впрочем, замечает преподобный Епифаний, его посылали в мир только по крайней нужде, и потому нечасто. Сохранились имена еще двух учеников, пришедших к преподобному в числе самых первых — это Онисим диакон и Елисей, отец с сыном, — земляки Сергеевы. К числу первых учеников Сергеевых должно отнести преподобных Сильвестра Обнорского, Мефодия Пешношского, Андроника и других. — Когда построено было двенадцать келлий, преподобный обнес их высоким деревянным тыном для безопасности от зверей, и приставил вратарем Онисима, которого келлия была у самого входа в обитель. Густой лес окружал обитель со всех сторон; вековые деревья стояли над самыми келлиями, широко осеняя их и шумя своими вершинами; даже около церкви везде видны были пни и колоды, между которыми и засевались различные огородные овощи для убогой трапезы отшельников. Вот какой смиренный вид имела Лавра Сергиева в первые годы своего существования! Оглавление 633. Первый — всем слуга Кто хочет хотя бы немного отдохнуть душою, хотя бы на несколько минут забыть окружающую суету земную? Перенесемся мыслию и сердцем в отдаленную по времени, но тем более близкую нашему сердцу родную древность, повитаем хотя бы мысленно со святыми и преподобными отшельниками дремучих лесов Радонежских, подышим благоуханием молитв Сергиевых, насладимся созерцанием его Боголюбезного смирения!.. Вот уже около него собралось до двенадцати братий; тихо и безмятежно идет жизнь пустынников в новоустроенной обители. Нет в ней ни начальника, ни даже пресвитера: никто не дерзает и думать о такой высокой чести, чтобы принять на себя сан священный; однако же строго соблюдается весь порядок повседневного Богослужения, исключая, конечно, Божественную литургию. День отшельников начинается с глубокой полуночи: во исполнение слов Псалмопевца: «седмирицею днем хвалих Тя», Господи (Пс. 118; 164), пустынные подвижники каждый день собираются в церковь на полунощницу, утреню, третий, шестой и девятый час, на вечерню и повечерие, совершая между сими службами еще частые моленные пения. В рукописях, сохранившихся в библиотеке Лавры от того времени, находим каноны: за творящих милостыню, за болящих, за умерших. Непрестанная молитва, по заповеди Апостола, была их постоянным правилом и в церкви, и в келлии. А для совершения Божественной литургии в праздничные дни обыкновенно приглашали священника из ближайшего села, или игумена, быть может, того же старца Митрофана, который постригал самого преподобного Сергия. Священнослужителя всегда встречали с радостью и с подобающего честью. Год спустя после того, как собрались к преподобному братия, пришел к ним на жительство и упомянутый игумен Митрофан. Сергий очень рад был ему, по нужде в иерее Божием; притом он надеялся, что старец сей не откажется принять на себя начальство над собравшимися пустынножителями; но недолго порадовался Сергий: пожив немного под кровом своего постриженника, Митрофан тяжко занемог и отошел ко Господу. И снова обитель осталась без совершителя Таин Божиих, потому что сам преподобный, по своему глубокому смиренномудрию, не хотел принять на себя ни игуменства, ни сана священного. Подражая кроткому и смиренному сердцем Господу, он управлял только посредством своего примера, и точно: по слову Христову, был первый тем, что был всем слуга (Мк. 9; 35). Три или четыре келлии для братии он построил своими руками, сам рубил и колол дрова, носил их к келлиям, молол в ручных жерновах, пек хлебы, варил пищу, кроил и шил одежду и обувь, носил на гору воду в двух водоносах и поставлял у келлии каждого брата. Когда кто-нибудь из братии отходил ко Господу, угодник Божий своими руками омывал и приготовлял к погребению усопшего. Одним словом, он служил братии, по выражению блаженного ученика его Епифания, как купленный раб, всячески стараясь облегчить их трудную жизнь пустынную, хотя и приводил братию в немалое смущение таким глубоким смирением и трудолюбием. Служа другим в течении дня, Сергий не имел и одного часа свободного от труда и молитвы; питался он только хлебом и водою, и то малою мерою, а ночь почти всю проводил в келейной молитве, и где бы он ни был, что бы ни делал, всегда имел в уме и на устах слово Псалмопевца: «предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся» (Пс. 15; 8). И все сии многотрудные подвиги не только не ослабили его сил телесных, но и укрепляли их: преподобный Епифаний говорит, что в молодые годы свои угодник Божий был столь крепок телом, что имел силу против двух человек: это было следствием его трудолюбия и строгого воздержания. Когда же Сергий ощущал брань вражию и стрелы разжженные, пускаемые рукою стреляющего во мраке в правых сердцем (Пс. 10; 2), он еще больше усиливал свой пост и молитвенные подвиги. Так порабощал духу тело свое смиренный подвижник, прилагая труды к трудам; так подвизался этот земной Ангел, желавший паче всего соделаться гражданином горняго Иерусалима! А братия с любовью и благоговением взирали на своего возлюбленного авву, и всеми силами старались подражать ему. И трудно было пришедшему в первый раз посетителю различить, кто был старший из них и кто младший, кто начальник места сего и кто подчиненный, потому что, взирая на смиренного и кроткого Сергия, каждый старался смирять себя пред смиреннейшим. Все считали друг друга братиями, и никто из них не хотел быть старшим. Какой поучительный урок гордым сынам нашего суетного века, желающим весь мир переделать по своим безумным мечтам! Не путем безначалия, насилий и полной разнузданности страстей человеческих достигаются истинно-братские отношения между людьми, а путем глубочайшего смирения, путем полного самоотречения в духе евангельской любви, когда люди забывают о своих правах, и во имя любви думают только о своих обязанностях да горько оплакивают немощи падшей природы своей... Свободные от молитвы часы отшельники проводили в постоянных трудах. "Молись и трудись, трудись и молись" — вот неизменное правило, завещанное инокам от святых отцов древних, и ученики Сергиевы трудились над возделыванием своих небольших огородов для своей скудной трапезы пустынной, заботились каждый о своей убогой келлийке, шили себе одежды, переписывали книги и можно думать — занимались даже инокописанием. Правильного общежития в обители тогда еще не было, поэтому ни общей трапезы, ни общих послушаний тоже не было. Неудивительно посему, что богатая благочестием пустыня Сергиева, часто нуждалась в самом необходимом. Нередко случалось, что ни у кого из братии не было ни куска хлеба, ни даже соли, не доставало воска для свеч, елея для лампад, и тогда зажигали березовую или сосновую лучину, которая с треском и дымом светила их чтению и пению... Самые книги иногда писались не на хартиях, а не бересте: не на что было купить материала для книг. Зато сердца святых подвижников горели тише и яснее всяких свеч, и пламень их молитвы трепетал воздыханиями, из глубины сердечной восходившими к престолу Божию! О если бы стяжать нам хотя бы малую крупицу их смирения, их любви к Господу! Но для сего — будем, братие, чаще переноситься мыслию и сердцем в те давние времена, когда они жили; будем привитать духом около сих избранников Божиих, как привитал, например, в Бозе почивший святитель Московский Филарет... "Прости мне, — говорит он в одном прекрасном слове своем, — прости мне, великая Лавра Сергиева, если мысль моя с особенным желанием устремляется в древнюю пустыню Сергия. Чту и в красующихся ныне храмах твоих дела святых, обиталища святыни, свидетелей праотеческого и современного благочестия; люблю чин твоих Богослужений, и ныне с непосредственным благословением преподобного Сергия совершаемых; с уважением взираю на твои столпостены, не поколебавшиеся и тогда, когда колебалась было Россия; знаю, что и Лавра Сергиева, и пустыня Сергиева есть одна и та же благодатию, которая обитала в преподобном Сергие, в его пустыне, и еще обитает в нем и в его мощах, в его Лавре; но при всем том желал бы я узреть пустыню, которая обрела и стяжала сокровище, наследованное потом Лаврою. Кто покажет мне малый деревянный храм, на котором в первый раз наречено здесь имя Пресвятой Троицы? Вошел бы я в него на всенощное бдение, когда в нем с треском и дымом горящая лучина светит чтению и пению, но сердца молящихся горят тише и яснее свещи и пламень их достигает до неба, и Ангелы их восходят и нисходят в пламени их жертвы духовной... Отворите мне дверь тесной келлии, чтобы я мог вздохнуть ее воздухом, который трепетал от гласа молитв и воздыханий преподобного Сергия, который орошен дождем слез его, в котором отпечатлено столько глаголов духовных, пророчественных, чудодейственных... Дайте мне облобызать праг ее сеней, который истерт ногами святых, и через который однажды переступили стопы Царицы небесной... Укажите мне еще другие сени другой келлии, которые в один день своими руками построил преподобный Сергий, и, в награду за труд дня и глад нескольких дней, получил укрух согнивающего хлеба... Посмотрел бы я, как, позже других насажденный, в сей пустыне, преподобный Никон спешно растет и созревает до готовности быть преемником преподобного Сергия... Послушал бы молчания Исаакиева, которое, без сомнения, поучительнее моего слова... Взглянул бы на благоразумного архимандрита Симона, который довольно рано понял, что полезнее быть послушником у преподобного Сергия, нежели начальником в другом месте... Ведь все это здесь: только закрыто временем, или заключено в сих величественных зданиях как высокой цены сокровище в великолепном ковчеге! Откройте мне ковчег, покажите сокровище: оно непохитимо и неистощимо; из него, без ущерба его, можно заимствовать благопотребное, например, безмолвие молитвы, простоту жизни, смирение мудрования..." (Из книги "Житие и подвиги преподобного и Богоносного отца нашего Сергия, игумена Радонежского и всея России чудотворца")