456. Мой неизбежный путь (Размышление о загробных мытарствах) Страшный и прискорбный путь предлежит мне по смерти... «К Судии бо отхожду, идеже несть лицеприятия!» Когда настанет для меня последний час смертный, тогда бедная душа моя увидит около себя Ангелов добрых и злых. О, коль мерзостно будет увидеть тогда лица демонские! И что если придут они ко мне ранее святых Ангелов? Горе мне, бедному! Смутится душа моя грешная и обратит взоры свои к добрым Ангелам Божиим: Святии Ангели! будьте тогда отрадою и утешением для меня, покройте светлыми крылами своими притрепетную душу мою! Великая скорбь и болезнь обымет меня, и одна минута таких страданий покажется для меня бесконечно долгим временем... Точно звери хищные, будто волки лютые, будут рыкать и вопить вокруг меня демоны; все грехи мои, все слова греховные, все помыслы нечистые будут они показывать мне на темных хартиях своих. О, как горько буду я жалеть тогда о своем нерадении, как жестоко буду упрекать себя в лености и нерадивой жизни! Как дорога тогда покажется и одна минута жизни сей для покаяния, а сколько дней и годов проведено мною в беспечности, отдано греху и самоугождению! Чего бы не дал тогда за одну минуту жизни, только позволено было бы принести покаяние! Но — увы, покаяния двери заключились уже, жизнь окончена, времени более нет — настала вечность, требуют отчета за всю жизнь прошедшую... И воскорбит душа скорбию безутешною, и восплачется слезами горючими! О, если бы, братие, мы постоянно внимали себе, если бы сей грозный час всегда памятовали! И увижу я тогда слезы ближних моих, увижу их скорбь и стенания, но ни слова им не смогу вымолвить... Тяжело будет мне самому до себя! Только молитва их, молитва слезная, молитва горячо любящих сердец может облегчить мои страдания. Но вот и смерть придет, сия царица ужасов; она расслабит все члены мои, все составы мои; напоит меня горькой желчью, и покинет душа тело бренное, будто одежду ветхую. Как птичка беззащитная, видя кругом себя толпы ловцов, устремится она к светлым Ангелам и благо ей, если они не отринут ее за греховный смрад... Затем откроется предо мною далекий и трудный путь от земли до неба — путь страшных мытарств воздушных. На каждом мытарстве будут обличать меня злые мытари — демоны; они напомнят мне все мои дела и слова, и помышления греховные; они будут взводить на меня и такие вины, о которых не имею я и понятия (см. Иоанна Лествичника, статья 7-я). Первые встретят меня мытари празднословия; в руках у них свитки длинные, все сплошь мелко исписанные. Сколько там записано моих праздных речей: и бесполезное пустословие, и постыдное сквернословие, и насмешки над ближними, и кощунство богопротивное, и песни страстные, и смех неподобный, и даже мысли праздные! Не счесть никому песчинок на берегах морских — так не исчислить и моих словесных и мысленных грехов! И во всем этом потребуют у меня отчета на первом мытарстве воздушном, по слову непреложному Самого Господа: «всяко слово праздное, еще аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день Судный». Потом встретят мытари — истязатели всякой лжи, клятвы нарушенной, обетов неисполненных, грехов, от духовного отца утаенных... Здесь удерживают всякого, кто всуе призывал великое и страшное имя Божие, кто напрасно и без благоговения призывал Бога во свидетели... Здесь удерживается всяк любяй и творяй лжу! Это второе мытарство. Затем выйдут, как бы из некоей засады, мытари клеветы и осуждения, уничижения и бесчестия ближнего, и горе мне, грешному, толико осуждающему братии моих! «Ты кто ecи, судяй чуждему рабу?»— Блажен, воистину блажен, братие, тот, кто возможет на сем мытарстве защищать себя, словами Спасителя: «не судите, да не судими будете!» Далее ждут меня мытари «чревоугодия». Они исчислят предо мною все виды угождения чреву, все роды сего моего идолослужения: и объедение, и пьянство, и нарушение постов, и то, что я ел и пил не вовремя и тайно от других, ел и пил без молитвы, без страха Божия, для услаждения, без меры, до пресыщения. Тяжело будет мне на сем четвертом мытарстве, ибо по всему вижу себя преступником заповеди Божией о воздержании. Но не менее трудный подвиг предстоит мне и на следующем пятом мытарстве. Здесь истязуют подобных мне ленивых и нерадивых грешников; здесь останавливают тунеядцев и наемников, исполнявших небрежно свои обязанности, здесь удерживают тех, кои теряли время в играх и забавах и не радели о молитве, не ходили в церковь Божию по лености, оставляли и домашнюю молитву в небрежении. Здесь гремит непрестанно грозное слово Пророка: «проклят всяк творяй дело Божие с небрежением!» Блажен, кто может сказать с Давидом: «возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем/Зело возлюбих закон Твой, Господи, весь день поучение мое есть». На шестом мытарстве истязатели обличают всякого рода присвоение чужой собственности: воровство явное и тайное, святокупство и святотатство. На седьмом стоят мытари сребролюбия и скупости; на восьмом — истязатели лихоимцев и ростовщиков. Девятое мытарство обличает неправедный суд, неправую меру и вес, десятое — злую зависть к счастию ближнего. Страшусь при мысли об одиннадцатом мытарстве: здесь истязуют корень всех грехов — гордость, со всеми ее исчадиями: тщеславием, самомнением, презорством, превозношением; здесь скоро отделяется лицемерие от истинного смирения, притворство от простоты сердечной; здесь ждет великое горе всех, кто не воздает должной чести родителям, не повинуется властям духовным и гражданским. Боюсь, чтобы и мои все мнимые добродетели не потеряли цену на этом мытарстве: ведь так часто я делаю добро из одного тщеславия, ищу лишь одной похвалы людской! Повинен я и в гордости, и в превозношении; повинен и в преслушании, и в ропоте на начальство, и какой вид тщеславия не нашел себе уголка в моем грешном сердце? На двенадцатом мытарстве истязуется ярость и гнев. На тринадцатом мытарстве — памятозлобие и всякое мщение ближнему, всякое воздаяние злом за зло. Блажен, кто с чистою совестью может повторить слова молитвы Господней: «остави нам долги наша, как и мы оставляем должником нашим!» Четырнадцатое мытарство истязует убийство, притом не по букве ветхозаветной заповеди, и по духу новозаветной любви; пятнадцатое — всякое волхвование и призывание бесов. Трепещи, душа моя страстная, мытарства шестнадцатого блудного, здесь покажут тебе все нечистые дела твои, все слова, все мечтания и нечистые пожелания! О, сколь многие души, безбедно прошедшие прочие мытарства, бывают здесь уловляемы и низвергаются в пропасти адовы! Затем (семнадцатое) являются истязатели греха прелюбодеяния, нарушения обетного целомудрия. Потом — (на восемнадцатом) истязуются страшные грехи содомские. Мытари девятнадцатой стадии истязуют ереси и всякие лжемудрования безбожные, расколы и отделения от Церкви Божией. Истязатели двадцатого мытарства низвлекают в бездну немилосердых притеснителей вдов и сирот и всех тех, кто затыкает уши и отвращает лицо, чтобы не видеть нищего и убогого! Суд, в виду самых райских врат, «суд без милости несотворшему милости!» Но дойду ли я до последних мытарств? Не буду ли удержан и в бездну повержен еще на первых мытарствах? Увижу ли врата райские? Или еще близ земли поразит меня, грешного, грозный приговор Господа: «да возмется нечестивый и да не узрит славы Господни!» Содрогаюсь, помышляя, что бывали примеры, когда попущением Божиим злые демоны исторгали душу грешную прямо из тела и влекли ее во дно адово... Кто знает, не принадлежу ли я к числу таких несчастных грешников? Кто знает все нечистоты души своей? «Кто чист от греховой скверны, аще и един день жития его будет на земли?» У вы мне, грешному! «В беззакониих зачат есмь и во гресех роди мя мати моя! Беззакония моя превзыдоша главу мою», бездна последняя грехов обыде мя, «яко бремя тяжкое отяготеша на мне», и исчезает дух мой... «И аще праведник едва спасается, аз же нечестивый и грешный где явлюся?» Аще и «во Ангелах Своих Бог нечто стропотно усмотре» — то чего ожидать мне? «Господи, не вниди убо в суд с рабом Твоим», с сыном рабыни Твоея! «Нищ и убог есмь аз: не отвержи мене от лица Твоего! У Тебе очищение есть», на Тебя упование мое, «Бог мой ecu Ты, и не постыжуся!» Оглавление 457. На русском месте горы Елеонской На западном склоне горы Елеонской, близ того места, где, по преданию, Господь наш Иисус Христос научил Апостолов Своей Божественной молитве «Отче наш», теперь красуется величественный пятиглавный русский храм в честь святой равноапостольной Марии Магдалины. Он построен на средства благочестивейшего нашего Государя Императора Александра Александровича и его августейших братьев — Великих князей в память в Бозе почившей их благочестивейшей матери, Государыни Императрицы Марии Александровны. Освящение храма (1 октября 1888 г.) совершал сам блаженнейший патриарх Иерусалимский Никодим. На торжество прибыли из России их императорские высочества Великие князья Сергий и Павел Александровичи с Великой княгиней Елизаветой Феодоровной. Прекрасный вид открывается отсюда на весь Иерусалим, и предание говорит, что на этом месте Спаситель изрек Свое Божественное пророчество о разорении Иерусалима, о кончине мира и о Страшном Суде. Поучительно для паломника, пришедшего издалека, на этом месте раскрыть Святое Евангелие и прочитать в виду Иерусалима сии поразительные пророчества Христовы. «Седящу Ему на горе Елеонстей, — повествует святой евангелист Матфей, приступиша к Нему ученицы наедине, глаголюще: рцы нам, когда сия будут; и что есть знамение Твоего пришествия, и кончины века?» (Мф. 24; 3). Видно, Апостолам глубоко запало в душу только что сказанное им в Иерусалимском храме слово Христово: «Аминь глаголю вам, не имать остати зде камень на камени, иже не разорится» (Мф. 24; 2). Жаль им было этого великолепного храма, который возвышался пред ними как гора из белого мрамора, богато украшенный по крыше, по карнизам и дверям — золотом и серебром. Им казалось, что эта святыня будет существовать до скончания мира, и вот они слышат из уст своего Божественного Учителя, что от этого величественного храма, от этого прекрасного города не останется камня на камне! Может ли это быть? Когда это будет? Отвечая на этот вопрос, Господь раскрывает пред ними судьбу, ожидающую Иерусалим, а потом — и весь мир... Эта пророческая беседа Спасителя заключается в 24 и 25 главах Евангелия от Матфея, в 13 главе Евангелия от Марка и в 21 главе Евангелия от Луки. Как всеведущий Владыка мира, Он предсказывает подробно грядущие бедствия, говорит о будущем так ясно, как бы говорил о событиях прошедших. И с какою поразительною точностью сбылись эти пророчества на Иерусалиме и на всем народе иудейском! «Будет бо тогда, — говорил Господь, — будет скорбь велия, яковаже не была от начала мира доселе, ниже имать бытии» (Мф. 24; 21). И действительно, что за ужасные скорби постигли богоотступный народ спустя 36 лет после Вознесения Христова! Сердце содрогается, когда читаешь описание войны иудейской, написанное не христианином, а иудеем же, Иосифом Флавием, которому не было нужды преувеличивать бедствия своего народа. "Все несчастия от начала мира, — говорит он, — были ничто, сравнительно с теми, какие обрушились на иудеев". Во время осады погибло более миллиона иудеев; из них великое множество было распято на крестах, и римские солдаты до того были ожесточены против иудеев, что ради зверской потехи пригвождали одного иудея к другому. Не доставало места, где ставить кресты... Во время осады Иерусалима жители употребляли в пищу то, к чему не хотели прикасаться даже самые неразборчивые на пищу животные. Одна женщина, доведенная до отчаяния, убила и съела собственное свое дитя! Ворвавшись в город, римские солдаты убивали всякого встречного и жгли все, что им попадалось на пути; они находили дома, полные трупами умерших от голода; кровь лилась рекою, и от нее во многих местах погасало даже пламя пожара. Так исполнилась на иудейском народе клятва, им же самим на себя произнесенная: «Кровь Его — Кровь Христова — на нас и на чадех наших!» Но народ иудейский, призывая на свою преступную голову эту страшную клятву, конечно, не думал, что она обратится на него с такой ужасной силой, а всеведущий Господь знал это и еще раньше, в день Своего торжественного входа в Иерусалим, почти на этом же спуске с горы Елеонской оплакал горькую судьбу несчастного города: «И яко приближися, видев град, плакася о нем, Глаголя: яко аще бы разумел и ты (о, если бы ты уразумел), в день сей твой (хотя бы теперь), еже к смирению твоему (что служит к миру твоему): ныне же скрыся (сокрыто сие) от очию твоею. Яко приидут дние на тя, и обложат врази твои острог о тебе (окопают тебя), и обыдут тя, и обымут тя отвсюду. И разбиют тя и чада твоя в тебе,... понеже не разумел ecu времене посещения твоего»(Лк. 19; 41-44). Но все эти бедствия, постигшие Иерусалим, служат только преобразованием бедствий, грядущих на всю вселенную. Слово Христово о судьбе Иерусалима сбылось во всей точности. Также точно сбудется Его непреложное слово и о кончине мира. Голод, мор, землетрясение, явление антихриста, неслыханные утеснения, затмения солнца и луны, падение звезд — вот грозные предвестники кончины мира, с наступлением которых люди будут изнывать от страха! Тогда явится знамение Сына Человеческого, то есть Крест Христов явится на небе, и как молния, мгновенно пролетающая от востока до запада, явится и Сам Господь наш, Судия праведный, грядущий на облаках небесных, со славою и силою многою... И восплачутся тогда все племена земные от страха Суда Божия. И пошлет Господь Ангелов Своих с трубою громогласною, и соберут они всех людей, от Адама до последнего земнородного, со всех стран, от края до края... И сядет Он на Престоле славы Своей, и поставит добрых — одесную Себя, а злых — ошуюю, и возгремит тогда приговор Его неизменный на веки вечные! "Читая все сие подробно во Святом Евангелии, — говорит один путешественник, — и сидя на том самом месте, где изречены Господом все сии предсказания, невольно чувствуешь трепет, тайную тревогу и смотришь вокруг: уж не появились ли на небе и на земле эти грозные знамения, ибо, по слову Самого Христа, небо и земля прейдут, а Его слово не прейдет, не останется без исполнения никогда!" Но когда же все сие будет? Этот вопрос предлагали Господу и Его ученики — Апостолы, и Он отвечал им: «О дни же том и часе никтоже весть, ни Ангели небеснии, токмо Отец Мой един» (Мф. 24; 36). Если же и Ангелы не знают, то тем более не должны испытывать люди. «Несть ваше — не ваше дело —разумети времена и лета, яже Отец положи во своей власти» (Деян. 1; 7), —сказал Господь Апостолам при своем Вознесении. Ваше дело — быть всегда готовыми к встрече сих великих событий. «Блюдите, да никтоже вас прелстит «(Мф. 24; 4), — берегитесь, чтобы кто не отклонил вас от истинной веры во Христа. «Бдите — (бодрствуйте), ибо не ведаете когда Господь ваш приидет. Будите готови: яко, в оньже час не мните, Сын Человеческий придет» (Мф. 28; 44). И чтобы научить нас осторожности, Господь тут же рассказывает притчи о рабах, ожидающих господина своего, о десяти девах, о приемших таланты, и, наконец, предостерегает: «внемлите же себе (смотрите за собою), да не когда отягчают сердца ваша объядением и пьянством и печалми житейскими, найдет на выи внезапу — (вдруг, неожиданно) — день той... Бдите убо (бодрствуйте) на всяко время молящееся» (Лк. 21; 34, 36). «Сия глаголя возгласи: имеяй уши слышати, да слышит» (Мф. 25; 30). Оглавление 458. Причастникам – пред Святым Причащением Братие, христиане! Я нарочно выхожу сказать несколько слов вам, именно тем из вас, кои ныне готовились приступить ко Святым Таинам Христовым. Вот Господь сподобил вас еще раз встретить день Святого Причащения; но пред вами еще целая обедня, еще час, который нужно провести как можно достойнее. Побеседуем же теперь, братие, как бы это сделать. Знаете ли вы, возлюбленные, что причащающийся Тела и Крови Христовой «должен быть чище солнечного луча», как учит святитель Златоуст? А таковы ли мы, грешные?! Итак, что же нам делать? Будем, други, молиться и каяться до самой минуты Причащения: «Боже, милостив буди нам, грешным!» Смири свою душу пред Богом, всякий человек, — и Он Своею благодатию восполнит недостающее. Вы исповедовались, но разве на исповеди все сказано? То-то и горе наше, что мы не вполне очищаем свою душу! Слушайте же: если за обедней кто-нибудь из вас вспомнит, что он не совсем по-христиански приготовился, например, забыл с кем-либо далеким примириться, не отдал чужой вещи, оклеветал, огорчил, осмеял кого-нибудь напрасно, неблагоговейно теперь стоял в церкви — и прочее, если вспомнил какой-нибудь грех, в котором не принес полного раскаяния, то, по крайней мере теперь, спеши исправиться: молись, как только можешь, усерднее, проси у Господа умиления, проси слез, омывающих грехи, кайся Ему в своем недостоинстве; обещай в своем сердце исправить хотя после свой грех добродетелью, испросить прощения у того, кого обидел, возвратить чужое тому, у кого взял, и подобное. Моли Господа всем сердцем, чтобы Он сподобил тебя принять Святые Таины, — и с верою и смирением ожидай великой минуты Причащения. А с грехом, нарочно утаенным на исповеди, не смей и подходить, иначе Святое Причастие будет тебе не во спасение, а в тяжкое осуждение, и Господь непременно накажет тебя рано или поздно. Лучше отложи Причащение до завтра, дополни свою исповедь — и тогда приступай к Пречистым Таинам. Далее. В некоторых местах есть добрый обычай, что во время причастного стиха говельщики подходят к святым иконам, прикладываются и потом, положа три поклона пред алтарем, кланяются до земли обоим ликам и всем предстоящим в храме. Вы понимаете, что этими поклонами они молча испрашивают себе прощения. Зачем же так открыто? Почему не наедине? Могло случиться, что кто-нибудь из них обидел кого-либо неведомо, невзначай, мимолетным словом, а тот, не показавши виду, мог затаить в себе вражду. Бывает это. Так вот, чтобы в полном душевном спокойствии приступить к Святым Таинам, они кланяются на все стороны, прося прощения своим грехам невольным и неведомым. И конечно, каждый тронется пред этим смирением и простит брата в своем сердце! Глядя на это, и вы умиляетесь, и тут же подражаете этому обычаю. Что ж, дело хорошее. И у вас могут быть какие-нибудь люди, недовольные вами. Вспомните о них в эти минуты и, кланяясь на все стороны, представьте себе, что вы стоит пред ними и просите у них прощения. Господь примет эту вашу просьбу; Ангел хранитель обрадуется вашему смирению и заочно расположит к вам сердце того, кто на вас гневается. Но некоторые из вас при этих поклонах крестятся. Это зачем? Ведь вы тогда кланяетесь не Богу, а людям. Как же пред ними креститься?! Не делайте этого. Потом. Вы, конечно, знаете, что самые важные минуты за обедней те, когда поют "Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим, Господи, и молимтися, Боже наш". В эти минуты на Престоле силою Святаго Духа Честные Дары становятся истинным Телом Господа и честною Кровью Его. Берегите эти минуты во всякую обедню, а тем более теперь, когда готовитесь приобщиться, молитесь с особенною силою, преклоняя колена, чтобы Господь ниспослал Святаго Духа и на вас самих. Затем после «Достойно есть», когда священник в алтаре поминает живых и усопших, и на клиросе поют "И всех и вся", — вспомните в эту минуту и вы своих близких, помяните пред Господом имена их, помяните особенно тех, с кем нет у вас мира, научите этому и своих близких. Тогда вы и в разлуке с ними будете им полезны, и друг друга будете вспоминать пред Господом почти в одно время, и Господь тогда вас скорее услышит за любовь вашу друг к другу. — Наконец, подходя к Святым Таинам, не спешите, не опережайте друг друга, Бога ради — не теснитесь, не толкайтесь, не кладите земных поклонов прямо пред Чашею — их нужно раньше полагать, слагайте руки на груди крестообразно, сказывайте диакону свое имя, открывайте уста, приклоняйтесь главою так, чтобы священник мог свободно преподать вам Частицу Святынь великих. А то иной старается, как бы ему прежде прочих причаститься. Бедный! он и в эти минуты гордо думает о себе, а не Господе смиренном! А иного из вас Бог одарил ростом немалым, а он и головы не клонит перед Чашею, и священник с опасением поднимает руку, чтобы бережно подать ему Святые Таины. Долго ли уронить частицу или каплю? Сохрани Боже! Но вот вас сподобил Господь принять Пречистые Таины. Поцелуйте же край Святой Чаши, как бы Пречистое ребро Самого Господа, но отнюдь не целуйте при этом руку священника. Отойдя, перекреститесь благоговейно пред Святыми Таинами, но не кланяйтесь в землю. Слышите? Поклона земного не кладите по Причащении! Спросите, почему? Потому что вы сию минуту приняли в себя Самого Господа. Как же вы с Ним-то на землю падете? перед кем? Наконец, своими поклонами вы мешаете и другим проходить. Идите с миром, не делайте в этот день земных поклонов ни иконам, ни мощам до часа вечернего. Идите, радуясь со страхом, что к вам пришел Небесный Гость, Сам Господь Иисус Христос. Иногда случается, что в храме, где вы приобщаетесь, нужно еще после обедни служить молебен или панихиду, а причастников много, а обедня затянулась, а священник приобщающий изнемог — ведь он такой же человек, как и все, иногда еще и слабее; — и вот по этим причинам некоторых из вас отсылают в другой придел храма, чтобы скорее всех приобщить. Не смущайтесь этим. Сохрани вас Бог думать, что есть какая-нибудь разница, если в одном храме, например, приобщает архиерей, а в другом — простой священник: «везде одна святыня, едино Тело Христово, един Господь»; везде чрез того или другого священнослужителя приобщает Сам Христос. Веруйте сему и идите, а за то, что вы послушаетесь безропотно и мирно, Господь встретит вас с любовию, исполнит вас Духом Святым. После Причащения вы, по церковному обычаю, принимаете еще несколько капель вина и вкушаете часть просфоры. А чрез несколько минут, когда священник раздает просфору неприобщавшимся, и некоторые из вас тоже подходят. Зачем? Ведь вы только что приняли Тело Христово, а идете еще за кусочком освященного хлеба?! Вы приняли несравненно больший дар, о нем и думайте, за него и благодарите, когда священник трижды возгласит: «Слава Тебе, Боже», — начнутся благодарственные молитвы. Самое важное, самое главное тогда помнить, что с вами ближайшим образом пребывает Сам Господь; помните и берегитесь всячески греха. Забредет ли в душу мысль пустая, желание глупое, шутка недостойная — гоните их, говорите им: "Мне не до вас, со мной Господь, Он хочет, чтобы я Его любил, Его слушался. Господь даровал мне Свою животворящую Плоть и Кровь, Он за меня страдал и умер. Я ли оставлю Его без внимания?" — Задумаете ли какое дело, спросите сначала мысленно: "Угодно ли это Тебе, Господи?" — и прислушайтесь, что Он вам скажет в совести вашей, — так и поступите, непременно послушайтесь Его! Если Он не благословит — не будет ни добра, ни проку, а грех один. Помните: с вами Господь не только Плотию и Кровию Своею, но и Духом Своим. Значит, надо не только с любовью хранить Его Пречистые Таины, но и слушаться Его, соблюдать Его заповеди. Все их можно на сей раз в трех словах сказать: «любите Бога и друг друга». Вспомните, Господь, прощаясь с учениками пред смертью, три раза повторял: «Да любите друг друга: заповедь новую даю вам: да любите друг друга... Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга... Сие заповедую вам: да любите друг друга». Дело очевидное, если будете любить друг друга, то конечно, не станете обижать, и будет всюду с вами Бог! Вот, братие и други, что надо помнить вам и соблюдать, готовясь ныне предстать пред Самого Господа в Его Святейших Таинах. Приготовьтесь же достойно. Знайте, Он ждет вас, Он выйдет к вам. Сам Он да благословит вас, да уготовит радостно пойти к Нему навстречу! Аминь. (Беседа пред литургией. "Киевские епархиальные ведомости", 1879) Оглавление 459. Духовная ночь и благодатный день (Обретохом Иисуса! (Ин. 1; 35)) «Обретохом Иисуса!» (Ин. 1; 35) С каким восторгом первые ученики Господа Иисуса делились с своими близкими радостной вестью, что пришел, наконец, обетованный Спаситель мира! Вот Андрей Первозванный встречает своего брата Симона радостным приветом: «обретохом Мессию» — желанного Христа! И ведет брата к Иисусу Христу. Вот Филипп находит своего друга Нафанаила и с святым восторгом возвещает ему: «егоже писа Моисей в законе, и пророцы, обретохом Иисуса Сына Иосифова, иже от Назарета» (Ин. 1; 35). Ты не веришь мне? — Прииди и виждь. Сам посмотри и убедись. — Так радовались первые ученики Господа, познав в Нем желанного и давно жданного Христа Спасителя. И в самом деле, было чему радоваться. Темная, непроглядная ночь идолопоклонства облегала все народы земли, кроме народа, Богом избранного, до пришествия в мир Спасителя! Прекрасно изображает эту ночь Богодухновенный пророк Исаия, когда говорит о бедственном положении потомков Исава: «Кричат мне с Сеира: сторож: сколько ночи? сторож! сколько ночи? Сторож: (сам Пророк) отвечает: приближается утро, но еще ночь» (Ис. 21; 11,12). Не слышится ли в этом нетерпеливом вопросе обитателей горы Сеира томительное желание всего рода человеческого, всех, седящих во тьме и сени смертной (Мф. 4; 16), скорее узреть Солнца правды Христа, скорее видеть обетованного Примирителя, вожделенное чаяние всех народов земных? (Быт. 49; 10). Братие! Для нас это Солнце незаходимое воссияло раньше, чем мы явились на свет Божий. Счастливы мы, что родились от православных родителей, что нас от рождения восприяла в свои благодатные объятия Святая Матерь наша, Церковь Православная, что от самой колыбели мы научились произносить превожделенное имя Небесного Бога и Отца. Но сколько еще миллионов людей томится во мраке идолопоклонства, сколько миллионов еще блуждает во тьме и сени смертной, почитает Будду, верит Магомету, поклоняется бурханам, Керемети и другим идолам, обожает огонь и даже самого злого духа — диавола! И миллионы этих людей живут не только где-нибудь в Китае, Индии, Японии или в отдаленнейших от нас странах Америки, Африки и Австралии, но и в нашем Отечестве, в нашей Сибири и Туркестане и даже ближе — в наших восточных губерниях: Пермской, Оренбургской, Уфимской, Казанской, Астраханской и других. Поистине, это жалкие люди! Поистине, еще не прошла для них темная ночь языческих заблуждений, не воссиял для них благодатный свет Христова Евангелия! Что ж? Когда мы размышляем об этом в духе любви христианской, не слышится ли и нам в нашей совести, в чувстве нашего христианского сердца, не слышится ли со стороны этих, пребывающих в глубоком мраке неведения наших соотечественников — инородцев, тот же жалобный вопрос, какой слышал пророк Исаия: «сторож, сколько ночи? сторож, сколько ночи?» Долго ли нам бродить в этой непроглядной тьме и сени смертной? Скоро ли возсияет и для нас светлый день христианской жизни? Что ж? Ужели и мы ответим им, что еще не настало для них утро — радостное утро просвещения светом веры Христовой? Но ведь для нас, братие, оно уже настало, мы наслаждаемся этим светом, мало того, мы можем, мы должны, обязаны распространять этот благодатный свет по всей земле, просвещать его животворящими лучами всех людей... «И видение в нощи явися Павлу, — так читаем в книге Деяний Апостольских, — муж: некий бе македонянин, стоя, моля его и глаголя: пришед в Македонию, и помоги нам» (Деян. 16; 9). Так, Ангел страны Македонской призывал великого Апостола языков на проповедь в Македонию. Значит, были алчущие и жаждущие слова спасения в этой стране, были люди, которые хотя смутно понимали или, по крайней мере, чувствовали, в какой теме неведения они находятся; их душа томилась исканием света Божия, и вот, Промысл Божий таинственным видением зовет к ним Апостола, и Апостол спешит в Македонию, обильно сеет святое семя проповеди Евангельской и собирает там обильную жатву. Есть, братие, есть и теперь эта жажда слышания Слова Божия в лучших людях языческого мира. Послушайте, почитайте, с какой ненасытимой жаждой слушают проповедь Евангелия Христова язычники —японцы! Как они просят, умоляют прислать к ним проповедников веры Христовой! Подумайте только, что ведь если все эти, теперь нам совсем чужие люди, примут нашу веру православную, то будут нашими братьями во Христе, нашими лучшими друзьями. А эти полудикие кочевники наших сибирских тундр и степей, — калмыки, башкиры, тунгузы, якуты, буряты, камчадалы и множество других племен — разве они не могут, приняв веру Православную, и сами переродиться в православных русских людей, как переродились и совершенно слились с русским народом древние племена чудь, меря, вятичи и многие другие? Кто из нас, братие, не порадовался бы такому великому торжеству нашей веры святой? Кто от всей души не пожелал бы сего торжества? А если оно так вожделенно, то что ж мешает каждому из нас, по мере сил и средств, содействовать осуществлению этого заветного желания всех русских людей? Было время, братие, когда многие, многие из нас могли сказать: "И рад бы помочь, да не знаю, как и чем помогу". Слава Богу, теперь этого сказать нельзя. Есть люди, которые беззаветно посвятили себя великому подвигу проповеди Евангельской. Они живут там, среди всех этих полудиких инородцев, учат их вере Христовой, крестят их, путешествуя для сего из края в край по обширной нашей Сибири, перенося всякие скорби и лишения, теряя силы и здоровье в этом воистину апостольском подвиге... Одним из великих тружеников в сем святом деле был в Бозе почивший Московский святитель, митрополит Иннокентий. Целых 45 лет он неустанно трудился в проповедании веры Христовой полудиким племенам Восточной Сибири и Северной Америки; на себе он изведал все скорби и невзгоды, неразлучные с сим великим подвигом. Он много плавал по морям и рекам, исходил и изъездил десятки тысяч верст и на оленях, и на собаках, и верхом на коне; и вот, когда судьбами Божиими он возведен был на святительскую кафедру первопрестольной столицы, то принял к сердцу все нужды и скорби проповедников Евангелия в далеких краях Сибирских, и пригласил добрых людей соединиться в особое общество для помощи этим смиренным труженикам веры Христовой. Так основалось Православное Миссионерское общество. Сама благочестивейшая Государыня Императрица взяла его под свое покровительство, многие члены царской семьи, почти все наши архипастыри стали его членами, а Московский первосвятитель — его председателем. И вот уже 20 лет неустанно трудится это общество, оно собирает пожертвования на святое дело распространения веры Православной, избирает способных людей и отправляет их в отдаленную Сибирь и Японию для проповеди, помогает им всем, чем может: строит там церкви, школы, больницы, посылает туда иконы, книги, церковную утварь и даже одежду для новокрещеных бедняков инородцев... Дело воистину великое, но и многотрудное! И как отрадно быть участником в этом святом деле! А чтобы каждый православный хотя однажды в год мог принести свою лепту на это дело, наша высшая церковная власть постановила делать сбор во всех церквах на распространение Православия в нашем Отечестве сегодня, в первое воскресенье Великого поста, когда воспоминается торжество святой веры Православной над всеми ересями и лжеучениями. Возлюбленные о Христе братия! Сам апостол Павел не стыдился собирать пожертвования на такое святое дело, он не раз с благодарностью говорит об этих пожертвованиях в своих посланиях (Рим. 15; 26, 27. 1 Кор. 16; 1-3. 2 Кор. 9; 1-7. Флп. 4; 10-15 и др.) и видит в них доказательство истинной христианской любви (2 Кор. 8; 24). Ужели же мы не пожелаем быть участниками в этих пожертвованиях? Принесем каждый свою лепту, пожертвуем каждый, кому сколько Бог на сердце положит: «доброхотна бо дателя любит Бог», — говорит Апостол святый. Не имеешь многого, подай, сколько можешь, но подай, не упускай случая помочь инородцу обрести Христа Спасителя. Подашь ты свою лепту, подам я, подаст другой, третий — и из наших лепт составятся рубли, десятки рублей; и пойдут эти приношения во славу Божию, и благословят своих неведомых благодетелей проповедники-труженики, благословят их и новокрещеные братия наши о Христе... И тем, и другим будет дорога жертва ваша, и те, и другие — все люди бедные, но еще дороже им будет ваша братская любовь, ваше усердие к делу их спасения. Вспомните слово брата Господня Иакова: «обративый грешника от заблуждения пути его, спасет душу от смерти, и покрыет множество грехов» (Иак. 5; 20), а вы своей лептой поможете сему обращению грешника-идолопоклонника ко Христу Спасителю. Вспомните, что, по слову Самого Господа, велика бывает радость на небесах у Ангелов и святых Божиих ради и одного покаявшегося грешника; а вы своими приношениями поможете святому делу обращения к вере Христовой, может быть, не одного язычника... Недавно одна киргизка-христианка, не имея, что пожертвовать новокрещеным, сняла с головы свой платок, а с своего грудного младенца рубашечку, и отдала их новокрещеным киргизам-беднякам. Вот, поистине, жертва Евангельской вдовицы! И не стыдно ли будет нам пред этой доброй женщиной на Страшном Суде Божием, если ничего не дадим на такое святое дело? Не поскупимся же, возлюбленные, вспомним слова того же апостола Павла: «сеяй скудостию, скудостию и пожнет, а сеяй о благословении, о благословении и пожнет!» Аминь. Оглавление 460. «Закланная» икона Богоматери До какого ужасного безумия может дойти человек, если вовремя не опомнится, не овладеет собой, если даст волю своему гневу, своей злости, которая как дикий зверь живет в глубине нашего грешного сердца, зараженного и оскверненного страстями! Как часто приходится читать в газетах или слышать, что один в ссоре и озлоблении убил кого-нибудь, другой в исступлении от злобы наложил руки на самого себя или сошел с ума; и гибнут люди сами, губят и других... Озлобленный человек ни пред чем не останавливается, в своем безумном раздражении он доходит скоро до отчаяния, до ужасного богохульства, до поругания святыни. Вот тому разительный пример. На святой горе Афонской, в монастыре Ватопедском, был один экклесиарх, по-нашему церковник или пономарь, имевший сан диакона. Занятый приведением всего в церкви в должный порядок, он часто опаздывал к общей трапезе и приходил, когда уже братия оканчивала обед. Раз приходит он к трапезарю после всех и просит пообедать. Усталый трапезарь с сердцем замечает ему, что надобно ходить в трапезу в свое время, а не как вздумается. Экклесиарх оскорбился и стал еще настоятельнее требовать себе обеда, а тот отвечал ему, что у него нет ни куска хлеба. Голодный и раздраженный экклесиарх вышел из трапезы; в его душе кипела досада и негодование на трапезаря. Он пошел опять в церковь, чтобы чем-нибудь заняться, но гневные помыслы не утихали и еще более волновали его пылкое сердце, он был сам не свой... Бедный монах! Молитва не шла ему на ум, он роптал и сердился, и тем еще более раздражал себя. В таком расстройстве духа подходит он к иконе Богоматери, становится пред нею и начинает с укоризною говорить: "Доколе же я буду служить Тебе, Богородица? Трудись, трудись, а за все труды мне и куска хлеба нет в подкрепление усталых сил моих!" — И при этих словах он безумно хватает нож, которым сейчас отчищал воск от лампад, с размаху ударяет им в ланиту Богоматери на святой иконе Ее и пронзает ее насквозь... (Икона была изображена на холсте). Дивны дела милосердия Твоего, Владычице! Ты не оставила несчастного безумца без вразумления. Из раны на пречистой ланите брызнула кровь и Божественный лик Приснодевы покрылся бледностью, как лицо умирающего от смертельной раны. В ужасе иконоубийца затрепетал, упал на помост пред иконою и лишился чувств. Он трясся всем телом, как преступный Каин и убийца. Скоро в монастыре узнали о случившемся. Игумен и братия собрались в церковь и с изумлением заметили, что кровь, струившаяся из ланиты Богоматерней, еще не засохла на ней. Несчастный монах тогда же ослеп и помешался в рассудке. Из сострадания к нему добрый игумен со всею братией совершил целонощное моление о спасении и помиловании его. Однако ж целых три года он оставался помешанным слепцом и трепетал всеми членами. Наконец, Матерь является в сонном видении игумену и объявляет ему, что ради молитв всей братии Она прощает преступника и дарует ему исцеление. "Впрочем, — сказала Она, — рука его за дерзость и святотатственный поступок будет осуждена на втором пришествии Христовом". И действительно, наутро помешанный инок пришел в себя, прозрел глазами и оправился совершенно от трепетания членов. Долго и горько рыдал он, оплакивая свой безумный поступок, называл себя убийцею и, устроив пред «Закланною» им иконою место, всю свою жизнь в искреннем покаянии становился тут, не переставая укорять себя за святотатственную дерзость и безумство. И Матерь Божия, надежда кающихся грешников, не лишила и его благодатного утешения: Она явилась ему за несколько времени до смерти, обрадовала его прощением, но повторила при этом то же, что раньше сказала игумену, то есть что дерзкая рука его должна испытать грозный Суд Божий. Мирно почил сном смерти кающийся инок-экклесиарх, его похоронили, прошло три года, и вот, когда, по обычаю Афонскому, открыли его кости, страшное зрелище поразило всех бывших при этом... Кости покаявшегося грешника были светлы, чисты и носили на себе как бы знамение милости Божией, а рука его, дерзнувшая на страшный поступок, оказалась нерастленной и почерневшей... Такой она остается и до сего времени: пальцы целы и черны, как уголь. И теперь ее показывают в Ватопеде паломникам в поучение и в память о чудесном событии, которое так много говорит и о нашей немощи человеческой, способной дойти до ужасного оскорбления святыни, и о неизреченной благости и любви к нам Матери Божией, готовой всех прощать в наносимых Ей оскорблениях, вольных и невольных. А самая та икона и поныне называется "Закланной" и находится в Ватопедской обители, имея на себе неизгладимые следы раны и истекавшей из нее Крови. Грозно вразумила Матерь Божия дерзновенного инока за его безумный поступок. Она благоволила показать ему, да и не ему только, а и всем нам, грешным, что и честь, и бесчестие, какое люди оказывают Ее святым иконам, Она относит к Себе Самой, что Она с любовью взирает на нас, когда мы благоговейно склоняем главу и колена свои пред Ее святым образом и с сердечным умилением целуем на святой иконе Ее пречистые длани, держащие в объятиях Предвечного Богомладенца, — но во гневе отвращает лицо Свое от тех, кто не хочет почитать с любовию Ее Пречистого образа... Как же после этого тяжко согрешают те несчастные наши братья, которые, самовольно отделившись от Святой Церкви, не хотят почитать никаких святых икон! Гордость отделила их от Церкви, гордость заставляет их упорно держаться своего мудрования. Они считают себя умнее всех святых Божиих, мудрее самых Соборов Вселенских, на которые собирались со всей вселенной богомудрые святители и учители Церкви, утвердившие иконопочитание... Воистину, несчастные, ослепленные люди! Хотя бы они то подумали: да неужели древние христиане, от самых первых веков, не могли додуматься до того, до чего дошли своим гордым умом они, наши штундисты, молокане и им подобные хулители святых икон? Ужели все эти святые, Богом прославленные мужи и жены, так и не понимали, и не знали второй заповеди Божией — и только теперь они, наши русские простецы, первые и узнали, и поняли ее как следует? Просто не верится, чтобы можно было дойти до такого самомнения, самообольщения, гордости! В том-то и горе, что эти штундисты и молокане не захотели узнать получше, как издревле, от времен апостольских, Святая Церковь понимала вторую заповедь Божию. Как она учит о святых иконах? Не захотели они спросить об этом законных пастырей и учителей своих и принялись сами толковать Слово Божие, — а если сказать правду, то и не сами, а послушали немецких лжеучителей, — ибо кто ж не знает, что штунда — вера немецкая? И вот, за такую гордость Бог поразил их слепотою душевною — яснее солнца сияет истина почитания святых икон, обильным потоком истекают от святых икон чудеса милости Божией, укрепляя веру смиренных и послушных чад Церкви Православной, — а они, видя, ничего не видят, и слыша, не слышат... Или и они, ругаясь над святыней, ждут такого же грозного вразумления, какое постигло упомянутого дерзновенного инока? Этого ли желают? Тогда пусть прочтут в духовных журналах за 1887 г. ("Воскресный день" и др.) рассказ, как грозно Господь покарал одного раскольника за поругание над Святым Крестом, стоявшим на перекрестке дорог. Раскольник бил Святой Крест кнутом, сквернословил и, несмотря на увещевания товарищей, нарочно отстал от них, чтобы осквернить Святой Крест. Отойдя с полверсты, товарищи остановились и долго ждали его; наконец, вернулись на перекресток и пришли в ужас от того, что увидели... Товарищ их, полуобнаженный, сидел у подножия Креста, повесив голову и раскинув ноги по земле, синебагровое лицо было ужасно искажено, страшные глаза выскочили из своих мест... Он был уже не живой человек, а отвратительный труп. Не говорит ли этот поразительный случай Суда Божия над дерзким кресторугателем всем подобным ему хулителям святыни: «аще не покаетеся, ecи такожде погибнете?»