Свт. Иннокентий Херсонский / Слова, беседы и речи при освящении храмов и заложении святых и общественных зданий (4)

Слово по освящении церкви древней подземной, недавно открытой и вновь восстановленной в Святогорской общежительной Пустыни Немного слов потребно для храма сего, если смотреть на его видимое, столь малое пространство, но немало надобно думать и соображать, когда захочешь дойти до его первого начала и предназначения. Кто и когда положил основание сему храму? Чьи руки ископали эту пещеру и утвердили в ней престол Богу живому?.. Ни живого, ни мертвого ответчика на это не видно; ни современного, ни позднего свидетеля о сем не слышно. Явно только, что руки сии были не праздные, а трудолюбивые, и что они любили углубляться в сердце земли не для отыскания металла гибнущего, а для собрания сокровищ духовных и вечных. Обратим ли испытующий взор на эти камни, кои одни пощажены временем?.. Они самым видом своим говорят, что здесь был некогда храм, коего стены посредством них же впоследствии времени были укрепляемы; но когда происходило это? опять неизвестность. Одно можем сказать, что окончательное устроение сего храма, в настоящем его виде, должно было произойти не в самом начале христианства в Отечестве нашем, ибо свойство плинф, здесь употребленных, не то, какое видим в храмах наших первобытных, но и не в близкие к нашим времена, иначе сохранилась бы память о сем событии. При таком мраке и недоумении, как дорог был и малый луч света! Как желанно было какое-либо, хотя бы и скудное, но несомненное указание! И вот, по тайному распоряжению Промысла, не попускающего изглаждаться совершенно на грешной земле нашей самым следам стоп верных рабов Своих, как бы нарочно во свидетельство о судьбе сего храма, сохранялся в живых до прошедшего лета ветхий, столетний старец, над свежею могилою коего, у входа в сию пещеру, возглашали мы сейчас вечную память. Немного могли приять мы из его слабеющих уст, но прияли то самое, что наиболее было нужно для нас, а именно, что пещера сия должна быть современна самому бытию здешней обители, что в ней был храм во имя преподобных и богоносных отец Антония и Феодосия Киево-Печерских, что храм сей сокрывался уже под землею, в неизвестности, в то время, когда монастырь со скалы сошел долу и, следовательно, пришел в сию неизвестность гораздо прежде, по всей вероятности, во время общего запустения сего края и целого Отечества от нашествия все разрушавших монголов, что в предпоследнее время - лет за восемьдесят пред сим - пещера сия была случайно найдена и открыта между прочими руками сего же старца, бывшего тогда юношею, но, по смутным обстоятельствам тогдашней обители оставленная без внимания, паки вскоре сокрылась под землею в ожидании нынешнего, вместе с нею, пакибытия и обновления. Как после сего не смотреть нам на сию малую храмину, как на священный останок времен самых древних?.. Как не признать в ней произведения рук, подобных тем, кои подвизались в горах Киевских и обратили их в святилище веры и благочестия? Здесь и там одни и те же образы и виды бытия иноческого; один и тот же должен быть и дух, облекавшийся в сии образы. Мне кажется, я вижу, как святые иноки горы Печерской, наследовав от первых вождей своих святую наклонность к распространению по земле Русской жития пустынноиноческого, пореваемые, подобно древнему пророку, духом (4 Цар. 2; 2-6), оставляют свое местопребывание и идут - одни на восток, другие на запад, иные на север, сии на юг, ища места для подвигов, которое укажет Господь. И вот, некоторые из них приходят в страну нашу, достигают здешнего места: необыкновенный вид гор, глубокое безмолвие окрестностей останавливают их, приводят им на память святые горы Киевские; и они, призвав на помощь Бога и святых угодников Киево-Печерских, остаются здесь на жительство, то есть что делают? то есть, по примеру оставленных ими собратий Киевских, искапывают для пребывания своего пещеры, одни - может быть особенно наклонные к созерцанию - на скале, высящейся над всею окрестностью, другие - более преданные безмолвию и затвору - здесь, в сей юдоли, предобразуя таким образом для будущей обители, имевшей поместиться всередине, как бы два духовных крыла, противоположных по виду, но равно способных возносить достойных горе к Тому, Который благоволил именовать Себя Владыкою гор... и... юдолей (3 Цар. 20; 28). Кто бы не пожелал, чтобы в назидание наше древние летописи сохранили нам деяния и подвиги первых насельников места сего, подобно как сохранена память о подвигах и деяниях древних обитателей пещер Киевских? Но и без особенных летописных сказаний мы удобно можем представить себе образ и род жизни их, ибо он, как мы сказали, должен быть подобен тому, какой видим у святых отшельников Киевских. Одна только особенность не могла не отличать постоянно места сего, потому что выходила из самого положения его на последних пределах тогдашнего Отечества нашего. Будучи лишены всякой защиты земной, окруженные народами дикими и не ведающими Бога истинного, обитатели святых гор по тому самому непрестанно видели меч над главою своею, и, оканчивая день, из глубины души говорили с Церковью: "День прешед, благодарю Тя, Господи! вечер с нощию мирен и ненаветен подаждь ми!" Если на горах Киевских обильно лились слезы покаяния и любви, то здесь вместе с сими слезами лилась нередко и кровь мученическая. Посему, если где, то здесь, при посещении сих святых гор, довлеет полагать меру самым стопам своим, дабы не попрать дерзновенною ногою костей или святой персти какого-либо исповедника веры и мученика. Престанем же после сего дивиться, что от стольких веков бытия здешней обители не осталось нам никаких сказаний. Летописцами ее не могли быть люди; единые Ангелы вписывали деяния и подвиги в книгу живота. На всемирном Суде, где разгнутся все книги, и воспомянутся все деяния, там услышится история обители Святогорской. Вам, братие обновленной обители, предоставлено Промыслом Божиим продолжать историю ее и на земле, продолжать не столько повестью словесною и писанием, сколько самым делом и святыми подвигами. Войдем же в дух нашего святого предназначения. Благо нам, если мы, при помощи ревнителей благочестия, восстановим стены и возградим забрала древней обители. Но эта работа, хотя и небезтрудная, составляет токмо одни подмостки к зданию, один приступ к труду негибнущему. Существенное предназначение наше, главный подвиг должен состоять в том, чтобы в нас воскрес дух древней обители, чтобы он, облекшись как бы новым телом, явился в первобытной лепоте своей, да все, ближние и дальние, видя дела веры и плоды любви нашей о Христе, прославили за нас Отца, Иже на небесех. Да напоминает вам о сем выну между прочим и обновленный храм сей! Входя в него под землею, воображайте, что вы умерли для мира и идете уже тем последним путем, по коему всем нам некогда должно пройти. Исходя отсюда паки на свет, воображайте, что вы, подобно Ангелам, исходите до времени в мир, для совершения воли Божией, во благо ближних. Памятуйте, что богоносные отцы, коим имя наречено на храме сем, не престанут посещать его невидимо и назирать за вашими молитвами и деяниями. Да обретают они и здесь то, чем услаждается дух их в пещерах, ископанных их собственными руками! Тогда неизвестные нам, но ведомые Господу, основатели храма сего возрадуются о вас на ложах своих (Пс. 149; 5), в Царстве Отца Небесного; тогда и мы почтем себя счастливыми, что удостоились, хотя мало, послужить обретению и восстановлению сего храма, и низвести в настоящий день на него благодать освящения. Аминь. Оглавление Слово в день открытия Святогорского Успенского монастыря Итак, плен Свято горский кончился! Да возрадуются Ездра и Неемия, благоускорившие его окончанием!.. Итак, Лазарь, не три дня, а семьдесят лет лежавший во гробе, восстал; остается только разрешить погребальные пелены и дать ему идти (Ин. 11; 44): да предстанут Марфа и Мария, и да окажут ему сию последнюю услугу! Благословен Господь, и попустивший прийти на сие место запустению, и не давший обратиться ему в то ужасное, вечное запустение, коим угрожал некогда пророк Иерусалиму. Должно благодарить и за прошедшее запустение, ибо явно теперь, что это было запустением зимы, среди коего в недрах земли тайно предуготовляются и цветы весенние, и плоды летние. Велико было искушение; но верен... Бог, Иже не попускает искуситися паче, неже можем понести, ибо со искушением сотворено наконец и избытие (1 Кор. 10; 13). Теперь и к сей пустыне можно со всею полнотою обратить слова пророка: да веселится пустыня и да цветет яко крин! (Ис. 35; 1). Да веселится! Ибо все, что наводило и могло наводить скорбь, или уже прошло, или пройдет скоро, и не только пройдет, но и само будет причиною к радости. Таково свойство сердца нашего, что нам даже приятно бывает вспоминать о прошедших бедствиях, коль скоро они благополучно кончились; тем паче, если вознаграждены сугубо, как того надеемся и здесь. Может быть, я от радости вижу более, нежели сколько есть; но мне кажется, что вчера, когда мы входили во врата сей обители с Небесною Посетительницею, то и река была живее, и скала возвышеннее, и деревья величественнее, и все как будто сочувствовало нашей радости. Как, впрочем, было и не возрадоваться самой неодушевленной природе, когда она узрела перед собою изображение чудотворного лика Матери Божией, на который без благоговения не могут взирать Херувимы и Серафимы? Когда почувствовала, что к здешнему месту приближаются, заключенные в сем лике, святые останки великих угодников Божиих, перед коими трепещут самые духи злобы? Как было не возрадоваться горам и юдолям здешним, когда они, вместо прежнего запустения, паки становятся местом убежища для душ, взыскующих горнего Отечества, когда среди них водружается обитель благочестия, в коей выну будет совершаться жертва хвалы и благодарения Господу? Но если и для неодушевленных существ было место в торжестве нашем, то какой радостью должно исполняться ныне ваше сердце, боголюбивые жители окрестных мест, кои доселе с таким сожалением взирали на развалины сей обители, и для коих (не скроем истины) сии развалины постоянно составляли некий не несправедливый упрек и укоризну. Теперь сия укоризна отъемлется, и вы с веселием будете восходить на скалу, на которую прежде нельзя было вам и воззреть без смущения. Я уже не говорю о своих мыслях и чувствах в настоящий день; их ведает Господь, без всяких заслуг наших даровавший нам возможность послужить, как умели, воссозданию и сего святого места. Почту подобным же молчанием и чувства тех, кои возревновали святою ревностью о печальной участи святых гор и, при первой возможности, поспешили изъять их из собственного удела, дабы обратить паки в жребий Господень. Таковым деяниям похвала и награда не у нас, а у Всевышнего. Довольно сказать, что все мы и все вокруг нас имеют ныне и причину, и побуждение к радости, и никто и ничто - к печали. Итак, да возвеселится пустыня, бывшая столько лет и сама унылою, и наводившая уныние на всех зрящих! О чем и о ком да возвеселится? О Господе. Всякая другая радость была бы не по пустыне; всякое другое веселие снова может обратить ее в пустыню духовную. Веселие святых пустынь - Господь, утешение их - Дух Святый, украшение их - Крест Христов. Сею радостью да возвеселится пустыня, и да распространяет сию радость окрест себя! Да отучает примером своим от шумных и мутных радостей мира, кои веселят на время и печалят навсегда, кои, утучняя плоть, томят душу и изъедают сердце! Да возвеселится и да цветет, яко крин! Чем цветет? Верою, упованием, смирением, воздержанием, молитвами, чувством любви и милосердия, благодатными дарами Духа Святаго. Ибо чем же иначе цвести пустыне? Ужели мудростью мирскою, которая нередко возносится на самый разум Божий? Но сия мудрость и у посвятивших себя ей производит не цвет в лице и крепость сил, а часто доводит до гроба, так что приложивши разум мирской, по замечанию премудрого Соломона, редко не прилагает себе вместе с сим и болезнь (Еккл. 1; 18). Ужели цвести пустыне стяжаниями, сокровищами, златом и серебром? Но все это и в миру нисколько не помогает человеку "в день скончания его" - поможет ли в пустыне? Ужели, наконец, цвести пустыне пресыщением плоти и сластями житейскими? Но, сеяй в плоть свою и в мире от плоти пожинает, наконец, одно истление (Гал. 6; 8); в пустыне ли от плотоугодия возрасти нетлению и жизни вечной? Нет, обновляемая обитель благочестия, не мудрости человеческой, не благ земных, не чести и славы преходящей желаем тебе в день пакибытия твоего! Мы возлюбили тебя во Христе любовью не земною, посему и желаем тебе лучшего. Оградою твоею да будет страх Божий и послушание начальникам; высотою твоею да будет смирение и созерцание духовное; златом и украшением твоим да соделается любовь взаимная и дух нестяжания; драгоценные перлы твои да составятся из молитв и слез умиления. Когда сии добродетели утвердят здесь жилище свое, тогда все недостатки твои пройдут сами собою; тогда не только ближние веси, но и отдаленные грады будут приходить к тебе за благословением; тогда самые Ангелы Божий, нисходя в дольний мир наш, будут с удовольствием находить среди тебя успокоение себе. Сбудутся ли сии благожелания?.. Веруем, что сбудутся. Ибо не напрасно же Матерь Божия со святых гор Киевских пришла к нам сюда в дивном лике Своем в день обновления сей обители? Она узрела здесь место, для Нее угодное. Не напрасно вместе с Нею - в честных мощах своих - поспешили явиться ныне богоносные угодники Киево-Печерские; они предусмотрели здесь преемников своих в подвигах иноческих. Что совершилось вчера, совершилось для того, чтобы и вас, братие, зде вселяющихся, воодушевить святым упованием при самом начале ваших подвигов, и нас утешить благою надеждою о вас и за наше усердие к месту сему. И почему бы и вам и нам о вас не иметь сей благой надежды? Откуда пришли вы? Из того места, которое славится всюду строгостью жития иноческого1. Вы оставили его, подобно Аврааму, оставившему свое отечество, и решились вселиться среди здешних развалин. Пребудьте же уверены, что Господь, поминающий всякую жертву, тем паче не обидлив... забыти дела вашего и труда любве, юже показасте во имя Его — к сему святому месту (Евр. 6; 10). Если кому из вас остается еще принести в жертву своего Исаака - последнюю привязанность к чему-либо земному и временному, то где лучше совершить сие жертвоприношение по чину Авраамову, как не на сих горах? Не напрасно глас народа нарек их святыми. Здесь все располагает к благочестию: текущая у врат обители вашей река будет ежечасно выражать пред вами непостоянство и скоротечность всего мирского, а стоящая над главою вашею скала будет изображать пред вами участь раба Христова, который, вознесшись в духе над всем миром, имея закон Бога посреди чрева своего, — яко гора Сион не подвижится во век. Самый вечнозеленеющий вид древес, вас окружающих, будет непрестанно приводить вам на память слова святого Давида о праведнике - и лист его не отпадет, и вся, елика аще творит, успеет (Пс. 1; 3). Но с вами, братие о Христе, мы еще будем иметь случай беседовать, поучать вас и сами поучаться с вами и от вас. Надобно поспешить сказать что-либо в назидание тех, кои в таком множестве собрались ныне сюда почтить день сей и разделить радость нашу, и коих, может быть, мы никогда не увидим более. Не утешительно было бы вам, благолюбивые посетители и гости наши, возвратившись в домы свои с такого празднества, не принести с собою какого-либо дара пустынного? У нас самих нет для вас такого дара, но есть у Того, Кто воздвиг сии горы, Кто повелел струиться у подножия их сей реке, Кто населяет теперь сию пустыню и творит ю духовным прибежищем для градов и весей. Слышали, что изречено Им, в ныне читанном Евангелии, Марфе? Сказано: яко едино же есть на потребу (Лк. 10; 42). Что сказано Марфе, то сказано всем нам, ибо все мы, подобно многозаботливой Марфе, печемся и молвим и, к сожалению, не час един, как она, а всю жизнь о мнозе; между тем как для всех нас существенно велико и важно одно - вечное спасение душ наших. Возьмите же, братие мои, сии драгоценные слова Спасителя, вместо напутия и дара от новой обители, в домы ваши. Когда возвратитесь к присным своим, и вас будут спрашивать, что вы видели здесь, скажите, что вы видели, яко едино... есть на потребу человека, и что те, кои оставив суету мира, посвятили здесь себя на искание сего единого, избрали благую часть, яже не отымется от них во век. Когда у вас будут любопытствовать, что вы слышали от нас с сего священного места, скажите, что вы слышали, яко едино... есть на потребу, и что сие единое состоит в том, чтобы спасти душу свою, чтобы сохранить веру и совесть свою, чтобы приготовиться к смерти и Страшному Суду Божию, всех нас ожидающему, чтобы, наконец, слезами покаяния омыть и делами милосердия убелить одежду души своей. А между тем, братия мои, сорадуясь восстановлению из развалин древней обители сей, обратите внимание на храм души вашей и рассмотрите, не лежит ли и он в развалинах, не зарос ли волчцами и тернием, не витают ли в нем зловещие птицы и звери дивии. Ибо что пользы для нас, если вокруг нас все обновится и восстанет из развалин, а мы, своими нравами, делами и жизнью, будем походить на брошенные всеми развалины? Что пользы для нас, если внешние храмы наши заблистают златом и привлекут на себя взоры всех, а внутренний храм души нашей останется пустым, безмолвным и непроходимым? Посему-то, возвращаясь в домы ваши, обозрите свою жизнь и вникните в свою совесть. Кто найдет внутри себя что-либо похожее на развалины (а многие ли не найдут, если будут искать?..), тот да возревнует о их восстановлении! Высочайший указ о сем давно подписан Небесным Самодержцем; остается только каждому привести его над собою в исполнение! Аминь. Оглавление Слово в день открытия Ахтырского Свято-Троицкого монастыря Есть время всякой вещи под небесем... есть время разрушати и время созидати, - говорит Премудрый (Еккл. 3; 1-3). Как ни плачевно это последнее время разрушати, и как ни противно первобытному порядку вещей, каким вышел он некогда из рук Творца, но в настоящем нашем извращенном грехопадением первого человека и обреченном за сие разрушению мире и это плачевное время не может уже не иметь своей чреды; и когда приходит она, то действует сильно и неотразимо, не только в делах мира, но и в делах Церкви, поколику она сопринадлежит миру. Пример и доказательство сего - здешнее место. Не знаем, как и от чего именно, но пришло на него, за шесть десятилетий пред сим, ужасное время разрушати; и все превратилось: смиренные обитатели места сего рассеялись; здания и ограды разрушены; самая святыня разнесена по разным местам. На нерукотворенной горе остался только один рукотворенный храм, как бы на страже среди запустения и в предвестие будущего воссоздания. Долго страж сей стоял в одиночестве пустынном; долго собирались сюда одни звери сельные и птицы небесные. Набожный путник, мимоходя здесь к святым местам Киевским, с сожалением взирал на святую гору, служившую некогда пристанищем для всех, подобных ему странников; мирный житель окрестных селений еще с большим сожалением всходил по временам сюда, на то место, где предки его обыкли собираться на моление во всякой нужде и обстоянии, общественном и частном. Все сетовали об участи сего святого места; и никто не мог поднять его из развалин. Но наконец приспело и для сей святой горы радостное время - созидати; и се, паки водворяется здесь обитель Святыя и Живоначальныя Троицы! И как бы в награду за прошедшее злострадание, водворяется в сугубом виде благочестия - и как пристанище любви к Богу, для иночествующих, и как пристанище любви к ближним - для обремененных летами и недугами. Возблагодарим же, братие, Господа за то, что для нас выпал отрадный жребий находиться здесь не в печальное время разрушения, а в радостное время воссоздания. Падем в умилении духа пред сим чудотворным ликом Матери Божией, и скажем из глубины души: "Ты, Всепетая, простерла зиждительный покров Твой над местом сим; Твоим всемощным предстательством у Сына Твоего и Бога восстает оно теперь из развалин!" Вместе с сим да прославится имя благочестивейшего Монарха, который, в неусыпном попечении своем о благоустройстве Церкви Православной, при первом услышании о печальной судьбе сего святого места и о желании восстановить его, не умедлил изречь свое державное: "Да будет!" Да возносится благодарне здесь, день и ночь, имя и Святейшего правительствующего Синода, предстательством у трона и благословением коего воссозидается теперь здешняя обитель! Примите от лица ее благодарность и вы, боголюбивые жители окрестных селений, кои своими желаниями подвигли и нас к ходатайству о воссоздании ее, кои вашими посильными приношениями дали нам возможность ручаться не только за способ к ее существованию, но и за благие действия ее на всю страну нашу. Чего пожелать тебе, святая обитель, в день обновления твоего? Пожелать ли высоких стен, пространных зданий, златых глав, серебра и перлов многоценных? Может быть и сие не мимо идет тебя; но мы пожелаем тебе большего и лучшего. Не высокими стенами ограждаются обители иноческие, а благодатью, уставом святых отцов, послушанием начальникам, взаимным братолюбием, и все превосходящим смирением. Огражденные таким образом, они сами служат невидимой оградой для целых стран. Не златыми главами и крестами блистают святые обители пред очами Бога и Ангелов, а чистотою и твердостью веры православной, неусыпною молитвою о благосостоянии всего мира, подвигами любви христианской и самоотвержением. Не серебро и перлы составляют их богатство, а благие нравы и дарования духовные, коими Сам Дух Святый обогащает души простые и смиренные. Сего-то богатства духовного, сего-то украшения нетленного, сей-то ограды несокрушимой молитвенно желаем тебе, новая обитель! Да будешь не именем токмо, но и делом обителью Святыя и Живоначальныя Троицы! Как превознесена ты над всею страною здешнею самым положением твоим, тако да возвеличишься ты и высотою внутреннею и дарами Духа Святаго! Если кому, то тебе должно непрестанно памятовать слова Евангелия: не может град укрытися верху горы стоя (Мф. 5; 14). Совершающееся в тебе все и для всех далеко видимо; да будет же все видимое таково, чтобы зрящие за зримое всегда могли прославлять Отца, Иже на Небесех! Тогда, несмотря на внешнюю скудость твою, ты не будешь чувствовать ни в чем недостатка; не убоишься более за существование твое никаких превратностей времен и обстоятельств; тогда и мы от сердца будем радоваться и благодарить Господа, что удостоились послужить к воссозданию твоему. А вас, благолюбивые обитатели окрестных мест, просим продолжить и, если можно, усугубить усердие ваше к новой обители. Ибо, как сами видите, она, подобно новорожденному младенцу, нуждается во всем. Посещая сию гору, ищите на ней успокоения не телу, а духу вашему; не ласк и приветливости мирской, а назидания и уроков христианских. Терпеливо перенесите, если служение и чин церковный не явятся здесь пред вами тотчас во всей лепоте, подобающей святым обителям. За молитвами Матери Божией и сие не умедлит произойти; и мы особенно будем пещись о том. Мати Божия! Твоим предстательством у Господа обитель сия восстает из полувековых развалин; приими же ее навсегда под всемогущий покров Твой! Сама посещай ее, и видимо и невидимо; Сама назирай за ее преспеянием, внешним и внутренним; Сама руководи здесь и руководимых, и руководителей. "На Тебе бо, на Тебе единую, надеемся, и Тобою - более никем - хвалимся: Твои бо есмы раби, да не постыдимся, Владычице!" Аминь. Оглавление Слово на другой день по открытии Ахтырского мужского Свято-Троицкого монастыря Кто взыдет на гору Господню? Или кто станет на месте святем Его? Неповинен рукама и чист сердцем, иже не ульсти языком своим (Пс. 23; 3-4) По всевоссозидающему промышлению Царя Небесного и державному соизволению Самодержца земного, место сие, братие мои, со вчерашнего дня паки соделалось местом святым, а гора здешняя - горою Господнею. Вчера от избытка радости мы способны были токмо славить и благодарить Господа за исполнение наших общих молитв и желаний; ныне можно обратиться и к размышлению о происшедшем, и, последуя примеру святого Давида, кто же взыдет на эту новую гору Господню, и кто станет на этом новом месте святем? .. Вопрошение сие касается двоякого рода лиц: во-первых, тех, кои, оставив мир, будут восходить на здешнюю гору для всегдашнего пребывания на ней; во-вторых, тех, кои, не оставляя жизни в миру, будут являться на сем святом месте как временные его посетители. По отношению к первым можно спросить, чего требуется от того, кто хочет соделаться сыном святой обители и посвятить себя здесь навсегда жизни иноческой? По отношению ко вторым можно пожелать знать, с каким расположением духа должно посещать здешнее святое место мирянину?.. Ответом на первый вопрос укажутся и означатся обязанности постоянных жителей; а ответом на второй - обязанности посетителей новой обители. О том и другом полезно побеседовать, дабы каждый - и житель и посетитель -знал заранее, чего ожидает от него святая гора, и сообразно с этим вел себя здесь, не извиняясь неведением. Кто убо взыдет на гору Господню? Кого новая обитель ожидает на жительство к себе? Кто вправе желать быть сыном ее? Неповинен рукама и чист сердцем, иже не ульсти языком своим, - отвечает святой Давид. Кто бы и из нас не пожелал для новой обители таких чистых и святых жителей? Мы первые далеко вышли бы навстречу, и поклонились бы встречаемому до земли, если бы пришел на обитание сюда хотя един из подобных человеков Божиих. Но где взять их?.. Да не оскудевают сии земные ангелы, по крайней мере, в целой стране нашей; ибо они, по слову Самого Спасителя, суть свет мира и соль земли; а впрочем, где бы ни находились таковые, они везде наши; ибо везде молятся о нас ко Господу. В отношении же к новой обители пожелаем молитвенно, дабы она способна была вместить, если Святой Троице угодно будет препослать ей в дар таковый сосуд благодати. Говоря таким образом, мы нимало не разногласим со святым Давидом, и не мыслим уничтожать силу его требования. Ему нельзя было не искать безгрешия и совершенной чистоты в том, кто восходит на гору Господню; ибо он имел в виду не земную какую-либо гору, как мы, а Небесную, ту, которая явится на земле, когда не будет на ней уже ни гор, ни юдолей, ту гору, которая показана была в дивном видении евангелисту Иоанну. На сию гору, очевидно, никто не может взойти, кроме тех, иже... убелиша ризы своя в Крови Агнчи; и суть прочие без порока (Откр. 7; 14). Касательно небесной обители на сей будущей горе справедливо сказано: не иматъ... внити в ню ничтоже скверно... но токмо написанныя в книгах животных Агнца: вне всяк любяй лжу и творяй мерзость (Откр. 21; 27). Наша же гора не имеет такой высоты и неприступности; и должна служить токмо лествицею и преддверием к сей горе Сионской. Посему и из обители на горе нашей должен слышаться не сей строгий приговор, а другой глас дражайшего Спасителя нашего, слышанный из уст Его во все время земного пребывания Его между человеками: Приидите ко Мне еси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф. 11; 28). Сообразно сему, здешняя обитель должна быть отверста для всякого, кто, почувствовав нужду удалиться от шума мирского и суеты житейской, решится посвятить дни свои на служение Господу и на приготовление себя к вечности. Какова бы ни была прошедшая жизнь, в чем бы ни состояли слабости духа и тела, от чего бы ни страдало сердце и совесть; но коль скоро в ком есть твердое намерение, не ктому человеческим похотем, но воли Божией прочее во плоти жити время (1 Пет. 4; 2), то место сие хотя и свято, приимет такового; гора сия, хотя и Господня, допустит его не только стать, но и вселиться на вершине ее. Таким образом и в отношении к нашей горе мы не отступаемся вовсе от требования Давидова, только обращаем его, как видите, не на прошедшую жизнь восходящих на гору для вселения на ней, а на их жизнь последующую. До жития на горе ты мог быть чем тебе угодно; это твое дело, о коем вопросит тебя здесь только разве духовный отец твой; но с тех пор, как ты вселился на сей горе, уже не только святый Давид, но и настоятель твой потребуют от тебя, - и справедливо, - чтобы ты был неповинен рукама... чист сердцем и без лести в устах (Пс. 23; 4). И во-первых, неповинен рукама: то есть неукоризнен в житии и поступках, ибо рука у Псалмопевца означает нашу деятельность. И от мирянина требуется поведение неукоризненное, а от монаха - сугубо. Почему? Потому, во-первых, что монах на то пошел, дабы жить благочестиво и заниматься спасением души своей; во-вторых, потому что у него гораздо более средств удаляться порока и жить добродетельно, нежели у мирянина. Вы сами знаете, как среди мира трудно бывает иногда удержаться в пределах истины и справедливости по причине множества искушений и соблазнов житейских; а монах свободен от сих уз и сетей. Если он терпит искушения, то более изнутри, от себя самого, чему подлежит и мирянин; совне же монах пользуется великою удобностью к добродетели. Кого, например, монаху обидеть? Против кого и за что сказать худое слово? Ибо вокруг него одни братия его. В миру непрестанно разделяет людей и приводит ко греху любостяжание и собственность; между вами здесь нет сего источника лукавств и вражды, ибо здесь - все общее. В миру неправдуют и ссорятся за места, за чести, за отличия; здесь одна честь- быть смиреннее всех, одно отличие - быть послушнее ко всем. Среди мира впадают во грех иногда даже от крайней нужды; например, похищают чужую собственность, чтобы утолить голод или прикрыть наготу; здесь, если нет богатства, то нет и нужд подобных. При таком ограждении от искушений и соблазнов, при таком безмятежии духа и тела, при таком множестве побуждений и средств к преспеянию в благочестии, как иноку не оставаться неукоризненным в жизни и делах своих, и чем извинить себя, если он явится преступником тех законов правды и долга, за нарушение коих самый мир преследует неумолимо? В таком случае не только начальство, самая гора здешняя вознегодует на живущего на ней; не только собратия, самые камни здешние подвигнутся от мест своих и будут готовы пасть на главу того, кто, забыв страх Божий, позволит себя пятнать - и себя, и обитель делами неподобными. Но мы веруем, что Святая Троица не попустит украшенной именем Ее обители потерпеть так скоро ущерб в духовной лепоте своей от кого-либо из сынов Своих. Матерь Божия, под покров Коей мы отдали место сие, Сама станет на страже, и не даст духам злобы проникнуть в него. В надежде на сию всемогущую ограду и заступление мы охотно прекращаем наши опасения и обращаемся ко второму требованию Давидову, простирая его, так же как и первое, на жизнь вашу, не прошедшую в миру, а настоящую, со времени поступления в обитель. Кто убо, - вопросим паки, - взыдет на гору Господню? Кто достоин вселиться на здешнем святом месте? Тот, - ответствует царь-пророк, -кто со внешнею неукорительностью жития и деяний соединяет внутреннюю чистоту души и сердца: неповинен рукама и чист сердцем! Надобно соединять то и другое; иначе не будет у тебя ни того, ни другого. Можно таить до времени язву греха в сердце, и являться снаружи чистым и праведным; но нельзя утаить надолго, тем паче навсегда. Нечистота мыслей и желаний, рано или поздно, обнаруживается и в словах гнилых, и в делах студных; и тем более, чем долее были сокрываемы. Посему-то желающие не казаться токмо, а быть честными, и в сем мире стараются о том, чтобы соблюдать ум свой от худых мыслей, сердце - от нечистых желаний, воображение и память - от соблазнительных картин и видов. Так, говорю, поступают лучшие из людей и в миру; тем паче нужно поступать так в монастырях. Истинный инок посему непрестанно бдит над своим сердцем; у него нет мыслей пустых и бездельных, тем паче нечистых и богопротивных. Бог и вечность, смерть и Суд Страшный, жизнь и деяния Спасителя и святых угодников Божиих, заповеди и обетования Евангельские, богослужение, Таинства и обряды Святой Церкви, послушание, ему вверенное, вот где витает мысль истинного инока, вот в чем вожделения души его. На самые красоты природы он взирает осторожно, дабы, замедлив на видимом и временном, не потерять из виду Небесного и вечного. Самые чистые связи с миром инок старается вести так, чтобы всегда мог тотчас оставить и прекратить их, когда потребуется, без всякого сожаления, ибо помнит, что он отрекся мира и всего еже в мире, и есть для него яко мертвец. Покажется ли трудным такое господство над своими мыслями и чувствами? Но без него не может быть достигнута чистота сердца; а без чистоты сердца непрочна и недостаточна чистота деяний. Как бы ни был красив сосуд совне, но если он испорчен запахом худым, то его никто не употребит с удовольствием. Таков и монах, живущий честно, но питающий в душе своей мысли худые. Небесный Домовладыка не приимет такового в дом Свой, и не даст ему воссесть среди сонма избранных рабов Своих. Памятуйте сие, братие мои, и не преставайте бдеть над чистотою своего сердца, упраздняя его от всех плотских помыслов, наполняя его желаниями святыми, мыслями богоугодными, и представлением благ не земных и тленных, а Небесных и вечных. Сначала это будет трудно для падшей и нечистой природы нашей, но потом, чем далее, тем сделается легче. Господь, видя посильную борьбу нашу с нечистыми помыслами, Сам положит конец ей, изгонит их навсегда из души вашей, и подаст вам ту драгоценную чистоту сердца, ту сладкую тишину духа, кои отличают всех верных рабов Его, и еще на земле стократно вознаграждают их за все труды и подвиги над собою. Третье требование святого Давида касается наших уст и языка: "иже не ульсти языком своим". Упоминается одна лесть, но, без сомнения, разумеются и все прочие недостатки и нечистоты языка, тем паче такие недостатки, как злоречие, клятва, срамословие и хула. Прилично ли все это даже кому-либо из христиан? И никому не прилично, а в иноке совершенно нетерпимо; если чьи уста и язык, то инокадолжны быть органом точию славы Божией и духовного назидания для ближних. Трудно управляться с устами нашими! Апостол не напрасно сказал, что язык... неудержимое зло (Иак. 3; 8). Но отчего он делается таким? Оттого, что мы от юности привыкаем раскрывать уста как случится, по первому движению мысли; а это оттого, что мы слова наши считаем за ничто и не дорожим ими. Но поелику слова вещь важная, ибо за каждое слово надобно будет дать ответ, то первее всего надобно утвердить в себе мысль о важности и святости слова человеческого. Памятуя сие, мы сделаемся осмотрительными во всех словах наших, ибо мы же бережем дорогие вещи и никто из нас не бросает их безрассудно, кроме безумных. Познав таким образом цену слова и дорожа им, каждый, по тому самому, перестанет расточать его как попало; тем паче не будет осквернять уст своих словами гнилыми и нечистыми. Надобно потрудиться над сим, ибо вещь стоит того! Мы думаем, что у одних змей яд в устах; нет, у человека, если вознерадит и допустит себя до того, еще более бывает яда в устах. Это не наша мысль, а апостола, который называет злой язык исполненным яда смертоносна (Иак. 3; 8). Худые и соблазнительные слова точно как яд; они заражают слух и сердце слушающего, который может быть во всю жизнь свою и не подумал бы о каком-либо пороке, но ты кинул пред ним ядовитое слово, и в нем на всю жизнь зародится искушение тяжкое, а может быть и грех смертельный. Как же не беречь после сего слова, когда в нем может быть такое зло? Впрочем, когда мы будем хранить чистоту сердца, то чистота уст и языка придет за нею, можно сказать, сама собою; подобно как и вещественный язык наш бывает чист, когда чист наш желудок. Но доколе не достиглась еще сия внутренняя чистота мыслей и чувств, надобно, для охранения уст, брать меры осторожности и совне; ибо, нехранимые, они могут осквернять, как выражается апостол Иаков, "весь круг нашего бытия" (Иак. 3; 6). Сократим теперь для памяти все сказанное в немногие слова. Итак, чего требуется от жителя сего святого места? Во-первых, неукоризненного и доброго жития, во-вторых, - чистоты мыслей и сердца, в-третьих, - слова здравого и благого. Все это, можно сказать, еще только азбука и начало жития иноческого, но не пройдя его, нельзя стремиться к дальнейшему совершенству. И чем ниже и ближе первые ступени в лествице, тем скорее надобно вступить на них и утвердиться стопою твердою и невозвратною. Не худо сделает тот из вас, кто рассмотренные нами теперь слова святого Давида изобразит на хартии, и будет иметь в своей келье всегда пред своими очами. Мы обыкновенно не слишком памятливы на доброе; посему нужно всячески помогать себе в подобных случаях; а дело, о коем рассуждаем мы, очевидно крайней важности для всякого. Посему для того, чтобы не забывать его, и еще можно указать на одно средство. Положите себе за правило, раз или два в неделю, уединившись, размышлять с собою по несколько минут о том, зачем взошли вы на гору сию? Имеются ли в вас качества, необходимые для инока? Чего в сем отношении недостает вам, и как восполнить недостающее? Равным образом, когда будете собираться почему-либо вместе, то между прочими разговорами не забывайте иногда побеседовать и о сем. Поводом к тому может быть, пожалуй, воспоминание об открытии монастыря и нынешняя беседа наша с вами. Другой повод к тому самая Псалтирь святого Давида. Почти каждую седмицу вы будете слышать в церкви псалом, из коего мы заимствовали предмет для настоящего собеседования. Итак, когда услышите чтеца, произносящего: кто взыдет на гору Господню? , вспомните нашу беседу и свою гору, обратите взор на самих себя, и посмотрите умными очами - есть ли в вас то, чего требует святой Давид. Теперь, благочестивые посетители горы сей, ваша череда узнать и выслушать, чего святая обитель вправе требовать от посещающих ее, и что вам должно наблюдать, чтобы посещение сея святой горы, вместо душевной пользы для вас, не обратилось во вред и вам, и обитателям ее. Не велико было бы, если бы и от вас всех, посещающих обитель сию, потребовали той же безукоризненности жития, той же чистоты сердца и уст, каких требовали сейчас от иноков. Ибо кто же вы? Хотя не иноки, но и не иудеи, не магометане, не язычники, а христиане, и притом православные; от христианина ли не требовать подобной чистоты и совершенства? Что же бы значило само христианство, если бы оно не в состоянии было доставить нам сих добродетелей? Ибо есть люди и между христианами, кои старались и стараются достигать их. Но поелику печальный опыт и во многих христианах представляет противное сему, то и мы умалим наши требования в отношении к вам до последней возможности; умалим и потому, что если бы даже и восхотели наблюдать строгий разбор между восходящими на сию гору, то не можем, ибо новая обитель сия, как видите, не имеет еще ни врат, ни ограды. Это знак, что святая гора сия должна принимать всех; и пусть восходят на нее все. Пусть восходит на сию гору прилепивший сердце свое к богатству погибельному и стяжаниям неправедным, да видит, что есть сокровища духовные, коих ни тля не тлит, ни татие не подкапывают и не крадут, и да научится богатеть добрыми делами. Пусть восходит на сию гору сластолюбец и плотоугодник, емуже, как говорит апостол, бог чрево (Флп. 3; 19), да устыдится своего жалкого рабства плоти, и познает, что для человека существуют не одни наслаждения чувств, а и духа, и что самые чистые радости сердца добываются не из земли, а приходят свыше. Пусть восходит на гору сию и неверующий, да видит, что на земле есть еще вера, и что она столь сильна, что возносит человека над всем, заставляет оставить мир и обречь себя на всегдашние подвиги и лишения. Но, открывая для всех вход в новую обитель, и мы потребуем некоторых вещей от всех же. Каких?.. Самых малых и ни для кого не трудных. Потребуем, во-первых, чтобы никто не вносил с собою сюда соблазнов мирских. Хочешь или не хочешь занять отсюда духа благочестия и страха Божия, это твое дело; по крайней мере, не вноси сюда духа злочестия и хулы; не возмущай покоя мирной братии о Христе; стой, обращайся здесь, и отходи отсюда как подобает человеку незлонравному. Посему застанешь ли богослужение и войдешь в церковь, - не заводи шума и разговоров: можно наговориться о всем дома, или вне церкви. Посещаешь ли чью-либо келью, - опять не заводи бесед не по слуху иноческому; не позволяй себе тех шуток и кощунства, кои обыкли сопровождать некоторых даже в места священные. Не напрасно касаемся мы сего предмета, ибо от всего этого нередко страдают обители иноческие; а нам крайне жаль нового святого места. Когда обитель укрепится и возрастет, тогда способнее будет переносить мирские соблазны; а теперь она подобна новорожденному младенцу, для коего тяжело и опасно и малое противное дыхание ветра и холода. Надеемся, братие мои, что все вы, по любви к новой обители, вполне разделяете с нами сии мысли и чувства наши. Вознесем же, в заключение слова, совокупно молитву ко Господу, да Он, Всеблагий, паки изведши ее из небытия, оградит ее благодатию Своею от всех видимых и невидимых наветов и искушений, да подаст обитателям сей горы желание и силы соответствовать званию и святым обетам их, а посещающих оную да осеняет выну духом благоговения к святому месту и молитве о грехах своих. Аминь.