Меню
Назад » »

Свт. Иннокентий Херсонский / Мысли о бессмертии (1)

Мысли о бессмертии 1. 1. Если человек не бессмертен, то на театре мира нет постоянного зрителя. Кто же оценит достоинство того, что на нем происходит? Надобно кому-нибудь быть на земле бессмертным. 2. Истина бессмертия не противоречит ни одной истине: многие, напротив, связаны с нею неразрывно, стоят и падают вместе с нею. Весь порядок нравственный таков именно: нет бессмертия, нет и его. 3. Может ли быть человек честен и добр, без бессмертия?.. Может, по причине доброты природной, привычки, недостатков искушения сильного, и прочего. Но обязан ли быть?.. Очевидно, нет. Ибо, чтобы быть добрым положительно, в нашем мире надобно жертвовать многим, иногда - даже жизнью. Что же может наградить его за жизнь, если нет бессмертия?.. Тогда закон самосохранения есть высший из всех законов. 4. Коль скоро есть Бог, то трудно не быть бессмертию души. Посему-то отвергающие последнее отвергают и первое. 5. Главное дело в том, есть ли чему не разрушиться со смертью, и пережить разрушение тела? А это зависит от того, отлична ли душа от тела? Два ли в нас разных начала жизни, и так ли отличны, что одно, духовное, может быть без другого, телесного? Есть. Доказательство - жизнь; тут начала эти доходят даже до борьбы, -одно может жертвовать другим, и осуждать его на смерть. В смерти - физика уже разрушается, а душа цела. Не от разности ли это? 6. Мы не можем представить душу материальной, не можем представить, как она может разрушаться, тлеть. Мысль нетленна, а душа есть мысль; желание нетленно, а душа есть желание; воля нетленна, а душа есть воля; вообще, сознание нетленно, а душа есть сознание. Все, что мы можем представить в сем отношении, состоит в том, что сознание может померкнуть, престать, как бывает во сне. Но самый же сон, показывая возможность прекратиться сознанию, обнаруживает, что, прекращаясь, оно чрез то не теряется; пробуждаясь, мы всегда находим его опять нерушимым. 7. В теле ли условие сознания?.. Теперь - в известном состоянии тела; но всегда ли так? Не может ли быть сознания без тела? Что теперь не бывает, - не доказательство невозможности, ибо теперь душа в связи с телом. Но так ли без тела, по смерти?.. 8. И если бы нужна была вообще телесность для сознания, то не остается ли его и в смерти, сколько нужно? Вся ли телесность исчезнет? Нет ли чего неразрушимого?.. Очень может быть. Что оно невидимо, - это не доказательство, что его нет. Тонкое в вещественном невидимо. Мало ли чего в воздухе, что обыкновенно невидимо, а под стеклом увеличительным видимо. 2. Истина бессмертия есть более предмет веры, нежели истина бытия Божия. Последняя подлежит с некоторой стороны даже чувствам: «невидимая бо» Божия, - говорит апостол, - «твореньми помышляема видима суть» (Рим. 1; 20), а первая всецело превыше чувств. Отчего так?.. По естественному ли устройству вещей, или вследствие какого-либо превращения их порядка?.. Слово Божие открывает нам, что истина бессмертия затемнилась случайно, по причине падения человеческого. До падения бессмертие было предметом не веры, а чувства; человек не чаял сего, как ныне, а обладал им - подобно тому, как будет обладать по воскресении; тогда смерти вовсе не было, не только в человеке, но, конечно, и во всем мире; тогда не было века настоящего и грядущего, в том смысле, как ныне, хотя за настоящим и следовало будущее; посему истина бессмертия тогда, если судить по-нынешнему, была яснее и ощутительнее самой истины бытия Божия, ибо Бога не всегда видел человек очами, а себя и в себе жизнь вечную всегда ощущал всеми своими чувствами. Но пришел грех, и все превратил (разрушил)!.. Он ввел смерть в творение, он лишил человека бессмертия. Как лишил? Совершенно ли? Слово Божие сего не определяет. Но поелику оно будущую жизнь и воскресение приписывает действию заслуг Христовых, - значит, без них всего этого не было бы; значит, что же? Что человек оставался бы в узах смерти - по телу ли одному, или по душе? То есть, уничтожился бы совершенно? Кажется, последнее. Но можно утвердить и первое. Последнее привыкли утверждать более по школьному понятию о духовности и, следовательно, неразрушимости души человеческой, вследствие коей она якобы не могла умереть, то есть уничтожиться, независимо от влияния на сие заслуг Христовых. В самом деле, если душа по натуре бессмертна, то грех не мог убить ее или, говоря точнее, уничтожить; он мог только отнять у нее тело и блаженство. Чем же, в таком случае, полезны заслуги Христовы?.. Очевидно, не тем уже, чтобы спасти душу человеческую от уничтожения, а тем, что они паки возвращают ей тело, теряемое через смерть, и блаженство. Без Христа человек, нисходя во гроб, уже никогда не вышел бы из него. Где же бы был, и что бы с ним было?.. Был бы, очевидно, в мире не нашем, а другом; терпел бы от неполноты своего бытия и греховности, - и, может быть, чем далее, тем с ним было бы хуже. Теперь другое: смерть тела остается, но уже как временное, преходящее бедствие, притом такое, которое, вследствие особенного распоряжения, обращается во благо человеку, служа к очищению его существа от всего, что произошло в нем зловредного от греха. Но, вследствие сего нового беспорядка и вместе порядка вещей, - беспорядка, поколику он произошел от нас, порядка, поелику выправлен и благоустроен свыше, - бытие человека распалось, пошло по эпохам, - потому сделалось непохоже само на себя: вместо одного человека явилось три - человек живущий, человек умерший, человек воскресший. Каждое из этих отдельных бытии отгорожено одно от другого перегородкой темной, непроницаемой. Человек живущий не видит человека умершего, человек умерший - живущего и воскресшего. Вот основание и неизбежность веры; вот как истина бессмертия одевалась облаком; вот как составилось: чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Отсюда ясно, что не природное устройство вещей и, следовательно, не Бог виною того, что мы теперь не видим жизни вечной и должны веровать в бессмертие. Бог в начале не только не сокрыл его, а даровал на самом деле. Но человек, потеряв его, необходимо перестал видеть потерянное, и должен искать. Но всемогущество Божие, может быть, могло бы помочь нам и приблизить к нашему разумению. Почему оно не делает сего? 3. Вера в бессмертие в роде человеческом Вера в бессмертие и жизнь души за гробом была у людей всегда и везде. Не было и нет народа, который бы верил в уничтожение по смерти; то, что ныне приводит в неверие, всегда было перед глазами людей и, однако же, не помешало им верить в бессмертие. Это тем удивительнее, что простой человек, каковыми были люди в глубокой древности, водится (более) чувствами, нежели соображением. Возражения против бессмертия все, так сказать, чувственны, являются на поле опыта; подпоры бессмертия сверхчувственны: и, однако ж, в сем отношении, чувственный человек, движимый чем-то особенно, умел в сем случае вознестись над чувствами, и вопреки тому, что видел, твердо и постоянно верил в то, что невидимо, что выше чувств. Как это могло быть?.. Или в природе человеческой есть побуждения верить в другую жизнь, или эта вера получена свыше. Без сомнения, она шла по преданию. А предание как началось?.. Или с опыта - явлений мертвого, или с откровения свыше. Как именно?.. Из древних сказаний видно, что вера в бессмертие соединялась постоянно с верою в явления умерших, - их душ или теней. Сказания о сем бесчисленны. Откуда они? Не было ли тогда действительно больше явлений из другого мира?.. Есть причины думать, что два мира, ныне так друг от друга разлученные, прежде были ближе один к другому, - посему и явления умерших чаще... 4. Происхождение человека Происхождение человека некоторым представляется действием материальным, как будто весь человек происходит от тела отца и матери... Нет! Отец и мать здесь в отношении к человеку то же, что сеятель и земля в отношении к семени, которое повергается осенью в землю, а весною выходит из земли и является колосом или деревом. В чреслах отца семя человека готово: кто уготовил его?.. Очевидно, не сам человек, ибо, хотя бы он хотел, не может сделать сего; мать, подобно земле, только приемлет семя, но не дает ему бытия, а только развивает его, - не по воле своей, когда хочет или не хочет, а когда так угодно Богу. Таким образом, отец и мать служат оба только поводом к происхождению человека, а отнюдь не производят его. Это два снаряда, кои обрабатывают третье, - данное, приуготовленное. Тут действует сила Божия, непостижимая, как и в других подобных случаях. Происхождение человека - тайна, подобная происхождению всего мира. Из нее ничего нельзя извлечь ни pro, ни contra духовности и бессмертия души. Ибо не можем сказать строго, как образуется и тело; удивительно ли, что не можем объяснить, как происходит душа? Очевидно только, что душа является в теле, когда оно уже получило полноту своего состава, и является как бы в сонном состоянии, и потом пробуждается постепенно к сознанию и действию; ясно только, что эта душа прибывает не по частям, прикладываясь одно к другому, а развивается из какого-то целого центра, в коем вся была завита. 5. Откуда сомнение в бессмертии У каждого сомневающегося оно рождается особенным, ему свойственным образом, в коем он часто не может дать отчета. Большей частью бывает так, что он не верит, так что когда он начинает размышлять, то уже придумывает только причины на продолжение неверия. Следовательно, неверие зарождается без сознания человека. Как?.. Из разных источников: из чувственности, из худой жизни, из чтения или обращения с людьми неверующими, и прочее, и прочее. Между тем, нельзя отрицать, что неверие может указать, в опору себе и в извинение, на некоторые явления в жизни человеческой, и преимущественно на смерть. В смерти человек весь исчезает для нас: тело еще-таки остается на некоторое время, а души нет тотчас в теле; иначе мы и не хоронили бы тело в землю. Душа по смерти невидима, не дает знать о своем существовании ничем; следовательно, ее нет. Аргумент - весьма сильный, по-видимому; и однако же, в устах, отрицающих бессмертие, он фальшив. Душа невидима; она не дает знать о своем бытии; следовательно, ее нет. Не следует: в заключении больше, нежели в посылке. Чтобы увериться в сем, стоит только вникнуть - на чем основано это заключение. На том предположении, что то, чего не видно, и что не дает о себе знать, того нет, то не существует! Можете ли вы принять это положение?.. Очевидно, не можете. Ибо есть вещи, кои невидимы, не дают о себе знать, и, однако же, существуют; иначе существовало бы только то, что видимо и дает знать о себе: нелепость! Душа может быть невидима, может не давать о себе знать, и, однако же, может существовать, как уехавший на корабле куда-либо, когда он к вам не пишет. Доколе вы не получили известия, что он умер, вы, и не видя его и не получая от него никакого известия, думаете, что он жив и что ему мешает что-либо дать вам знать о себе. Так, по крайней мере, думаете и об умерших, коих уехало много, и ни один не пишет - не дает о себе знать. Да этого, во-первых, нельзя сказать: есть явления умерших, или их действия, кои не подлежат сомнению, хотя они редки. Во-вторых, очевидна причина, по коей они не дают о себе знать; у них нет органа телесного, через который могли бы сообщаться с нами; и эта причина действует у всех них равно. Разбейте инструмент у самого лучшего артиста, и не дайте ему другого; он не заиграет перед вами, хотя он жив и цел, со всей способностью к игре. В сонном (человеке) душа жива и цела; он лежит перед вами; вы кладете на него руку; однако же он не дает вам знать о себе, хотя, может быть, в эту самую минуту видит вас во сне и беседует с вами. Как люди делятся по отношению к догмату о бессмертии Жизнь по смерти для некоторых есть предмет неверия, для некоторых -сомнения, для некоторых - разумного убеждения, для некоторых - чувства, для некоторых - веры, для некоторых - опыта. С неверием в бессмертие совместна ли вера в Бога? В понятии можно отделять эти две вещи и, уничтожая первую, выхитрить существование для последней, хотя оно, по необходимости, будет гораздо беднее, нежели в содружестве с первой. Но на деле и опыте трудно найти человека, который бы твердо и с сознанием верил в Бога, не веруя в бессмертие. Сколько знаем, все, верившие в Бога, верили и в бессмертие; а не верившие в бессмертие не верили и в Бога, или имели о Нем понятие самое темное и бедное. При неверии в бессмертие может ли стоять добродетель? Честность гражданская до известной степени может, потому что ей в опору остается страх наказания и удовольствие естественное от добра. Но последнее слабо, первое не обнимает все случаи. Бывают случаи, что надобно избирать одно из двух - сохранить правду, или жизнь. Что заставит человека предпочесть правду жизни, если нет бессмертия?.. Любовь к правде?.. Нелюбовь к жизни?.. Откуда возьмется первая? Из сильного развития чувства правды, вообще развития души?.. Но как она разовьется, не вспомоществуемая надеждою жизни вечной?.. В таком разе на человеке будет даже обязанность предпочесть жизнь правде, даже по любви к правде; ибо, сохранив жизнь изменою правде, он еще много раз будет иметь случаи делать правду и помогать другим делать ее, или препятствовать нарушать ее; а пожертвовав правде жизнью, он лишится навсегда и жизни, и правды. * * * Если нет бессмертия, то смерть наша есть вещь естественная. Почему же мы от нее так отвращаемся? От вещей естественных мы не отвращаемся: от пищи, от сна, от дыхания, от различных видов деятельности. Отвращаемся только от неестественного: от голода, от болезней, от жестокости, пьянства, и прочего. Значит, и смерть принадлежит, поелику мы отвращаемся от нее, к вещам неестественным. Природе нашей следовало быть без нее. * * * Бог бессмертен. Один ли?.. Не может быть, чтобы в мире не было существ бессмертных. Бог праведен, - и дал нам стремление к праведности. Но праведность в этом мире требует иногда в жертву себе жизни. Где же, в таком случае, опора для нее, если нет бессмертия? В таком случае человек, умирающий за правду, был бы - дерзнем сказать - праведнее Самого Бога. Бог истинен; Он не вложил бы в нашу душу жажду жизни вечной, если бы последней не было, и смертью все оканчивалось. * * * Из образованных людей не многие уверены в бессмертии; большая часть в сомнении о том; иные вовсе не верят, даже явно показывают свое неверие. Как бы образованным людям, подумает кто-либо, не быть уверенным в бессмертии, если бы можно было увериться? Увы, не хотелось бы нам говорить против людей образованных и винить их в чем-либо, тем паче в настоящем случае. Но мы уверены, что многим из них самим приятно будет узнать и признать свою вину. 1) Не должны ли осознать образованные, что в них менее действует чистая природа человеческая, что голос ее не так слышен, что как их жизнь, так и чувства и мысли заключают в себе много искусственного, не чисто человеческого; что они, в сем отношении, уступают людям необразованным, но сохранившим свою природу? Но уверенность в бессмертии выходит из природы, из внутреннего чувства, из совести. Удивительно ли после сего, что голос бессмертия менее слышен людям образованным? 2) Многие ли из людей образованных серьезно размышляли об истине бессмертия?.. Редкие. А истина бессмертия, коль скоро приводится к допросу ума, требует в жизни многих справок, исследований, соображений. После сего нечего дивиться, что люди образованные страдают неверием в жизнь будущую. 3) Спросите у сомневающихся: убеждены ли они в неверии своем? По справке окажется, что убеждения нет, потому что и исследования не было, и что неверие есть следствие лености умственной, подражания, худой совести, нечистой жизни. 4) Большей части людей образованных выгоднее не верить, нежели верить в бессмертие. 6. Есть ли в человеке чувство своего бессмертия?.. Должно быть. Как существо, предназначенное к бессмертию, человек по этому самому не может не иметь предчувствия об этом; и действительно, нет человека, который в известные минуты жизни не ощущал в себе того, что превыше смерти. Во всех ли равно это чувство?.. Нет; в иных оно очень сильно, в иных так слабо, что почти его нет. От чего зависит эта разность? От природы, или воли самого человека?.. Чувство бессмертия, как и все прочие чувства в нашей душе, может усиливаться и ослабевать. Когда прилагают старание, то оно усиливается; когда небрегут о том, тем паче когда действуют противным образом, то оно ослабевает. От чего же именно усиливается это драгоценное чувство и от чего ослабевает?.. Ответ, хотя краткий, на сей важный вопрос не будет чужд ни настоящих светлых дней, ни, может быть, душевного состояния некоторых из слушателей. В настоящем состоянии человека, в составе его, очевидны два начала: одно - бессмертное, которое не исчезает в смерти; другое - смертное, которое продолжается только до гроба, и там разлагается и исчезает. Каждое из сих начал производит в человеке сродное себе чувство: начало бессмертное производит чувство бессмертия, начало смертное производит чувство смертности. Оба начала эти, бессмертное и смертное, так тесно сочетаны, что составляют теперь одно целое; -посему-то и чувство бессмертия с чувством смертности сливается в одно неопределенное чувство. Такая неопределенность чувств недолго может продолжаться: с продолжением времени, когда человек начинает действовать самостоятельно, одно какое-либо чувство берет верх, вместе с тем другое слабеет и умаляется. Если берет верх чувство бессмертия, то чувство смертности слабеет; если, например, усиливается чувство смертности, то чувство бессмертия делается слабее. Зависит же это от того, чем наиболее человек начинает жить и действовать. Если он живет более тем, что есть в нем истинно бессмертного - духом, совестью, законом, то усиливается чувство бессмертия. А если предается сильно тому, что в нем есть смертного - плоти и крови, то усиливается чувство смертности. И с чем наиболее он живет, то наиболее и чувствует, тем наиболее и проницается, от того заимствует силу и чувство. И вот причина, почему в миролюбцах сильно чувство смертности, и они боятся смерти, а в людях добродетельных сильно чувство бессмертия, и они смотрят на гроб, как другие смотрят на свое ночное ложе. 7-10. Возражения и решение возражений 1) Человека не видно до рождения, и мы говорим, что он не существовал. Его не видно по смерти; зачем же мы будем говорить, что он существует? Случаи равны, равное должно быть и заключение. 2) В смерти условия существования, нам известные, прекращаются: следовательно, прекращается и бытие, cessante causa, cessat effectus. 3) Если бы человек существовал по смерти, то он дал бы знать как-либо о своем существовании; но этого нет, следовательно... 4) Если бы была жизнь за гробом, то отчего бы так прятать и скрывать ее? Не видно цели в скрытности. 5) Животные явно суть подобие человека, и некоторые очень близки к нему; но мы о всех них утверждаем, что они не бессмертны. Зачем же исключение в пользу одного человека? Это несправедливость, эгоизм человеческий. 6) В человеке нет желания бессмертия; есть только охота пожить подолее. Но, долго пожив, он наскучил бы жить; вечность для него невыносима. Если в нас теперь не является этой скуки от бытия, то причиною сего сон; в нем мы кончаем бытие, и опять принимаем; без него, несмотря на краткость жизни, мы наскучили бы ею. 7) Если бы человеку суждено было жить всегда, то зачем и к чему смерть? Она была бы не в порядке вещей. Как конец бытия смерть уместна; а иначе - абсурд. 8) Доказательство от духовности души ничего не доказывает в пользу бессмертия, ибо мы не знаем природы души. Слова: дух, материя суть чисто относительны и условны; мы не знаем природы ни того, ни другого; следовательно, и не можем брать из нее твердых заключений. 9) Учение о небессмертии человека может иметь практические полезные стороны: заставить дорожить жизнью, не терпеть притеснений и самовластия, стремиться к равенству и безобидному разделу благ жизни, и прочее, и прочее. 10) Человеку, большей частью, лучше быть добродетельным, нежели порочным, хотя бы он не был бессмертным. 11) Лучшие из язычников - Сократ, Платон, Цицерон - не были твердо уверены в бессмертии; изъявляли более желания и догадки, нежели убеждение и уверенность в сем. 12) Усилиться учению о бессмертии помогли нужды и беспорядки этого мира. Будучи недовольны настоящим, естественно обращаются к будущему. Чего сильно желают, то кажется существующим. Вот все, что можно возразить против бессмертия. Некоторые возражения особенно могут смущать. Но на стороне истины есть довольно средств к уничтожению всех сих возражений. Что имело начало, то будет иметь и конец. Так обыкновенно говорят, но почему так говорят? Все причины сводятся к тому, что по опыту так бывает: имевшее начало - потом имеет и конец. Действительно, опыт вокруг нас представляет, большей частью, это явление. Большею частью, но не всегда. Земля явно имела начало, но будет ли иметь конец?.. Этого опыт не говорит нисколько. Небо имело начало, но будет ли иметь конец?.. Этого опыт не показывает. Вообще мир имел начало; но последует ли конец?.. Этого по опыту нельзя сказать. Таким образом, самый опыт, откуда добыто известное правило, что имеющее начало имеет и конец, подтверждает его только по частям, а не вообще. Вообще говоря, опыт показывает, что многое, имеющее начало, не имеет конца. Если за сим от опыта взойти к умозрению, то окажется совершенно противное. Надобно сказать, что все, возымевшее начало, вечно, поколику не должно иметь конца. Почему?.. Потому что конец противоположен началу, так же как холод жару, как тьма свету. Как одно выйдет из другого? - это невозможно. Тут, вообще, тот же закон, по коему физики утверждают, что телу, коему сообщено движение, вечно должно двигаться в ту сторону, куда двинуто, доколе не встретит препятствия. Если бы человек создан был для земли, и не продолжал жить за гробом, то он вправе жаловаться, что не попеклись хорошо поместить его. Зачем ему тогда было давать такие желания и мысли? Зачем не дать то, что нужно для удобства земной жизни? Теперь он может переносить сии неудобства благодушно, в чаянии вечной жизни; а коль скоро вознаграждения нет, то он вправе роптать и обвинять. Скажут: ему все дано, что нужно. Нет, очевидно, недостает многого. Бессмертие никто не может сделать очевидным, правда; но кто может очевидным сделать и небессмертие?.. Доказательства материалистов нерешительны; все сводится к тому, что тело умершего истлевает, и мы перестаем видеть его. Для нас его более нет; но есть ли оно само для себя?., этого мы не можем отвергать решительно, уже по тому что не можем видеть, как душа уничтожается. Скажут: есть причина подозревать, что нет, коль скоро не видим. Так; но есть причина подозревать, что есть. Какая причина?.. Не только нравственная, даже материальная; например, присутствие полной души пред самою смертью, когда тело уже, можно сказать, полуразрушилось. Я не был и не существовал, а, очевидно, начал быть, существую, cogito, ergo sum. Была какая-то сила, которая воззвала меня от небытия к бытию, и которая потом содержит меня доселе в бытии. Поелику я прежде не был, то могу и опять не быть; но поелику не был, и стал быть, то по опыту уже заключаю, что могу опять прийти в небытие и снова быть воззван - тою же силою - к бытию. Это чистая и прямая логика. Как же некоторые думают, что я, если потерял бытие, например, в смерти, то уже потерял его навсегда и невозвратно? Тут, по крайней мере, нет логики... Кто бы Он ни был, но воззвав меня из совершенного небытия, то есть когда я вовсе не существовал, каким образом не в состоянии воззвать меня из временного небытия, в которое, положим, приведет меня смерть? Но и это - чистое предположение. Сроднее, по мне, думать, что, раз получив бытие, должно уже существовать - в таком или другом виде - вечно. 11-12. Где говорится о бессмертии? 1) У Даленбурга- в книге "Бог в натуре", том 3, с. 311-323. Рассуждение не сильное и не глубокое, но не худое. "Легче быть безбожником, нежели сомневаться в бессмертии". 2) В статье о сумасшедших, Низара, сказано в примечании, что сумасшедшие перед своей смертью приходят в здравый рассудок и умирают с сознанием. Почему так, господа физиологи? 3) У Лафатера: "Ansichten in die Ewigkeit". 4) У Екклесиаста, в главе 3, стихах 19-22. У Массильона проповедь о достоверности будущей жизни витиеватая, но внутрь дела не проникает, без философии. В Апостольских постановлениях. Recosnitiones Clementis начинаются прекрасным рассуждением о бессмертии. У Ефрема Сирина ("Христианское чтение") есть проповедь против неверующих в воскресение. Отрывок в речи профессора Филомафитского - в Московском университете, на акте, 1844. N.B. Удивительно было бы, если бы натура производила только такие временные разумные существа, как люди. Это значило бы, что материальная часть в ней сильнее и продолжительнее; гора, например, стоит целые тысячелетия, река течет тоже, и прочее; а разумные зрители входили бы и выходили, переменялись бы, как в театре. В театре это неизбежно и хорошо, а в природе показывало бы слабость и бренность руки производящей. Оглавление Заметки 1. Душа наша окована со всех сторон воображением: образ за образом. Эти образы составляют из себя мир воображения. Мир этот крайне много значит для души. Слепой, например, в нем только и живет. Мертвый (то есть душа умершего человека) им, может быть, только и ограничен. Следовательно, как важно наполнять душу воображениями чистыми. Это все равно как бы кто созидал для себя дом, готовил кушанье, шил платье, собирал библиотеку: очевидно, всякий старается, если можно, устроить все эти вещи как можно лучше. Думаем ли мы об этом?.. И как жалко не думать об этом! Кто день провел в сценах ужасных, отвратительных, тому какие чудовищные видятся сны! Кто жизнь провел в этих сценах, тому что будет видеться по смерти? Но вот еще замечание: некоторые образы до того овладевают душою, что занимают ее всю, в них сосредоточивается для души целый мир и целая (вся) жизнь. Но такие образы крайне нужно обращать внимание. Беда связаться, таким образом, с образом худым. Такие praedominantes ideae лишают душу самостоятельности более или менее. "Я сам не свой", - говорят в таком случае. Этого мало: образ может отнять всю самостоятельность, вывести человека из себя, лишить его сознания. Сколько помешанных помешалось именно таким образом! И этого мало. Лишив самостоятельности, образ может вообразиться в человеке, заставить его принять свою личность. Помешанный, вообразив себя собакою, лает, кусается, мяучит, и прочее. Предел ли здесь метаморфозу? Очевидно, нет; он может идти далее. До чего? В Сарданапале - до оскотнения. Но здесь тело, грубость, все еще мешает душе преображаться таким несчастным образом, а по смерти? Тут душа бедная, восприяв всю гибкость, текучесть свою, может всецело вылиться в образ, ею овладевший. Стоит подумать о сем! 2. Магнетизер приходит в особенное соотношение с душою магнетизируемого и командует ею. Последняя теряет самостоятельность и живет магнетизером. С человеком ли только у человека может быть такое сообщение? Не может ли быть и с духами добрыми и злыми? Добрые, конечно, не злоупотребят этим и, так как это противно порядку вещей, то может быть и не пользуются этой возможностью. А злые? На что они не могут покуситься? А между тем очевидно, как бедной душе надобно быть осторожной, чтобы не подпасть влиянию духа тьмы! 3. Я сравниваю природу, в отношении к познанию, с высокой горою. Кои живут у подошвы ее, те, кроме того, что могут наслаждаться величественным видом горы (хотя таковые редко способны к тому), пользуются еще всеми житейскими выгодами местоположения: тут пристани, рыболовья, пастбища, и прочее. Ученые восходят выше, до середины горы: тут прелестные виды, но все еще удобность жизни. Горе тем, кои, не удовлетворяясь срединными познаниями, взошли на верх горы, или, по крайней мере, подошли к ее вершине, то есть вступили в область метафизики. Тут все сухо, голо или покрыто льдом. С горы чувственной можно воротиться назад; с высоты метафизической, если на нее сделан действительный восход, нет возврата. 4. Правда Божия в природе видимой Апостол замечает, что невидимые совершенства Божий, обнаруживаясь в творении, становятся видимыми до того, что внимательный зритель может видеть в природе самую присносущную силу творческую и Божество. О некоторых совершенствах Божиих это так ясно, что не может подлежать никакому сомнению; например, всемогущество, премудрость, благость видны в природе на каждом шагу. Но некоторые совершенства составляют в сем отношении как бы исключение. Такова особенно правда Божия. Кто думает видеть ее в творении, вне себя? И однако же она, будучи одним из основных совершенств Божественных, должна по сему самому отражаться в природе видимой не менее других совершенств. Почему же не замечают ее? или не столько, как другие совершенства? Уже потому, что человеку грешнику замечание сего совершенства не так приятно, как других, например, благости и премудрости; а известно, что менее любимое менее и замечается. Притом для открытия правды потребен взгляд, так сказать, праведный; а в нем тоже не большой избыток у людей грешных. Наконец, и в самой природе правда Божия открывается менее, нежели другие совершенства, потому что воспящается милосердием. Открываясь во всей силе, она устремлялась бы всего более против человека, а он под кровом милосердия. Посему обнаружение правды приостановлено до великого дня Суда, и правды, и воздаяния. Однако же открывается! 5. Человека можно буквально кормить секретами. Знающий секрет уже почитает себя выше других, и готов лишиться многого. Поэтому должность секретаря по секретной части приятнее других должностей. Ничем вы так не привяжете человека к себе, как допустив его в свой секрет. 6. Самое большое несчастье Наполеона во время последней его кампании, мне кажется, состоит в том, что ему было хорошо, лучше, нежели каждому из его армии, в физическом отношении. Потерпи он день - два то, что терпит бедный солдат, или будь покрепче ранен и пострадай от раны хотя неделю, небось, мир был бы заключен тотчас, и все честолюбивые помыслы ушли бы как мыши в нору при появлении кота. Великое дело - нужда физическая! 7. Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми? (Пс. 115; 3) Ко всякому ли идет вопрос сей? Ко всякому, и самому, по-видимому, несчастному. Ибо если есть какие несчастья, то они не от Господа, а или от самого человека, или от людей других. Притом несчастья, какие есть или бывают, касаются только поверхности бытия нашего и суть нечто преходящее; а фонд - то, что от Господа - всегда благо и хорошо. Душа всякая одарена образом Божиим; искуплена всякая Кровью Сына Божия; освящена всякая благодатью Святаго Духа; предназначена всякая к вечному блаженству; поставлена среди мира Божия. Но если и самый последний бедняк в мире должен говорить таким образом, то что сказать о вас, богатых счастливцах мира? Из вас каждый, и вставая и ложась, должен говорить: Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми? И что же в самом деле можно воздать Ему? Благ наших Он не требует. Чего же хочет? Сердца твоего: Даждь Ми, сыне, твое сердце (Притч. 23; 26). У тебя все - Мое, но сердце - твое. Я не могу им располагать. Если в самом деле хочешь возблагодарить Меня, то дай Мне сердце. Таким образом мы составим одно. А то, что дано тебе, получит чрез сие правильное употребление. 8. Помянул Бога и возвеселихся (Пс. 76; 4) Одно воспоминание о Боге наполняет душу отрадою и веселием. Ибо с именем Божиим соединено все, что только можно представить великого, премудрого, благого и любвеобильного. Отрадно вспоминать среди горя об отце, о наставнике мудром, о друге неизменном, о покровителе могущественном, о враче искусном: Бог есть и Отец, и Наставник, и Друг, и Покровитель, и Врач такой, пред Коим все земные и наставники, и отцы, и врачи малы и слабы. Но чтобы одно воспоминание о Боге уже веселило нас, надобно, чтобы у нас была связь с Богом; надобно, чтобы мы были - Его, и Он - наш. Чужое не веселит. Тем паче не веселит чужое противное. Посему на человека нечестивого воспоминание о Боге производит другое действие: помянух Бога и убояхся. Ибо с именем Бога соединяется понятие Обличителя, Судии, Наказателя. Какое горькое состояние, что мысль о Боге производит уныние и страх! Не все ли это равно, как и луч света леденит? Так грех превращает порядок вещей! Бежим сего состояния. Будем и среди грехов не терять духа покаяния, и тогда всякая мысль о Боге будет сопровождаться радостью духовною. Помянух Бога и возвеселихся! Ибо с именем Бога пробуждается мысль об Отце, приемлющем кающихся с распростертыми объятиями. 9. Седмерицею днем хвалих Тя о судьбах правды Твоея! (Пс. 118; 164) Вот каковы судьбы Божий пред очами людей, умеющих смотреть на них! Таковы, что за них надобно прославлять премудрость Божию не раз, не два, а седмижды на день! А у нас бывает иногда то, что мы седмерицею днем бываем готовы роптать о судьбах той же правды Божией. Откуда эта жалкая разность? Оттого, что мы не умеем смотреть на сии судьбы. Пусть будет самая величественная картина, но если вы не найдете истинной точки зрения, она вам покажется самой обыкновенной); а если это картина перспективная, то потеряет всю цену. Судьбы Божий суть именно картины последнего рода: они требуют, чтобы мы стояли в известном расстоянии, а мы становимся или слишком близко, или слишком далеко, то все относя к себе и ничего к другим, то все относя к другим и ничего или слишком мало к себе. Будем смотреть на судьбы Божий очами веры и преданности, очами смирения и любви, и, может быть, и нам будет то же, что с Давидом - мы будем хвалить Господа. 10. В скорби распространил мя еси (Пс. 4; 2) А скорбь, как говорят психологи, сжимает сердце. Да, скорбь сжимает чувственность, сжимает самолюбие; дух же и совесть распространяет, освобождает, изводит на беспредельность. В скорби распространил мя еси. В счастье, по-видимому, человек велик, ибо надмен собою, презорлив, горд; а в самом деле - мал, ибо ограничен собою, удален от всего истинно великого. В несчастье же человек, по-видимому, мал; но если он растворяет несчастье верою, то среди сей внешней малости он внутри себя бывает гораздо больше. Не в скорби ли человек устремляется мыслью к Богу, к концу своей жизни, всего мира? А это, очевидно, великое пространство. Не в скорби ли человек холоден ко всему миру, отделяется от него, становится вне времени и пространства? И это также видимое распространение. Не в скорби ли человек способен решиться на самые трудные подвиги, лишения, пожертвования? А это что другое, как не следствия распространения? Вообще в скорби и несчастье с духом нашим бывает то, что с веществами, когда их кладут в огонь: они ширеют, мягчают, расплавляются и испаряются. Если душа добрая, то с нею бывает то же, что с благовонным веществом: воня смирения, преданности несется далеко. А если душа нечистая, злая, безверная, то от нее, как от зловонного вещества, несется ропот хулы, ожесточение и гнев. 11. Вера без дел мертва (Иак. 2; 20) А дела без веры? И дела без веры мертвы: это не добродетели, а, можно сказать, струп добродетелей, или, если не нравится это сравнение, это - вид, картина добродетелей, а не самая добродетель. Ибо откуда взяли бы дела жизнь, если не от веры? От наклонности к добру? Она в нас мала и слаба, сама требует оживления. От соображений рассудка и внушений ума? Они, во-первых, холодны и коль скоро сами не проникнуты чувством добра, не утверждены на глубоком основании, то слабы, притом перекрещиваются в действии внушениями страстей, самолюбия, расчетами... (пропущено слово по неразборчивости), и прочим. От примера других людей? Но много ли примеров добра чистого, действий святых? От хвалы и одобрения человеческого? Этот ветер переменчив и непостоянен. Он иногда рвет паруса порывами, а иногда веет в противную сторону; иногда нельзя узнать по нему, куда ветер. Посему и дела без веры мертвы. 12. В премудрости ходите ко внешним (Кол. 4; 5) Такой совет давал некогда апостол Павел возлюбленным ученикам своим Колоссянам. Под внешними разумеются у него не христиане: Иудеи и язычники. Со всеми ними апостол велит ходить христианам в премудрости, то есть с особенной осторожностью, благоразумием, приличием. Кто вспомнит, в каком положении находились тогда христиане между неверующими, в руках коих была вся сила и все могущество земное и кои притом смотрели на христиан, как на врагов своей веры и нравов, тот поймет всю нужду апостольского совета. Времена гонений давно прошли; но потерял ли употребление сей благий совет? Нет, истинный христианин всегда странник и пришелец в мире. Между Царством Христа и духом мира, между чадами Божиими и сынами века сего нет и не будет никогда мира. Посему вы, кои решились носить не одно имя христиан, а и стяжать вещь, приобрести ту драгоценную жемчужину, для стяжания коей надобно продать или презреть все, не забывайте совета апостольского – ходить в премудрости... ко внешним - к тем ложным христианам, кои, довольствуясь одним праздным именем христиан, нисколько не думают о том, чтобы в самом деле принадлежать Христу, или, что еще хуже, отвергшись внутренних сил благочестия, стараются удержать на себе Его внешний образ. Ходите... в премудрости, не принимая на себя чуждого образа, не представляясь тем, что вы не есть, это не ваша мудрость; а не выставляя всем и каждому свой образ, не обнаруживая безвременно, что в вас сокрывается. Если для вас недорого собственное спокойствие, которое могут нарушить люди плотские, по неспособности оценить вас, то подорожите честью веры и Евангелия, которая может страдать от превратных толков о вас. Что пользы, что вы будете рассыпать драгоценный бисер перед теми, у коих нет для него глаз и рук? Они потопчут его ногами, обратятся на вас же, - не для того, чтобы благодарить, а чтобы расторгнуть вас. 13. Аще кто не хощет делати, ниже да яст (2 Фес.З; 10) Так говорит государственное хозяйство; так учит и слово Божие. Если набожность служила иногда покровом для тунеядства, то эта набожность ложная, отвергаемая верою христианскою. Истинно набожный трудолюбив. Он почитает за грех жить трудом другого, когда может сам снискивать себе пропитание. Пример - все самые великие подвижники, даже те, кои, быв призваны к совершению великих дел или преданы жизни созерцательной, не имеют, по-видимому, времени трудиться трудом телесным. На ком лежало более подвигов, как на апостоле Павле? "Попечение, - говорит он, - о всех Церквах". Но посмотрите, откуда он берет себе пропитание. Ему ли, апостолу языков, всей вселенной, не могла доставить вселенная насущного хлеба? Но он не ест чужого хлеба: ниже туне хлеб ядохом... но в труде и подвизе нощь и день дела-юще, да не отягчим ни когоже от вас (2 Фес. 3; 8). И, что особенно надобно приметить, забота о собственном пропитании не мешает у него нисколько его главному делу, проповеди вселенной, апостольству; напротив, обращается в содействие тому. Ибо он употребляет для сего ночи, то есть то время, когда свободен от дел апостольства. А во-вторых, независимость экономическая делает его гораздо свободнее в действовании апостольском: он никому ничем не должен; посему действует с равною властью на всех. Его безкорыстие отворяет ему двери везде, и слово Божие, сеемое руками чистыми, растет и славится (Мк.4;27. 1Кор.12;26). Великие подвижники времен древних показали, как труд может быть сочетай с жизнью созерцательною и служить для нее на пользу вечную. Кто доставлял пропитание Евфимиям, Феодосиям, Саввам, коих обители превосходили города множеством братии и помещались среди многих песков Сирийских?.. Императоры, префекты? Нет, собственные руки, те руки, кои непрестанно воздеяны были к небу. Совершив молитву, столетний старец сидит у порога келлии и плетет кошницу; в известный день недели брат несет соделанное в Александрию или Антиохию и приносит хлеба и сочива на следующую седмицу. Так питались те, ихже не бе достоин (весь) мир (Евр. 11; 38). Такой род жизни нисколько не вредит созерцанию. После телесного труда, дух тем охотнее парит туда, где нет печали и воздыхания. Напротив, праздность тотчас ослабляла и наконец убивала дух подвижничества. Посему великие из подвижников ничем лучшим не считали начать свою покаянную молитву, как прошением: "дух праздности... не даждь ми".
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar