Меню
Назад » »

Свт. Иннокентий Херсонский / Иисус Христос - Искупитель человеческого рода (4)

Касательно частных свойств образа проповеди Спасителя должно сказать то, что они просты и неизысканны, но весьма благоразумны; и с ними-то проповедник или же пастырь Церкви особенно должен знакомиться, чтобы знать, как кого учить. Частные способы эти у Иисуса Христа многочисленны и весьма различны. Например, иногда возбуждал Он веру удалением от Себя; так, жене Ханаанской говорил: несть добро отъяти хлеба чадом и поврещи псом (Мф. 15; 26). Этим отрицанием Он, как бы по ступеням, возводит жену сию на самый верх веры так, что во всем Израиле не обретает подобной веры. Инде Он возбуждает веру необыкновенной близостью; так, Закхей взлез на дерево, чтобы посмотреть на Иисуса; между тем, Иисус подходит к Нему и говорит: "Мне надобно теперь идти в дом твой!" Этой близостью Закхей был, так сказать, весь объят, и твердое сердце мытаря как бы расплавилось: половину имения моего, - говорит он вследствие такой нечаянной перемены, - я отдам нищим (Лк. 19; 8). Иногда Он последователей Своих Сам вызывал на большую полноту и совершенство веры; так, когда спросил Петра: кого Мя глаголют человецы бытии? и потом: кем признаешь Меня ты? - то сим произвел в нем то, что он сказал: Ты еси Христос, Сын Божий! (Мф. 16; 15-16) Явно, что такое высокое признание одолжено своим происхождением воззванию Спасителя, а не было постоянной принадлежностью веры Петровой. Ибо после сего мы видим, что Иисус Христос называл его "сатаной". Иногда давал произрастать вере из какого-либо маловажного случая, подобно тому, как прекрасное дерево растет из маленького семени и даже иногда на худом месте. Так, Нафанаилу под смоковницей напомнил только о каком-то, без сомнения, незначительном поступке его, и этим одним вызвал его на поступок, подобный поступку Петрову. Иногда вводит в положение размышления: так, по случаю прихода сборщиков податей, спрашивает Петра: берут ли цари дань со своих? - и тем заставляет его задуматься. Поступок Его со смоковницей показывает, как Он не дорожил мнением о Своей кротости, только бы подать другим урок: и стоик, при всей строгости и бескорыстности, того бы не сделал. Но Иисус Христос сделал этим то, что на другой день ученики, увидев засохшую смоковницу, сами вызвали Его на то, чтобы преподать им урок о вере: аще имате веру яко зерно горушно, ренете горе сей: прейди отсюду (Мф. 17; 20). Без сомнения, Он часто давал им такие уроки. При всем том Иуда остался Иудой. Чего Иисус Христос не употреблял, чтобы он не был сыном погибели? Евангелисты не говорят об этом, но должно предположить по необходимости. Мы видим у евангелистов только некоторые психологические наблюдения. Например, последний знак (при приношении -ред.) хлеба, поданного Иисусом, столь явный, что сам Иуда вспыхнул и изменился в лице: И... вниде в онъ сатана (Ин. 13; 27). Каков образ учения, таков же был и образ приготовления новых учителей. Благоразумие требовало некоторых из учеников предназначить учителями и указать им для этого, как и чему учить. Чему же Он учил их? Как будто ничему-ходит по селам и городам, беседует с ними, занимается врачеванием больных; а того, что есть главное, как бы и не касается. Несмотря на то, опыт доказал, что ученики Его успели весьма много. В Италии Пифагор составил школу, в которой хотел образовать учителей для одной малой части земли. И каких правил, каких золотых стихов не написал он? Но это золото не устояло в огне бедствий: когда настала буря какого-то гонения, то ученики рассеялись, а сам учитель едва спасся. Но о сем предмете повествовать не станет нам, как выражается Апостол, и Лёта (то есть река забвения - ред.). Кто будет со вниманием читать Евангелие, тот найдет в нем много и других превосходных способов возбуждения веры и вообще проповедования. Последний вопрос касательно сего предмета, хотя школьный, впрочем заслуживающий внимания и доселе еще надлежащим образом не решенный, есть следующий: почему Иисус Христос письменно не изложил Своего учения? Вопрос этот древен; мы видим его еще у Августина. Он возник не произвольно, а является следствием внутреннего желания души видеть религию, переданную письменно Тем, Кто первый дал ее. Равно этот вопрос есть следствие желания посрамить те общества христианские, которые говорят, будто апостолы испортили учение Иисуса Христа, не передали его во всей невредимости. Как решить вопрос сей? Почему Иисус Христос не написал того, чему учил? Потому, говорит Василий Великий, что Иисусу Христу принадлежало только искупление, а Святому Духу усвоено приложение искупления. Но сообщение религии посредством письмени относится к приложению и есть средство приложения искупления. Следовательно, есть дело Святаго Духа. Он свидетельствовал об Иисусе Христе прежде через пророков; Ему же прилично было свидетельствовать о Нем и после того - через апостолов. Но чтобы глубже решить вопрос сей, надобно обратиться к логической топике, то есть надобно поискать причины того, почему Иисус Христос не написал Своего учения, в Нем Самом, в роде человеческом и в самом предмете. Во-первых, в Нем Самом; написать истину религии было ниже Лица Его; справедливость этого более можно чувствовать, нежели выражать. Сверх того, у Иисуса Христа, кроме этого, слишком обыкновенного, простого средства, было много других. Дух Святый мог сохранить учение прежнее и сообщить новое. Следовательно, Ему не нужно было прибегать к тому средству, какое употребляют люди для сохранения своего учения. Употреблять как средство для сохранения религии письмо было даже противно плану Божественного домостроительства. Бог благоволил, по словам апостола, буйством проповеди спасти мир; к сему буйству уже никак не идет письмо, имеющее тесную связь с человеческой мудростью. Но скажут: апостолы писали. Они писали случайно, а не намеренно; Промысл только распорядился так, что из случайных их писаний составилось для нас нечто целое, а сами они не имели в виду писать систему. Предание говорит о составлении и написании ими Символа апостольского, но предание это может быть не совсем верно. Апостол Павел ясно указывает, что он не имел нужды в посланиях, и что послания составляли нечто привходящее. "На что нам послания? -говорит Он. - Вы сами - наше послание, написанное Духом". Вот какое у них было средство к сохранению и распространению учения - сердце, живой голос! Если же апостолы поступали таким образом, то кольми паче Иисус Христос. И такой образ действования, как показали последствия, был самый действительный, ибо секты философские со своими писаниями пропали, а христианство по всему миру распространилось и увековечилось. Во-вторых, в предмете, в религии: религия, которую Иисус Христос с Собой принес, частью была уже написана Моисеем (и потому нужно было только разъяснить, как это и делал Иисус Христос), частью еще не была известна, ибо Крестная смерть - новый и главный придаток христианской религии, составляющий ее средоточие, - еще не была совершена, и потому говорить и писать о ней еще нельзя было. В-третьих, наконец, в людях: и апостолы не могли понимать многого, тем более прочие люди; кроме того, письмо есть мертвые буквы, и потому оно не могло бы произвести того, что произвела религия своим духом и жизнью, так что ни смерть, ни живот не могли отлучить от Христа. Зная слабое действие письма, апостолы всегда против желания принимались за перо, как это видно из некоторых посланий апостола Павла; и нет ни одного места, где бы видно было, что апостолы писали для всех веков. Они смотрели на свои послания, как на простые письма, не заботясь о том, целы ли они будут или нет. Замечательно, что под именами апостолов вышли многие ложные сочинения; а под именем Иисуса Христа - ни одного. Переписка с Авгарем должна быть признана за подлинную, ибо Евсевий говорит, что он сам нашел в Едесской Церкви рукопись: почему же не поверить такому свидетельству? Б. Вторая часть должности Иисуса Христа есть удовлетворение за грехи. Учение о сем - учение об искуплении смертью Иисуса Христа - есть самое главное учение у христиан, ибо смерть Иисуса Христа есть средоточие всего христианства. Посему остановимся на нем и рассмотрим его подробнее. Разделим его, сообразно нашему плану, на три вопроса: как, то есть, оно содержится в Писании? как учит о сем Церковь? и как оно представляется разуму? а) Священное Писание ни о чем не говорит так ясно, как о восстановлении смертью Иисуса Христа. Оно и прямо представляет сие учение, и под различными весьма выразительными символами. Так, хотя Сам Иисус Христос почитал неприличным говорить о Себе, однако не мог умолчать о сей части Своей должности. Например, Он говорил, что смерть Ему неестественна, и что Он умирает только для блага других, а Сам по Себе Он бы никогда не умер (Мф. 20; 28). Новый Завет, по словам Спасителя, утвержден на Крови, а Кровь пролита (Мф. 26; 28) во оставление грехов; вот цель Его смерти. Здесь говорится опять, что Иисус Христос дал душу Свою, то есть жизнь, дабы избавить нас, разумеется, от грехов. Та же мысль у евангелиста Иоанна (Ин. 10; 11), где Иисус Христос представляет Себя пастырем, отдающим душу Свою - жизнь - за овцы. Еще пространнее Иисус Христос раскрывает мысль сию в Евангелии от Иоанна (Ин. 6; 48-51, 53-58), называя Себя хлебом животным. Итак, целью смерти Иисуса Христа было искупление людей от грехов. Иисус Христос не много сказал об этом, но что сказал, то весьма ясно и сильно подтверждает эту мысль. Без сомнения, сказал бы Он и более, но в то время еще не было кому говорить. Апостолы еще были с понятиями иудейскими - представляли Иисуса Христа чувственно царем, а потому смерти Его они не понимали и страшились. Но, по сошествии на них Святаго Духа, они подробно раскрыли эту истину; и, таким образом, чего прежде пугались, то сделалось теперь любимым для них предметом. Так, апостол Павел в Послании к Римлянам (Рим. 3; 25) показывает и то, что Кровь Иисуса Христа была средством очищения от грехов: очищение верою в Крови Его, и то, что целью Его смерти, с одной стороны, было удовлетворение правосудию: в явление правды Своея, а с другой - исходатайствование нам Божией милости: за отпущение прежде бывших грехов. Значит, смерть Иисуса Христа одной стороной касалась Бога - удовлетворяла Его правосудию, а другой нас - доставляла нам Божию милость. Та же мысль выражается в Послании к Римлянам (Рим. 4; 24-25. 1 Тим. 2; 6. Кол. 1; 10-13, 20-22). То же можно видеть в Послании Иоанна (1 Ин. 1; 7). Апостол Петр (1 Пет. 2; 24) выразился, можно сказать, сильнее их всех: иже грехи нашя, - говорит он, - Сам вознесе на теле Своем на древо. Какая ужасная тяжесть - нести на крест грехи всего мира! Вот учение апостолов о сем предмете! Все они смерть Иисуса Христа ставят в тесном соединении с нашим очищением - с искуплением нас от греха. Но это общее учение и прямое. Обратимся к символам, в которых изображается эта часть должности Иисуса Христа. Во-первых, Он представляется в виде примирителя, освободившего нас от рабства греху и диаволу посредством выкупа - ценой Своей Крови. Люди были рабами греха: всяк творяй грех раб есть греха (Ин. 8; 34), и вместе рабами диавола, который, по сему самому, называется отцом грешников (Ин. 8; 44), миродержителем тмы века сего (Еф. 6; 12). Но Иисус Христос искупил нас из сего рабства Своей смертью; одно желание Божеское и человеческое к сему не привело, а требовался смертный выкуп. Кому уплачен сей выкуп? С первого раза кажется что диаволу, ибо люди у него были в плену. Это и может быть принято только в известном смысле. Хотя диавол сам не любит поступать праведно, но не умедлил бы клеветать на Бога, если бы заметил несоблюдение правосудия: он хочет, чтобы с ним поступали праведно. Итак, поелику пленники должны быть им выпущены, то, дабы недаром область его была разоряема, он требовал выкупа. Выкуп сей дан не ему, а собственно Божию правосудию, впрочем так, что при уплате его имелся в виду и диавол: для того, то есть, принесена жертва правосудию Божию, дабы диавол не мог уже клеветать на Бога и людей; теперь он не может указать на нас как на недостойно пользующихся блаженством; он видит, что это блаженство заслуженное, - ибо за него пролита Кровь Спасителя. На этой мысли останавливаюсь потому, что у некоторых отцов Церкви, например у Иринея, вы найдете мысль сию без всякого объяснения, найдете места, в которых сказано без всяких ограничений, что цена заплачена диаволу. При чтении их надобно помнить, что цена сия уплачена Божию правосудию, с тем, чтобы, так сказать, заградить уста исконному клеветнику -диаволу. О сей цене говорит апостол Петр (1 Пет. 1; 18): ведяще, яко не ис-тленным сребром или златом избавистеся от суетнаго вашего жития отцы преданного, но честною Кровию. О ней же говорит апостол Павел: куплени бо есте ценою Крови (1 Кор. 6; 20). Символ цена крови - для нас не совсем понятный и неупотребительный, ибо у нас сей ценой немного можно купить - для Иудеев и вообще для всех древних народов был самый многозначительный. У Иудеев все драгоценное искупали кровью: по закону их жертвенная кровь искупала и от смерти. У других нардов был закон, господствующий даже и ныне у грубых народов, кровью искупаться от штрафа и наказания. Значит метафора - цена крови -для всего мира была тогда весьма понятная и сильно выражающая самое дело. Второй символ состоит в том, что Иисус Христос представлялся у апостолов и посредником, ходатаем, примирителем. Действие примирения предполагает, что между Богом и человеком господствовал некогда мир и что мир сей грехом нарушен; вследствие сего обе сии стороны сделались враждующими одна другой. Правда, собственно враждует только человек, а Бог только не дает - ибо не может дать - грешнику того, что хотелось бы. Посему нужно было примирить сии враждебные стороны: Иисус Христос примиряет их сперва в Самом Себе, ибо не нравственно только, а физически соединил в Себе Божество с человечеством так, что то и другое составили одно, потом и вне Себя, - ибо на кресте вражда Бога с человеком убита. Каким образом? В Крови Иисуса Христа потушен гнев Божий, и потому Бог смотрит на сию Кровь, как на жертву удовлетворения, покрывающую все наши слабости, а мы смотрим на нее, как на свидетельство умилостивленного и вознагражденного правосудия Божия. Таким образом, Кровь Иисуса Христа есть и самое примирение, и свидетельство о нашем примирении. Это выражает апостол Павел (Кол. 2; 14): истребив еже на нас рукописание... пригвоздив е на кресте. И еще яснее: умиротворив... Кровию креста Его всяческая (Кол. 1; 20). Третьим символом Иисус Христос представляется в виде Первосвященника, приносящего жертву за грехи мира. Этот символ весьма был понятен для древнего мира: он был проникнут мыслью об очищении грешников жертвой. В этом виде Иисус Христос подробно описывается в Послании к Евреям - сперва отрицательно, противоположно священникам ветхозаветным, потом положительно. Отделяется от Него нужда очищать собственные грехи (Евр. 7; 27), и тому подобное. Положительно утверждается, что Он имел тело, нужное для принесения в жертву (Евр. 10; 5): тело же совершил Ми еси, что вошел не в рукотворенную скинию, а в самое небо (Евр. 8; 1-2). Апостол Петр говорит даже о том, что Кровь Его была кропима (1 Пет. 1; 2): и кропление крове Иисус Христовы. Такое указание и сделано на Него в первый раз Предтечею: се, Агнец Божий (Ин. 1; 29), указывая сим на агнца, которого изгонял народ в пустыню, возлагая на него грехи свои, или на агнца, повседневно приносившегося в жертву. Четвертый, и вместе последний символ, которым изображается искупление смертью Иисуса Христа - есть вознаграждение, то, что смерть Иисуса Христа представляется наместною (того места), подъятой вместо других. Этот символ во всеобщности своей нигде ясно не представляется, но по частям есть; везде видна связь взаимности между нами и Иисусом Христом. Иисус Христос терпит то, что нам нужно было претерпеть, а мы получаем то, что Он должен был получить. Взаимность эта ясно выражена в следующих стихах Соборных посланий апостолов: Христос ны искупил... быв по нас клятва; не ведевшаго бо греха по нас грех сотвори (Гал. 3; 13.2 Кор. 5; 21). Апостол Павел еще выразительнее говорит об этом: "Если один умер, то и все умерли"; подобно сему и следующее выражение: "Если крестились со Христом, то с Ним и погребались - в смерть Его крестились". Разберем два эти места, а) Если один умер... то и все (2 Кор. 5; 14). Какая сила сего выражения? По закону, за грехом следовала смерть; но все грехи наши принял на Себя Иисус Христос; следовательно, если Он умер, то и мы все умерли. Посему правосудие уже не находит между нами никого живого, и потому не умерщвляет нас, ибо мертвые уже не умирают, наказанные во второй раз не наказываются, б) Елицы бо Христа Иисуса крестихомся, в смерть Его крестихомся (Рим. 6; 3). Коль скоро мы умерли для правды, то должны умереть и для греха; правда Божия находит нас мертвыми, - во гробе Иисуса Христа; в сем же гробе должен находить нас и грех. Итак, участие наше в смерти Иисуса Христа есть двоякое: одно для нас - умерщвление нас для правды Божией, а другое для Иисуса Христа - умерщвление нас для греха. Под сими только двумя условиями смерть Иисуса Христа вполне будет для нас благотворна. Вот под какими символами Иисус Христос представляется в Священном Писании! Он есть примиритель, убивший на кресте вражду нашу; есть Первосвященник, принесший себя в жертву за грехи мира и таким образом освятивший Церковь; есть страдалец, претерпевший для нас и отдавший нам все Свои награды; есть ходатай, искупивший нас от рабства, греха и смерти. Отсюда видно, что все сосредоточивается в смерти Иисуса Христа. Поистине, это - велия есть благочестия тайна! (1 Тим. 3; 16). Вот учение Священного Писания о цели смерти Иисуса Христа! Учение сие раскрыто в Новом Завете со всей ясностью и подробностью. Обратимся к исторической стороне сего учения - к судьбе его в Церкви. Догмат сей несколько столетий оставался в существе своем неприкосновенным - до времен Пелагия. Правда, некоторые еретики прикасались к нему, но не в существенных частях. Например, феопасхиты, которые утверждали, что Сам Бог страдал. Пелагий первый коснулся его - преткнулся о Крест Христов; он первый заблудился в рассуждении первородного греха, первый вошел в сию тьму, в которой нельзя не блуждать. Он, вследствие своей ереси, на которую попал ненамеренно, ограничил заслуги Иисуса Христа. После него учение сие осталось в покое до средних веков. Так, Абельяр усомнился и начал вопрошать: "Почему Бог употребил смерть, когда мог сделать то же посредством слова?" Весьма хорошо отвечал ему Бернард: "Спроси Бога, а я не знаю - так написано". И действительно, если бы он обратился к Богу с молитвой, то Бог открыл бы ему. В новейшие времена коснулись сего предмета социниане. Они не принимали того, что превышает ум, и отвергли и сей догмат. Они ограничили искупление учением, а смерть допускали как условие, необходимое для подтверждения учения. Таким образом, учение сие мало подлежало спорам еретиков. Вследствие сего в Церкви оно кратко. В Символе Никейском сказано только, что Иисус Христос умер за грехи; в Символе Афанасьевом - тоже. Так же кратко учение о сем и в катехизисах. Как кратко представить сущность учения Церкви о смерти Богочеловека, содержащегося в катехизисах? Сущность сего учения состоит в том, что Иисус Христос умер для отпущения грехов, для примирения людей с Богом и с Его правдой. Таким образом, главные пункты сего учения суть: наши грехи, требование наказания и удовлетворение, принесенное Иисусом Христом, в котором поэтому заключается вина нашего оправдания, блаженства, жизни и воскресения. Какая связь смерти Иисуса Христа с другими событиями нашего искупления? Бог ли захотел ее, или она заключается в самой натуре вещей? Основание ее должно быть и есть в натуре вещей. Но каким образом смерть поправила недостатки мира? Это в катехизисе называется тайной. В самом деле так; но тайна сия есть ли тайна совершенная, или только отчасти тайна? Сочинитель катехизиса принимает это за тайну совершенную и в подтверждение сего ссылается на текст: тайну сокровенную от век и от родов: ныне же явися святым Его (Кол. 1; 26). Но текст сей не выражает этого, судя строго. В Послании этом говорится, что тайны сей никто не знал прежде; а после уже она сделалась известной избранным Божиим, то есть апостолам и другим учителям и подвижникам христианства. Значит, это тайна относительная. Притом, предмет того, что апостол называет тайной, есть сказание богатства и славы: тайны сея во языцех (Кол. 1; 27), то есть по отношению к Евреям было тайной то, что и язычники участвуют в христианстве. Как они сподобились? - вот что для Иудеев было таинственно, непостижимо.* Следовательно, ссылка на сей текст для подтверждения того, что смерть Иисуса Христа есть совершенная тайна, неверна. Смерть сия не есть таковая тайна. Ибо Священное Писание нигде не называет ее тайной: не говорит о смерти Богочеловека так, как о воплощении Его: велия есть благочестия тайна. Притом, не таков ли это предмет, что почитать его тайной вовсе непостижимой даже вредно? Это есть средоточие всей христианской религии; и потому лучше было бы, если бы оно сколько-нибудь было понятно. Этого требует ум человеческий, который всегда силился и силится проникнуть в смерть Богочеловека и видеть ее отношение к нашему исправлению. Правда, нельзя сказать, чтобы в смерти сей вовсе не было тайны; есть в ней стороны таинственные, но есть и ясные. Без сих последних учение о ней не было бы положено в основание религии. Непонятность в сем случае большей частью происходит из отношения к ней ума, смотрящего на нее не так, как должно, и не оттуда, откуда должно. Почему смерть употреблена, а не прямое прощение через слово? Священное Писание не входит в подробное изъяснение этого; оно не говорит, почему не поступлено иначе! Впрочем, местами указывает на такие черты, которыми, собрав их вместе, можно успокоить мятущийся ум философский. Соберем их. Во-первых, Священное Писание не случайно говорит, что Христу подобает... пострадати (Мк. 8; 31). Мысль здесь та: Христу нужно было пострадать, - умереть; причина этого была самая сильная, не одно желание Божие, а нравственная нужда. Нужда сия определялась потребностью очищения нас от грехов. Итак, есть ли здесь непонятность? Что нужно очищение от грехов, - этого разум не может не знать; пятно всегда измывается, а грех есть пятно души. Но не могло ли пятно сие быть измыто иначе, только объявлением грешнику словесного прощения? Вторая черта, которую находим в Священном Писании, разрешает и сей вопрос: из нее видно, что это Богочеловека непостижимой тайной! Сколько он находит тут противоречий! Последуем за ним и разберем все его противоречия и возражения, то есть разрешим последний вопрос: как разум смотрит на смерть Иисуса Христа? Все возражения ума по сему предмету сходятся в одном главном: "Зачем употреблен такой способ искупления? Почему Бог не простил людей просто, без такой ужасной жертвы?" Выкуп этот уму представляется более чем-то человеческим, неприличным Богу, - Существу высочайшему. Он мнит, что для сего достаточно было объявить людям прощение, под условием их исправления. Точно, это такой путь, на который разум скоро попадает. Но что лучше - прощать ли без удовлетворения правосудию, или изобрести такой способ, чтобы и закон не нарушился, и наказания не существовало? Явно, что последнее лучше первого. Цари прощают преступников без удовлетворения закону, но это делают потому, что не могут изобрести удовлетворительного средства, ибо какой царский сын пойдет на крест за преступника, которому царь, отец его, хочет оказать снисхождение? Итак, прощение, какое цари земные делают по снисхождению, есть их недостаток, есть признак слабости человеческой, по которой люди не могут изобрести такого средства, чтобы правосудие не нарушалось и наказание для преступников не было страшно. Но Бог изобрел сие средство, и потому сделал то, что достойно Его одного. Мы привыкли судить о всем по себе, и потому часто чувство своей слабости прилагаем и к Богу. По нашему слабому чувству правды кажется и можно выполнить закон, и нет; но в целом роде человеческом сие чувство правды гораздо сильнее и возвышеннее. Ибо отчего весь древний мир приносил жертвы, а ныне все дикие народы делают это? Это голос того чувства, которое сильно требует удовлетворения правде и не может оставлять ее неудовлетворенной. Уже по сему одному - по причине такой всеобщности голоса правды - Богу нельзя было не требовать удовлетворения за нарушение правосудия. Но и другие причины не могли допустить нравственного прощения без уплаты. Такое изъятие в мире нравственном сделало бы ущерб в законе. А ущерб сей мог ли бы обойтись без соблазна? Смотря на это, мы тотчас приходили бы к той мысли, что Бог и впредь таким образом будет прощать нас. Сверх того, такое прощение не успокоило бы совести нашей и в сей жизни, тем более в будущей. Воспоминание о прошедшем часто и в сей жизни весьма тревожит людей святых по жизни; что же было бы в вечности, где совесть сделается чище и строже, если бы сие прошедшее не было изглажено? Там память о нем не дала бы покоя, ибо там настоящее слабое требование совести сделается для нее законом. И не это ли выражается в явлении духов, тревожащих в продолжение веков? Вообще надобно сказать, что голос совести сильнее всего! Итак, жертва сия нужна была для людей -для удаления соблазна - в сей жизни и для успокоения их совести, особенно в будущей жизни. Но в Божественном мироправлении, кроме мира человеческого, есть другие миры - Ангельские. Хотя мы не знаем степеней сих существ, но весьма вероятно, что есть между ними высшие и низшие. Нравственное благо их не позволяло простить человека без удовлетворения. Правда, они весьма человеколюбивы, но человеколюбие их не простирается до нарушения закона, а до сохранения его. И поелику у них совесть чище, то им еще неестественнее и труднее, нежели нам, видеть неудовлетворенным нарушение закона. Сверх того, какое бы было между ними и нами сожительство в вечности? А сожительство сие непременно будет. Они не могли бы в мыслях своих не отделять нас от себя; не могли бы не представлять нас в виде преступников, помилованных, но неочищенных, и по одной только милости вошедших в Христово Царство. А при таком образе представлений возможен ли союз равенства? Итак, вот еще для кого смерть Иисуса Христа была нужна - для Ангелов! Обратимся к самой правде Божией. Какова она сама в себе? Одно понятие ее показывает, что разум, требуя прощения без жертвы, без удовлетворения, сам не знает, чего хочет. Он хочет поэтому отказать правде и дать место только милости; но это снято с природы человеческой и есть грубый антропоморфизм (греч. человекоподобие). Наша правда может ограничивать сама себя и изменяться, но к Богу этого приложить нельзя. Если Бог требует чего, то основание сего требования лежит в самом существе Его. Он требует, так сказать, по необходимости, и потому может ли идти к Нему вопрос: потребно удовлетворение или нет? Такая двоякость в уме Божественном не допускается. Эту мысль Бог выразил в Своем законе. Закон по отношению к человеку зыбок и избегаем, но сам в себе неизменен и неотразим. Таков и источник его - Бог. Таким образом, если бы и Ангелы снесли нарушение закона, то, дерзнем сказать, совесть Божия не снесла бы его; у Бога, по самой природе Его, не может быть и нет неточности и пятна! И потому Бог мстит и наказывает не по гневу, а по свойству Своей природы, по необходимости; этого требует Его святость и непоколебимость нравственной Его чистоты. Итак, основание смерти и искупления от грехов лежит в требованиях со стороны человека - в его жизни, настоящей и будущей, со стороны существ высших и со стороны Бога, Его правды, которая не может оставаться неудовлетворенной. В сем учении разум находит самое лучшее разрешение тех противоречий или же антиномий, в которые он впадает, судя о грехе и об отношении его к Божией правде. Антиномии сии недавно изложены одним из немецких философов. Человек грешен, а Бог свят - большая противоположность. Но между ними должен быть союз. Итак, разум придумывает способы для примирения их. Первый из таковых способов есть прощение грехов. С одной стороны, смотря на беспредельное милосердие Божие, разум надеется на сие прощение, но, с другой стороны, бесконечное правосудие представляет ему прощение сие невозможным: вот антиномия! Нужно, следовательно, удовлетворение, но со стороны человека оно невозможно. Как же примирить его с Богом? Разум гадательно говорит, что некоторые грехи будут прощены, а некоторые очищены, - отчасти будет объявлено прощение, а отчасти наказание, то есть отчасти потерпит ущерб правда, а отчасти милосердие; из сего выходит для ума непримиримая антиномия! В учении Библейском все это примиряется самым лучшим образом. В нем человеколюбию дано все место. Ибо Бог, по человеколюбию, дал на смерть Сына Своего. Это представляет человеколюбие Божие в большем виде, с новой стороны, какой разум и не ожидал: это героизм человеколюбия! Правда видна здесь также вся и еще с прибавлением полного удовлетворения и совершенного искупления грешников. Ибо вся сложность тварей не может равняться с Богочеловеком, тем более не может равняться с Ним одно человеческое племя, и потому Он сделал то, чего не могла бы сделать вся совокупность сотворенных существ. Если же так, то в христианском учении о смерти Богочеловека правда и человеколюбие, по словам Псалмопевца, облобызались, и противоречия ума здесь исчезают. Еще противоречие ума, смотрящего на человека и Бога. Разум видит, что человек может сделаться Богоугодным через исправление себя, то есть через исправление форм ума и воли. Если сии формы исправятся, если ум и воля начнут действовать своим законным образом, то человек понравится Богу. Такой взгляд основан на правде и милости, и кажется правильным. Но с другой стороны, тот же разум видит, что человек, сделавшись однажды неугодным, уже не может быть, по отношению к прошедшему, угодным; прошедшее впечатление и для человека несносно, тем более для Бога; оно тревожит и нашу совесть, тем более, осмелимся выразиться, совесть Божию; натура Божия непременно должна его извергнуть. Но человек уничтожить его не может; следовательно, и не может быть любимым Богом; вот новая антиномия, новое противоречие! Разум не видит средства примирить это; но Христос, по словам Писания, примирил все: Своими заслугами восполнил неполное, будущее, и уничтожил прошедшее. Таким образом, в сем учении и в нем одном можем видеть совершенную гармонию между отпущением греха и удовлетворением правде Божией. Какой бы вы ни представили стройной философической теории, все в ней промежутки будут неизбежны. Читая философские нравственные системы и сводя их, видим повсюду в них пустоту; обещания их произвольны и преувеличенны, и потому им нельзя верить. Христианство, напротив, выдерживает все логические постепенности; в нем все восполняет друг друга, и пустоты нет. Оно, будучи понимаемо просто, для разума удовлетворительно, а для нравственности питательно. Оно показывает величайшую мудрость Божию в изведении грешников из той бездны, в которую они были низринуты. Как извести их? Ободрить объявлением прощения? Но это повергло бы их в беспечность. Бог употребляет такое средство, которое ободряет, но не допускает предаваться беспечности. Христианин утешается тем, что за него пострадал Сын Божий, нов то же время говорит в предосторожность самому себе: "Если Он Сына Своего не пощадил, то пощадит ли меня?" Этим одним учением вводится гармония во все свойства (attributa) Божии - дополнение, самое дорогое для разума! В нем говорится, что худое преследуется в человеке Богом, а доброе приемлется человеком от Бога, и что все сие совершается в одном сердце, в одной совести: опять видна необыкновенная гармония! Разум твердит о соразмерности блаженства с добродетелью; но, видя, что прошедшее остается без удовлетворения, не может представить, чтобы соразмерность сия была возможна, ибо блаженство имеет на всех больший перевес, нежели правда - добро. Но христианство выдерживает в сем отношении совершенную гармонию. Ибо грешнику дается блаженство, но так, что прошедшая пустота пополняется заслугами Иисуса Христа. Могут спросить: как такое обилие заслуг могло произойти из одной смерти Богочеловека? Как смерть - действие однократное - могла уничтожить миллионы грехов - действия многократные? Величие сие зависело от величия субъекта или лица, а что лицо придает величие действию, в том нельзя сомневаться. С одной стороны, источник заслуг Спасителя заключается в Его нравственном величии, в Его безпримерно-герои-ческом самоотвержении; это величие дало Его заслугам силу интенсивную (vim intensivam), так как первое - экстенсивную (extensivam). Таким образом, Библейское учение, будучи рассматриваемо умом, не заключает в себе ничего противного. Оно пополняет и увенчивает учение Его о примирении людей с Богом. Есть еще касательно сего вопрос: каким образом смерть Иисуса Христа действует на благо людей? Во-первых, она действует на Божество, успокаивая в Нем, так сказать, чувство правды, то есть то сознание, в котором нет неточности. Во-вторых, действует на людей, умиротворяя их совесть. Потом на самую натуру - тоже на ее совесть, которая у нее должна быть, ибо между законами одного и другого мира есть аналогия, и одни суть отражение других. Так же она действует на натуру посредством истребления зол и избавления те от смерти. На все это действует Иисус Христос приведением в гармонию их натуры и сообщением им другого направления, противоположного направлению, данному Адамом. Силы природы, действуя по сему новому направлению, достигнут, наконец, совершенной гармонии. Или, если это кажется слишком отвлеченным, непонятным, то можно представить другой способ. Иисус Христос, вследствие Своего самоотвержения, получил власть над всей натурой: дадеся Ми, - говорил Сам Он, - всяка власть на небеси и на земли (Мф. 28; 12). Этой власти уже довлеет (достаточно) Ему к перетворению неба и земли. Примечание 1. В каком смысле смерть Иисуса Христа была тайной и в каком нет? Тайной она была по времени своего открытия, то есть пока она не была открыта, никто не мог знать ее; а когда Бог благоволил явить ее миру, тогда те, кои хотели разуметь, поняли, ибо в существе своем она не есть тайна. Основанием для нее служат грехи наши - удовлетворение за оные. Это весьма понятно для ума - он всегда требовал этого. Примечание 2. Правда, если захотим пуститься далее, исследовать самое основание смерти Богочеловека, то и здесь дойдем до таинственного. Откуда, например, закон такой нравственной неумолимости, что правда необходимо требует удовлетворения? Это уже есть тайна! Примечание 3. Возможна ли в мире нравственном такая замена, чтобы грехи одного возлагались на другого и правда одного усвоялась другому? Как у дерева свои плоды, так у нравственного существа должна быть своя нравственность. Навяжите на бесплодное дерево прекрасные плоды: что с ним будет? то же, что и было, - оно останется по-прежнему бесплодным. Не то же ли будет и с нравственным существом, когда усвоят ему чужую нравственность? Посему-то Кант и отвергал заслуги Искупителя, как излишние и без-полезные для нравственных существ. Но верен ли такой взгляд? Что такое существа нравственные? Имеет ли каждое из них свою собственную индивидуальность? Нет! Все они на самом деле составляют одно. Откровение ясно говорит об этом, когда называет всех членами одной главы - Иисуса Христа. Нравственные существа имеют личность двойную - частную, или же индивидуальную, и общую. И потому у них не может быть нравственности совершенно чистой или же совершенно собственной; такая нравственность принадлежит одному Богу; прочие же существа, так как сами зависимы, то и нравственность их отчасти от них происходит, а отчасти зависит отвне. Отсюда-то могут быть изъяснены те добродетели, которые часто существуют в обществах без причины, равно как и те пороки, которые в известном обществе, которое имеет их, не имеют верного основания. То и другое держится в том или другом обществе не частной личностью сего общества, а общей личностью всех или же многих народов. Но теперь еще эта личность не так заметна: в вечности, без сомнения, она откроется со всей ясностью, тогда водворится между существами нравственными совершенная общность. Впрочем, кто и теперь не замечает между людьми сей взаимной общности, тот легко может заблуждаться, и даже это может привести, как и приводило некоторых, к заблуждению. Примечание 4. Свойственно ли правде Божией наказывать невинность? Невинный Сам того желал; Иисус Христос добровольно предал себя на смерть; следовательно, со стороны правды Божией здесь нет ничего, что могло' бы омрачить ее. Притом, страдания сии были полезны и для Самого Страдальца; через такой героизм самоотвержения Его человечество, без сомнения, возвысилось в нравственном отношении; вследствие сего было и физическое возвышение, ибо сколько Иисус Христос был уничижен, столько же теперь прославлен! Что делать с сим учением проповеднику? Надобно чаще излагать его народу, ибо это составляет основание всей религии. Как излагать? Так, как излагали апостолы, то есть сперва показывать образцы и основания, а потом делать приложения. Апостол Павел в сем случае может быть самым лучшим наставником: он в раскрытии сего учения доходит даже до тонкостей, но таких, которые понятны для простого смысла. Надобно предлагать сие учение, по примеру апостолов, с двух сторон: первая сторона есть та, на которой утверждаются наши надежды и права, вторая - та, из которой проистекают наши обязанности. Таким образом, смерть Иисуса Христа отрадна и поучительна: отрадна, потому что она есть источник наших надежд, прав и привилегий; поучительна, потому что из нее вытекают все наши должности. Апостол Павел хорошо излагает учение о ней с той и другой стороны. Сперва он говорит вообще, что с Иисусом Христом мы все умерли (2 Кор. 5; 14). Эту же мысль еще яснее излагает он в Послании к Римлянам (Рим. 5; 6). Так, он говорит сперва, что мы мертвы для правды Божией, - она находит нас во гробе Иисуса Христа и потому наказывать нас, мертвых, не может. Изъясняет тут же и способ нашего участия в смерти Иисуса Христа через погружение, совершаемое в Крещении. Потом говорит, что мы должны быть мертвы и для греха, и грех должен находить нас во гробе Иисуса Христа; отсюда выводит все наши должности. Таким образом, смерть Иисуса Христа, с одной стороны, избавляет нас от всего, а с другой, - обязывает ко всему, дает права и назначает должности. И кто не берет последнего, тому не дается и первое. Чтобы приблизить это учение к понятиям народа, для этого лучшим способом могут быть сравнения. Так, можно представлять правосудие Божие в виде раздраженного гнева, от которого можно скрыться только в одном месте - во гробе Спасителя. Кто убегает в сие место и остается там мертвым, тот спасается; а кто оживает и уходит, тот погибает. Ибо гнев Божий преследует человека, как только он выйдет из сего гроба - оживет для греха. Можно употреблять и другие метафоры. Например, если бы царь, желая помиловать своих подданных, преступников, наказал за них своего сына и объявил потом, что тем будет усвоено сие наказание, которые исправятся, то такое сравнение весьма идет к Отцу Небесному, предавшему за нас Своего Сына. Сими и подобными метафорами можно объяснить народу, что только под условием нашего исправления заслуги Иисуса Христа могут быть для нас полезны. Люди еще могут думать, что если есть заслуги чужие, то собственное исправление не нужно, и наоборот. Человек обыкновенно хочет или сам все делать, или все предоставляет другим. И на это проповедник должен обращать внимание. Надобно показывать, что заслуги Иисуса Христа не пользуют без нашего исправления, и что наше исправление без заслуг Его невозможно. III. Посмотрим на третью часть деятельности нашего Искупителя - на так называемую должность царскую. Первые две должности Он совершил на земле, а сию последнюю всю совершает с неба. Почему же не на земле? Почему, по крайней мере, не положил Он здесь начала Своего Царства? Апостолы случайно касаются сего вопроса и решают общим образом. Так, апостол Петр (Деян. 3; 21), увещевая Израильтян к покаянию и к обращению к Иисусу, и предполагая, что они захотят знать, где теперь Сей Иисус, говорит: мы не можем показать Его, ибо Он на небе. Его же подобает небеси убо прияти даже до лет устроения всех, яже глагола Бог усты всех святых Своих пророк. Итак, из слов сих видно, что Христу надобно быть на небе, - подобает; но почему надобно? этого не видно. Концом пребывания Его на небе апостол сей полагает устроение или же совершение всего, что сказано Богом через пророков. И поелику Бог говорил об обращении всех язычников и Иудеев, то, значит, дотоле не откроется видимое Царство Иисуса Христа, доколе не совершится обращение Иудеев и язычников. Апостол Павел также коснулся сего предмета (1 Кор. 15; 25), но еще менее сказал: Подобает бо Ему царствовати, дондеже положит вся враги под ногама Своима; вот слова его, из которых видно только, что нужно Христу быть на небе, а дальнейших причин опять нет. Итак, спросим теперь самих себя: почему Иисус Христос не основал на земле Своего Царства? Почему Он, вместо сорока дней, не пробыл здесь, по крайней мере, сорок лет? Вопрос этот есть плод любопытства, но любопытства необходимого. Для сердца человеческого весьма желательно, чтобы Иисус Христос оставался на земле: это выразили апостолы, долго смотревшие на небо, когда Иисус Христос вознесся. Но Иисусу Христу нужно было оставить землю по следующим причинам: 1) Апостолы остались бы при плотских своих понятиях об Иисусе Христе, если бы Он оставался с ними на земле. Так, по воскресении Его они тотчас спрашивают: Господи, аще в лето сие устрояеши царствие? (Деян. 1; 6). Значит, в них остались те же плотские понятия, для истребления коих нужно было Ему расстаться с ними и вознесением Своим уверить их, что Он не земной царь, а Небесный, и что Царство Его несть от мира сего (Ин. 18; 36). Вознесением Своим, как выражается апостол, наполнил всяческая. 2) В качестве неузнанного Лица Ему и можно было быть на земле. Если бы узнали Его, то все отношения земных царей и законов, вообще все устройство земли должно бы измениться, тогда бы должна наступить всеобщая теократия (греч. господство Бога) в строжайшем смысле сего слова, а она невозможна; ибо как при настоящем устройстве нашей планеты завести повсюду непосредственное сообщение стран и народов? Как, например, передавать веления Сего Царя в Северную Америку? Разве посредством Ангелов? Но это значит - сделать мир сей миром чудес. Притом смерть должна еще остаться в мире. Как же бы подданные бессмертного Царя умирали? Как бы в таком случае поступать Ему? Подданные Его, без сомнения, просили бы Его удалить смерть. Что ж тут сделать? Не удовлетворить прошению? Но это было бы нехорошо. Удовлетворить? Это значило бы делать бесчисленное множество чудес. Такие и подобные сим противоречия были бы неизбежны, если бы Иисус Христос остался царствовать на земле. Потому-то премудрость Божия рассудила устроить Царство Его на небе. 3) Сверх того, Иисусу Христу приличнее было царствовать на небе, нежели на земле. Он есть Царь всего: дадеся Ми, - говорит Он, - всяка власть на небеси и на земли (Мф. 28; 18). Итак, Он есть Царь мира Ангельского, так же как и человеческого. Царю сих двух миров приличнее оставаться в мире высшем, приличнее давать веления сверху вниз, нежели снизу вверх; следовательно, приличнее жить в мире Ангельском. Да и по отношению к миру человеческому Христу приличнее быть правителем на небе, нежели на земле. Ибо там большая часть людей - и та, которая существует уже в прошедшем, и та, которая еще в будущем, а на земле обыкновенно находится самая малая часть людей. Посему-то Иисус Христос самые важные минуты посвящал на то, чтобы быть с теми, кои обитают в мире невидимом; так, например, нисходил во ад. 4) Но для христианина достаточная причина сего заключается в словах Иисуса, что лучше пойти Ему, дабы пришел Утешитель (Ин. 14; 2-3, 16-18). Может быть, в Самых Лицах Святой Троицы заключается причина того, что одному прилично быть Искупителем, а другому -Святому Духу - Совершителем. Ибо отчего воплотилось второе Лице, а не первое или же третье? Вероятно, того требовали их отношения. По сим и другим причинам, которых мы не можем видеть, Иисусу Христу лучше быть Царем на небе, нежели на земле. Итак, Искупитель наш есть Царь. Какое же Его Царство? Кто Его подданные? Какая цель? Какие средства? Какие отличия и награды в этом Царстве Небесного Царя? Предмет этот самый обширный. Иисус Христос уже царствует несколько сот лет; сколько в продолжение сего времени должно произойти перемен, весьма важных, и потому как много можно сказать о сем предмете! Между тем, трактат сей короче и беднее всех прочих в наших системах. Например, преосвященный Ириней излагает только несколько самых общих свойств о Царе Сем; потом приводит несколько мест из Священного Писания, и тем заключает все дело. Отчего же так короток трактат сей у наших богословов? От влияния на наше богословие богословия иностранного. Причиной этого -протестантские партии, имевшие влияние на богословов. Известно, что благодатное Царство Иисуса Христа составляет Церковь, и в ней, особенным образом, пастыри Церкви. Но у протестантов ни Церкви, ни пастырей, так как у нас, нет. Поэтому им и нечего говорить о Христовом Царстве. Поелику же наши богословы следовали им, то поэтому и они ничего не говорят. Вследствие сего же и учение о Церкви у наших богословов не имеет тесной связи с прочими истинами. Из богословских конспектов видно, что оно есть как бы некоторый излишний трактат. Это потому, что оно стоит не на своем месте. Самое лучшее место для учения о Церкви есть здесь, в трактате о Царстве Иисуса Христа, но здесь оно еще ни в одной нашей системе не стоит. Кто подданные невидимого Царя? Царю Сему, главным образом, подлежит весь мир, особенным образом все люди, а особеннейшим - Церковь; и потому Царство Его многочисленнее и многообразнее всех других царств. Поелику Царство сие в духе и силе (Лк. 1; 17), то оно должно быть ощутительно и для чувств; не одной только верой, а и вещественными глазами мы должны видеть, что Иисус Христос в Своем Царстве царствует. Это и видно как в целом мире, так особенно в Церкви Христианской. Раскроем Библию, что там говорится о сем Царстве? Буквально много, но это разно толкуется. Пророки больше всего говорят о Мессии как о Царе, но черты эти, по величине их и обширности, трудно прилагать. Видно только, что нравственная сторона на земле сбывается; сбывается также отчасти и некогда совершенно сбудется и сторона чувственная. Но частнейшего приложения из сих черт сделать нельзя, по крайней мере, трудно. Можно из пророчеств ветхозаветных заимствовать такие черты для описания Царя Небесного, какими описывает Его Ириней в своей системе, то есть можно сказать, что Он всемогущ, вечен, и прочее. В Новом Завете Иисус Христос говорит о Своем Царстве, но разумеет его со стороны нравственной, а о стороне Своего Царства физической, о его силе, законах, управлении и правах не говорит. Апостолы говорят, но мало и с осторожностью. Апостол Павел больше всех касается сего предмета, но говорит мало и с опасением. Это потому, что еще не время было говорить об этом, ибо Иудеи не отвыкли еще от чувственных своих мечтаний о Мессии, как о Царе земном, а язычники готовились со своими политическими подозрениями. Эти причины, особенно первая, заставили апостола Павла сказать мало о царской власти Иисуса Христа и там, где он говорит о силе антихриста. Апостолы говорили о Царстве Мессии в чертах общих, и потому из их описаний трудно извлечь то, что есть существенного в сем деле. Впрочем, главные черты можно найти. Они суть: 1) Царство Иисуса Христа, во-первых, составляет Церковь, с которой Он находится в теснейшем союзе. Союз сей выражен в Священном Писании различными (символами) метафорами, означающими теснейшее соединение одной вещи с другой, например, какое отношение зерна к хлебу, лозы к ветвям (Ин. 15; 2-7), жениха к невесте (2 Кор. 11; 2), главы к прочим членам тела (Еф. 1; 22-23), в таком Церковь - к Иисусу Христу, своему Царю. Кроме Церкви истинной, Иисусу Христу подлежат еще все церкви ложные, и вообще весь род человеческий. Это видно из слов апостола Павла, который говорит: подобает бо Ему царствовати, дондеже положит вся враги под ногама Своима (1 Кор. 15; 25). Каким образом положит и покорит Он всех врагов, то есть все племена, враждебные для истинно христианского племени? Или обращением их в христианство, или совершенным обессиливанием их и наказанием. Но не на один мир человеческий простирается власть Иисуса; она простирается и на другие миры - на самое небо. Богочеловеку Иисусу дано все на земле и на небе. Эту важную истину часто повторяет апостол Павел. Он присоединяет еще к сей власти Богочеловека ту замечательную сторону, что она простирается и на худую часть мира - на ад: да... всяко колено, поклонится Ему небесных и земных и преисподних (Флп. 2; 10). Таким образом, пределами власти Иисуса Христа служат пределы всего мира. Какая великая власть! Как же она может вместиться в одном человеке? Ибо Иисус Христос и по человечеству есть Царь всего. Здесь-то должна заключаться главная причина того, почему Искупитель, будучи Человеком, был вместе и Богом. Только из сего соединения человечество Иисуса Христа получило такую обширную вместимость; существо сотворенное само по себе не довлело бы к принятию такой силы! Какая цель сего Царства? Та же, какая вообще восстановления рода человеческого: Иисус Христос управляет сим Царством так, чтобы истребить и уничтожить в нем порчу. Поелику Царство сие имеет две стороны - чувственную и духовную, то и два вида правления: одним истребляется из мира физического смерть, а другим из мира духовного - грех. И смерть Иисуса Христа есть основание сего переворота. Ею Иисус Христос совершил, только в бесконечно высшем смысле, то, что выразил один из мудрых (Архимед) в сих словах: "Дайте мне пункт, и я поворочу землю!" Иисус Христос в смерти Своей стал на сем пункте, и обратил к Богу весь мир! Впрочем, в сей смерти Он положил только основание, на котором теперь назидает, но со временем приведет все в полную меру совершенства. Как управляет наш всемощный Царь? Какие употребляет средства для достижения цели? Средства употребяет двоякие - невидимые, непосредственные, и видимые, посредственные. а) Где царство видимое, подлежащее чувствам? В Церкви, которую создал отчасти Иисус Христос, а более апостолы, которая до конца мира будет под непосредственным управлением Самого Иисуса Христа и Святаго Духа. Он - душа ее, жизнь, жених. Она силою Его сохраняется и некогда представит себя чистой, не имущею скверны. Потому-то каждая часть ее приводит ко Христу, в ней и на ней виден Крест Христов. Церковь основана на кресте; крест водружен на Церкви. Каким образом Иисус Христос правит посредством ее? Из устроения ее можно видеть и средства управления. Итак, что такое Церковь? Церковь есть общество, благоучрежденное Иисусом Христом и апостолами, состоящее под управлением Иисуса Христа и Святаго Духа, в котором известные люди на основании Евангельского закона действуют к исправлению человеков, к приведению их ко свету, и таким образом переводят людей в другой мир - в Царство, видимо управляемое Самим Иисусом Христом. Вот существо Церкви или царства благодатного! В частности, деятельность Иисуса Христа и Церкви есть одна и та же. Так Иисус Христос учил, и Церковь есть духовное училище; она также есть свет миру, учители ее суть столпы учения, переданного Иисусом Христом, и потому Иисус Христос в лице их продолжает учить. Вот первый образ, или же способ правления! Далее, Иисус Христос был исправителем совести, обличал заблуждения совести, вязал и решал. Церковь также делает это. Она затворяет дверь Царства, и никто не в силах отворить; отверзает, и никто не препятствует ей. Она, сверх того, продолжает представлять жизнь и деятельность Иисуса Христа в своих обрядах, есть как бы панорама всего этого, - и что совершилось в продолжение веков, то заключила она в одной литургии. Таким образом, Церковь от лица Иисуса Христа учит, исправляет, и самое Лице Его представляет чувственно. Представьте, что в нашу церковь вошел неверный; будучи свидетелем совершающегося в ней, спросил бы верного: "Что значат эти символы?" Сей рассказал бы ему всю историю Иисуса Христа от рождества Его до смерти. Чтобы ощутительнее выразить Свое учение, Иисус Христос частично только подчинил Себе Церковь. Она есть училище; но кто имеет право учить? Известные лица, получившие сие право от Самого Иисуса Христа. Управляют ею известные избранные члены, каковыми были сперва апостолы, приявшие непосредственно власть от Самого Спасителя, а теперь священники, поставляемые и зависящие от того же непосредственного и непрерывного избрания. Таким образом, Церковь Христианская есть самое ощутительное Царство Христово. Все, чего можно требовать в сем случае, разве только есть то, почему Иисус Христос видимо не является в ней, но на это есть причины.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar