Свт. Григорий Двоеслов / Собеседования о жизни италийских отцов и о бессмертии души (8)

Глава 24. О Феодоре, парамонаре при храме св. апостола Петра в Риме Григорий. Еще и теперь живы некоторые лица, знавшие Феодора, стража при церкви св. апостола Петра. Им Феодор рассказывал следующее, случившееся с ним весьма замечательное происшествие. - Однажды ночью он встал ранее обыкновенного для очищения кадил, висевших при дверях. И когда он, по обыкновению, на деревянной лестнице стоял под кадилом и чистил оное, вдруг позади его, на полу, явился святой апостол Петр в белой одежде и сказал ему: "Друг! Зачем ты так рано встал?" Сказав это, апостол стал невидим. Феодора объял такой страх, что вся крепость телесная оставила его и несколько дней он не мог встать с постели. Не очевидно ли хотел выразить этим явлением святой апостол, что он всегда присущ лицам, служащим ему, что все, совершаемое ими в честь его, он всегда сам видит и немедленно вознаграждает? Петр. Мне не столько удивительно то, что явился апостол, сколько то, что видевший его впал в болезнь, хотя и был здоров. Григорий. Что ты этому удивляешься, Петр? Есть ли в этом что непонятное, когда и пророк Даниил, описав известное великое и страшное видение, приведшее его в трепет, тотчас присовокупил: аз же Даниил успох и изнемогах на дни многи (Дан.8, 27). Плоть не может вместить духовного, и посему нередко, когда душа человеческая восхищается вне тела к созерцанию, ее плотский сосуд изнемогает, ибо не может понести этого великого дарования. Петр. Слова твои разрешили мои недоумения. Оглавление Глава 25. Об Аконции, парамонаре той же церкви св. апостола Петра Григорий. По рассказам наших старцев, не в давние времена при том же храме был церковным сторожем некто Аконций, человек весьма степенный и смиренный. Он с такою верою служил Богу, что святой апостол Петр видимо показал к нему свое благоволение. При храме была одна отроковица, страдавшая параличом. Она ползала по земле на руках, потому что ноги ее были поражены болезнью. Долго молилась она св. апостолу Петру об исцелении, и вот однажды ночью он предстал ей в видении и сказал: "Иди к парамонарю Аконцию, проси его, и он дарует тебе исцеление". Уверовав сему видению, но еще не зная, кто такой Аконций, она стала туда и сюда ползать по церкви, чтобы узнать, кто был Аконций. Вдруг тот, кого она искала, сам идет к ней навстречу. "Умоляю тебя, отче, - воззвала больная, - скажи мне, кто здесь страж Аконций?" - "Я Аконций", - сказал встретившийся. "Пастырь и отец наш, святой апостол Петр, послал меня к тебе, чтобы ты освободил меня от немощи". - "Если он послал тебя, так встань". Сказав это, Аконций взял ее за руку и тотчас поднял на ноги. С этой минуты все нервы и члены в теле отроковицы так укрепились, что не осталось более никаких признаков расслабления. - Но если мы захотим беседовать о всех чудесах, совершившихся в этом храме, то, без сомнения, должны будем умолчать о всех других повествованиях. Поэтому возвратимся к повествованию об отцах, в недавнее время прославившихся в Италии своею жизнью. Оглавление Глава 26. Об отшельнике Мине Григорий. Недавно в Самнийской области проводил отшельническую жизнь один достопочтенный муж, именем Мина. Он умер лет десять тому назад; многие из наших знали его. Не стану указывать на одного какого-нибудь повествователя о его деяниях, свидетелей его жизни столько же, сколько людей, знающих Самнийскую область. Все достояние, которым владел Мина, заключалось лишь в нескольких ульях пчел. Однажды какой-то лонгобард задумал ограбить его ульи. Мина словесно воспретил ему это, и вдруг злой дух овладел лонгобардом и поверг его к стопам Мины. После этого происшествия имя Мины прославилось как между всеми жителями той страны, так и между варварами-лонгобардами, и уже никто не дерзал входить иначе в его келлию, как со страхом. Из соседнего леса часто выходили медведи и пытались доставать из ульев мед, но святой ловил их и бил посохом, с которым обыкновенно ходил. Страшные звери с рычаньем убегали от его побоев: они не так трепетали меча, как страшились его посоха. Правилом сего святого было: ничего не иметь и ничего не искать в сем мире; во всех, по любви приходивших к нему, возжигать желание жизни вечной, а для тех, о грехопадениях которых он знал, не щадить обличений, но, как требовала его горячая любовь, со всею строгостью поражать их словом. Жители ближних и отдаленных мест установили обыкновение ежедневно по очереди посылать к святому разные приношения для раздачи всем, приходившим к нему. Однажды какой-то богатый человек, именем Картерий, одержимый нечистою похотью, похитил одну инокиню и сочетался с нею беззаконным браком. Узнав об этом, человек Божий, через кого мог, посылал Картерию должные обличения. Этот со страхом сознал свое преступление, но никак не смел явиться к человеку Божию, чтобы не услышать от него тех строгих обличений, какие он делал обыкновенно согрешавшим, а послал ему от себя дары, вместе с приношениями других, чтобы святой, по неведению по крайней мере, принял их. Но когда Мине принесли все эти дары, он сел и молча начал рассматривать каждый из них особо. Отобрав и отложив в сторону все другие приношения, он, по откровению, узнал дары, присланные Картерием, и, отбросив их с презрением, сказал: "Пойдите и скажите ему: ты похитил дар Божий, а мне посылаешь! Не принимаю я от тебя приношения, потому что ты похитил дар у Бога". Эти слова, показывавшие, какое точное понятие имел человек Божий об отсутствующем, привели всех тут бывших в большой страх. Петр. Я думал, что многие из этих святых были бы мучениками, если бы жили во времена гонений. Григорий. Есть два рода мученичества, Петр: одно - внутреннее, другое - внешнее, и если не будет внешнего гонения, может быть мученичество сокровенное, когда душа сгорает готовностью на мучение. Что мученичество может быть и без видимого страдания, это засвидетельствовал сам Господь в Евангелии, когда сынов Зеведеевых, по немощи ума своего просивших у него высших мест, спросил: Можета ли пити чашу, юже Аз имам пити? Когда же они Ему отвечали: можева, Господь сказал обоим: чашу убо Мою испиета… а еже сести одесную Мене и ошуюю Мене, несть Мое дати (Мф.20,22-23). Что разумеет здесь Господь под чашею, как не чашу страданий? Посему зная подлинно, что Иаков кончил жизнь мученически, а Иоанн скончался, когда не было гонения на Церковь, несомненно заключаем, что есть мученичество и без открытого страдания, так как и о умершем не от гонения сказано было, что он испиет чашу Господню. Но для чего мы исследуем, могли ли быть мучениками во время гонений те упомянутые мною мужи, которые постоянно страдали от козней невидимого врага и в сем мире любили своих врагов, боролись со всякою похотью плоти и тем самым закалали себя духом в жертву Богу, и соделались мучениками во время мира, когда даже в наши времена люди самые простые и мирские, о небесном прославлении которых нельзя было, по-видимому, и думать, как скоро открывался случай, стяжавали себе венцы мученические? Оглавление Глава 27. О сорока поселянах, умерщвленных лонгобардами за отказ вкусить идоложертвенную пищу Например, назад тому лет пятнадцать, по свидетельству очевидцев, сорок человек поселян, взятые лонгобардами в плен, были ими принуждаемы есть идоложертвенное. Когда они сильно воспротивились этому и не хотели прикасаться к скверной пище, пленители-лонгобарды стали угрожать им смертью, если не будут есть. Но пленники, возлюбив вечную жизнь более, чем настоящую, временную, остались верными, и за свою непоколебимость все были побиты. Эти люди, решившие лучше умереть, чем оскорбить своего Создателя вкушением запрещенного, не были ли действительными мучениками за истину? Оглавление Глава 28. О множестве пленников, побиенных за отказ поклониться козлиной голове В те же времена в плену у лонгобардов было еще других человек четыреста. У лонгобардов был обычай приносить в жертву диаволу козью голову; жертвоприношение сопровождалось беганием вокруг и пением непотребных песен. Итак, сами почтивши поклонением козью голову, они принуждали к такому же поклонению и своих пленников. Но большая часть пленников, предпочитая приобретение через смерть бессмертной жизни сохранению временной жизни через идолопоклонство, отказались исполнить нечестивое повеление, и своей главы, которую всегда преклоняли пред Творцом, не восхотели преклонять пред тварью. За этот отказ жестоко озлобившиеся враги-пленители посекли мечом всех пленников, не принимавших участия в их заблуждении. Итак, если и при случайном гонении восприяли венец мученический даже те, которые, по-видимому, во время мира Церкви шли широким путем мира, то удивительно ли, что при открывшемся гонении могли соделаться мучениками те, которые и во время самого мира Церкви, повсечасно изнуряя себя, шли узкою стезею мученичества? Впрочем, это, сказанное мною об избранных мужах, не нужно принимать за общее для всех правило, потому что при наступлении явного гонения многие и из тех, которые казались бы во время мира Церкви ненадежными, могут вынести мучения, и напротив, казавшиеся во время мира Церкви твердыми в вере, иногда колеблются по страху. Но я несомненно уверен, что все святые, о которых мною было говорено, могли соделаться мучениками, - это видно уже по концу их жизни. Ибо те, о которых известно, что до конца своей жизни пребыли тверды в сокровенной духовной добродетели, не могли пасть и при явном гонении. Петр. Слова твои справедливы. Но по отношению к нам, недостойным, меня изумляет домостроительство милосердия Божия, которое до такой степени ограничивает неистовство лонгобардов, что нечестивому духовенству их, по-видимому торжествующему над нами, не попускает преследовать православно верующих. Оглавление Глава 29. Об арианском ослепшем епископе Григорий. Часто пытались они, Петр, предпринимать это, но Божественные чудеса останавливали их злобу. Расскажу тебе об одном чуде, о котором только три дня назад узнал я сам от Бонифатия, инока из моего монастыря, который года за четыре пред этим был у лонгобардов. В город Сполетто прибыл однажды арианский епископ, лонгобард, и не имея храма, в котором бы мог совершать свое служение, стал просить у градского епископа церкви для своего еретического служения. Когда же епископ решительно отказал в этом, пришелец арианин угрожал на следующий день насильственно занять находившийся неподалеку храм св. апостола Павла. Церковный страж, узнав об этом, поспешил в храм, затворил его и запер на замок; а при наступлении вечера погасил все лампады, сам же скрылся во внутренности. На самом рассвете приходит арианский епископ с толпою народа, намереваясь разломать церковные двери. Но вдруг Божественною силою поколебались все двери, замки далеко были отброшены и с сильным шумом все церковные двери и затворы раскрылись; свыше низшел свет и все погашенные лампады засветились. Арианин, пришедший с намерением насильственно завладеть храмом, был поражен слепотою и возвратился в жилище свое при помощи других. Когда об этом узнали находившиеся в той стране лонгобарды, никто из них не смел уже никогда входить в православные храмы. Так, когда лампады в храме св. Павла были погашены ради арианского епископа, одним и тем же чудесным действием и епископ лишен был света, и свет возвратился в церковь. Оглавление Глава 30. Об арианском храме в Риме, освещенном для православных Расскажу тебе и о том, какие знамения два года тому назад Божественное милосердие показало в нашем городе в осуждение той же арианской ереси. Эти обстоятельства частию известны народу, частию же подтверждаются священником и церковными стражами как очевидцами и свидетелями. В той части Рима, которая называется Субурою, находилась церковь арианская. Так как уже два года она стояла запертою, то православные вздумали освятить ее для себя внесением туда мощей св. мученика Севастиана и мученицы Агаты. Так и было сделано. В сопровождении многочисленного народа и при пении хвалебных гимнов всемогущему Богу вступили мы в эту церковь. И вот в то время как в церкви совершалась торжественно Литургия и, по малости места, народ теснился, некоторые из стоявших вне святилища вдруг почувствовали, что у них между ногами бегает туда и сюда свинья. Каждый, кто это чувствовал, сообщал близ себя стоявшим; свинья бежала из церкви; все, между которыми она прошла, были изумлены, потому что, хотя могли чувствовать, что она идет, но никто ее не видел. Божественное милосердие для того попустило это, чтобы всем было очевидно, что из того места вышел нечистый обитатель. Совершив Литургию, мы удалились; но в ту же ночь на церковной кровле послышался сильный стук, как будто бы кто бегал по ней туда и сюда. В следующую ночь шум усилился и наконец разразился таким треском, как будто бы вся церковь подвиглась со своих оснований; и вдруг все успокоилось опять, и более уже ни в чем не проявлялся там мятеж исконного врага. Ибо произведенный им страшный шум показал, что он оставил поневоле место, которым долго владел. Спустя несколько дней, когда воздух был чрезвычайно прозрачен, облако ниспустилось с неба на алтарь той церкви и осенило ее как бы покровом, и весь храм исполнился такого благоухания и страха, что и при отверстых вратах никто не дерзал войти в него. Священник и стражи, а также пришедшие к Литургии, видя явление и обоняя чудное благоухание, никак не осмеливались войти в храм. На другой же день лампады, висевшие в том храме незажженными, возжглись огнем, нисшедшим с неба. Также через несколько дней, когда страж по совершении Литургии, погасив лампады, вышел из церкви и спустя немного возвратился опять, он нашел погашенные лампады горящими. Думая, что это произошло от невнимательности при погашении лампад, страж со всею тщательностью погасил их и так же тщательно запер церковь. Но возвратившись через три часа, опять нашел погашенные им лампады горящими: тот свет ясно показывал, что храм перешел из тьмы в свет. Петр. Изумительные чудеса, рассказываемые тобою, свидетельствуют, что хотя мы живем и в великих скорбях, но еще не до конца оставлены Создателем нашим. Григорий. Хотя я имел намерение рассказывать тебе только о событиях италийских, но не угодно ли, в обличение арианской ереси, перенесем рассказ в Испанию, а оттуда через Африку опять возвратимся в Италию. Петр. Переноси куда угодно рассказ твой: я с радостью последую тебе и с радостью возвращусь с тобою. Оглавление Глава 31. О царе Герминигильде, сыне визиготского царя Лювигильда, убитом отцом своим за кафолическую веру Григорий. Из рассказов многих испанских пришельцев я узнал, что недавно Герминигильд, сын визиготского царя Лювигильда, был обращен из арианской ереси к кафолической вере проповедию достопочтеннейшего Леандра, италийского епископа, с которым я был некогда в коротких дружественных отношениях. Отец-арианин усиливался возвратить к ереси сына и обещанием наград, и страхом наказания. Но как сын с твердостию отвечал, что он никогда не оставит однажды познанной им истинной веры, то разгневанный отец лишил его царства и отнял у него все имение. Но когда и это не могло поколебать душевной твердости сына, отец заключил его под крепкую стражу, а на шею и руки его наложил железные узы. Здесь царственный юноша Герминигильд, обремененный оковами, во власянице, размышляя о ничтожности земного царства, всю силу души своей устремлял к Царству Небесному. В излиянии молитв пред всемогущим Богом искал он себе одобрения и тем сильнее презирал славу преходящего мира, чем яснее становилось для него, что и на свободе он ничего не мог бы взять с собою. При наступлении праздника Пасхи нечестивый отец во время безмятежной ночной тишины послал к сыну арианского епископа, чтобы Герминигильд из его рук приобщился нечистому их таинству и тем возвратил себе благорасположение отца. Но преданный Богу юноша с укором встретил арианского епископа и, вполне обличив его нечестие, отогнал от себя. Ибо хотя по внешности он лежал связан, но в душе оставался в высшей степени твердым. Итак, когда возвратился епископ, арианин-отец пришел в ярость и тотчас послал своих телохранителей умертвить на месте заключения непоколебимого исповедника Божия, что и было исполнено. Вошед в темницу, они тотчас поразили его в голову мечом и таким образом лишили телесной жизни: они умертвили в нем то, что и сам умерщвленный вполне презирал. Но для обнаружения истинной его славы Господь немало сотворил чудес. Так, среди ночной тишины при теле сего царя и мученика (воистину - царя, по тому самому, что - мученик) слышалось псалмопение. А некоторые говорят, что ночью же при теле явились зажженные лампады. Посему-то справедливо все верующие должны были почитать тело его, как тело мученика. Нечестивый же и чадоубийца отец раскаялся и скорбел о своем поступке, впрочем, не хотел наследовать спасения, ибо хотя он и познал, что вера кафолическая - истинна, но, страшась своих подданных, не решился принять ее. Когда болезнь приблизила его к смерти, он поручил епископу Леандру, которого дотоле сильно преследовал, сына своего Рехареда, остававшегося в ереси, и просил его своими внушениями произвести в нем ту же перемену, какую он произвел в его брате. Сделав это завещание, он помер. По смерти его царь Рехаред, подражая не нечестивому отцу, а мученику-брату, обратился сам от злой арианской ереси и потом, не дозволяя никому в своем царстве вступать в воинское звание, кто не страшился как нечестивый еретик оставаться врагом Царства Божия, весь народ визиготский привел к истинной вере. И неудивительно, что проповедником истинной веры соделался брат мученика, заслуги которого помогли ему обратить столь многих к Церкви всемогущего Бога. В этом событии достойно полного внимания то, что всего этого не было бы, если бы царь Герминигильд не умер за истину, как написано: аще зерно пшенично пад на земли не умрет, то едино пребывает; аще же умрет, мног плод сотворит (Ин.12,24). В членах, как видим, совершается то же, что и в Главе (Христе). Ибо из визиготского народа умер один, чтобы ожили многие: одно зерно верно пало для возращения жизни душевной и произрастило великую жатву. Петр. Чудные дела и изумительные для нашего времени! Оглавление Глава 32. Об африканских епископах, которые свободно говорили, несмотря на то, что ариане-вандалы отсекли им языки за кафолическую веру Григорий. Во времена Юстиниана Августа, когда в Африке свирепствовало сильное гонение на кафолическую веру от вандалов-ариан, некоторые епископы, с непреклонною твердостию защищавшие истину, были приведены в судилище. Не успев преклонить их к перемене веры словами и дарами, царь вандальский вздумал сокрушить их твердость мучениями. Он приказывал им молчать, но они защищали истину и не хотели молчать пред нечестием, чтоб не показать своим молчанием согласия. Царь пришел в ярость и приказал вырезать у них языки до самого корня. Но чудное дело! Многие старцы свидетельствуют, что и без языка они стали так же говорить в защиту истины, как говорили прежде с языком. Петр. Чудное и в высшей степени изумительное дело! Григорий. О Единородном, Безначального Отца Сыне, написано: в начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово (Ин.1,1); о силе же Его прибавлено: вся Тем быша (Ин.1,3). Что же удивительного, Петр, если Само Слово, создавшее язык, возглаголало в них без языка? Петр. Да, твое замечание справедливо. Григорий. Эти епископы были тогда изгнаны из отечества и удалились в Константинополь. В то время как я был послан к императору по делам церковным, я встретил там одного старца епископа, который свидетельствовал, что сам видел, как уста их говорили без языка. Даже, отверзая свои уста, они громогласно говорили: "Смотрите, мы говорим, хотя и не имеем языков!" И, по его словам, желающие видели, что на месте вырезанных до корня языков оставалась как бы глубокая впадина в горле; и несмотря на то, что уста были пусты, слова образовывались вполне. Но как скоро один из них предался роскоши, то лишился чудесного дара. Так праведно судил всемогущий Бог, чтобы человек, вознерадевший о сохранении плотского воздержания, не мог и говорить без языка плотского. - Этих повествований об осуждении арианской ереси достаточно, теперь возвратимся к чудесам, недавно совершившимся в Италии. Оглавление Глава 33. О рабе Божием Елевферие Вышеупомянутый мною (См. выше 21 главу) Елевферий, настоятель монастыря св. евангелиста Марка, находящегося в окрестностях города Сполетто, долго жил со мною в здешнем моем городском монастыре, но скончался в своем монастыре. Ученики его рассказывают, что он своею молитвою воскресил умершего. Он обладал таким смирением и сердечным сокрушением, что слезы, исходившие из очей столь кроткого и простого человека, имели великую силу пред Богом. Расскажу теперь об одном его чуде, в котором и сам он предо мною простодушно признался. Однажды во время пути, когда по наступлении вечера не было места где переночевать, он зашел в женский монастырь. В монастыре был малолетний отрок, который каждую ночь обыкновенно подвергался мучениям злого духа. Инокини приняли раба Божия и просили его взять к себе на ночь этого отрока. Елевферий охотно согласился и дозволил отроку вместе с собою провести эту ночь. Поутру инокини стали заботливо расспрашивать отца, не сделал ли с ним чего-либо ночью отрок, которого они ему дали. С удивлением отвечал он на их вопрос: "Ничего". Тогда они объяснили ему касательно отрока, что злой дух ни в одну ночь не отступал от него, и настойчиво просили его взять отрока с собою в монастырь, потому что они уже не могли смотреть на его мучения. Старец согласился и взял с собою отрока в монастырь. Когда отрок немало времени пробыл в монастыре, и исконный враг не дерзал и приступить к нему, старец предался в душе своей необыкновенной радости, оттого что спас отрока. "Вот, братие, - говорил он всей монастырской братии, - там диавол ругался над сестрами, но как скоро отрок пришел к рабам Божиим, диавол уже не смеет к нему подступить". Вдруг после этих слов диавол, пред лицом всей братии, напал на отрока и начал его мучить. Старец возрыдал, увидев это. Долго братия старались утешить его в скорби. Наконец, он сказал им: "Поверьте мне, что ни один из вас не вкусит ныне хлеба, доколе отрок не будет избавлен от диавола". Тогда он вместе со своею братиею погрузился в молитву: молились до тех пор, пока отрок не избавился от мучения. Исцеление последовало столь совершенное, что злой дух более уже никогда не дерзал приступать к отроку. Петр. Я думаю, что небольшая гордость вкралась в душу старца и потому всемогущий Бог благоволил соделать участниками чуда и учеников его. Григорий. Да, один он не мог понести столь важного чуда, но разделив с братиею, понес. Сам на себе испытал я, какую силу имела молитва этого человека. Однажды, находясь еще в монастыре, я занемог ослаблением жизненных сил и от частых болезненных припадков более и более приближался к смерти. Если бы братия постоянно не подкрепляли меня пищею, жизненная сила во мне совершенно истощилась бы. Наступал день Пасхи. В Великую Субботу, когда все, даже малолетние дети, постятся, я не мог поститься и от скорби начал слабеть еще более, чем от болезни. Но скорбная душа моя скоро обрела себе утешение. Я решился тайно пригласить раба Божия Елевферия с собою в молитвенницу и просить его помолиться, чтобы всемогущий Господь даровал мне силы для поста в тот день. Так и сделал. Как только мы вошли в молитвенницу и я смиренно попросил его, он со слезами начал молиться и после краткой молитвы вышел. Но когда он произнес благословение, чрево мое так укрепилось, что решительно исчезла всякая мысль о пище и о болезни. И удивлялся я, зная, чем я был и чем стал, ибо когда изнеможение касалось души моей, я ничего не мог припомнить из того, что знал прежде, а когда мысль моя была занята делами монастырскими, болезнь совершенно забывалась. Когда же, как я сказал, вспоминал я о своей болезни, а между тем чувствовал себя крепким, - меня удивляло то, что я еще не вкушал. Возвратившись повечеру (в монастырь), я почувствовал в себе столько силы, что если бы захотел, мог продлить пост свой и на следующий день. Так, хотя я не был свидетелем того, что рассказывали о старце, но на самом себе испытал, что все это - истинно. Петр. Ты сказал, что этот человек обладал глубоким сердечным сокрушением. Мне хотелось бы полнее постигнуть силу слез. Прошу тебя, скажи: сколько видов сердечного сокрушения? Оглавление Глава 34. Сколько видов сердечного сокрушения? Григорий. Есть несколько видов сердечного сокрушения, когда кающийся оплакивает каждый из своих грехов. Посему и Иеремия говорит от лица кающихся: исходища водная излиет око мое (Плач.3,48). Но главным образом есть два рода сердечного сокрушения: во-первых, когда сердце, жаждущее Бога, сокрушается страхом, а во-вторых, - когда сокрушается по любви. В первом случае душа горько скорбит, когда, воспоминая о своих грехах, страшится подвергнуться за них вечному мучению. Но когда продолжительная скорбь и безпокойство изгладят этот страх, в душе водворяется некоторое спокойствие от предчувствия избавления, в ней возгорается уже любовь к небесным радостям: и как прежде она плакала по страху мучений, так после еще с большею горестию оплакивает то, что она вне Царствия. Ибо душа созерцает и лики Ангелов, и взаимное общение блаженных душ, и величие вечного лицезрения Божия и еще более рыдает о своем отлучении от вечных благ, чем прежде плакала, когда страшилась вечных мучений. Таким образом, полное сокрушение по страху приводит душу к сокрушению по любви. Прекрасно представлено это в том истинном, священно-историческом рассказе, Асхань (Ахса), дщерь Халевова, воззва со осляти. И рече ей Халев: что ти есть? И рече ему: даждь ми благословение, яко в землю полуденную отдал еси мя, даждь ми Голаф-Маим. И даде ей Халев Голаф-Маим вышний и Голаф нижний (Нав.15,17-19). Асхань, сидящая на осляти, это - образ души с ее неразумными плотскими стремлениями. Как та со вздохом просит у отца влажной земли [5]: так и мы с великим стенанием должны испрашивать у Господа дара слез. Ибо некоторые получили дар свободно защищать истину, охранять угнетаемых, бедным оказывать пособие, быть ревнителями веры, но дара слез еще не имеют. Они владеют землею полуденною и сухою и нуждаются еще в земле влажной. Пусть они ревностно творят добрые дела, их возвеличивающие: нужно, необходимо нужно им, по страху ли мучений, или по любви к Царству Небесному, оплакать прежде содеянные грехи. Но, как я сказал, есть два рода сокрушения; отец дает им землю влажную, вышнюю и нижнюю. Душа приобретает вышнюю землю, когда желание Царствия Небесного возбуждает в ней скорбные слезы. Душа приобретает землю нижнюю, когда плачет, трепеща мук адских. Впрочем, прежде дается нижняя земля, а потом уже вышняя. Но как сокрушение любви по достоинству выше, то необходимо было упомянуть прежде о земле вышней, а потом уже о земле нижней. Петр. Доволен твоим объяснением. Но после того как ты сказал, какими совершенствами обладал благочестивый Елевферий, хотелось бы знать, есть ли и ныне в мире сем такие люди. Оглавление Глава 35. Об Аманции, пресвитере Тусцийской области Григорий. Флорид, епископ Тибурской Церкви, которого святость и правдолюбие известны твоей любви, рассказывал мне, что у него был один пресвитер, именем Аманций, человек, отличавшийся особенно простотою и обладавший, по его словам, таким дарованием, что он, по примеру апостолов, возлагал руку на больных и исцелял их: и как бы ни сильна была болезнь, она исчезала при его прикосновении. Еще рассказывал он об нем то чудо, что где бы ни нашел он самого лютого змея, одним крестным знамением поражал его, так что силою креста, изображенного человеком Божиим, змей издыхал от разрыва внутренностей. Когда змей хотел от него скрыться в пещере, он осенял пещеру крестным знамением, и змея тотчас вынимали из пещеры мертвым. Я сам старался увидеться с человеком, обладавшим такою силою; и, когда привели его ко мне, я пожелал, чтоб он остался на несколько дней при больнице, чтобы скорее можно было узнать, обладал ли он каким даром исцеления. Между прочими больными там находился умопомешанный. Однажды ночью в припадке своей болезни он начал громко кричать и своим страшным криком обеспокоил всех больных так, что никто из них не мог уже заснуть. Так к величайшему сожалению, что было худо для одного, то было еще хуже для всех. Но как сперва от достопочтенного епископа Флорида, который тогда также был вместе с вышеупомянутым пресвитером, так потом и от отрока, в ту ночь прислуживавшего больным, я до точности узнал, что достопочтенный пресвитер, встав со своей постели, молча приблизился к ложу умопомешанного и, возложив на него руку, начал молиться. Потом, когда больному стало легче, взял его в верхнее отделение дома, в молитвенницу, где еще усерднее молился за него, и уже здоровым привел его к постели, так что после сего он уже не кричал и не беспокоил никого из больных своими возгласами и, получив полное сознание, уже не увеличивал болезни других. - По одному этому чуду мы должны считать справедливым все, что говорили о св. Елевферии. Петр. Много назидательного для жизни - видеть столь великих чудотворцев на земле и в своих согражданах созерцать Иерусалим Небесный. Оглавление Глава 36. О Максимиане, епископе Сиракузском Григорий. Расскажу тебе и о чуде, которое всемогущий Бог благоволил совершить некогда над рабом Своим Максимианом, ныне епископом Сиракузским, а прежде настоятелем моего монастыря. Когда по распоряжению моего архипастыря я находился при константинопольском дворе в должности церковного апокрисиария, там, по своему благорасположению, приходил ко мне почтенный Максимиан с братиею. Когда же он отправился в Рим в мой монастырь, на Адриатическом море застигла его страшная буря и, вместе со всеми спутниками своими, он необыкновенно чудесным и сверхъестественным образом испытал на себе гнев и милость всемогущего Бога. Ибо яростные волны, воздымаемые сильным ветром, угрожали им смертию; кормило корабельное было оторвано, мачта сбита, паруса плавали в воде и весь корабль, обуреваемый страшными волнами, был поврежден во всех своих частях. Сквозь открывшиеся щели протекала в него морская вода и наполнила корабль до самой верхней палубы так, что не столько был заметен корабль на воде, сколько вода в корабле. Тогда все, находившиеся на корабле, страшась уже не близкой, а настоящей и видимой погибели, простились друг с другом, причастились Тела и Крови Искупителя, и каждый молил Бога благоволительно принять души их после того, как тела их были осуждены на столь страшную смерть. Но всемогущий Бог, поразивший их столь великим страхом, чудесно спас их жизнь. В продолжение восьми дней корабль их, до самого верха наполненный водою, продолжал плыть своим путем, а в девятый день пристал к Кротонской пристани. Все, плывшие с вышеупомянутым достопочтенным Максимианом, сошли с корабля невредимы. Но как скоро после них сошел и сам он, корабль тотчас погрузился на дно той пристани, как будто бы, когда сошли с него, он лишился не тяжести, а легкости. Корабль, когда был наполнен водою и народом, носился и плавал по морю, а как скоро Максимиан с братиею оставили его, он не мог держать у пристани воды без народа. Этим всемогущий Бог показал, что Он Своею дланию поддерживал этот корабль, когда он был нагружен, а когда люди сошли с него и он остался пустым, то для чего уже было ему оставаться на воде?