Свт. Феофан Затворник / ПЕРВОЕ ПОСЛАНИЕ К КОРИНФЯНАМ СВЯТОГО АПОСТОЛА ПАВЛА (4)

Стих 13. Яже и глаголем не в наученых человеческия премудрости словесех, но в наученых Духа Святаго, духовная духовными сразсуждающе. «Сказав о совершенном ведении Духа, показав, что оно равно ведению Божию, как ведение человеческое равно самому себе, и доказав, что мы познали все от Него, Апостол продолжает: яже глаголем... Видишь ли, как он возвеличил нас достоинством Учителя? Мы столько мудрее язычников, сколько Платон отстоит от Святого Духа. Они имеют своими учителями риторов, а мы – Святого Духа» (святой Златоуст). Прежде сказал о предметах, открытых Духом, или о содержании своей проповеди, теперь говорит о форме, в какой предлагали Апостолы свое учение. Яже и глаголем. Яже – то, что вемы чрез Духа, которого прияли от Бога, то есть все тайны Царствия, все домостроительство спасения. Глаголем – проповедуем, возвещает всем; не в наученых человеческия премудрости словесех, не в такой форме словесной, какую придумала человеческая мудрость для передавания своего учения другим. Мысль здесь та же, что и в словах: не в препретельных человеческия премудрости словесех, или: не в премудрости слова. Отрицается всякое словесное искусство, которому учат риторы. Существо сего искусства в том, чтобы разными оборотами и приемами речи возбуждать движения сердца и страсти, и посредством сего овладевать умами и склонять их на свою сторону. Поелику все страстное может быть обращаемо только на земное, житейское, плотское, мудрость же Божия принадлежит совершенно к противоположной области; то придуманные к возбуждению страстей приемы речи и не приняты Духом при преподании премудрости Божией людям. Мы, говорит, и не пользовались ими. У нас были свои приемы. Как учил Дух Божий, так мы и говорили. Дух Божий внушал определенные истины; они вызывали определенные понятия, а понятия привлекали определенные слова. Слова сии браты были из суммы слов, какими обладал тот, кому открывалась истина, равно и образ речи пробуждался тоже тот, к какому привык, или сроден приемлющий откровение. Но когда надлежало предлагать учение, он не только не ходил за искусством в риторики, но и совсем не заботился о слове. Оно лилось из сердца, приведенного в движение Духом, печатлевшим там тайны Царствия. Это и выразил Апостол, сказавши: глаголем... в наученых Духа Святаго. То же самое обетовал еще и Господь говоря: не пецытеся, како или что возглаголете, дастбося вам в той час, что возглаголете; не вы бо будете глаголющии, но Дух Отца вашего глаголяй в вас (Мф. 10, 19–20). Духовная духовными сразсуждающе.– Сразсуждающе – συγκρινοντες. Глагол сей значит: подбирать один предмет к другому так, чтоб они подходили друг к другу. Духовная – премудрость Божия, все истины, Духом Божиим внушаемые; духовными – духовными словами, оборотами речи, способами выражения открываемых истин. Итак, Апостол говорит: для духовных истин подбирая соответственные тем предметам слова и обороты речи, которые тоже надлежит назвать духовными. Мы никогда не позволяли себе спускаться долу с той высоты, на которую ставило нас созерцание, Духом Божиим производимое, чтоб здесь, в сфере суетной мудрости человеческой, находить способы для выражения Божественных истин. Хотя Дух Божий двигал язык благовестников, но они не теряли самообладания и речь свою направляли сознательно. Святой Златоуст объясняет, где браты нужные для пояснения предметы. Говорит – из прообразов и пророчеств. Вот его речь: «Что значит: духовная духовными сразсуждающе? Если касательно духовного встречается какое-либо недоумение, то мы приводим и объяснения от предметов духовных, например: я говорю, что Христос воскрес, что Он родился от Девы, и для объяснения привожу свидетельства и прообразования – пребывание Ионы внутри кита и последующее освобождение оттуда, рождение бесплодных жен Сарры, Ревекки и других, произрастание дерев в раю, тогда как еще не были брошены семена, не проливался дождь, не были проведены бразды. Ибо будущие события были начертаны и прообразованы, как бы в тени, прежними, дабы уверовали в них, когда они совершились. Показываю еще, как человек произошел из земли, как без всякого совокупления жена произошла от одного мужа, как самая земля произошла из ничего, как везде и во всем достаточно было могущество Создателя. Так я объясняю духовное духовным, и нигде не прибегаю к внешней мудрости, к рассуждениям и умозаключениям. Языческие мудрецы напрягают и терзают слабый разум свой и никак не могут объяснить того, о чем говорят, но еще делают противное, приводят в большее замешательство и увеличивают мрак и недоумение». Так и все наши – Феодорит, Экумений, Феофилакт. Феофилакт, между прочим, выразил еще и такую мысль: «духовная духовными сразсуждающе, то есть духовные истины духовным лицам предлагая, или о духовном с духовными рассуждая: ибо одни такие могут вместить их». Πνευματικα πνευματικοις συγκρινοτες... Πνευματικοις может быть и дательным падежом переводимо. К нему пристали некоторые и новые толковники, и образовалось мнение, что это именно и хотел сказать здесь Апостол. Предпочесть такое мнение первому, может быть, будет слишком много, но и совсем презреть его не следует. Ему дает вероятность следующий текст: душевен же человек не приемлет, яже Духа Божия, как будто вызванный тем, что сказано, то есть мы стараемся духовное предлагать духовным,– или о духовном с духовными рассуждать, ибо они только способны принять то; душевный же человек не приемлет духовного. Подразумевается: мы ему и не предлагаем. Так и Спаситель заповедал: не пометать бисера. Стих 14. Душевен же человек не приемлет яже Духа Божия, юродство бо ему есть, и не может разумети, зане духовне востязуется. Душевный человек – тот, кто познать все хочет своим умом, и то только признает истинным, что ему кажется таковым,– кто жизнь свою и все начинания свои устрояет собственными своими способами, на них одних опираясь, как на прочной основе,– кто целию жизни поставляет покой и счастие земные и все обращает в средство к тому,– кто так привык к осязаемому и чувствуемому, что невидимое и духовное не считает и существующим. Яже Духа Божия – то, что предлагает премудрость Божия, Духом Божиим внушаемая, совершенно этому противоположно. Она открывает догматы, которые принимаются верою наперекор уму, заповедует отказаться от всех своих способов и предать жизнь и внешнюю, и тем паче духовную в руки Божии, указывает цель за гробом и для достижения требует принесть в жертву счастие, довольство и покой земной, велит так жить, как бы ни тела и ничего видимого не было, а было одно невидимое, которое вкушать и значит жить. По такой противоположности требований духовной премудрости Божией и настроения душевного человека, очень естественно, что последний не принимает ничего из требований первой. Невместимы для него вещания Духа, юродством кажутся они ему, и он ничего в них понять не может. Чтобы принять и разуметь духовное и узреть в нем мудрость, для этого надобно душевному человеку перестать быть душевным, или, по крайней мере, возжелать сего. Мы имеем в естестве своем духовный элемент – дух, вдунутый в лицо первозданного. Ему свойствен страх Божий, ему принадлежат требования совести, он вселяет недовольство всем тварным. Когда душа – сила, коей предоставлено заведование земным бытом, возьмет верх над духом, он бывает заглушен, но никогда не уничтожается и всегда есть внутри, и тотчас подает голос, как только откроется случай. Когда Апостолы пошли на проповедь, чтобы возвещать яже Духа Божия и в наученых Духа Святаго, тогда они повсюду, особенно среди язычников, встречали преимущественно людей душевных. На чем же основывалась надежда успеха, когда душевный не приемлет яже Духа Божия? – На том, что как ни душевен кто, в нем сокрыт дух, который, под действием благодатного благовестия, возвышал голос в душевном человеке и понуждал его и слушать, и соглашаться на слышанное. И это в разной степени. У иного дух едва приходил в движение, у иного он восставал с такою силою, что тотчас совершалось и обращение. Но совсем душевный затыкал уши и бежал от проповеди Апостольской или восставал против нее. Апостол всюду был свидетелем сего явления и свидетельствует, что погрязший в душевность не вмещает вещаний Духа, не разумеет их и не приемлет. Зане духовен востязуется. Востязуется – ανακρινεται – обсуждается. В ком не заглушены естественные движения и проявления духа, особенно страх Божий и совесть, тот, слушая Апостольское благовестие, находил в нем сродный элемент, приковывался к нему вниманием, обсуждал его и, видя, как оно соответствует требованиям его собственного духа, прилеплялся к нему, веровал и обновлялся в таинствах. С сей минуты он уже не своим одним духом обсуждал яже Духа Божия, но и оживотворившею его и вселившеюся в него благодатию. Он вступал в область духовную и благодать Духа вводила его постепенно в ведение того, яже Духа Божия. И таковым-то лицом духовное собственно духовно востязуется. Естественный дух, возбужденный благовестием, востязывал духовное только вероятностию, чаянием, а этот востязует теперь яко действительное, обладаемое, вкушаемое. Стих 15. Духовный же востязует убо вся, а сам той ни от единаго востязуется. Сопоставляет Апостол кругозор духовного человека и человека душевного. Хотя он не называет последнего, но очевидно, что его он разумеет под немогущим востязывать духовного. Духовный, говорит, обсуждает, обозревает и определяет вся: свою область духовную он востязует, ибо в ней пребывает, почему и знает ее, как знают обыкновенно дом, в котором живут; и душевную область востязует и обозревает, и понимает, ибо хотя он не в ней уже, но знает ее хорошо, потому что столько томился под игом ее, знает все извороты душевности и все, на чем она опирается и куда метит, когда то или другое говорит, то или другое начинает. С первых слов он узнает душевного и духовного и соответственно тому распоряжается своим поведением в отношении к ним. Душевный же человек не может понять духовного ни с какой стороны, ибо то, в чем тот живет, для него неведомая земля. Видит только, что он не тот и что вместо того, чтоб в известном случае ожидать такого-то проявления в нем, является в нем совсем другое. И это для него непостижимо. Ни образа мыслей его, ни правил жизни понять и объяснить он себе не может. Для душевного человека духовный не понятен, не востязуется им. Тут бывает то же что, например, когда, в двух или трехэтажном доме человек, живший в нижних этажах, переходит в верхний. Он свой этаж хорошо знает, знает и нижние этажи, а те, которые живут в нижних этажах, и которым не удавалось побывать в верхних, ничего тамошнего не знают и судить о том не могут. Святой Златоуст говорит: «Видящий видит все и даже то, что относится к невидящему; а что к нему относится, того не видит никто из невидящих. Так и здесь, мы знаем и свое, и все то, что относится к неверным, а они нашего не знают. Ибо мы знаем, каково свойство предметов настоящих и каково достоинство будущих, что будет с миром впоследствии, какое понесут наказание грешники и чем будут наслаждаться праведники; знаем, что блага настоящие не имеют никакого достоинства, и обличаем ничтожность их, а будущие – вечны и неизменны. Духовный знает все это, и то, какое понесет наказание человек душевный в жизни будущей, и то, чем будет наслаждаться верующий, переселившись отсюда а душевный не знает ничего такого». Стих 16. Кто бо разуме ум Господень, иже изъяснит и? Мы же ум Христов имамы. Причину приводит, по которой никто из душевных духовного человека понять и обсудить не может. Ибо, говорит, чтó в духовном человеке есть, тó есть ум Христов,– дух Христов, Христовы у него созерцания, Христовы расположения, Христовы силы, планы, надежды – все Христово. Христова же ума, ума Господня никто из душевных разуметь не может, так чтобы понятно было в нем все. Как этого никто из них не может разуметь, то не может разуметь и духовного, потому что у него тот же ум. Слова: иже изъяснит и,– кто относит к уму Господню, так: кто знает ум Господень, чтоб ясно понимать его и согласовать с своими понятиями? (Феофилакт). Кто относит к духовному человеку, так: кто разумеет ум Господень, чтоб понять и обсуждать духовного человека? А в нас, духовных – Христов ум, то есть Господень. Главная мысль и при том, и другом разумении сих слов остается одна и та же: духовная область – с тем, что в ней содержится, и с лицами и предметами – недоступна для душевного человека: понять он в ней ничего не может, не только как она есть в себе, но и как открывается в лицах, духовно живущих. Вот что говорит на это святой Златоуст: «Ум Христов имамы,– то есть мы знаем то, что в уме Христовом, чего Он хочет и что открыл нам. Так как Апостол выше сказал, чтó Дух открыл нам, то, дабы кто не отверг Сына, присовокупляет, что и Христос открыл, выражая не то, будто мы знаем все, что знает Христос, но что все наше знание не есть человеческое и потому подверженное сомнению, но есть знание ума Христова и духовное. Разумение, какое мы имеем, есть Христово, то есть познание, которое мы имеем о предметах веры, есть познание духовное, а потому действительно о нас судить никто не может, ибо человек душевный не может знать предметов Божественных. Посему Апостол и сказал: кто бо разуме ум Господень, утверждая, что наше разумение этих предметов есть Его разумение. И слова: иже изъяснит и – он прибавил не напрасно, но соответственно вышесказанным словам, духовный ни от единаго востязуется.– Видишь ли, как разнообразно он опровергает внешнюю мудрость и показывает, что духовный человек знает больше и лучше? Мы только таким образом (то есть имея ум Христов) можем видеть и познавать предметы высокие, таинственные и находящиеся выше нас; а разум оказался недостаточным, потому что посредством мирской мудрости мы не можем постигнуть то, что выше нас.– Мы же ум Христов имамы,– то есть духовный, Божественный, не имеющий в себе ничего человеческого; Свое ведение Христос сообщил нашему разуму. И Христос Сам доказательством совершенного дружества представляет то, что Он открыл нам тайны: не ктому, говорит, вас глаголю рабы... вы друзи Мои есте... яко вся, яже слышах от Отца, сказах вам, то есть вверил вам (Ин. 15, 14–15). Если же и одно только доверие служит знаком дружества, то помысли, какую любовь выразил Он, вверив нам тайны не на словах только, но сообщив их нам на самом деле. Устыдимся же; и если не слишком устрашает нас геенна, то пусть будет для нас страшнее геенны – оказаться непризнательными и неблагодарными к такому другу и благодетелю». б) Неправильное понятие о том, какая роль Апостолов в деле проповеди (3, 1–4, 16) Второй источник толков, разделявших коринфян – неправильное понятие о том, что суть Апостолы в деле проповеди, а за ними и все другие учители,– и если судить об них, то с какой точки зрения надо судить об них. То и другое объясняет теперь святой Павел, направляя речь к вразумлению коноводов, заправлявших партиями. С сею целию святой Павел показывает аа) что Апостолы суть только работники на ниве Божией (глава 3), и бб) что судить их надо не почему-либо внешнему, а по тому, верны ли они своему призванию и назначению (4, 1–16). аа) Что суть Апостолы в деле проповеди, в устроении спасения верою в Господа? (глава 3) α) Переход к речи об этом Апостол устрояет из предыдущих мыслей. Душевный, говорил он, не понимает духовного. Потому и предлагать ему об этом пространное учение не подобает. По этой причине, говорит, и я вам не предлагал высокого, ибо вы еще не духовны. А что вы не духовны, видно из ваших толков (3, 1–4). Вы ясно этим показали, что не понимаете духовного порядка вещей. Зачем вы распределялись по людям? Разве мы – источники проповеди Евангельской и производители спасения? β) Все устрояет Бог, а мы только орудия Его (3, 5–9). Исходя из сей мысли далее Апостол делает γ) наведения, вразумительные для вождей разделения. α) Переход к указанию значения Апостолов в деле устроения спасения проповедию Евангелия (3, 1–4) Глава 3, стих 1. И аз, братие, не могох вам глаголати яко духовным, но яко плотяным, яко младенцем о Христе. Объяснивши так полно отношение внешней мудрости к премудрости Божией и жизни душевной к духовной, святой Павел приготовил себе твердую точку опоры, утверждаясь на которой, он теперь начинает понемногу вразумлять заблудившихся и уклонившихся с пути истины вслед своих мудрований. Чтобы объяснить, почему святой Павел говорит теперь о том, что он не мог предлагать коринфянам высокого учения, надо предположить, что заправлявшие коринфскими толками в основание предпочтения святому Павлу, например Аполлоса, ставили то, что святой Павел говорит просто и не высокие истины, не то, что Аполлос, который и красноречив, и многознающ. Он точно сильно доказывал Писаниями, что Иисус есть Христос (Деян. 18, 28). Оставляя совершенство Аполлоса или другого кого в стороне, святой Павел берет одно,– почему сам он не предлагал у них высоких истин, и объясняет, что точно не предлагал, но причина этому не в нем, а в них самих. Не мог я, говорит, возвещать вам высоких истин, как духовным, когда вы плотские, или как мужам совершенным, когда вы младенцы. Мы возвещаем высшую премудрость, но совершенным (2, 6), тотчас ли по крещении кто является таковым, или восходит к такому совершенству постепенно; только пока несовершен кто, тому не возвещаем высших истин. Таков закон у нас – духовные беседы соразмерять с духовностию слышащих (2, 13), чтоб не тратить понапрасну труда сеяния и семян, когда нива не подготовлена к принятию их и возращению. Так действовать, как я у вас действовал, обязывал меня Апостольский долг. «Я не потому умалчивал, чтобы не мог сказать вам ничего больше, но потому, что вы плотстии есте» (святой Златоуст). В каком смысле плотские? – В том, что еще не совсем отрешились от плотского и душевного образа мыслей и целей. Они уже уверовали, уже прияли крещение, ожили духом; но плотское и душевное мудрование еще живо было в них и вмешивалось в область духовную, как видно даже в употреблении чрезвычайных даров Святого Духа. «Апостол назвал коринфян плотяными, как пристрастных к жизни сей, домогающихся того, что славно по людскому мнению, и обращающих внимание на богатство и красноречие (внешние преимущества)» (блаженный Феодорит). Апостол назвал их плотяными; но чтобы показать, что эта плотяность не такая, как у некрещеных, прибавляет, что они суть младенцы о Христе. У некрещеных и начатка нет духовной жизни, а у них она есть, они уже возродились в духе, но рожденный в них новый человек – еще в младенчестве, еще вокруг его прорываются проявления плотской и душевной жизни, только эти должны малиться и совсем кончиться, а тот расти и мужать. «Поелику сказанное (то есть что плотяны) могло поразить их, то, смягчая наносимый удар некоторым подобием, говорит: яко младенцем о Христе, то есть вы плотяны еще, как новорожденные и несовершенные» (Феодорит). Если святой Павел, живя с ними полтора года, не мог достигнуть того, чтобы подвигнуть их к совершенству в духовной жизни, то надо признать за несомненное, что внешняя образованность, лоск жизни, утонченность житейских нравов и вкусов – чем отличались коринфяне – служит наибольшим препятствием к совершенству христианскому, задерживая ревнующих о том плотскими понятиями и видами, а у других погашая и самую ревность о том. Святой Златоуст решает при этом вопрос, как же они имели столько дарований духовных, как ниже поминается,– и решив его, делает применение к совершителям таин, которое назидательно поминать во всякое время: «Но как он называет плотскими людей, которые получили столько даров Духа и которых он в начале послания превозносил такими похвалами? – Точно так же, как были плотскими те, которым говорил Господь: отидите от Мене, не вем вас, делающии беззаконие (Мф. 7, 23), хотя они изгоняли бесов, воскрешали мертвых и изрекали пророчества. Следовательно и тот, кто совершал знамения, может быть плотским. Так Бог действовал и чрез Валаама, открывал будущее (во сне) и Фараону, и Навуходоносору, и Каиафа пророчествовал, сам не зная, что говорил, и другие некоторые изгоняли бесов именем Христа, хотя сами не были Христовыми; потому что все это бывает не для совершающих, а для других. Часто это совершалось и чрез недостойных. Случается, что начальники бывают злые и невоздержные, а подчиненные – добрые и воздержные, миряне живут благочестиво, а священники порочно; и если бы благодать всегда искала достойных, то не было бы ни крещения, ни совершения тела Христова, ни приношений. Но теперь Бог действует и чрез недостойных, и благодать крещения нисколько не терпит вреда от жизни священника, ибо иначе и приемлющий терпел бы вред. Хотя это бывает редко, однако бывает. Говорю это для того, чтобы кто-нибудь из предстоящих, наблюдая за жизнию священника, не соблазнялся касательно совершаемых им таинств. Человек ничего не приносит в них от себя, но все это есть дело силы Божией; Он действует на вас в таинствах». Стих 2. Млеком вы напоих, а не брашном; ибо не у можасте, но ниже еще можете ныне. Млеком называет Апостол начатки христианского учения, а брашном – полное преподание премудрости Божией, в тайне сокровенной. Первое прилично младенцам о Христе, а второе – мужам совершенным. Как вы еще младенцы, то я и преподал вам только начатки учения, и напоил вас им, как детей поят молоком. «Учение, говорит, соразмерял я с немощию слуха и подражал отцу, который новорожденным младенцам предлагает соразмерную с возрастом пищу» (Феодорит). Чтó млеко и чтó брашно в христианском учении? Один толковник, отвечая на это, говорит: млеко – фактическая сторона устроения спасения, а брашно – восхождение к основаниям, почему так, и проведение к следствиям, что из того. Это можно принять. Ибо верующий, приступающий к Господу, должен веровать, что Бог, в Троице поклоняемый, мир создал и о нем промышляет, что Он, создав человека по образу и подобию Своему, поставил его в раю для блаженной жизни, что он пал и от падения своего восставляется только Сыном Божиим воплотившимся, Который, воплотившись, умер на кресте и тем спас падшего, что верующий и крещаемый вступает в общение сей смерти и получает новую жизнь, в коей с помощию благодати среди скорбей и лишений в борьбе со страстьми и похотьми, пребыв верным Господу чрез исполнение Его заповедей, делается он достойным того, что по втором пришествии Господь прославит его с Собою в Царствии Небесном. Такие очерки всего домостроительства спасения часто делает святой Павел в посланиях. И можно положить, что это служило для него символом, какой преподавал он всем, оглашая их в первый раз призывания к вере и спасению. Это же, конечно, преподал он и коринфянам и теперь называет млеком. Тут точно все факты содержатся, то уже совершившиеся, то имеющие совершиться. Когда созерцание христианское углубится в них и дойдет до основания, и пройдет до следствий, тогда получится брашно духовной мудрости, от преподавания которой Апостол воздержался в Коринфе. Не у можасте. Что тогда не могли, не дивно, ибо только приступили к Господу; но что и доныне (когда писалось послание) не могут, это заставляет предполагать большие препятствия к духовному преспеянию в порядках обычной коринфской жизни. Может быть, они те же, что и во всех столичных и вообще в больших городах,– слишком большое развитие плотской, самоугодливой жизни. Во внешней мудрости они преуспевали, а в духовной отставали, не от того ли, что они одна с другою не уживаются. Пять лет уже, как христианами, а все дети. Поелику Апостол говорит, то надо положить, что так и было, то есть что коринфяне и не могли, и не могут еще (в час писания послания) принять уроки духовной премудрости Божией. Святой Златоуст говорит: «Если они не могли в начале, то это, может быть, зависело от сущности самих предметов, хотя и такого оправдания, как он доказал, представить они не могут, ибо потому, говорит, предметы были для них невместимы, что сами они были плотяны. Впрочем, в начале это было еще не столь предосудительно; а не достигнуть ведения предметов совершенных в течение столь долгого времени, это уже знак крайней беспечности». Стих 3. Еще бо плотстии есте. Идеже бо в вас зависти и рвения и распри, не плотстии ли есте, и по человеку ходите? Сказал, что не могут еще принять уроков высшей мудрости христианской; теперь указывает, почему он так судит. Потому, говорит, что вы еще плотские, а что вы плотские, видно из того, что в вас действуют страсти, зависть, рвения, распри. И в послании к Галатам, перечисляя дела плотские, поставлял в них рвения, завиды, распри (Гал. 5, 20). Почему и теперь к коринфянам говорит: если в вас действуют эти страсти, то не плотские ли вы? и не по человеку ли ходите? По человеку, то есть падшему, поврежденному, по возбуждениям и требованиям падшей, поврежденной природы. Осязательнейший след и признак повреждения – страсти; они привзошли вследствие падения в чистую и бесстрастную природу человека. Благодать Духа приходит, чтобы истребить их и очистить от них природу нашу; но истребляет не сама, а помогает в этом произволению, которое одно никакого в сем деле успеха иметь не может. Как произволение, и прияв Духа, не с одинаковою ревностию восстает против своих страстей, то в иных скоро, в иных медленно истаивают и испаряются страсти. Оттого и Духа приявший страстным является, потому что не вседушно противостоит им. Пока такой внутри порядок держится, до тех пор человек плотян, страстен. Когда же он заставит совсем замолкнуть страсти помощию благодати, тогда благодать Духа просиявает в нем, и он является духовным. Такой и есть достойное вместилище таин премудрости Божией. Зависти, рвения и распри разумеет Апостол те, которые обнаруживались по случаю толков. Из-за этого спорили одни перед другими, рвались из всех сил, чтоб доказать превосходство своей стороны, и завидовали, когда одному удавалось переспорить другого. «Все это доказывает, говорит, что вы не размышляете ни о чем духовном, но привязаны к земному» (Феодорит). «Он мог бы укорять их и в прелюбодеянии, и в невоздержании, но особенно указывает на тот грех, который теперь старается искоренить. Отсюда мы научаемся, как справедливо сказал Христос, что всяк делаяй злая... не приходит к свету (Ин. 3, 20), что нечистая жизнь препятствует уразумению великих истин, не позволяя разуму проявлять свою мыслительность. Ведущему порочную жизнь нельзя возвыситься до разумения наших догматов, но должно очиститься от всех страстей каждому, желающему постигнуть истину. Кто очистится от них, тот избавится и от заблуждения, и познает истину. Не думай, что для этого тебе довольно только не быть корыстолюбивым и не прелюбодействовать; нет, кто ищет истины, в том должны соединиться все добродетели» (святой Златоуст). Стих 4. Егда бо глаголет кто: аз убо есмь Павлов, другий же: аз Аполлосов, не плотстии ли есте? Вот в чем распри и чего касаются рвения! Кажется, будто рвение их вращается в духовной области, но то, что разжигало сие рвение, было совершенно плотского свойства. Всякий рвался лишь к тому, чтобы устоять на своем, чего бы это ни стоило: истина тут в стороне. Рвались, чтоб себя не ударить в грязь лицом. Самость все приводила в движение, а она источник плотяности. Святой Златоуст говорит: «Здесь он обращается к подчиненным; в предыдущих словах (гл. 2) он обличал начальников и говорил, что мудрость красноречия не имеет никакого достоинства, а теперь обличает подчиненных и показывает, что это (я Павлов, Аполлосов) не только не принесло им никакой пользы, или приобретения, но и заградило им путь к получению высшего, ибо это произвело зависть; зависть сделала их плотскими, а когда сделались они плотскими, то стали неспособны к уразумению высших предметов». β) Значение Апостолов и учителей в деле устроения спасения проповедию Евангелия (3, 5–9) Стих 5. Кто убо есть Павел, кто же ли Аполлос? но точию служителие, имиже веровасте, и комуждо якоже Господь даде. «Объяснив и доказав свою мысль, он уже открыто приступает к обличению» (святой Златоуст). Я приходил к вам с проповедию, потом Аполлос. Мы не сами от себя действовали; но вы, как плотские, остановились вниманием на том, что пред глазами,– на мне с Аполлосом, и как мы по личным своим свойствам были не одинаковы и один нравился более одним, а другой другим, то естественно одни к одному больше льнули, другие к другому. Если б вы, минуя нас, больше внимали учению нашему, то, не нашедши в нем никакого различия, и между собою не расходились бы. И еще более объединились бы, если б помышляли только о Том, Кто поручил нам проповедь и привел к вам. Увидели бы вы тогда, что мы только служители, служители Божии, как исполнители Его поручения, и служители ваши, как принесшие вам дар спасения. Мы – орудие в руках Божиих, чрез которое вы уверовали. «Конечно, и это важно, и достойно внимания и уважения, но в сравнении с первообразом и источником благ – ничто. Ибо не тот благодетель, кто служит при раздаянии благ, а тот, кто сообщает и дарует их.– Не сказал: приведшие вас к вере, но: имиже веровасте, дабы, опять, и верующим воздать должное, и показать, кто – служители (и что уверование шло помимо их, не без действия свыше). И коемуждо якоже Господь даде. И это малое дело (служение благовестию) зависело не от них самих, а от Бога даровавшего им (и в такой мере, как Он даровал). Но неужели мы, могли бы они сказать, не должны любить служащих нам? Так говорит, но надобно знать, до какой степени, ибо дело их не от них самих, а от Бога даровавшего им» (святой Златоуст). Хочет Апостол этими словами отвесть их внимание от себя и Аполлоса и перевесть его к Господу, от Котораго и благовестие, и их послание с проповедию, и самое уверование коринфян. И этой простой истины не дало им хорошо понять и усвоить плотское воззрение на благовестников и суетное ценение лиц меркою внешней мудрости и внешнего вида и представительности. Стих 6. Аз насадих, Аполлос напои, Бог же возрасти. Объясняет, что каждому из них дал Господь сделать в насаждении в коринфянах веры. «Я, говорит, посеял слово; а дабы семена не засохли от искушений, Аполлос прибавил нечто со своей стороны; но все было делом Божиим» (святой Златоуст). «Успех зависит от благодати Божией» (Феодорит). Слушающие внимают проповеди и желанием склоняются принять ее. Бог запечатлевает сие желание благодатию, и оно становится делом. Принявшим веру предлежит жизнь по вере, и она невозможна без Божией благодати. Желание возводит до усердного действования и во все время действования поддерживает терпение в трудах по нему,– как вообще в жизни, так и в каждом частном деле и начинании – Бог. Если рост в духовной жизни определяется действованием, то очевидно, почему говорит Апостол: Бог возрасти.– Но что же возрасти, когда они еще плотские? – Во-первых, веру: ибо они в вере были крепки; во-вторых, в известной степени и жизнь по вере. Ибо упоминаемые Апостолом недостатки нравственные касались частных лиц: в общности же у них проявлялись порывы и к совершеннейшей жизни, как видно из вопроса их о безбрачной жизни.– Можно и так сказать, что Апостол не высокую степень роста духовного в них определяет, а только хочет внушить, что все, что есть в них доброго, духовного,– все то Бог в них возрастил, а они с Аполлосом были только орудия сеяния добрых семян, которые тоже получены от Бога. Стих 7. Темже ни насаждаяй есть что, ни напаяяй, но возращаяй Бог. «Ибо без Божия содействия напрасен труд» (Феодорит). Почему «все и относит Апостол к Богу, даровавшему все» (святой Златоуст),– «научая, что Ему единому должно внимать, и к Нему относить все, утверждающееся в нас доброе» (Феофилакт). Насаждаяй же и напаяй – не суть что-либо, решительно и исключительно важное в деле устроения вашего спасения. Труд их не ничто, как после скажет, но ваше обращение к вере и ваше утверждение в ней действовалось среди вас не их силою. Мы говорили слово, но с словом шла благодать и совершила в вас веру. Мы совершали для вас таинства, но благодать вселилась в вас и стала обитать в вас не от нашего действования, а от Божия устроения (Августин de gratia Christi L. 1, c. 25). Стих 8. Насаждаяй же и напаяяй едино суть; кийждо же свою мзду приимет по своему труду. Едино суть,– как орудия, чрез кои действует Бог. У Него же и ослица говорит, и камение возопиют, если то занадобится. «Едино называет их в том отношении, что они ничего не могут без возращающего Бога» (святой Златоуст). «Потому что оба одинаково служат Божией воле» (Феодорит), которая действует чрез них, не поколику один таков, а другой инаков, а поколику то ей угодно. «Но, будучи одно по отношению к делу Божию, они не одно по трудам своим» (святой Златоуст). «Не просто, говорит, по исполнению дела, но по труду в деле. Один часто с большим удобством приводит к Спасителю двести, а другой, подъяв большой труд, одного или двоих освобождает от прелести. То же видеть можно в рассуждении поста и целомудрия. Один, вспомоществуемый природою, без трудов преспевает в целомудрии; другой, борясь с естественными наклонностями, с великими трудами достигает желаемого. Один, имея горячее сложение, с большим мучением ждет вечера, не вкусив пищи; другой проводит два и три дня, не вкушая пищи, и однако же не терпит большого труда. Посему-то праведный Судия взирает не на дело, а на труд» (Феодорит). Какое утешение высказано здесь трудящимся над чем-либо добрым, в себе или других, и не видящим успеха! – Святой Златоуст ту и цель видит в прибавлении сих слов Апостолом, чтобы у достигших многого без большого труда отъять повод к превозношению, а много трудившимся и мало успевшим доставить утешение,– всех же воодушевить на труд во благо свое и других. Трудись: мера труда – мера воздаяния. Стих 9. Богу бо есмы споспешницы: Божие тяжание, Божие здание есте. Показывает причину, почему труд ценится. Потому что мы сотрудники Божии. Ему угодно было избрать нас в орудия соделания спасения вашего и других; Он и ценил труд наш, ибо чрез него исполняется Его отеческое хотение спасать. «Мы, учащие, говорит, есмы сотрудники Божии, содействующие намерению Его, спасти всех хотящего; но не мы содеватели или дарователи самого спасения. Ни презирать нас не следует, яко сотрудников Божиих, ни нам возноситься: ибо все Божие» (Феофилакт). Мы, соработники Богу, а вы – Божие тяжание – γεωργιον,– Божия нива, но не праздно стоящая, а возделываемая, вы – земледелище. Божия нива есть и Богу принадлежащая, и Богом возделываемая.– К этому сравнению, прежде начатому, прилагает новое – со зданием. Вы Божие здание,– οικοδομη,– не конченное и праздно стоящее, но здание, в процессе созидания, вы – созидаемое Богом здание.– Отсюда следует: итак, вы должны все свое к Богу относить, и Божиими себя считать, а не Павловыми или Аполлосовыми. «Если вы – Божия нива, то вам следует носить имя не возделывающих, но Божие, ибо нива называется именем не земледельца, а господина ее. Божие здание есте. Также и здание принадлежит не строителю, а господину... Если вы – здание, то вам не должно распадаться на части; иначе не будет здания. Если вы – нива, то вам не должно разделяться, но ограждаться одним оплотом единомыслия» (святой Златоуст). Это разъяснение значения святых Апостолов должно было отрезвить и заправлявших толками, и тех, кои увлекались ими. Они, верно, представляли себе Апостолов философами, которые сами изобретали свою философию и свое имя давали и философии, и последователям; Апостол показал, что такое понятие неприложимо к ним, и тем разорил основу, на которой утверждались толки. Это похоже на прежнее: Еда Павел распятся по вас? γ) Вразумительные для заправителей коринфских толков наведения (3, 10–23) На переходе к этим наведениям, святой Павел к прежнему сравнению, которым объяснял свое и других Апостолов значение, то есть возделывателя нивы и сеятеля,– прибавил другое – здателя, зиждущего здания по указаниям хозяина. И из первого сравнения можно бы извлечь нужные вразумления, но из этого удобнее, и мысли, подаваемые им, общедоступнее; почему оно взято святым Павлом за исходную точку к вразумлению. Вы, говорит он к коринфянам, Божие здание есте. Я и другие, подобные мне,– работники Божии в устроении из вас сего здания, или каждого из вас в здание. Чтобы яснее представить дальнейшее течение мыслей Апостола во вразумление заправлявших толками, должно иметь во внимании, что когда святой Павел был в Коринфе, то не основание только положил, но и здание возвел; ибо и каждый из коринфян был уже полный христианин, и все вместе составляли настоящую Церковь Божию; почему впереди сказал: вы – здание, и после скажет: вы – храм Божий. Но в духовном созидании дело так идет, что каждое предшествующее состояние служит основанием для последующего, хотя оно в существе своем представляет полное здание. Почему в каждый момент здания можно говорить: основание положил, и можно говорить: вы – храм, то есть полное здание. Так и делает святой Павел: αα) сначала смотрит на дело устроения им Церкви в Коринфе, как на положение основания (10–15), а ββ) потом, как на полное здание (16–17). Тем и другим делает сильные вразумления вождям толков и самим водимым ими. Положим, говорит, что я положил только основание. Вам следует смотреть, каково основание, чтобы по нему подбирать материалы. Можно строить из прочных материалов и строить из непрочных, каковы: дерево, солома, тростник. Если вы построите из этих последних, то придет огнь суда и все попалит; вам ничего не останется, и еще самим не безбедно будет (10–15). Толки, возникшие там, точно были солома, между тем ими величались, думая, что состроили нечто величественное. Но Апостол не делает применения слово в слово, а дает это разуметь, кому следует, самим. Поняв, к чему такая речь, они должны были поразиться страхом. Но еще более этот страх должен был возрасти из последующих слов. Да ведь у вас там было мною поставлено полное здание (16–17). Вы взялись пристраивать, да надстраивать. Когда это делается с умением, это хорошо; но можно, взявшись за дело без умения, разорить здание. Здание же это не простое, а Божие, а кто храм Божий растлит, растлит сего Бог. Применения слово в слово и здесь не делает святой Павел. Кого касалась речь, те не могли не понять, к чему она шла. Если поняли, а не понять не могли, то вместе с этим должны были отказаться от толков и возвратиться к простоте евангельского исповедания. Поставив их в такое положение, святой Павел γγ) окончательно поражает их мудрование, говоря как бы: так-то бросить надо мудрость века сего. Что вы нагородили, все от нее; она по природе своей враждебна и Богу, и божественным порядкам вещей (18–20). Это к вождям; затем и ко всем прилагает заключительное внушение: и вам не следует останавливаться вниманием на ком-либо из людей или на чем-либо человеческом. Все окрест вас – для вас, чтоб приводить вас ко Христу. Приведены,– и будьте в Нем, не преграждая общения с Ним вставкою посреди человеческих личностей. Все дело в том, чтобы быть со Христом, и чрез Христа – с Богом. Вы – Христовы; Христос же – Божий (21–23).