Святитель Григорий Богослов / Песнопения таинственные (20)

Надписи 1. К храму Илии, называемому Вдовьим. Вот, странник, сидонская Сарепта, вот башня той вдовицы, которая гостеприимно приняла у себя пророка Божьего, Илию Фесвитянина, когда голод опустошал города, и у нее было немного масла в сосуде, и только горсть муки скрывалась в водоносе! Но все это без бережливости отдав пришельцу, открыла она в даре своем какой-то источник, из которого напитался ее дом. Илия не только накормил ее сына, пока он был жив, но и умершего забрал из мрака смерти. И мать, которая оплакивала свою бездетность, снова стала матерью без новых болезней рождения. 2. К церкви, которая из идольского капища обращена святым Григорием в храм Божий. Древний был я древним город, который наполняли демоны, а теперь, восставленный руками Григория, соделался храмом Христовым. Удалитесь от меня, демоны! Оглавление Надгробия Софисту Проэресию. Не много величайся, после этого Кекропсов город Небольшого пламенника не возможно сравнивать с солнцем; и другому смертному нельзя спорить в красноречии с Проэресием, который некогда приводил в потрясение мир новородящимися речами. Аттика произвела вновь возгремевший гром. А весь сонм высоковещих софистов уступил Проэресию. Уступил; однако же зависть и Проэресия покорила смерти. Неславны теперь стали Афины; бегите, юноши, из Кекропсова города! Грамматику Феспесию. Увы! увы! Феспесий, и ты умер; завистливая смерть и тебя сокрыла в могилу! Но слава и умершего Феспесия не умрет; так обильно источал ты новородящиеся речи; и Аттика взывает: «кто теперь поддержит славу моей мудрости?» Мартиниану. 1. Перед тобою горы и море, нечестивец! Пользуйся равнинами, засеянными пшеницей, и стадами четвероногих. Таланты золота и серебра, драгоценные камни и тонкие шелковые нити— все это жизнь приносит в дар живым. А умершим остается не много камней, и те им дороги. Но ты и сюда заносишь руку, несчастный, не страшась, что иной, по твоим же законам, но более правдивыми руками, может разорить и твою могилу. 2. Когда Мартиниан вступил в общую всех матерь—землю, тогда восплакали все города Авзонии; обитатели всей Сицилии и широких пределов земли остригли себе волосы: потому что удалилась от людей сама Фемида. Но мы, вместо тебя объемля твою славную могилу, всегда будем показывать ее приходящим, как нечто священное. 3. Послушайте, Христоносцы и вы, которым известны права живых и честь, подобающая умершим! Все я оставил—царский двор, отечество, род, славу. Увы! увы! во всем имел я преимущество; однако же теперь почтенный всеми Мартиниан сталь небольшою горстью праха. Уроните же слезу на мою могилу, но не налагайте на нее рук. 4. Я — гробница заключаю в себе благородного Мартиниана, стихотворца, витию, судью, превосходного во всем, победоносного на морях, воинственного на суше. Но прочь от могилы, пока не потерпели чего худого! 5. Не объявляйте войны умершим, злодеи; много и живых. Не объявляйте войны умершим. Я—Мартиниан приказываю это всем живым! Не справедливо завидовать мертвым в том, что есть у них несколько камней. 6. Счастливый, в доброй старости, безболезненно, занимая первое место при царском дворе, достигнув высоты священной мудрости, умер я, если вы слыхали о каком-нибудь Мартиниане. Но прочь от моей гробницы; не заносите на меня неприязненных рук! 7. Отойди, отойди прочь! ты предпринимаешь не добрый труд— потревожить камни и мою могилу. Отойди! Я—Мартиниан приносил пользу живым, и мертвый здесь имею немалую силу. 8. Великая похвала Каппадокиян, пресветлый Мартиниан, и могилу твою чтим мы смертные! Ты некогда составлял силу градоправителей в царских твердынях, а оружием приобрел Сиканию и Ливию. 9. Клянемся державою бессмертного и царствующего в горних Бога, клянемся душами мертвых и твоим прахом, знаменитый Мартиниан, клянемся тебе, что на твой памятник и на твою гробницу никогда, никогда не поднимем руки, как на святыню. 10. Рим, цари мои и концы земли—вот памятники Мартиниану, которых не разрушит время. Однако же боюсь за эту небольшую могилу, чтоб ей не потерпеть чего-нибудь; потому что у многих руки не святы. 11. Вот надгробный камень славного Мартиниана, если слыхал ты о римском правителе из благородных Кападокиян, который украшался добродетелями всякого рода. Но, что прах его, облобызайте памятник и могилу. 12. Никогда не поднимал я руки на умерших и не искал себе приобретений в гробницах; клянусь в этом правосудием и умершими. Поэтому и ты не заноси железа на мои камни; а если занесешь, да падет это на твою голову! Вот о чем просит тебя Мартиниан. Если слава моя дорога тебе; то пусть всегда стоит моя гробница! Ливии. 1. Одно здание; но внизу могила, а вверху храм; гробница храмоздателям, храм добропобедным мученикам. И храмоздатели покрыты уже сладостным прахом,—а это ты, Ливия, блаженная супруга Амфилохиева, и ты, прекраснейший из сыновей, Евфимий! Примите же их, Свидетели истины; примите и тех, которые еще остались в живых! 2. Лучше бы жить тебе, Ливия, и твоим любезным чадам! Лучше бы достигнуть тебе врат старости! Но теперь еще прекрасную, еще блистающую цветами юности, сокрушила тебя преждевременная смерть. А супруг твой, Амфилохий, вместо доброй и разумной супруги, увы! увы! имеет перед собою жалкую гробницу. 3. Увы! увы! и Ливию покрывает прах. Никогда не подумал бы, что эта женщина была смертная, смотря на ее наружность, кротость и целомудрие, которыми она превосходила весь пол свой. Поэтому тебя и умершую почтили таким гробом трое твоих сыновей и супруг твой Амфилохий. Евфимию. 1. Подлинно была чета, чета священная, в двух телах единая душа, и по крови, и по славе, и по мудрости, по всему родные братья, два Амфилохиевы сына, Евфимий и Амфилохий—светлые звезды для всех Каппадокиян. Но грозно на обоих взирала зависть, и одного лишила жизни, а другого оставила; но в нем уже одна половина Амфилохия. 2. Вития между витиями, певец между певцами, слава отечества своего, слава своих родителей, едва достигший юношеских лет и не давно в чертог свой призывавший любовь, умер Евфимий. Какая жалость! вместо девы нашел он себе гроб, и за днями предбрачных веселий наступил день плача. 3. Двадцатилетний Евфимий столько знаком быль с эллинскою и авзонскою музою, сколько другой не ознакомился бы и с одною из них. Он сиял и красотою и благонравием. Но теперь сошел в землю. Увы! увы! как скороспешна зависть в рассуждении добрых. 4. Светло просиял людям Евфимий, но не на долго; потому что и блеск молнии бывает не продолжителен; просиял же вместе и мудростью, и наружною красотою, и доброоердечием. Все это составляло прежде славу Каппадокиян, а теперь стало причиною слез. 5. Плачьте, источники, реки, рощи, сладкопевные птицы, с вершины дерев прекрасно поражающие слух, ветерки, своим шелестом навевающее тонкий сон, и цветники собравшихся вместе Харит! А тебя, прелестный сад Евфимиев, сколько славных соделал умерший Евфимий; потому что ты носишь его имя! Если бывал кто прекраснее всех юношей, так это Евфимий. Если есть какое поле прекраснее всех полей, так это его Элизий. Потому и собрались вместе все Хариты. Хотя покинул жизнь Евфимий; однако же оставил свое имя этому восхитительному месту. Амфилохию 1. И Амфилохиево любезное для нас тело перешло в величественную гробницу, а душа удалилась, отлетев в блаженные обители. Что нужно для ближних, всем владел ты, блаженнейший, нашел ключ разумения для всякой книги, смертным ли она писана, или пренебесна, а в любезную землю сошел уже в старости, оставив детей, которые лучше и родителей. Человеку невозможно и пожелать большего. 2. Амфилохий, встретив бодрую старость, охотно присовокупил свое тело к телам супруги и сыновей. Он был счастливь, благороден, силен в слове, служил защитою для всех ближних, благочестивых, благородных, ученых; он был преобильным раздаятелем слова. Воззри же, друг, на это надгробное писание одного из твоих товарищей. Все ты, о блаженный, общее врачевство нищеты, о крылатые речи, о источник, из которого все черпали, все ты оставил с последним дыханием. Но одна вечно цветущая слава последовала за тобою, восхищенным отселе. Сие написал Григорий, словом возблагодарив за слово, которому научимся у тебя, Амфилохий. 3. Амфилохий умер; рушился прекрасный храм витийства, какой еще оставался у людей. Восплакали Хариты, сошедшись с Музами, особливо же восплакало о тебе любезное отечество—Диокесария. 4. Малый я городок—Диокесария; но алтарям правосуден дарован мною великий муж, Амфилохий. Он умер; умерли с ним и пламенное краснорчие и слава отечества, производящего столь доблестных мужей. 5. Я, малый прах, вне отечества содержу Амфилохия, великого сына Филатиева и Горгониина, который пламенным своим краснорчием разил противников, а по нравам и сердцу был слаще меда. 6. Вещайте теперь, витии; я—могила заключаю в себе уста великого Амфилохия, связанные молчанием. 7. Вот гробница медоточивого Амфилохия, который некогда превосходил всех Каппадокиян своим красноречием и добросердечием. Никомиду. 1. Отошел от нас ты, Никомид, моя слава. Как же докончат свою жизнь твои дети,—эта чистая чета? Чья рука довершит прекрасный храм? Чей ум воспошлет к Богу совершенную жертву? С тех пор, как ты, блаженный, так скоро вступил в общение с пренебесными, чего не потерпел несчастный род человеческий? 2. Посмотри и на могилу Никомида; если слыхал ты о том Никомид, который, соорудив храм великому Христу, сперва себя, а потом девство чад своих, принес в славную, чистую жертву: потому что ничего не нашел у себя лучшего сей иерей и наилучший родитель. За это и вступил он скоро в общение с великою Троицею. 3. Наконец, Никомид, отошел ты в славную жизнь; но очень скоро похищен отселе. Кто ж дал на это свой приговор?— Царь Христос, чтобы, вместе с священною четою своих чад, с небес правил твоим народом. Картерию. 1. Куда ты, любезнейший из товарищей, достославный Картерий, отошел так поспешно, оставив на земле меня, обремененного трудами? Куда удалился ты, управлявши кормилом моей юности, когда на чужой стороне изучал я слово,—ты, который привязал меня к жизни бесплодной? Без сомнения, для тебя всего вожделеннее Царь Христос, Которым теперь обладаешь. Молния великославного Христа, превосходнейшая ограда благонравия, бразды моей жизни, не забывай Григория, которого образо-ал ты в добрых нравах, что было уже давно, мой вождь к добродетели, Картерий! 2. От чего, как у всякого смертного, и у Картерия прекратились вы, источники слез, бездейственными стали вы, колена, и вы, руки умилостивлявшие Христа чистейшими жертвами?—От того, что тамошнее ликостояние пожелало иметь нового песнопевца. 3. Скоро, Никомид, похитил ты у меня сердце мое, похитил Картерий, который за одно с тобою подвизался в благочестии. 4. О, священная страна блаженных Ксолов, какую опору имеешь ты для себя, призвав к себе крестоносца Картерия? Вассу. 1. Вдали от отечества, разбойническою рукою умерщвлен ты, друг Васс, более всех Христу угождавший. Тебя заключает в себе не отечественная могила. Однако же великое имя твое осталось в наследие всем Капнадокиянам; оно написано на таких столпах, которые лучше незыблемых. Вот памятник, воздвигаемый тебе Григорием, которого ты любил! 2. Ты, Васс, как Авраам, приял на лоно свое Картерий, несомненного сына твоего по духу. Но и я, хотя бы и сокрыл меня один гроб с моим родителем, неразлучен буду с вашим сотовариществом. Филтатию. Эта священная земля скрывает в себе тело Филтатия—великого юноши, правителя великого народа. Евсевию и Василиссе. Здесь лежат великославные Евсевий и Василисса, Христоносные питомцы боголюбезных Ксолов, а с ними и священное тело блаженной Нонны. Ты, который проходишь мимо сих гробов, вспомни о сих великих душах. Елладию. 1. Твой ум, Елладий, всегда пребывал в небе; на дольней же земле не утверждал ты и малого следа, а потому и отошел так скоро с земли. А прах твой объемлет единоутробный брат твой Евлалий. 2. Я, обитель мучеников, заключаю в себе юного, но великого Христу и поседевшего разумом Елладия. И не чему дивиться; потому что и он терпеливо нес скорби, подобно мученикам, когда угашал в себе брань завистливого противника. 3. Едва дышал ты на земле, уступая нуждам плоти, большую же часть жизни имел уже горе, о, великая слава Христова, Елладий! А если очень скоро разрешился от уз; то и сие—награда за твои труды. Георгию. И ты здесь лежишь, любезное тело Георгий, который препослал ко Христу многие чистые жертвы; а вместе с тобою, родная тебе сестра и по плоти и по духу, великая Василисса, имеет общий гроб, как имела общую жизнь. Евпраксию. Я, великая арианзская земля, заключаю в себе Евпраксия, архиерея сей священной страны. Он был друг, сверстник и сотруженик Григорию; поэтому в соседстве с ним нашел себе и могилу. Максентию. Благородной был я крови, служил при царском дворе, высоко поднимал тщеславную бровь. Все рассеял Христос, когда призвал меня к себе. На многих стезях жизни утверждал я стопу свою, волнуемый желаниями, пока не нашел надежного пути. Для Христа изнурял я тело многими скорбями, и теперь Максентий легким воспарил отселе горе. 2. В трепет приходит сердце мое, когда пишу имя твое, Максентий; ты шел путем жизни суровым, не человеческим, высоким, неприятным. И к гробу твоему, превосходнейший, не без трепета приближаться будет христианин. Двоим Евпраксиям. Не в последних этот Евпраксий, а равно и другой; у обоих одно имя, и одно сердце; оба были превосходными служителями иерея Григория. Ему же и ныне служа, там предстоят. Павлу. 1. Неизвестен предел жизни; поэтому иди не на удачу, но стремись к добродетели, чтобы обрести тебе блаженство там. 2. Смотри, все прах и все обращается в пепел; что ни есть в мире, все непременно примет в себя могила. И продолжительная жизнь есть скоро увядающий злак, не осуществляемое блаженство, не отпечатлевшийся след. 3. О, родительница, проливающая горькие слезы на гроб мой! на что ни посмотришь ты, приобретаешь только новую болезнь сердцу. 4. Могилы полны слез, полны безмерной горести. Кто ни заглянет во гроб, соберет в сердце скорбь. 5. Ты обращаешь взор свой на мое тело, рассмотри мои члены. Как молодую ветвь, скосила меня смерть; ненасытный тартар отверз свою мрачную обитель, и вовлек туда меня, Павла, срезав преждевременно, как нежный росток. Всю красоту юных, как траву, пожинает смерть своею косою; ибо действительно она неизбежна. 6. Смотри, куда идешь? Остановись! Смотри! Ты прикасаешься к тлению. Этот мир есть прах, облако, ветер, пепел. Все, на подобие воздуха, течет быстро, невозвратимо. 7. Земля сокрыла меня в недрах своих. Не могу произнести ни одного слова; тление связало мне язык, рассыпало все мои члены. 8. Отец, отец, Бог мой! Тебе принадлежит дыхание каждого, Ты сотворил мои руки. Когда повлечет меня клокочущий пламень всеочистительного суда, тогда—увы мне!—как не воспламениться той скверне, какую собрал я себе; ибо дела мои— солома? Григорию. Дядя по матери, великий иерей Григорий, положил здесь, у чистых мучеников, юного, цветущего, не достигшего зрелых лет Григория; и прежние надежды—иметь кормителя в старости, стали прахом. Кесарию. 1. Немилостив этот гроб. Я никак не ожидал, чтобы первые стали хоронить последних. Однако же он принял в себя Кесария, знаменитого сына знаменитых родителей, и принял прежде, нежели родителей. Какая в том справедливость?—Не гроб в этом виновен: не упрекай его: это дело зависти. Могла ли она терпеливо видеть, что юный премудрее старцев? 2. Правда, что ты, Григорий, имел такого сына, который и красотою и мудростью превосходил смертных, и пользовался дружбой царя: однако же не думал я, чтоб он вовсе не подвластен был неумолимой смерти. Но что говорит гроб? Будь терпелив! Хотя умер Кесарий: однако же вместо любезного сына у тебя осталась великая его слава. 3. Созрели уже мы для могилы, когда каменотесы клали этот камень для нашей старости. Да, они клали для нас; а камень достался, кому не следовало, достался Кесарию, последнему из наших детей. Велико, велико наше горе, сын! Но прими скорее нас поспешающих в нашу могилу! 4. Этот камень ставили родители для своего гроба, в том чаянии, что не велика уже остается доля их жизни. Но против желания оказали он и тем горькую услугу сыну Кесарию; потому что он прежде их отрешился от жизни. 5. Моя старость замедлила на земле; а любезнейший из детей, Кесарий, вместо отца получил этот камень. Какой в этом закон? Какое правосудие? Как соизволил на сие Ты, о Царь смертных? Для одного так долга жизнь! Для другого так поспешна смерть? 6. Не хвалю, не хвалю того, что ты, Кесарий, из всех наших достояний избрал один дар, и именно эту могилу. Как горек этот камень престарелым родителям! Так захотела зависть. И сколько продолжительна стала наша жизнь от таких горестей! 7. И в геометрии, и в познании положения небес, и в логическом искусстве состязаться, и в грамматике, и во врачебной науке, и в силе витийства, один ты, Кесарий, крылатым умом своим объял всю мудрость, какая доступна тонкому уму человеческому. А теперь, увы! увы! подобно всякому другому, стал ты горстью праха. 8. Славный Кесарий, все ты оставил своим единоутробным, и вместо всего избираешь небольшую могилу. Ни геометрия, ни звезды, которых положение знал ты, ни врачебная наука, ничто не защитило от смерти. 9. Прекрасен, славен, именит, первый во всякой мудрости был ты, Кесарий, когда тебя, отличнейшего из врачей, отпускали мы из отечества к царю. И увы! Из Вифинии прияли обратно один твой прах. 10. Хотя избежал ты плачевной опасности во время ужасных землетрясений, когда город Никея сравнен с землею; однако же утратил жизнь от жестокой болезни, и целомудренною юностию и мудростию преукрашенный Кесарий. 11. Я—гроб заключаю в себе лучшего из сынов Григория и богобоязненной Нонны, благородного Кесария, который отличен был по дару слова, высок при дворе царском, и молнией осиял концы земли. 12. Когда умерь Кесарий, опечалился двор царский; уныли духом Каппадокияне, и погибло все, что оставалось еще у людей прекрасного, даже и речи облеклись облаком молчания. 13. Вот что пишет Григориева рука: скорбя о превосходнейшем брате, проповедуя смертным возненавидеть настоящую жизнь. Кто подобен Кесарию красотою? Кто своею мудростью в такие годы достиг такой славы, как он?—Никто из обитателей земли. Но и Кесарий отлетел из жизни, как роза из терний, как роса с древесных листьев Горгонии 1. Здесь лежит любезная дщерь Григория и Нонны, таинница пренебесной жизни, Горгония. 2. Нет Горгонии: земле оставила она одни кости; все же прочее добропобедные мученики вознесли в горнее. 3. Имение, и плоть, и кости—все принеся в дар Христу, Горгония оставила одного супруга, но и его не надолго, а теперь внезапно восхитила к себе и славного Алипия. Блаженный супруг и блаженнейшая супруга, отложив скверны в купели, живите возрожденными! Отцу. 1. Столетний, преступивший за пределы человеческой жизни, сорок лет в духе и на престоле, кроткий, сладкоречивый, светлый проповедник Троицы, Григорий вкушает здесь телом глубокий сон; окрыленная же душа его преселилась к Богу. А вы, иереи, с уважением лобызайте и его гроб! 2. Меня, который был дикою маслиною, великий Бог призвал к Себе, как не последнюю овцу поставил вождем Своего стада, даровал же мни счастье от богомудрого ребра. Оба мы достигли блаженной старости. Возлюбленейшего из чад своих посвятил я Богу. А если кончина постигла меня — Григория; это не удивительно: я был смертен. 3. Если кто, как Моисей на горе, был таинником, внимавшим чистому гласу, так это ум великого Григория. Его, стоявшего некогда вдали, благодать соделала великим архиереем, а теперь поставляет близ Святой Троицы. 4. Сам я украсил храм Богу, и Григорий дал чистой Троице, чтоб он был светлым иереем, вестником истины, громозвучным пастырем людей, целомудренным защитником той и другой мудрости. Сын мой, старайся во всем прочем превзойти отца, а в кротости будь его достоин; большего и желать невозможно; руководясь ею, встретишь, блаженный, глубокую старость. 5. Здесь лежу я—сперва не овца Христова, потом превосходнейшая из овец, потом пастырь, а потом отец и пастырь пастырей, приводящий в общение смертных с великим, бессмертным Богом, Григорий, Григориев родитель. 6. Счастливый, благочадный, в старости добрый умер я—Григорий, архиерей и отец архиерея. Чего же больше? Хотя и не рано пришел я в многоплодный виноградник; однако же получаю мзду большую, нежели пришедшие прежде меня. 7. Я—Григорий, пастырь добрый, кроткими нравами воспитавши Христу большую часть стада, хотя не святого корня отрасль, однако же глава благоговейной супружницы и троих чад, управлял единодушною паствою, и отошел отселе, исполненный земных и небесных лет. 8. Григорий, вземлемый отселе, (о чудо!) и благодать и светозарность Духа поверг на любимого сына. 9. Жемчужина не велика, но царствует между дорогими камнями. Мал и Вифлеем, но Христоносен. Так и я, Григорий, получил в удел малую, правда, однако же прекраснейшую паству. Об ней прошу и тебя, любезный сын, будь ее вождем. 10. Пастырскую свирель вложил в твои руки я, Григорий. А ты, сын, свиряй на ней, как искусный пастырь; всем отверзай дверь жизни, и в отеческий гроб сойди созревшим. 11. Воссиял некогда свет ученикам, пред которыми Христос преобразился на горе; воссиял свет и уму чистого Григория, когда бежал он от идольского мрака. Поелику же очистился он вознесенными им жертвами; то и доселе предводит народ свой. Матери, скончавшейся во святилище. 1. Во всяком слове и деле опорою для тебя, матерь моя, был день Господень; всякий плачь чествовала ты плачем, но уступала одним праздникам; свидетелем веселия и скорбей имела храм. Всякое место запечатлено твоими слезами, но единым крестом препобеждались и слезы. Жертвоприемная Трапеза никогда не видала твоего хребта; чрез уста твои не проходило скверное слово; на нежных ланитах твоих, таинница, не имел себе места смех. Умолчу о сокровенных трудах твоих, блаженная; они были внутренние. А внешние труды твои всем известны; потому и тело свое оставила ты в Божьем храме. 2. Как изнемогли прекрасные колена Нонны! Как сомкнулись уста ее? Почему не проливает она слез из очей? Другие вопиют при гробнице. Сия Трапеза не имеет уже плодоношений великой руки; пусто место, где стояла ее непорочная нога. Иереи не возлагают на главу трепетной руки. Что будете делать вы; вдовы и сироты? И девство и благоустроенное супружество остригли себе власы. Украшавшаяся ими все отдает земле после того, как согбенное тело свое оставила во храме. 3. Премудра Сарра, которая чтит любезного супруга; но ты, матерь моя, доброго супруга, который далек был от света, уготовила к тому, чтобы стал он сперва христианином, а потом великим иереем. Ты—Анна; ты и родила по молитве любезного сына, и принесла в дар храму чистого служителя Самуила. Но была и другая Анна, которая великого Христа приняла на лоно свое. И славы обеих сподобилась Нонна; напоследок же, молясь во храме, сложила с себя любезное нам тело. 4. Жерло огнедышащей Этны доказало о тебе, напрасно надмевавшийся Эмпедокл, что ты смертен. А Нонна не бросалась в жерло, но пред этою Трапезой молясь однажды, восхищена от селе, как чистая жертва. И теперь стала опорою жен, с Сусанною, Мариамою и Аннами отличаясь в сонме благочестивых. 5. Иракл, Эмпедотим, Трофоний, и ты невероятная гордыня тщеславного Аристея, умолкните с своими баснями! вы смертны, а не блаженны с своими страстями. Но Христоносная Нонна, служительница Креста, презревшая мир, с мужественным духом пройдя стезю жизни, теперь, как желала, треблаженная, воспарила в пренебесный круг, совлекшись тела во храме. 6. Призывая Григория среди цветущих виноградников, всходила ты, матерь моя, на встречу возвращавшимся с чужой стороны, и любезные руки свои простирала к возлюбленным чадам, призывая Григория. Кровь родительницы текла в обоих сынах, но особенно в том, которого воспитала ты своими сосцами. Потому и почтил я тебя, матерь, столькими надписями. 7. Чадо сосцев моих, священная отрасль, Григорий, с какою любовью к тебе отхожу я в небесную жизнь! Ты много потрудился, ухаживая за моею и отцовою старостью; это записано в великой книге Христовой. Последуй же, любезный, за родителями; мы с охотою, как можно старее, примем тебя в тот свет, в котором сами. 8. Иная из женщин заслуживает славу домашними трудами, другая—любезностьюни плоти, слезами, набожностью, попечительностью о бедных. А Нонна славна всем. Она, если можно назвать это кончиною, и умерла во время молитвы. 9. Я—гроб заключаю в себе Нонну, наслаждающуюся пренебесным светом, присноцветущую отрасль священного корня, супругу иерея Григория, с ним единонравную, матерь благочестивых чад. 10. Молитва, вожделенная воздыхания, без сна проводимые ночи, и орошаемый слезами помост храма доставили тебе, чудная Нонна, такую кончину, что во храме приняла ты и определение смерти. 11. Окрыленная душа Нонны воспарила на небо; а тело ее из храма перелагаем к мученикам. Примите же, мученики, великую жертву, эту многопотрудившуюся плоть, приобщившуюся даже ваших кровей,—ваших, говорю, кровей; потому что продолжительными подвигами свергла она с себя великую державу губителя душ. Не в тенях изображаемую жертву, не тельцов, не козлов, не первородных принесла в дар Богу Нонна. То предписывал Закон древним; потому что это одни образы. Она сама себя приносила в жертву в продолжение целой жизни, себя же принесла (заметь это) и в самой смерти. 12. Пусть иной любитель чистоты оспаривает преимущество у Нонны; но невозможно состязаться с нею в молитвенной ревности. Доказательством этому конец ее жизни, прекратившейся среди молитвы. О воздыхания, слезы, всенощные бодрствования! О сокрушенные подвигами члены чудной Нонны! Во храме была она однажды, и храм положил конец ее старости, которой не могли преобороть труды. 13. Молясь и взывая пред пречистою Трапезою, скончалась Нонна; связаны стали и голос и прекрасные уста старицы. Что ж удивительного? Богу угодно было — песнословящий язык, когда произносил он хвалебный слова, замкнуть ключом. И ныне на небесах усердно молится за нас богобоязненная Нонна. А прежде своими молитвами для своих возлюбленных чад утишила она море, и материнская любовь ее с пределов востока и запада свела вместе покрытых славою сыновей, когда не ожидали они такой встречи. Прежде своими молитвами избавила она и супруга от жестокой болезни. Но что всего удивительнее, молясь, внутри храма, кончила она жизнь. 14. Как умерла она? Или как совершился славный конец моей матери?—Во время молитвы душа ее отлетела горе к Богу. 15. Здесь у молящейся некогда Нонны душа оставила тело. Отсюда восхищена Нонна, оставившая тело. 16. Неоднократно спасала ты меня от болезней, от страшных смятений, от ужасных колебаний и от свирепо волнующегося моря; потому что Бог был к тебе милостив. Но спасите меня и теперь великими молитвами, о родитель, и ты, блаженная родительница, умершая в молитвах! 17. Нонна, светлая Нонна! у тебя оставался еще голос, когда ты от чистого сердца вознесла чистую жертву, все без изъятия вложив в великие точила. А напоследок, восхищенная отселе, и этот голос оставила ты в храме. 18. Не вне благоухающего храма скончалась Нонна; но прежде глас молящейся восхитил отселе Христос; ибо она желала в молитвах скончать сию жизнь, которая была чище всякой жертвы. 19. Священная Нонна, ты, всю жизнь свою вознося в дар Богу, напоследок и душу предала в чистую жертву. Ибо здесь, молясь, оставила ты жизнь, и эта Трапеза даровала славу смерти твоей, матерь моя. Этой же Трапезы великим служителем был мой отец; перед этою же Трапезой, молясь подле супруга, и матерь прекратила жизнь. 20. Григорий и Нонна великославны. Молю Царя, чтобы и мне иметь такую же жизнь и такой же конец. 21. «Много слез Нонниных приняла ты, возлюбленная Трапеза; прими теперь и душу, Сию последнюю жертву!» Так сказала Нонна, и душа ее отлетела из тела, но желала взять с собою и сына, который один из чад ее остается еще на земле. 22. Прежде воспарял отсюда ум молящейся Нонны, а наконец и душа последовала за восхищенным умом. И вот молящийся мертвец возлежит пред священной Трапезой! Благочестивые, запишите это чудо для грядущих родов! 23. Кто умирал, как умерла Нонна, пред святою Трапезой, держась за священные доски? Кто расстроил это положение молящейся Нонны? Как долго хотела она пребыть здесь, и мертвая сохраняя благоговейный вид! 24. Молившейся здесь однажды Нонне свыше сказал Бог: приди! и она охотно отрешилась от тела, одною рукою держась за Трапезу, а другою молясь: «Будь милосерд, Христе Царю!» 25. Как оставила ты своего Исаака, возлюбленная Сарра? Или пожелала ты, Нонна, на Авраамовом лоне сретить скорее богомудрого Григория? Подлинно велико чудо — и умереть не вне храма, не вдали от жертв! Простите мне, мученики! Не без боязни, но скажу, что возлюбленная Нонна не ниже вас по своим подвигам и в тайной и в открытой брани. Потому и получила она такую кончину жизни, нашедши для себя один конец и молитвы и жизни 26. От благочестивого корня происходила Нонна; была и плотью и матерью иерея; и тело, и жизнь, и слезы—все истощила в дар Христу, а напоследок отсюда восхищена, в храме оставив старческое тело. 27. Вера преложила Эноха и Илию, а из жен—первую—матерь мою. Сие знает эта Трапеза; ибо отсюда вместе с бескровными жертвами восхищена еще молящаяся телом, возлюбленная Нонна. 28. Не болезнь, не подобная болезни старость, не скорбь сокрушили тебя, престарелая матерь моя. Напротив того неуязвима и непреоборима была ты, Нонна, и, молясь у подножия пречистой Трапезы, отдала глас свой Христу. 29. Авраам и знаменитый Иефеай принесли Богу великие жертвы: один принес сына, а другой—дочь. Но ты, Нонна, принесла в жертву чистую жизнь, а напоследок молитвенную душу—это угодное Богу заколение. 30. Единое сияние, единое величие—Троица, к Которой стремилась ты, Нонна, молящуюся тебя восхитила на небо из великого храма; и ты сретила конец, который стал чище самой жизни. 31. Никогда ты, матерь моя, не совокупляла чистых уст своих с устами нечистыми, никогда чистой длани своей не давала руке безбожной; и в награду за это кончила жизнь при возношении жертв. 32. Лучезарный и пресветлый Ангел восхитил тебя, Нонна, когда молилась ты, чистая и телом и умом, и ум твой восхитил, а тело оставил здесь во храме. 33. Этот храм не мог удержать в себе целой Нонны; потому, когда душа удалилась, оставил в себе одно тело, чтоб душа, когда опять заключена будет в тело боле чистое, вознеслась отселе и облеклась во славу вместе с потрудившеюся плотью. 34. Здесь лежит Нонна, дочь Филтатиева. Где она скончалась?—Во храме. Как?—Молясь. Когда?—В старости. Какая прекрасная жизнь, и какая святая кончина! 35. На огненной колеснице взошел на небо Илия; а Нонну молящуюся приял к Себе великий Дух. Здесь глубоким сном почила возлюбленная Нонна, охотно последовавшая за супругом Григорием. И ужас и радость вместе! На небо восхищена отсюда среди молитвы оставившая жизнь Нонна. Конец и молитве и жизни Нонниной! Сему свидетель—эта Трапеза, у которой поднята бездыханною вдруг ставшая Нонна. Вот могила целомудренной Нонны, которая прежде, нежели разрешилась от жизни, вступила уже в небесные врата! Смертных оплакивайте смертные; а кто, как Нонна, умер молясь, о том не плачу. Прославляя непорочную жизнь Нонны, еще более прославлю ее кончину; потому что она и скончалась во храме молясь. Здесь некогда, молясь и повергшись на землю, скончалась светлая Нонна; теперь же она молится, предстоя в лике благочестивых. Памятником вожделенной смерти для тебя, Нонна, служит эта Трапеза, пред которою отрешилась ты от жизни, молясь в последний раз. Немного в тебе, Нонна, оставалось дыхания жизни, и то отдала ты Богу, молясь некогда здесь. Все препровождайте из храма богоподобную Нонну, препровождайте отсюда выносимую великую старицу! Из чистого храма восхитил Бог на небо меня—Нонну, которая поспешает приблизиться к небесным! Из великого храма выносимая Нонна говорила так: «за многие труды приемлю еще большую награду». Здесь лежит Нонна—жертва любимой ею молитвы, Нонна, которая, однажды молясь, разрешилась от этой жизни. Из великого храма вознесена великая жертва—Нонна. Она разрешилась от жизни во храме. Радуйтесь, благочестивые! Сия Трапеза препослала от себя к Богу богоподобную Нонну. На общую гробницу своего семейства. 1. Мученики, будьте милостивыми сообитателями, и в лоно свое примите кровь Григория, Григория и великославной Нонны,—примите соединенных вкупе и благочестием и священными гробами! 2. Я—один камень покрываю двоих знаменитых Григориев, родителя и сына; я—один камень покрываю два равные светила, двух иереев. А этот камень заключил под собою благорожденную Нонну с великим ее сыном Кесарием. Так разделили они между собою и сыновей и гробы. Но у всех один был путь—в горнее: у всех одна была любовь—к жизни небесной. 3. Первый Кесарий—общая скорбь; а потом Горгония; потом любезный родитель, и гораздо после матерь—о скорбная рука, о горькие письмена Григориевы! Напишу напоследок и свою смерть. Навкратию, брату Василия Великого. 1. Однажды Навкратий, погрузившись в речной водоворот, в глубине отпутывал от камня рыболовную сеть; но сети отпутать не мог, а сам удержан ею в водах. Скажи мне, Слово, почему мрежи, вместо рыбы, уловили рыболова? А я гадаю, что образец чистой жизни—Навкратий извлек для себя из вод и благодать и смерть. 2. Навкратий кончил жизнь в пучине завистливой реки, запутавшись в веревках погруженной во глубину мрежи. Научись из этого, что смертны забавы сей жизни, из которой исхищен этот молодой, высоконесущийся конь. 3. Навкратий, запутавшись в веревках рыболовной мрежи, отрешился от уз сей жизни. Еммелии, матери св. Василия Великого. Кто бы сказал это? Умерла Еммелия, которая даровала миру свет стольких превосходных чад, и сынов и дщерей, посягших и непосягших, которая одна в человеческом роде была и благочадна и многочадна! Ибо от нее произошли три славные иерея. Сама—супруга иерея, и ближние ее, как воинство небесное. Прихожу в изумление, видя многочисленное и знаменитое поколение великой Еммелии,—это полное плодоносие ее утробы. По чему, если Еммелию назову Христовым стяжанием, благочестивою кровью; то скажу этим не много. Таков корень; такова священная награда твоему благочестию, о исполненная совершенств,—то есть, честь твоих чад, с которыми ты имела одно стремление! Макрине, сестре св. Василия Великого. Я—прах покрываю собою светоносную деву, если слыхал ты о Макрине, первородной дочери великой Еммелии. Она скрывалась от взоров всех мужчин, а теперь в устах у всякого, и всех превосходит славой. Феосевии, сестре св. Василия Великого. И ты, Феосевия, дочь славной Еммелии, в точном смысле подружие великого Григория, опора жен благочестивых, покрылась здесь священною землею; от жизни же отрешилась в зрелых летах. Василию Великому. 1. Прежде думал я, что одно и то же—жить телу без души, и мне без тебя, возлюбленный Христов служитель, Василий. Но перенес я разлуку, и еще жив. Долго ли же медлить? Для чего не исхитишь меня отселе, и не введешь с собою в ликование блаженных? Не оставь же, не оставь меня! Клянусь могилой, что никогда, если бы и захотел, не забуду о тебе. Вот Григориево слово! 2. Когда Троица восхитила к себе дух богомудрого Василия, который охотно поспешал отселе; тогда все небесное воинство возрадовалось, видя его шествующим, а всякий город у Каппадокиян возрыдал. Скажу еще больше: тогда и великий мир воззвал: «не стало проповедника, не стало того, кто был узлом, скрепляющим прекрасный мир». 3. Целый мир—достояние равномощной Троицы приведен в необыкновенное колебание сопротивными учениями. А уста Василиевы (увы! увы!) заключены молчанием. Пробудись, Василий, и останови бурю своим словом и своими священнодвйствиями. Ибо ты один показал нам, как жизнь равную учению, так и учение равное жизни. 4. Один Бог царствующий в горних; и наш век видел одного достойного архиерея. Это ты, Василий, громозвучный вестник истины, светлое око христиан, озаряющее душевными доблестями, великая слава Понта и Каппадокиян! Умоляю тебя, и ныне предстательствуй и приноси свои дары за мир. 5. Здесь Кесарийцы положили меня, архиерея, Василия, Василиева сына, Григориева друга. Сердечно любил я Григория: да дарует ему Бог, как благоуспешность во всем другом, так и то, чтобы скорее вступить ему в нашу жизнь. Что пользы, оставаясь долго на земле, истаевать тому, кто ищет небесного дружества? 6. Не многим дышал ты на земле, но все принес и отдал в дар Христу, и душу, и тело, и слово, и руки, о Василий, великая слава Христова, опора иереев, опора истины, которую ныне всего более стараются рассечь. 7. Науки! общая обитель дружбы! Дорогие Афины! ранние условия вести божественную жизнь! Знайте это, что Василий на небе, чего желал, а Григорий на земле, и на устах носит узы. 8. Светоносный Василий великая похвала Кесарийцев! Твое слово—гром, а жизнь—молния. Но и ты оставил священный престол! Так угодно стало Христу, чтобы, как можно скорее, присовокупить тебя к сонму небожителей. 9. Ты изучил все глубины Духа и всю земную мудрость. Ты был живою жертвой. 10. Восемь лет держал ты бразды богомудрого народа. Это одно мало в делах твоих, Василий. 11. Радуйся, Василий, хотя ты и разлучен еще со мною! Таково тебе от Григория надгробное писание! 12. Вот слово, которое любил ты! Воздан тебе, Василий, долг дружбы и дар для нас многоплачевный. Сию двоенадесятицу надписей возлагает Григорий на прах твой, Василий. Себе самому. . 1. Во-первых, Бог даровал меня молившейся светлой матери, во-вторых, принял от матери, как угодный Ему дар; в-третьих, умирающего меня спас пречистою Трапезой; в-четвертых, Слово даровало мне обоюдоострое слово, в-пятых, Девство приветствовало меня в дружелюбных сновидениях; в-шестых, приносил я единодушные жертвы с Василием; в-седьмых, Жизнеподатель исхитил меня из недр бездны; в-восьмых, очистил Он руки мои болезнями; в-девятых, юнейшему Риму возвратил я, о Царь, Троицу; в-десятых, был поражаем камнями или друзьями. 2. Эллада моя, и любезная юность и все, что приобрел я, и сама плоть, как охотно уступили вы Христу! А если и матерняя молитва и рука отцова соделали меня угодным Богу иереем; то чему завидовать? Ты, блаженный Христе, прими меня в лики Свои, и даруй славу служителю твоему, Григориеву сыну, Григорию! 3. Здесь лежит любезный сын Григория и Нонны, служитель Священной Троицы, Григорий, который мудростью уловил мудрость и в юности еще имел одно только богатство—пренебесную надежду. 4. Еще немного жил ты на земле, но все добровольно принес в дар Христу, а вместе с прочим и крылатое слово. Теперь, как великого иерея, в небесные лики прияло небо тебя, славный Григорий. 5. С младенчества призывал меня Бог ночными видениями, и я достиг пределов мудрости, плоть и сердце очистил словом, нагим бежал из пламени сего мира, для родителя Григорий стал вторым по нем Аароном. 6. Чудного родителя носил я на себе имя; с ним разделял престол; с ним разделяю и гроб. Вспомни же, друг, о Григории о том Григории, которого Христос дал матери в дар, и в которого ночными видениями влиял Он любовь к мудрости. 7. Царь мой Христос, для чего Ты опутал меня этими сетями плоти? Для чего ввел меня в эту противоборную жизнь? Произошел я от отца, имевшего богоподобный совершенства, и увидел свет по молитвам матери, которая была не мала пред Богом Она молилась, и с младенчества посвятила меня Богу; горячую же любовь к девственной жизни влияло в меня ночное виденье. Так благоволил о мне Христос; а впоследствии обуреваем я был кипящими волнами, стал добычею хищных рук, изнемог телом, встретил недружелюбных пастырей, испытал невероятное, поглощенный бедствиями, осиротел, лишившись чад. Вот жизнь Григорьева! А что будет после, о том попечется Христос жизнодавец. Напишите сие на камнях.