Святитель Феофан Затворник / СБОРНИК СВЯТЫЕ ОТЦЫ О МОЛИТВЕ И ТРЕЗВЕНИИ (21)

Пятое прошение «Остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим» Тертуллиан. После обращения к божеской щедрости, надлежит испрашивать и Его милосердия. Пища не все обнимает нам нужное и полезное. Знал Господь, что один Он всегда безгрешен. Почему научает нас молиться об отпущении долгов наших. Это исповедь, испрашивание прощения. Кто испрашивает прощения, тот исповедует грех. Так доказывается, что Бог приемлет и покаяние; его желает паче, нежели «смерти грешника» (Иез.33,11). Долг в Писании есть образ греха; и подлежит суду и истязанию, от которого не избудет истязуемый, пока не воздаст всего, как изобразил Господь в притче—Mф.18. 23-34. Притча та вся относится к истолкованию смысла настоящего прошения. Ибо то, что там, в притче, раб, помилованный господином, не пощадил ради сего своего должника, и за то, по донесению о том господину, предан изстязателю для взыскания с него долга до последнего кодранта, т.е. до малейшего остатка его, к тому ведет, чтоб расположить и нас прощать должникам своим, для получения прощения от Господа. С тою же целью Господь и в другом месте заповедал: «отпущайте и отпустят вам» (Лк.6,37). И когда Петр спросил Его, отпущать ли до седми крат, сказал: «не до седми только, но до седмидесяти крат седмерицею» (Mф.18, 22). Св. Киприан. По испрошении пищи испрашивается отпущение грехов, чтобы человек, питаемый Богом, и жил в Боге, и заботился не только о временной, но и о вечной жизни, — а ее можно достигнуть, если прощены будут грехи, которые Господь в Своем Евангелии называет долгами, говоря: «весь долг отпустих тебе, понеже умолил Мя еси» (Мф.18,32). И сколь необходимо, сколь прозорливо и спасительно напоминание, которым мы, грешники, побуждаемся к молению о грехах, чтобы, испрашивая милосердие у Бога, дух приходил в самосознание! Для устранения довольства собою, как бы невинными, для избежания опасности погибнуть через высокомерие, нам повелевается ежедневно молиться о грехах и тем дается напоминание и наставление, что мы и грешим ежедневно. То же указывает в Послании своем Иоанн, говоря: «аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем и истины несть в нас. Аще исповедаем грехи наша, верен есть и праведен (Господь), да оставит нам грехи наша» (1 Ин. 1,8-9). В Послании своем он объял и то, что мы должны просить о грехах, и то, что получим прощение, если будем просить. Ибо он назвал Господа верным, т.е. верно исполняющим свое обещание; а Научивший нас молиться о грехах и долгах наших обещал нам милосердие Отца и следующее затем прощение. К этому Господь ясно присовокупил и прибавил закон, ограничивающий нас известным условием и обетом, по которому мы должны просить, чтобы нам оставлены были долги так, как и мы оставляем должникам нашим, зная, кто не может быть получено нами отпущение грехов, если мы не сделаем того же относительно должников наших. Потому-то и в другом месте Он говорит: «в нюже меру мерите, возмерится вам» (Мф.7,2). Дай раб, который не захотел простить своему товарищу тогда, как господин простил ему самому весь долг, заключен был в темницу; он утратил оказанное ему Господом снисхождение, потому что не захотел оказать товарищу снисхождения (Мф.18,27-34). Это еще сильнее и с большей строгостью Своего суда излагает Господь в заповедях Своих. И «егда, — говорит, — стоите молящеся, отпущайте, аще что имате на кого, да и Отец ваш, Иже есть на небесех, отпустит вам согрешения ваша: аще ли же вы не отпущаете, ни Отец ваш, Иже есть на небесех, отпустит вам согрешений ваших» (Мф.11,25-26). Итак, тебе не остается никакого извинения в день суда: ты будешь судим по собственному своему приговору, с тобою поступят так, как сам ты поступишь с другими. Бог заповедует, чтобы в доме Его жили только мирные, согласные и единодушные. Он хочет, чтобы возрожденные и оставались такими, какими Он сделал их вторым рождением; чтобы ставшие сынами Божиими пребывали в мире Божием; чтобы у нас, у которых один дух, было одно сердце и чувство. Он не принимает жертвы от того, кто находится во вражде, и повелевает таковому возвратиться от алтаря и прежде примириться с братом, чтобы потом можно было умилостивить Бога мирными молениями. Для Бога большая жертва — наш мир и братское согласие, народ, соединенный в единстве Отца и Сына и Святого Духа. При первых жертвоприношениях, принесенных Авелем и Каином, Бог не смотрел на дары их, но на сердца, так что тот угодил Ему дарами, кто угодил сердцем. Мирный и праведный Авель, принесши в невинности жертву Богу, дал урок и другим, приносящим дар к алтарю, — приходить туда со страхом Божиим, с простым сердцем, с законом правды, с миром согласия. Принесши жертву Богу с таким расположением, он потом и сам сделался жертвой Богу: хранитель правды Господней и мира, он первый, претерпев мученичество, славой своей крови предначал страдание Господне. Таковые наконец и увенчиваются от Господа! Таковые в день суда будут судить с Господом! Напротив, кто находится во вражде и несогласии, кто не имеет мира с братьями, тот, по свидетельству блаженного апостола и Священного Писания, хотя бы претерпел смерть за имя Христово, все же останется виновен во вражде братской (1Кор.13, 3); а в Писании сказано: «всяк ненавидяй брата своего человекоубийца есть» (1Ин.3,15), человекоубийца же не может ни достигнуть Царства Небесного, ни жить с Ботом. Не может быть со Христом тот, кто лучше захотел быть подражателем Иуды, нежели Христа. Каков же это грех, который не омывается и крещением крови? Каково преступление, которого нельзя загладить и мученичеством? св. Григорий Нисский. Слово, простираясь вперед, вошло на самый верх добродетели. Ибо словами молитвы изображает, каким по его требованию должен быть приступающий к Богу; показывает, что он уже вне пределов естества человеческого и уподобляется по добродетели Самому Богу, так что, делая то, что свойственно делать одному Богу, по-видимому, и сам делается вторым богом. Ибо оставление долгов есть Божие свойство, и свойство преимущественное, - сказано: никто же «может оставляти грехи, токмо един Бог» (Лк.5:21). Поэтому если кто в жизни своей уподобился отличительным чертам Божия естества, то сам некоторым образом делается тем же, с кем сходство показал в себе точным уподоблением. Итак, чему же учит слово это? Во-первых, с дерзновением, на какое приобретено право предшествовавшей жизнью, сознать в себе уподобление Богу, и тогда уже осмелиться называть Бога Отцом своим и просить прощения в прежних прегрешениях, потому что не всякому просящему возможно получить то, чего желает, но тому, кто делами приобрел себе право просить с дерзновением. Ибо это прямо внушает нам Господь в настоящем изречении, а именно, приступая к благодетелю, будь сам благодетелем; приступая к доброму, будь добрым; приступая к правдивому, будь правдивым; приступая к терпимому, будь терпеливым; приступая к человеколюбивому, будь человеколюбивым, а также будь и всем иным, приступая к добросердному, к благосклонному, к общительному в благах, к милующему всякого, и, если еще что усматривается божественного, во всем этом уподобляясь произволением, приобретай тем себе дерзновение на молитву. Поэтому, как невозможно лукавому освоиться с добрым и покрытому нечистыми сквернами иметь общение с чистым и нескверным, так приступающего к Божию человеколюбию отлучает от него жестокосердие. Поэтому, кто за долги держит человека в своей власти и обходится с ним жестоко, тот нравом своим устранил себя от Божия человеколюбия. Ибо какое общение у человеколюбия со зверством, у любвеобильного расположения с свирепостью и у всего прочего, что противоположно злу, с принадлежащим противной стороне и находящимся в таком непримиримом ему сопротивлении, что преданный ему необходимо удален от противоположного? Как сделавшийся добычей смерти уже не жив и наслаждающийся жизнью удален от смерти, так приступающему к Божию человеколюбию совершенно необходимо быть чуждым всякой жестокости. А кто сделался чуждым всего разумеваемого под именем порока, тот некоторым образом по такому нраву делается богом, доводя до преспеяния в себе то, что разум признает и о Божественном естестве. Видишь, до какого величия Господь возвышает слушателей словами этой молитвы, прелагая некоторым образом естество человеческое в божественное и узаконяя, чтобы приступающие к Богу сами сделались богами? "Для чего, - говорит Он, - ты, поражаемый страхом, бичуемый своей совестью, раболепно приходишь к Богу? Для чего сам себе заграждаешь дерзновение, заключенное в свободе души и изначально существенно принадлежащее естеству? Для чего льстишь словами Необольстимому? Для чего с услужливыми и угодливыми речами обращаешься к Тому, Кто взирает на дела? Тебе, одаренному свободой и благоразумием, можно со властью иметь всякое благо, какое только дается от Бога. Будь сам себе судьей. Произнеси себе спасительный приговор. Желаешь, чтобы отпущены были тебе Богом долги? Отпусти сам; Бог изрек приговор; твой суд над соплеменником, в котором ты властен, каков бы то ни был, есть и твой приговор. Что сам о себе знаешь, то подтверждено о тебе и Божиим судом". Но как достойным образом раскроет кто все величие Божия слова? Заключающаяся в нем мысль превосходит словесное истолкование. «Остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Ту мысль, какая мне приходит при этом на ум, смело и держать в уме, а еще смелее раскрыть ее в слове. Ибо что сказано? Как преуспевающим в добре представляется в подражание Бог по словам апостола: «Подражатели мне бывайте, якоже и аз Христу» (1Кор.11:1), так, наоборот, требуется, чтобы твое расположение к добру стало образцом для Бога, изменяется некоторым образом порядок и мы осмеливаемся надеяться, что, как в нас подражанием Богу совершается доброе, так и Бог будет подражать нашим делам, когда преуспеваем в чем-либо добром, и ты возможешь сказать Богу: "Что сделал я, сделай и Ты; подражай рабу своему, Ты, Господь; убогому и нищему - Ты, царствующий над всем; я отпустил долги, не взыскивай и Ты! Я уважил просителя, не отвергни и Ты просящего! Я отпустил должника своего веселым, таков пусть будет и Твой должник! Не делай, чтобы Твой был грустнее моего! Пусть оба равно благодарят оказавших милость! Пусть посредниками обоих подтверждено будет равное отпущение и моему и Твоему должнику! Мой должник - такой-то, а Твой - я; какое решение дал я о своем должнике, такое же да возымеет силу и у Тебя; я разрешил, разреши и Ты! Я отпустил, отпусти и Ты! Я великую милость оказал соплеменнику, подражай и Ты, Господи, человеколюбию раба Твоего". "Но мои прегрешения пред Тобою тяжелее сделанных предо мною моим должником. Признаю это и я; рассуди и то, сколько преимуществуешь Ты во всяком добре. Тебе справедливо нам, согрешившим, даровать милость, соразмерную преизбытку Твоего могущества. Малое человеколюбие оказал я, потому что большего не вмещает природа моя, а Ты сколько ни пожелаешь, могущество не воспрепятствует щедродаровитости Твоей". Но с большей тщательностью уразумеем предлежащее изречение молитвы; рассмотрение смысла его, может быть, и для нас послужит неким руководством к высокой жизни. Потому исследуем, каковы те долги, которым повинно естество человеческое, и еще каковы те долги, отпущение которых в нашей власти; познание этого доставит нам достаточное некое уразумение преизбыточества Божиих благ. А поэтому сделаем здесь перечисление человеческих прегрешений пред Богом. Человек стал подлежать наказанию от Бога, во-первых, за то, что отступил от Сотворившего и передался противнику, сделавшись беглецом и отступником от Того, Кто его Владыка по естеству; во-вторых, за то, что самовластную свободу променял на лукавое рабство греху и быть под самоуправством тлетворной силы предпочел сопребыванию с Богом. Да и это - не взирать на красоту Создавшего, а обратить лицо к гнусности греха - можно ли признать каким-либо вторым из зол? И какой род наказаний заслуживающими счесть должно презрение Божественных благ, предпочтение же приманок лукавого? Заглаждение образа, повреждение Божественных черт, отпечатленных в нас при начале творения, потеря драхмы, удаление от отчей трапезы, освоение со зловонной жизнью свиней, расточение драгоценного богатства и все подобные прегрешения, какие можно видеть при помощи Писания и рассудка, исчислит ли какое слово? Итак, поскольку род человеческий за таковые вины должен понести от Бога наказание, то мне кажется, что поэтому слово Божие учением, изложенным в молитве, наставляет нас к молитвенному собеседованию с Богом, хотя бы кто из нас и всех более далек был от человеческих прегрешений, никогда не приступать с таким дерзновением, как будто бы у него чистая совесть. Ибо иной, может быть, подобно тому богатому юноше, образовав жизнь свою по заповедям, вправе, как и тот, похвалиться своей жизнью и сказать Богу: «Вся сия сохраних от юности моея» (Мф.19:20) - и даже предполагать о себе, что ему, как ни в чем не погрешившему против заповедей, крайне неприлично прошение об оставлении долгов, пригодное одним согрешившим. Оскверненному блудом, скажет он, приличны такие слова, или за любостяжательность обвиняемому в идолопоклонстве необходимо просить прощения и вообще всякому, каким-либо прегрешением уязвившему совесть души, прекрасно и сообразно с нуждой прибегать к милосердию. А если он Илия великий, или действует «духом и силою Илииною» (Лк.1:17), или велик «в рожденных женами» (Мф.11:11), или Петр, или Павел, или Иоанн, или другой кто из тех, чье превосходство засвидетельствовано Божественными Писанием, то для чего употреблять подобные речения, которыми испрашивается оставление долгов тому, на ком нет никакого греховного долга? Для того, чтобы иной, имея в виду что-либо подобное, не впал в высокомерие, подобно тому фарисею, не знавшему, что он такое по естеству. Ибо если бы знал, что он человек, то, конечно, естество свое не представлять чистым от скверны научился бы из Святого Писания, которое говорит: «Не найдешь у людей, чтобы жизнь одного дня могла быть без скверны» (Иов.14:4-5). Поэтому, чтобы у приступающего с молитвой к Богу не произошло чего подобного с душой, слово Божие заповедует не смотреть на преспеяния, но приводить себе на память общие долги человеческого естества, в которых всякий, без сомнения, и сам участвует, как участвующий в естестве, и умолять Судию, чтобы даровал прощение прегрешения. Ибо так как живет в нас Адам и каждый из нас - человек, то, пока видим на естестве своем кожаные эти хитоны и скоро увядающие листья вещественной этой жизни, которые, обнажившись от вечных и светлых риз, сшили мы себе ко вреду своему, вместо Божественных одежд облекши себя в забавы, славу, однодневные почести, убийственные услаждения плоти, - и пока взираем на это плотское местопребывание, на котором осуждены мы обитать, как скоро обращаемся к востоку (не потому только, что там видим для нас Бог, Который, как вездесущий, не объемлется никаким исключительно местом, но все равно содержит, а потому, что на востоке первоначальное наше отечество, разумею же пребывание в раю, из которого мы изгнаны – «насади Бог рай во Едеме на востоцех» (Быт.2:8)); поэтому, как скоро обращаем взор «на востоки» и мысленно приводим себе на память изгнание из светлых и восточных стран блаженства, справедливо тогда присовокупляем сии речения и мы, отменяемые недоброй смоковницей жизни, отверженные от очей Божиих, самовольно предавшиеся змию, который ест землю и по земле ползает: ходит на персях и на чреве своем и нам советует делать то же - предаваться земным наслаждениям, по земле пресмыкающимися и влачащимися мыслями занимать свое сердце и ходить на чреве, т.е. заботиться о жизни сластолюбивой, поэтому, в этом находясь состоянии, подобно тому блудному сыну, после долгого бедствования, в каком пребывал, пася свиней, как скоро приходим, как и он, в себя и приводим себе на мысль Небесного Отца, тогда прекрасно пользуемся таковыми речениями: «Остави нам долги наша». Поэтому хотя бы кто был Моисеем и Самуилом и другим кем из прославившихся добродетелью, тем не менее, поскольку он - человек, почитает для себя приличными слова эти, как причастный Адамова естества, участник и его падения. Поскольку как говорит апостол, «о Адаме вси умираем» (1Кор.15:22), то изречение, какое прилично Адаму при покаянии, надлежит быть общим для всех с ним умерших, чтобы нам при даровании прощения прегрешений снова, как говорит апостол, спастись благодатью Господней (Еф.2:5). Но сказано, чтобы иной при взгляде на более общее мог уразуметь предлагаемое в слове. Если же кто будет искать истинного смысла в изречении, то, думаю, не потребуется от нас возводить понятие к общему взгляду на естество, потому что достаточно совести, чтобы в рассуждении каждого поступка в жизни соделать необходимым прошение о помиловании. Поскольку в этом мире жизнь наша, как думаю, подлежит многообразными влияниям, как по душе и разумению, так и по чувствам телесным, то трудно или и совершенно невозможно не увлечься ко греху хотя бы одной какой-либо страстью. Например, эта любящая наслаждения жизнь относительно к телу делится по нашим чувствам, а относительно к душе оказывает себя в стремлении разума и в движении произвола - кто же столько возвышен и одарен таким благоразумием, чтобы по той и другой жизни избыть ему всякой скверны порока? Кто безгрешен оком? Кто невинен слухом? Кто чужд этого скотского услаждения гортани? Кто чист от прикосновения ко греху осязанием? Кому неизвестна эта предлагаемая Писанием загадка: «Взыде смерть сквозе окна» (Иер.9:21)? Ибо чувства, посредством которых, сообщаясь с внешними предметами, душа по выбору занимается ими, Писание назвало окнами, которые, по слову же Писания, и пролагают путь для входа смерти. Действительно, многих смертей входом делается часто глаз: видит он раздраженного и сам возбуждается к той же страсти, или видит благоденствующего не по достоинству и воспламеняется завистью; или видит горделивого и впадает в ненависть; или видит какое-либо доброцветное вещество, красивое расположение лица и всецело поползается в вожделение нравящегося. И ухо отворяет окна смерти вместе с тем, что слышит, принимает в душу многие страсти: страх, печаль, раздражение, удовольствие, вожделение, неумеренный смех и тому подобное. А услаждение вкуса, как скажет иной, есть матерь всех по порядку зол. Ибо кому не известно, что корнем почти всех погрешностей в жизни служит заботливость о гортани? От нее зависят роскошь, пьянство, чревоугодие, беспорядочное поведение, многоядение, пресыщение, разгульная жизнь, скотское и неразумное падение в страсти бесчестия. Подобным образом чувство осязания составляет крайний предел всех согрешений; все, что ни делается для тела сластолюбцами, принадлежит к числу недугов осязательного ощущения, подробное описание которых было бы продолжительно; да и неприлично к предметам важным примешивать все то, что служит в укоризну осязанию. А весь рой погрешностей души и произвола в состоянии ли и исчислить какое слово? Сказано: изнутри «исходят помышления злая» (Мф.15:19) - и присовокуплен список оскверняющего нас помыслом. Итак, если повсюду распростерты нам мрежи грехов всеми чувствилищами и сердечными движениями души, то «кто похвалится», как говорит Премудрость, «чисто имети сердце» (Притч.20:9)? «Кто чист от скверны?» - как о подобном этому свидетельствует Иов (Иов.14:4). А скверна для душевной чистоты есть удовольствие во многих видах и многими способами примешиваемое к человеческой жизни и душой и телом, помышлениями и чувствами, намеренными движениями и телесными действиями. Итак, у кого душа чиста от этой скверны? Кто не был поражен кичливостью? Кто не попран ногой гордыни? Кого не поколебала рука грешная? Чья нога не поспешала к пороку? Кого не оскверняло бесчинное око, не ввергал в нечистоту невежественный слух, не занимал собою вкус? У кого сердце оставалось бездейственным для суетных движений? Поскольку в нас есть все это, и в живущих скотски весьма дурно и несносно, в более же внимательных к себе сноснее, но все, кто одного с нами естества, всегда непременно участвуют в погрешностях естества, то, припадая в молитве к Богу, просим поэтому оставить нам долги. Но не приемлется таковой глас и не достигает Божественного слуха, если не вопиет вместе и наша совесть, что оказанное милостью делиться с другими - прекрасное дело. Ибо кто рассуждает, что человеколюбие прилично Богу (а если бы не признавал приличным, не стал бы просить у Бога неприличного и несообразного), от того справедливость требует, собственными своими делами подтвердить суждение о прекрасном деле, чтобы самому не услышать от праведного Судии: "«Врачу исцелися сам». Меня умоляешь о человеколюбии, которым не делишься ты с ближними. Просишь об оставлении долгов - почему же сам мучишь должника? Умоляешь, чтобы рукописание на тебя было изглажено, а сам тщательно хранишь договоры с занявшими у тебя в долг? Просишь об уменьшении счета долгов, а сам данное в долг приращаешь лихвой? Твой должник в темнице, а ты в молитвенном доме. Он страдает за долги, а ты испрашиваешь оставление долга? Твоя молитва не услышана, потому что заглушает ее голос страждущего. Если разрешишь телесный долг, разрешены будут тебе душевные узы. Если простишь, прощено будет и тебе; сам будешь своим судией, сам себе предпишешь закон, расположением к лежащему у ног твоих произнося свыше приговор себе". Поэтому если намереваемся принести Богу моление о милости и прощении, то приуготовим дерзновение совести, представим жизнь свою ходатаицей за произносимую молитву, чтобы воистину можно было сказать: «Яко и мы» оставили «должником нашим». Св. Кирилл Иерусалимский. «И остави нам долги наша...» Ибо много у нас грехов; падаем и словом и мыслью, и весьма много делаем достойного осуждения. Почему «аще речем, яко греха не имамы», то скажем, как говорить Иоанн (1Ин.1,8). «Якоже и мы оставляем...» И с Богом вступаем в договор, умоляя Его прощать нам грехи, как мы прощаем долги ближних. Поэтому, представляя в уме, взамен чего и что получаем, не станем ждать и медлить взаимным друг другу прощением. Поступки против нас сделанные малы, неважны, удобозаглаждаемы; а грехи, сделанные нами против Бога, велики и имеют нужду в человеколюбии, свойственном одному Богу. Посему будь осторожен и, по причине неважных и малых прегрешений против тебя, не загради для себя возможности получить от Бога прощение в самых тяжких грехах. Св. Златоуст. Далее, - так как случается грешить и после купели возрождения, то Спаситель, желая и в этом случае показать Свое великое человеколюбие, повелевает нам приступать к человеколюбивому Богу с молением об оставлении грехов наших, и так говорить: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Видишь ли бездну милосердия Божия? После отъятия стольких зол, и после неизреченно великого дара оправдания, Он опять согрешающих удостаивает прощения. А что эта молитва принадлежит верным, - показывают как уставы Церкви, так и начало самой молитвы Господней. Непросвещенный верою не может Бога называть Отцом. Если же молитва Господня принадлежит верным, и если она повелевает им молиться об отпущении грехов, то явно, что и после крещения не уничтожается благодетельное употребление покаяния. Если бы Христос не хотел показать этого, то не заповедал бы и молиться таким образом. Когда же Он упоминает и о грехах, и повелевает просить их прощения, и научает, каким образом мы можем получить это прощение, и тем самым делает для нас легким путь к получению его, то, без сомнения, дал этот закон молитвы потому, что и сам совершенно знал, и нам желал внушить, что и после крещения можно омыть грехи. Напоминанием о грехах Он внушает нам смирение; повелением отпускать другим уничтожает в нас злопамятство; а обещанием за это и нам прощения утверждает в нас благие надежды и научает нас размышлять о неизреченном человеколюбии Божием. Особенно же достойно замечания то, что Он в каждом вышесказанном прошении упомянул о всех добродетелях, а этим последним прошением еще объемлет и злопамятство. И то, что чрез нас святится имя Божие, есть несомненное доказательство совершенной жизни; и то, что совершается воля Его, показывает то же самое; и то, что мы называем Бога Отцом, есть признак непорочной жизни. Во всем этом уже заключается, что должно оставлять гнев на оскорбляющих нас; однако Спаситель этим не удовлетворился, но, желая показать, какое Он имеет попечение об искоренении между нами злопамятства, особо говорит об этом, и после молитвы припоминает не другую какую заповедь, а заповедь о прощении, говоря: «аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный» (Матф.6,14). Таким образом, это отпущение первоначально зависит от нас, и в нашей власти состоит суд произносимый о нас. Чтобы никто из неразумных, будучи осуждаем за великое или малое преступление, не имел права жаловаться на суд, Спаситель тебя, самого виновного, делает судиею над самим Собою, и как бы так говорит: какой ты сам произнесешь суд о себе, такой же суд и Я произнесу о тебе; если простишь своему собрату, то и от Меня получишь то же благодеяние, - хотя это последнее на самом деле гораздо важнее первого. Ты прощаешь другого потому, что сам имеешь нужду в прощении, а Бог прощает, сам ни в чем не имея нужды; ты прощаешь сорабу, а Бог рабу; ты виновен в бесчисленных грехах, а Бог безгрешен. С другой стороны, Господь показывает Свое человеколюбие тем, что хотя бы Он мог и без твоего дела простить тебе все грехи, но Он хочет и в этом благодетельствовать тебе, во всем доставляет тебе случаи и побуждения к кротости и человеколюбию; гонит из тебя зверство, угашает в тебе гнев и всячески хочет соединить тебя с твоими членами. Что ты скажешь на это? То ли, что ты несправедливо потерпел какое-нибудь от ближнего зло? Если так, то, конечно, ближний согрешил против тебя; а если ты претерпел по правде, то это не составляет греха в нем. Но и ты приступаешь к Богу с намерением получить прощение в подобных, и даже гораздо больших грехах. Притом еще прежде прощения мало ли получил ты, когда ты уже научен хранить в себе человеческую душу и наставлен кротости? Сверх того и великая награда предстоит тебе в будущем веке, потому что тогда не потребуется от тебя отчет ни в одном грехе твоем. Итак, какого будем достойны мы наказания, если и по получении таких прав оставим без внимания спасение наше? Будет ли Господь внимать нашим прошениям, когда мы сами не жалеем себя там, где все в нашей власти? Он же. Словами: «Хлеб наш... даждь... днесь», научив нас высокому любомудрию (возвергать на Бога печаль свою, в уверенности, что Тот печется о нас), и зная, что невозможно, чтобы мы, как люди облеченные смертным телом, не падали, Господь научает еще говорить в молитве: «и остави нам долги наша...» Этими словами доставляются три блага вместе: достигших высоты добродетелей, Он научает смиренномудрие и увещевает не полагаться на свои подвиги, но бояться, трепетать и помнить о прежних грехах, как поступал и божественный Павел, который после бесчисленных подвигов говорил: «яко Христос Иисус прииде в мир грешники спасти, от них же первый есмь аз» (1Тим.1, 25). Не сказал: «я быль», но «есмь», выражая, что он непрестанно вспоминал о грехах своих. Итак, достигшим высоты добродетелей Господь доставляет этими словами безопасность в смиренномудры; а падшим после благодати Святаго Крещения не попускает отчаиваться в своем спасении, но научает их просить у врача душ врачевства прощения. Кроме того, эти слова научают человеколюбие Он хочет, чтобы мы были кротки к виновным, незлопамятны к согрешающим против нас, прощением их приобретали прощение себе и сами предуготовляли себе меру человеколюбия. Ибо мы просим столько даровать нам, сколько сами даем ближним и испрашиваем себе такого же прощения, какое даем своим должникам. Св. Кассиан. Неизреченное Божие милосердие! Оно не только предало нам образ молитвы, не только изложило нам правила нравственности, чрез исполнение коих мы можем угодить Богу, и не только исторгает самые корни гнева и уныния силою предписанного образа непрестанной молитвы, но даже подает молящимся средство к снисканию себе милости и любви в День откровения Суда Божия и некоторым образом сообщает нам власть смягчить определение Судии нашего и как бы обязать Его к прощению наших согрешений примером собственного нашего прощения: «остави нам,— говорим Ему,— яко и мы оставляем». Итак, в надежде на эту молитву смело может просить отпущения грехов всякий, кто только отпустил своим должникам, но не должникам своего Господа. Ибо некоторые из нас (что всего хуже) бывают обыкновенно милостивы и весьма снисходительны к тем поступкам, кои оскорбляют Бога, хотя бы они были великими преступлениями, и, напротив, являются жестокими и неумолимыми отмстителями за собственные малейшие оскорбления. Посему кто от всего сердца не отпустит согрешающему против него брату своему, тот сею молитвою будет испрашивать себе не помилование, а осуждение и сам собственным признанием призывает на себя строгий суд, говоря: «Остави мне, как и я оставил». Ибо если эта молитва его будет услышана, то, в соответственность примеру его, что иное должно последовать, как не гнев неумолимый и непременное определение наказания. Итак, если мы хотим быть судимы милостиво, то и сами должны быть милостивы к тем, кои против нас согрешили; ибо столько отпустится нам, сколько мы отпустим тем, кои причинили нам какой-либо вред своею злостию. Некоторые, страшась того, чтобы не показать, что произнесением этих слов молитвы они более обвиняют себя, нежели извиняют, молча пропускают их, тогда как весь народ поет оные в церкви. Но напрасно стараются употреблять эти хитрости пред Судиею всех, Который восхотел наперед показать своим подсудимым, как Он будет судить их, то есть Он показал нам такой образ суда, по коему не хочет явиться строгим и неумолимым, но как мы хотим от Него быть судимы, так должны судить и братии наших, если они в чем-либо согрешат против нас: «ибо суд без милости будет не сотворшему милости» (ср.: Иак.2, 13). Блаж. Августин. Долгами, очевидно, здесь называются грехи, как и в другой раз, когда возвестили о галилеянах, которых кровь Пилат смесил с жертвами и об восемнадцати побитых падшим столпом Силоамским, Господь сказал: «мните ли, яко тии должнейши бяху, паче всех живущих в Иерусалиме?» И потом прибавил: «аще не покаетесь, вcи такожде погибните» (Лк.13, 1-5). Итак здесь не деньги оставлять должникам понуждаемся, а то, чем согрешили против нас другие. Деньги оставлять повелевает нам заповедь, положенная выше: «хотящему судитися с тобою и ризу твою взяти, отпусти ему и срачицу» (Mф.5,40). Но и здесь не поставляется в необходимость всякому денежному должнику оставлять долг, а тому, который не хочет отдавать с таким нехотением, что даже готов тягаться: «рабу же Господню не подобаешь сваритися», как говорить Апостол (2Тим.2,24). Итак, когда кто, ни самоохотно, ни по убежденно, не хочет отдать должных денег, тому надо оставлять их. Ибо если не хочет он отдать, то делает это по двум причинам, или потому что не имеет, или потому, что скуп и жаден до чужого. Но то и другое обличает скудость: первое — житейскую, а второе душевную. Почему кто отпустит такому долг, отпустит неимущему и сделает христианское дело. Впрочем если кто, держа на сердце готовность оставить то, чем ему кто должен, кротостью и дружелюбием так подействует на своего должника, что тот отдаст ему долг,—не столько о возвращении денег заботясь, сколько о том, чтоб исправить этого человека, для которого, конечно, пагубно иметь из чего отдать и не отдать; то он не только не погрешить, но еще сделает дело полезное, чтобы тот, присвоив себе чужие деньги, не потерпел вреда душевного, с которым ни какой другой не может идти в сравнение. Из сего можно однако ж заключить, что и в этом пятом прошении, хотя не о деньгах прямо говорится, а о всем том, чем кто погрешает против нас, но под этим можно разуметь и денежный долг. Ибо тот, кто не отдаст тебе должных денег, когда имеет из чего отдать, погрешает против тебя. И если ты не отпустишь этого греха, то не можешь говорить: «остави нам, якоже и мы оставляем». Он же. Просим отпустить нам долги; потому что все мы должники пред Богом, не деньгами, а грехами. Скажешь, может быть: и вы?—Отвечаю: и мы. И вы, святые епископы, должники? Да—и мы должники. Ужели и вы? Быть не может, Владыко мой; не говори на себя неправды. Не неправду на себя говорю, а говорю истину: должники мы. И «аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас» (1Ин.8,8). И крещены мы, и должники. Не потому, чтоб оставалось что либо за нами, что не было бы отпущено в крещениии; но потому, что, живя, набираемся того, что имеет нужду в каждодневном отпущении. Которые, только что окрестившись, отходят (из сей жизни), те без всякого долга восходят (горе) и проходят (в небесные обители). А которые, окрестившись, остаются жить в сей жизни, те, по немощи нравственной, набирают в себя много такого, что хотя не причиняет крушения (кораблю жизни), должно однако ж быть очищаемо (выкачиваемо). Ибо если не очищать (не выкачивать), то мало помалу внутрь столько найдет, что весь корабль погрузится. Молиться показанным образом и значит—очищать себя (выкачивать из себя наплывшее). И если б не дано было нам так очищать себя каждодневно святою молитвою, то мы поставлены были бы в большую крайность, несмотря на то, что в бане пакибытия омыты все грехи наши. Но се благодарение Господу! Милостыни и молитвы очищают грехи наши, только б не были учинены такие, за которые следует лишить нас хлеба насущного (св. причащения),—только б избегали мы таких, которые подвергают строгому осуждению. Никто из вас да не почитает себя праведным, который не имел бы нужды говорить: «остави нам долги наша». Пусть далеки вы от идолопоклонства, от звездочетства, от волхвований; пусть непричастны еретичества и раскола; пусть отвращаетесь от человекоубийства, блуда, хищничества лжесвидетельства и всяких подобных непотребств; но и кроме этого есть многое, чем человек грешит. Воззревая с вожделением на недолжное, он грешит. Но кто удержит быстродвижность ока?—Глаз впрочем тотчас закрыть можешь, если захочешь; а ухо и закрыть не всегда можешь, и оно набирается против воли речей срамных, нечистых, соблазнительных, злословных и хульных. Слыша женоподобное, не грешишь ли ухом, хоть и не делаешь того делом? И язык сколько учиняет грехов, нередко и таких, за которые следует удалять от чаши? Празднословие, пересуды, злословие, хулы— его дело. Но пусть рука не делает ничего худого, нога не течет на зло, око не направляется вожделением, ухо не приемлет непотребного, язык не говорить недолжного: кто удержит помыслы, скажи мне? Не бывает ли часто, братья мои, что когда молимся, мыслями блуждаем не знать где, забыв пред Кем стоим и пред Кем простершись лежим долу? —Если все подобное собрать вместе, ужели это не должно тяготить совести, хотя каждое отдельно есть малость? Какая разность—свинец ли давит тебя или песок?—Свинец массою давит, а песчинки количеством. Каждая ничтожна, а когда много их соберется, они также давить могут, как и свинец.—Малы грехи! — Не видишь, как из каплей составляются реки? Малы, да многочисленны. Итак будем всегда взывать и взывать искренно: «остави нам долги наша», делом исполняя и то, что далее следует: «якоже и мы оставляем должником нашим». Бог благоволит вступить с нами в уговор. Cиe глаголет тебе Господь Бог Твой: «отпусти, и отпущу. Не отпустил ты: сам против себя идешь, а не Я»—Итак, отпущайте все, что ни имеет кто в сердце своем против другого. Отпусти от сердца,—будь уверен, что вмести с тем прощаются тебе все грехи твои, словом, делом и помышлением совершенные. Кто поживет на земли сей и не поимеет врага? Но напрягитесь любить их. Самый ярый враг твой не может причинить тебе такого зла, какое сам ты себе причиняешь, если не любишь врага. Он может вред нанести или полям твоим, или скоту твоему, или дому твоему, или рабу твоему, или рабе твоей, или сыну твоему, или супруге твоей, или—самое большое, если дана будет ему власть, - плоти твоей. Настолько ли все это разрушительно, насколько то, когда ты (не прощая ему) вред причиняешь душе своей? Простритесь же, возлюбленные, к такому совершенству, умоляю вас. И не думайте, чтоб это было невозможно: я знаю, знал, на самом деле видел христиан, которые любят врагов своих. Чтоб и нам успеть в этом, веруйте, что это возможно, и молитесь, да будет в вас и в сем отношении воля Божия.—Что тебя раздражает во враге твоем? Конечно не природа человеческая. Ужели потому имеешь его врагом, что он имеет душу и тело?—Ибо и у тебя то же: ты имеешь душу, и он имеет душу, ты имеешь тело, и он имеет тело. Он соестественник тебе: оба из земли сотворены и от Господа одушевлены. Он то же что и ты: усмотри же в нем брата своего. Первые двое—Адам и Ева, были родители наши: он отец, она мать. Стало быть, мы братья. Но оставим это первоначалие наше; Бог -Отец наш, церковь—мать. Стало,—мы братья. Да враг мой—язычник, иудей, еретик, говоришь ты. Но молись, и он станет тем же, чем ты, и вместе со всем другим исчезнет и вражество ваше. А вы все говорите: кто это может? Кто так делает?—Бог да совершит cие в сердцах ваших.— И я знаю, что немногие так делают: но которые делают, те велики, те истинно духовны. Ужели таковы все верные в церкви ко алтарю приступающее, и Тело и Кровь Христовы приемлющие? Ужели таковы все?—И однако же все говорят: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Бог праведно скажет им, что просите вы, чтоб Я сделал то, что обещал, когда сами не исполняете того, что Я заповедал? Что Я обещал?— Отпустить долги ваши. Что заповедал?— Чтоб и вы отпущали должникам своим. Но как можно сказать, что вы это исполняете, когда не любите врагов ваших?—Что же нам делать, братие? До какой малости сокращается стадо Христово? Если одни те должны говорить: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим», которые любят врагов; то и не знаю, что делать, не знаю, что сказать. Сказал бы вам: если не любите врагов ваших, то и не молитесь. Но не смею, а паче говорю: молитесь, чтоб полюбить. Не сказать ли вам: если не любите врагов ваших, то не говорите в молитвe Господней этого прошения: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим»?—Но если не будете этого говорить, грехи ваши на вас будут. И выходит: если не будете говорить, не отпустятся, если будете говорить и не делать, тоже не отпустятся. Остается одно: и говорить и делать, чтоб отпущены были. «Отпущайте и отпустят вам», сказал Христос Господь (Лк. 6, 38). И вы что говорите в молитве?— «Остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Так оставь, Господи, как мы оставляем. Это говорите: так оставь нам, Отче, иже еси на небесех, долги наша, как и мы оставляем должникам нашим?—Это и делать должны вы; и если не будете делать, погибнете. Когда враг просит прощения, тотчас отпусти ему. И этого будто много для вас?— Много было бы любить врага, когда он злобствует и злодействует. Но ужели много для тебя—любить человека, обращающегося к тебе с смиренною мольбою? Но я желал бы, чтоб ты и тогда (когда он злобствовал) благорасположенно смотрел на него; желал бы, чтобы, перенося его злобу, ты воспоминал Господа, рекшего: «Отче, отпусти им, не ведят бо, что творят» (Лк.23, 24). Этого наипаче желал бы я,—чтоб и в то время, когда враг злокознствует против тебя, ты воззревал на Господа Бога Твоего, изрекшего такие слова. Может быть скажешь: Он сделал так, как Господь, как Христос, как Сын Божий, Единородный, как Слово, плоть бывшее; мне же, человеку худому и немощному, куда так?—Если много для тебя подражать Господу Твоему, приведи на мысль сораба своего. Св. Стефан был побиваем камнями, и под ударами камней, преклонив колена, молился говоря: «Господи, не постави им греха сего» (Деян.7, 60). Те камни пускали в него, не прощения просили; а он молился о них. Таковым быть желаю тебе. Поднимись немного. Что всегда долу- по земле влачишь сердце свое? слышишь: «горе имеем сердца»? Поднимись же, полюби врага. Если не можешь любить, когда он злобствует, полюби по крайней мере, когда просит прощения. Люби человека, который говорит: брать, согрешил я, прости мне. Если в это время не простишь, то не говорю, что молитву изглаждаешь ты из сердца своего;—но что себя изглаждаешь ты из книги живота. Итак, когда просит прощения враг, отпусти ему,— отпусти неприязнь к нему из сердца: неприязнь, говорю, отпусти из сердца, а не одно взыскание долга.— Скажешь, может быть: он притворяется, обманывает.— О, судия сердца чужого! Скажи мне помышления отца твоего, скажи твои собственные вчерашние помышления. Умоляет, просит прощения; отпусти, совсем отпусти. Если не отпустишь, не ему повредишь, а себе. Не отпустишь ты сораб сорабу своему; так он пойдет к Господу—своему и твоему—и скажет Ему: Владыко мой! просил я сораба своего, чтоб он отпустил мне; не хотел отпустить. Ты отпусти!— И Он всеконечно отпустить. Таким образом тот отойдет от Господа своего разрешенным, а ты останешься связанным. Как связанным? Придет время молитвы, наступит минута, когда ты скажешь: «остави нам долги наша, тоже и мы оставляем должником нашим»: и Господь ответить тебе: «рабе лукавый, весь долг он отпустих тебе, понеже умолил мя ecи: не подобаше ли и тебе помиловати клеврета твоего, якоже и аз тя помиловах» (Mф.18,32.33). Из Евангелия эти слова, а не из моего сердца. Но если ты, умолен будучи, простишь просящему прощения; то смело уже можешь говорить молитву ту. Хоть ты не силен еще любить врага своего; но молитву ту можешь говорить: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Он же. «Остави нам долги наша», говорим мы, и будем говорить: ибо говорим правду. Кто из живущих во плоти сей, не имеет долгов? Кто из людей так живет, чтоб ему не нужна была молитва эта? Надмиться так он может; но в правду быть таким не может.—Добрее нам есть подражать мытарю, а не надмеваться, как фарисей, который, вошедши в храм, хвастался своими заслугами, а раны прикрывал. Но тот лучше знал, зачем вошел в храм, кто говорил: «Боже, милостив» буди мне грешному» (Лк.18,10-18).— Рассудите, братья мои. Так молиться научил Господь Иисус учеников Своих,—тех великих первых Апостолов Своих, предводителей наших. Если же предводители наши молятся об отпущении грехов своих, не тем ли паче должно это делать нам?—И в Символе Веры, между другими благами домостроительства спасения, вы именуете и оставление грехов (чрез св. крещение). Отпущение грехов одно есть такое, которое единожды дается, другое же такое, которое дается каждодневно. То, единожды даемое, дается во св. Крещении, а это, каждодневное, испрашивается в молитве Господней, пока живем здесь. Почему и говорим: «остави нам долги наша». Бог вступил с нами в завет и договор, скрепив его крепким рукописанием, когда научил нас говорить в молитве: «якоже и мы оставлять должником нашим». Кто хочет иметь действенными слова: «остави нам долги наша», пусть делает, чтоб истинны были слова: «якоже и мы оставляем» должником нашим». Но если он эти последние слова или не говорит, или говорит лживо; то всуе говорит и первые. Почему я и внушаю вам непрестанно: отпускайте все, что имеете в сердцах своих на кого-либо; отпускайте там, где видит Бог. Бывает, что иной отпускает устами, а сердцем удерживает: отпускает устами людей ради, а сердцем удерживает, не боясь очей Божиих. Отпустите всецело. Что ни удерживали вы доселе, все отпустите теперь. Не надлежало никогда солнцу заходить во гневе вашем; а сколько раз заходило оно таким образом? Не думайте, что гнев—ничто. «Смятеся, - говорит пророк, от ярости око мое» (Пс.6,8). Но у кого око смущено, тот не может видеть солнца: не может видеть умного Солнца и тот, у кого смущено гневом око ума. Что есть гнев? Жажда мести. Грешный человек жаждет отмщения,—тогда как Христос Господь не был отмщен, и св. мученики не были отмщаемы! Еще ожидает Божие долготерпение, да обратятся враги Христовы, да обратятся враги мучеников. Мы же кто тате, что ищем отмщения?—Если б Бог восхотел взыскать его от нас, куда бы нам даваться? Но и Он, ни в чем неповинный, не ищет отмщения; а мы во всем виновные, и повседневно Бога оскорбляющие, ищем его. Итак, отпускайте, отпускайте от сердца. Разгневался ты, не согрешай, как учит Пророк: «гневайтеся и несогрешайте» (Пс.4,5). Гневаетесь вы, яко человеки, быв побеждаемы раздражением; но не согрешайте, удерживая в себе гнев. Если удержите, дойдете до ненависти, которая есть застарелый гнев. Гнев, когда делается застарелым, называется ненавистью, и есть. Что было гневом, когда было ново, стало ненавистью, когда застарело. Гнев—спица; а ненависть—бревно. Если мы, осуждая гневающегося, сами держим на сердце ненависть; то к нам приложимы слова Господа: «что видиши сучец, иже во оце брата твоего, бервна же, еже есть во оце твоем, нечуеши?» (Mф.7,3) От чего спица выросла до того, что стала бревном? От того, что не тотчас была исторгнута. Попустив солнцу столько раз восходить и заходить во гневе твоем, ты сделал его застарелым. Набрав к гневу множество лукавых подозрений, ты полил спицу, поливши напитал; напитавши возрастил и сделал ее бревном. Устрашись по крайней мере следующего приговора: «всяк ненавидяй брата человекоубийца есть» (1Ин.3,15). Пусть не извлекал ты меча, не наносил ударов, не делал ран на теле брата; но коль скоро есть помысл ненависти в сердце твоем, ради его одного ты считаешься человекоубийцею. Настолько ты виновен пред Богом. Брат и жив; а ты все же убийца. Ты уже убил в себе того, кого возненавидел. Исправься же, очисть себя. Если в дом к вам заберутся скорпионы, сколько трудитесь вы, чтоб очистить от них жилище свое, и жить в чувстве безопасности? — На сколько лиц вы разгневываетесь, и оставляете гневы сии застаревать в сердцах своих; столько у вас бывает ненавистей, столько и скорпионов и змей. Чего же ради не стараетесь вы очистить от сего дома Божия, сердца своего? Поступайте же так, как говорите: «якоже и мы оставляем должником нашим»,— чтоб с уверенностью говорить и: «остави нам долги наша». Без долгов нельзя нам прожить на земле. Но иные из них суть те великие прегрешения, которые омываются крещением, и которых вы всегда должны быть чужды; а иные—повседневные грехи, без которых человек прожить не может, и ради которых необходимо это каждодневное прошение с приложенным к нему условием. Св. Максим Исповедник. В Боге живущем и Им, яко хлебом насущным, питающийся, Божеским преисполняется долготерпением. …Он предстает перед Богом примером добродетели и, если так можно сказать, призывает Неподражаемого подражать себе, говоря: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим», он молит Бога быть таким, каким он сам был в отношении к ближним. Ибо если он желает, чтобы и Бог простил ему так же, как он сам простил долги согрешившим против него, что как Бог бесстрастно прощает тех, кого прощает, так и он прощает согрешивших, оставаясь бесстрастным к тому, что случается с ним, а поэтому не допускает, чтобы ум (его) был запечатлен воспоминаниями о прежних скорбях, являя себя человеком, не отделяющимся от других людей и не расчленяющим (единое) естество (человеческое). Ибо, когда воля подобным образом соединяется с логосом природы, тогда обыкновенно и происходит примирение Бога с (человеческим) естеством, поскольку невозможно иначе естеству, добровольно бунтующему против самого себя, принять неизреченное снисхождение Божества. И, конечно, Господь желает нашего примирения друг с другом не для того, чтобы научиться у нас примиряться с согрешившими и согласиться на возмещение многих и ужасных обид, но Он для того желает этого, чтобы очистить нас от страстей и показать, что душевное состояние тесно связано с благодатью. И ясно, что когда воля соединилась с логосом природы, то свободное произволение людей, исполняющих это, уже не будет бунтовать против Бога. Блаж. Феофилакт. Поелику мы грешим и после крещения, то Господь повелевает молиться, да оставит Он нам грехи наши,—оставит так, как и мы оставляем другим. Ибо если мы злопамятствуем, Он не оставляет нам. Бог поставляет нас как бы в пример Себе; так что как мы поступаем с другими, так и Он поступает с нами. Симеон Солунский. В этом весь смысл и вся сила божественного Евангелия. Ибо для того, чтобы оставлены были нам беззакония наши и грехи, Бог— Слово снизошел на землю и, воплотившись, кровь Свою излил. Для оставления грехов учреждены Им божественные таинства. Все Сам сделал Он для сего; и от нас требует только одного, чтоб и мы прощали другим. Почему законоположил: «отпущайте и отпустят вам» (Лк.6, 37). И Петру, вопрошавшему, сколько раз в день прощать согрешающему,—прощать ли до семи раз, сказал, что надо оставлять семьдесят раз седмерицею,—вместо— непрестанно. Таким образом решителем успеха молитвы поставил Он самого молящегося: так что если он прощал, и ему прощено будет; если сам отпущал, и ему отпущено будет, и как сам отпущал, так и ему отпущено будет. Сделанное брату возводится к Сотворшему нас: ибо в нем—образ Божий. А между собою все мы равны естеством, все равно рабы Богу. Пред Ним все согрешаем много, и друг пред другом согрешаем не много. Но оставляя cие немногое, множайшее получаем, когда, прощая людям, сподобляемся прощения от Бога Святитель Тихон. «И остави нам долги наша». Долги здесь разумеются грехи—слова, дела и помышления, закону Божию противные. Потому святой Лука в своем Евангелии написал: «остави нам грехи наша» (Лк.11,4). Называются же грехи долгами потому, что как в гражданской жизни бывает, что долги обязывают должника к отдаче заимодавцу, и если должник не отдает долгов, то его за долги заключают в темницу и держат, пока не отдаст долгов, так и грехи обязывают нас к удовлетворению правды Божией (ибо всякий грех бывает против правды Божией), а когда не имеем чем удовлетворить, то заключают нас в вечную темницу. Этих долгов сами заплатить не можем,потому прибегаем к Христовым заслугам и милосердию Божиему, чтобы их нам даром оставил, и просим Его об этом: «остави нам долги наша». Когда просим: «остави нам долги наша», то через это показывается, что мы не только за себя, но и друг за друга молиться и друг другу отпущения грехов должны просить. Этим словом: «остави нам долги наша», —ясно показывается, что и сами святые согрешают, и потому должны просить себе отпущения грехов, как написано: «За то», то есть за оставление грехов, «помолится Тебе всякий преподобный во время благопотребное» (Пс.31,6). Так как это молитва святых, ибо кто Бога Отцом истинно и от сердца называет, тому надобно быть святым чадом Божиим, и иметь Духа Божиего, живущего в себе, о Котором вопиют верные: «Авва Отче!»(Галл. 4,6). Грехи здесь понимаются не те, которые по произволению и обдуманно бывают, как-то: блуд, воровство, хищение, злоба, лукавство, лесть и прочее, — от этих грехов святые удаляются, — но понимаются немощи, от которых по слабости своей уберечься не могут, хотя и стараются о том. Об этих грехах молятся святые: «Отче! остави нам долги наша». Говорится: «якоже и мы оставляем должником нашим». Этим словом научаемся, чтобы мы и сами оставляли грехи ближним нашим, когда у Бога просим и получаем оставление грехов. Он нам по милосердию прощает грехи — и мы должны, подражая Ему, по милосердию прощать грехи братии нашей. Когда оставляем грехи братии нашей, оставляет и Бог нам грехи наши. Не оставляем мы — не оставляет и нам Бог, как Христос говорит: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф.6,14-15), Кто из грешников, которые в грехах пребывают и не оставляют их, хочет молиться и просить у Бога оставления грехов, тому должно прежде самому оставить свои грехи, а оставив, просить Бога, чтобы благодатью Своей оставил их, и избавил его от казни, которой за грехи предают грешника. Ибо и Бог нам не оставляет грехов, когда мы сами их не оставляем. А когда нам грехи не оставляются, то последует не что иное, как казнь за грехи. Так случается с должником, которому заимодавец долг не оставляет, ибо заключает его в темницу и держит до тех пор, пока не отдаст свой долг. Так и грешник, которому грехи не оставляются, заключится судом Божиим в вечную темницу, и будет правде Божией за греховные долги платить казнью, но никогда не заплатит. За то, что прогневал и оскорбил Вечного и Бесконечного Бога, праведно воздается вечное и бесконечное наказание. Ибо правда Божия того требует, чтобы непокаявшийся грешник принял достойное наказание. Но за разорение вечного закона Божия и тем самым оскорбление бесконечного величества Божия ничем иным удовлетворить невозможно, как вечной казнью и страданием. Что кающимся, перестающим грешить, сожалеющим о грехах и просящим отпущения, грехи Богом оставляются, то делает Бог от одного Своего милосердия и ради заслуг Христовых, ради которых в слове Своем обещал всем кающимся и верующим во Христа подать отпущение грехов, как это милосердие Божие изображается в псалме 102: «Благослови, душа моя, Господа». Но желающему каяться и ради страданий и смерти Христовой получить отпущение грехов непременно должно оставит свои грехи. Ибо где нет оставления грехов, там нет и истинного покаяния. Где нет истинного покаяния, там и заслуги Христовы не имеют места. Где заслуги Христовы места не имеют, там нет отпущения грехов. Где нет отпущения грехов, там следует осуждение и в аду вечное страдание за грехи. И так грешник, когда не будут оставлены ему грехи (не будут же оставлены ему, так как сам их оставить не хочет), как должник за долги, за все те грехи, которыми перед Богом согрешил, будет истязай, и поскольку не имеет чем искупиться, будет вечною смертью платить. Итак, надобно желающему каяться и спастись от грехов отстать, и прибегнуть к милосердию Божиему, исповедать себя со смирением и сожалением виноватым пред Богом, прощения просить ради пролитой Крови Христовой, которая пролита за каждого грешника, и всякий грех очищает. Надобно с блудным сыном оставить чужую беззаконную страну, и возвратиться к Отцу с сожалением и самоуничижением, повергнуть себя, как недостойного, перед Его милосердными очами и признать: «Отче! Я согрешил против неба и пред Тобою и уже недостоин называться сыном Твоим; прими меня в число наемников Твоих» (Лк.15,18-19). Помилуй меня благодатью и человеколюбием Единородного Сына Твоего, Который как за всех, так и за меня, грешного, Кровь Свою пролил и умер. Ради Его неповинного страдания и смерти, прости мне, повинному, и оставь долги мои. Так, обратившемуся, и со смирением и сожалением исповедующему свои грехи, и просящему милости, без сомнения, Отец Небесный оставит все его долги, не по каким-то его заслугам, но по одной благодати. Ибо сама Кровь Сына Божиего, пролитая ради грешника, вопиет, да все долги ему будут оставлены и уже более не вспомнятся. Узнает на себе такой грешник милость Отца Небесного, как возвратившийся блудный сын узнал на себе милость премилостивого своего отца. Увидит Отец Небесный такого грешника, пришедшего к Нему, и воззрит на него милосердными Своими очами, и сжалится над ним. Не услышит от Отца выговора за своеволие, удаление и развращенную жизнь, а услышит один глас Премилосердного Отца: «Принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! Ибо этот сын Мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк 15:22—24). И так, — по слову Христову, — «на небесах радость будет об одном грешнике кающемся» (Лк.15,7). Но грешнику, получившему такую великую милость от Бога, должно и самому являть милость своему ближнему и прощать ему согрешения, чтобы не узнать на себе того, что узнал евангельский должник, задолжавший своему царю десять тысяч талантов, который, получив милость от своего царя, не захотел помиловать товарища своего, и, освободившись от великого долга по одной только милости своего царя, не захотел оставить малого долга своему брату, — и потому попал под гнев царя и долг свой тяжкий снова получил, но еще с выговором: «Злой раб! Весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?» И, разгневавшись, государь его отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга. Так, — заканчивает притчу Христос, — и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его» (Мф.18:32—35).