Святитель Амвросий Медиоланский / Об Иакове и блаженной жизни (1)

Предисловие переводчика Трактат святителя Амвросия Медиоланского «Об Иакове и блаженной жизни» относится к нравственно-экзегетическим сочинениям, составленным на основе проповедей, обращенных к оглашенным или к неофитам после их недавнего крещения. На это указывает обилие нравоучений и следующие слова: sicut legi audisti hodie (2.5.23). Примером добродетельной жизни служит жизнь патриарха Иакова, описанная в книге Бытия. Толкование некоторых эпизодов из жизни Иакова позволяет свт. Амвросию дать своим слушателям не только нравственный урок, но и раскрыть догматическое учение о спасении, о божественной природе Христа, о Церкви. Название сочинения «Об Иакове и блаженной жизни» было дано в Средние века. Уже само наименование указывает на то, что сочинение состоит из двух смысловых частей: практической и теоретической, хотя свт. Амвросий сначала говорит о блаженной жизни, а затем уже переходит к толкованию отдельных эпизодов из жизни патриарха Иакова. Как и у большинства произведений свт. Амвросия, датировка трактата «Об Иакове и блаженной жизни» может быть определена только предположительно. После исследования Паланка1 наиболее точной датой считается 386 г. по следующим причинам. Во-первых, ряд заимствований из «Эннеад» Плотина показывает, что речь идет о периоде, когда медиоланский пастырь отходит от влияния Филона и открывает для себя неоплатонизм2. Во-вторых, в последних главах второй книги, где свт. Амвросий описывает противостояние маккавейских мучеников царскому повелению, исследователи не без основания усматривают аллюзию на период наибольшею конфликта Амвросия с арианствующей партией царствующего дома. Это было накануне Пасхи 386 г.3 В-третьих, в трактате свт. Амвросий говорит, что мир в Римском государстве поддерживается или благодаря успешным военным кампаниям императора против варваров, или благодаря междоусобным войнам среди самих варваров (2.6.29). И действительно, в 386 г. вестготы под предводительством Промота сразились с остготами, что дало Римской империи кратковременную передышку. Наконец, тема мученичества, к которой свт. Амвросий постоянно возвращается в сочинении, могла быть вызвана обретением мощей мучеников Гервасия и Протасия в 386 г. Первые же строки трактата говорят нам, что свт. Амвросий во многом был зависим от стоической философии в вопросах нравственности. Выражение «ум, внимающий рассудку» (mens rationi intenta) (1.1.1) имеет, несомненно, стоический характер и связано с учением стоиков о природе нравственного закона в человеке. Для стоиков нравственный закон был прежде всего голосом индивидуального человеческого ума, а нравственность – деятельностью, сообразной с требованиями этого рассудка. Стоики учили, что не всякая деятельность разума имеет значение закона, а только лишь правильная деятельность, здравое рассуждение (ỏρθòς λόγος), или рассудок, действующий в согласии с законом всеобщего мирового разума (νοῦς). Свт. Амвросий также ставит субъективный человеческий ум (mens) в зависимость от объективною ratio. Нравственной деятельностью он называет «правильное рассуждение» (rationis rectae consideratio, 1.1.1); с помощью правильною рассуждения (rectae rationis tractatio) можно уничтожить страсти (1.1.4); посредством рассудка (recta ratio) ум способен придерживаться наставлений мудрости (1.1.4); и, наконец, совершенной может быть только жизнь согласно рассуждению (secundum tractationem rationis, 1.7.29). Даже внешний закон святитель Амвросий ставит в зависимость от рассудка. Он пишет, что закон «полезен только в деле увещания и слаб в деле убеждения» (1.1.1). Но, безусловно, ошибочно было бы думать, что у свт. Амвросия здравое рассуждение имеет значение согласия индивидуального разума с разумом мировым. Святитель почерпнул из стоицизма много идей, но при этом их переосмыслил и наполнил новым духом христианского учения. Связующим звеном между стоическим и христианским учением о нравственности для свт. Амвросия является учение толкователей-аллегористов Божественного Откровения во главе с Филоном Александрийским, которые в своих произведениях внесли существенную поправку в стоическое понятие о мировом разуме. По их мнению, критерием для правильного рассуждения является его согласие с Логосом. Для стт. Амвросия Логос – это, естественно, Христос. В «Изъяснении 118-го псалма» (Expositio de psalmo CXVIII) святитель прямо пишет о Христе как о живом Законе.4 В самом трактате «Об Иакове и блаженной жизни» святитель Амвросий пишет о Логосе как о живом божественном Законе, благодаря Которому Давид обуздал неразумное желание выпить воды из колодца (1.1.3). Для обозначения праведника Амвросий использует стоические термины «мудрец» (sapiens) и «совершенный муж» (vir perfectus), также придавая этим именам христианский смысл. В отличие от стоиков, святитель призывает не к полному бесстрастию (ảπάθεια), a лишь к обузданию страстей, говоря, что «невозможно, чтобы легко поддающийся гневу совсем не гневался, но вполне возможно, чтобы он умерял себя рассуждением, сдерживал свое негодование и воздерживался от мести, как и пророк наставляет нас, говоря: Гневайтесь и не согрешайте (Пс.4:5)» (l.1.1). Причиной счастья и блаженной жизни для мудреца является высшее благо (summum bonum). У свт. Амвросия оно понимается двояко. В сочинении «Об обязанностях» (De officiis) он говорит, что «добродетель есть единственное и высшее благо».5 Разумеется, это не внешнее благо, а внутреннее, что и позволяет мудрецу при всевозможных бедствиях и жизненных треволнениях сохранять спокойствие. Он пишет: «Кто следует за Иисусом, тот в себе самом получает свое воздаяние и в своем расположении души имеет награду и благодать; и даже если он терпит тяготы, то все равно блажен благодаря своему нраву, блажен даже в самих опасностях» (Iacob. 1.7.28). С другой стороны, иногда свт. Амвросий наименование solum illud et summum bonum прилагает прежде всего к Богу, так как мы «Ему ничего дать не можем, потому что Оно ни в чем не нуждается, как говорит Давид: Сказал я Господу моему: Господь мой ecu Ты, и потому Ты не нуждаешься в благах моих (Пс. 15:2)» (Iacob. 2.4.15). В первой книге трактата «Об Иакове» свт. Амвросий много внимания уделяет вопросу значения ветхозаветного закона в деле спасения человека. Святитель отмечает и отрицательные и положительные стороны ветхозаветного закона. Закон был полностью бессилен в борьбе с грехом и в деле оправдания человека, и святитель спрашивает: «Неужели блага заповедь, которая несет мне смерть?» (1.4.13). Далее он разъясняет, что такое пагубное действие на человека закона зависело не от закона, заповеди которого были сами по себе благи, а от человека, потому что мы сами через свое невоздержание делаем спасительную заповедь для себя смертоносной. Впрочем, святитель находит некоторое оправдание для человека в глубоком расстройстве всей его природы, повторяя знаменитый тезис ап. Павла: Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю (Рим. 7:15) (1.4.15). Но после получения закона человек глубоко осознал свое греховное состояние и уже не мог требовать оправдания, ссылаясь на свое неведение. «Мы, которые могли оправдаться незнанием, все согрешили, так что заграждаются всякие уста (Рим. 3. 19). Я начал признавать то, что отрицал, я начал познавать свой грех и не скрывать свою неправду», и таким образом «вина оказалась плодоноснее, чем невинность. Невинность сделала меня надменным, вина сделала меня смиренным» (I. 6. 20–21). Закон вызвал в человеке смирение и полное упование на Бога и подготовил человечество к Искуплению смертью Христа. Вторая книга трактата рассматривает конкретные примеры. В качестве мудреца здесь выступают ветхозаветные персонажи: патриарх Иаков, а в конце книги священник Елеазар и семь Маккавейских братьев со своей матерью. Свт. Амвросий не сразу переходит к истории патриарха Иакова, а сначала решает вопрос: что значит быть блаженным (2.1.2). Определением блаженного человека для него служат слова царя Давида: Блажен муж, который не пошел на совет нечестивых, и на путь грешных не встал, и в обществе губителей не сидел (Пс.1:1). Далее на примерах из жизни святого Иакова делается вывод, что патриарх, безусловно, может быть назван блаженным в силу своих многих добродетелей и заслуг (2.1.4). Вопрос герменевтической схемы у свт. Амвросия решается неоднозначно в современной патрологической науке. Долгое время считалось, что свт. Амвросий вслед за Оригеном придерживался трехчастного деления смыслов Священного Писания, а именно исторического, нравственного и духовного.6 Однако в XX в. французские ученые Э. Савон7 и Ж. Норуа8 стали оспаривать это положение, утверждая, что у медиоланского епископа герменевтическая теория не соответствовала его экзегетической практике.9 На практике он искал только два смысла Писания: нравственный (он же исторический) и таинственный (он же духовный). Итальянский ученый Л. Ф. Пизолато10 не согласился со своими французскими коллегами и остался на прежних позициях относительно количества смыслов.11 Весь этот спор сводится к следующим двум вопросам. Первый: выделял ли святой Амвросий отдельно нравственный смысл Писания, или этот смысл для него является неотъемлемой частью исторического смысла? И второй: самостоятелен ли так называемый «антропологический аллегоризм»12 – то есть все, что толкователь говорит о внутренней жизни души и ее отношениях с Богом вне зависимости от буквального смысла текста или этот смысл у свт. Амвросия составляет единое целое с таинственным смыслом? Подробный анализ примеров экзегезы медиоланского пастыря и его герменевтической терминологии убеждает нас в том, что французские ученые более правы, когда говорят о двухчастной герменевтической схеме свт. Амвросия.13 Тезис о наличии только двух смыслов Священного Писания у свт. Амвросия подтверждается и в трактате «Об Иакове», где он приводит только два толкования, называя их: moralia (2.5.23) и mystica (2.5.24). Согласно нравственному толкованию, патриарх Иаков является образцом добродетелей во всех обстоятельствах своей жизни. Согласно таинственному толкованию, Иаков прообразует Христа (2. 5. 24–25), реже – Бога Отца (2.9.41) и еврейский народ (2.2.8; 2.7.31). Все действия Иакова и его родителей для святого Амвросия оправданны и святы. Отсюда такие выражения, как благое состязание (bonum certamen, 2. 2. 7), безукоризненное хищение (inreprehensibilis rapina) и благая хитрость (bonus dolus, 2.3.10). Как и у многих толкователей14, любимая жена Иакова Рахиль прообразует Церковь (2.5.25), нелюбимая жена Лия – Синагогу, а преследующий Иакова Лаван – дьявола (2.5.24). Мать Иакова, Ревекка, в нравственном смысле выступает как добродетель терпения, согласно этимологии ее имени (2.4.14), в таинственном смысле – как Церковь (2.2.9). Отец Иакова Исаак прообразует благодать избранного израильского народа, которую патриарх передал христианскому народу – новому Израилю (2.2.8). Брат Исав в нравственном смысле прообразует такие пороки, как невоздержание (2.4.15) и неразумие (2.3.11), в таинственном – еврейский народ, который противится христианскому учению. Помимо этого, Исав является образом грубого и буквального толкования Божественного Закона (2.3.13). Свои толкования свт. Амвросий часто строит на толковании имен библейских персонажей. В целом у свт. Амвросия те же толкования имен, что и у Филона Александрийского и Оригена: перевод имени Лаван как «светлый» (2.5.24) заимствован у Филона15; толкование имени матери Иакова Ревекка как «терпение»16 встречается как у Филона, так и у Оригена17. Но не всегда свт. Амвросий следует за александрийскими экзегетами при толковании имен. Например, в одном из своих писем имя Рахиль он толкует как «сильное веяние» (aspiratio fortis). 18 Такое толкование имени Рахиль не встречается больше нигде – ни у самого свт. Амвросия, ни у других авторов. В трактате «Об Иакове» он дает уже более традиционное толкование имени Рахиль, а именно как «видящая начало, первенство» (uidens principium, 2.5.25)19, что, по мысли медиоланского святителя, означает будущее первенство Церкви Христовой перед Синагогой. В трактате «Об Иакове» исследователи находят явные следы заимствования из «Эннеад» Плотина (1.4. «О счастье»)20. Но в большей мере святой Амвросий пользуется IV Маккавейской книгой или «Περί λογισμοῦ αὐτοκράτορος», автором которой долгое время ошибочно считался Иосиф Флавий.21 Это сочинение, вероятно, появилось в Александрии среди иудейской диаспоры в I в. н. э., но до падения Иерусалима. Целью этой книги было согласовать основные начала стоической морали с иудейским законом. Влияние псевдо-Иосифа на сочинение свт. Амвросия видно уже с первых глав. Основной мыслью IV Маккавейской книги является положение: «αὐτοδεσπότης τῶν παθῶν есть εὐσεβὴς λογισμός, что согласуется с темой Амвросия: Necessarius ad disciplinam bonus omnibus sermo, plenus prudentiae; et mens rationi intenta praecurrit virtutibus, passiones coercet (1.1.1). Свт. Амвросий использует почти те же примеры из Священной истории, что и псевдо-Иосиф. Оба говорят об Иосифе Прекрасном, который, следуя руководству рассудка, победил страсть похоти (1.2.6); оба указывают на патриарха Иакова, который бранил своих сыновей Симеона и Левия за опустошение Симеха, показывая, что гнев можно умерить рассуждением (1. 2. 7), и, наконец, оба указывают на братьев Маккавеев как образец господства над собственными страстями (2. 11. 45–53). Особого внимания требует вопрос о том, какой редакцией священного текста пользовался свт. Амвросий. Сложность этого вопроса заключается в том, что одно и то же место Священного Писания свт. Амвросий мог приводить в разных вариантах и даже с разными смысловыми оттенками.22 Этот «скриптуарный эклектизм»23 объясняется тем, что медиоланский пастырь пользовался несколькими редакциями Священного Писания. Помимо Vetus Latina, латинского перевода Септуагинты, свт. Амвросий обращался непосредственно к самой Септуагинте, откуда делал самостоятельный перевод. Амвросий также использовал греческие переводы Акилы, Симмаха и Феодотиона из Гекзапл Оригена, которые могли существенно разниться. Учитывая все это, не всегда цитаты из Священного Писания, которые приводит свт. Амвросий, соответствуют русскому Синодальному переводу и даже славянскому. При переводе трактата мы использовали латинский текст, изданный Жераром Норуа в серии «Христианские источники» в 2010 г. Однако текст из серии Corpus Scriptorum Ecclesiasticorum Latinorum (CSEL) был также полезен, поскольку не все текстологические выводы Ж. Норуа нам показались убедительными.24 Иером. Феодорит (Тихонов) LIBER PRIMVS 1.1. Necessarius ad disciplinam bonus25 omnibus sermo, plenus prudentiae, et mens rationi intenta praecurrit uirtutibus, passiones coercet; docibilis enim uirtus. Denique studio et discendo quaeritur, dissimulando amittitur. Alioquin nisi sermo bonus necessarius esset ad correctionem, numquam lex diceret: Non adulterabis. Sed quia nudus sermo ad monendum utilis, ad persuadendum infirmus est, ideo adhibenda est rationis rectae consideratio, ut quod sermo bonus praescripserit, ratio Plenius tractata persuadeat. Non enim seruili ad oboediendum constringimur necessitate, sed uoluntate arbitra, siue ad uirtutem propendimus, siue ad culpam inclinamur. Et ideo nos aut liber affectus ad errorem trahit aut uoluntas reuocat rationem secuta. Passio autem grauissima culpae concupiscentia, quam ratio emollit et conprimit. Emollire enim potest, eradicare non potest, quoniam animus qui est rationis capax suarum passionum non dominus26, sed repressor. Neque enim fieri potest ut facilis ad iracundiam non irascatur, sed ut ratione se temperet, indignationem cohibeat, a puniendo se reuocet, sicut et propheta nos docet dicens: Irascimini et nolite peccare. Concessit quod naturae est, negauit quod culpae est. 2. Omnis itaque27 ... ex aliis, non ex se originem sumit ideoque secunda est. Nam aut de naturalibus suscipitur aut de utilibus. Itaque aut naturalia temperat, aut utilitatis adsertor est. Denique non alicui28 excidit concupiscentiam, sed facit ne concupiscentiae seruiamus. Quis enim tantus ut corporalem motum possit auferre nisi solus ille qui potuit de Книга Первая 1. Для наставления необходимо подходящее для всех слово, исполненное мудрости, и ум, внимающий рассудку, кладет начало добродетелям и сдерживает страсти, следовательно, добродетели можно научиться: приобретается она прилежным учением, теряется же вследствие небрежности. К тому же если бы не было необходимым для исправления подходящее слово, то не сказал бы закон: Не препюбодействуй (Исх. 20:14). Но поскольку одно простое слово полезно в деле напоминания и слабо в деле убеждения, то надо подумать, как правильно рассуждать, чтобы разумные доводы убедили29 в том, что предпишет правильная речь. Потому что не рабская необходимость удерживает нас в послушании, но суждение свободной воли: мы или расположены к добродетели, или склоняемся к греху. И поэтому или своеволие влечет нас к ошибке, или воля, следующая за рассудком, удерживает от нее. Самой же тяжкой греховной страстью является вожделение, которую рассудок смягчает и обуздывает. Потому что рассудок может смягчить страсть, но не может искоренить ее, так как душа, вмещающая рассудок, является не повелителем своих страстей, но их притеснителем. Ведь невозможно, чтобы легко поддающийся гневу совсем не гневался, но вполне возможно, чтобы он умерял себя рассуждением, сдерживал свое негодование и воздерживался от мести, как и пророк наставляет нас, говоря: Гневайтесь и не согрешайте (Пс. 4: 5). Он допускает свойственное природе и запрещает принадлежащее греху. 2. Итак, всякое рассуждение30 возникает из других, а не само по себе, и потому вторично, потому что рождается или от infructuosa ficulnea dicere, hoc est malitia Iudaeorum: Ecce anni tres sunt, ex quo ueni quaerens fructum in ficulnea hac et non inuenio, succide ergo illum. Cui respondit scruus: Remitte illam et hoc anno, usque dum fodiam circa illam et mittam cophinum stercoris. Et si quidem fructum fecerit, sin autem, in futurum succides illam. Merito ad dominum retulit, quia excidendae corporalis prolapsionis potestatem sibi ipse uindicare non poterat, sed domino reseruabat. 3. Denique quem de hominibus meliorem et fortiorem adsumimus31 quam sanctum Dauid, qui cupiditatem sibi, qua concupiuerat aquam de lacu Bethleem hostili interclusam exercitu, sibi auferre non potuit, potuit mitigare? Nam cum aliis utique defuisse non inucniamus, id est tanto exercitus numero, cum utique multo minus regi deesse potuerit ex ceteris fontibus aqua, inrationabilem quandam concupiscentiam passus desiderauit eam, quae hostium erat circumfusione uallata, unde sine maximo periculo non facile potuisset deferri. Itaque ait: Quis mihi dabit potum de lacu qui est in Bethleem ad portam? Et cum essent reperti tres uiri, qui hostium castra praeciderent et deferrent aquam, quam summo desiderio desiderasset, cognoscens quod periculo alieno aqua sibi eadem constitisset, profudit illam domino, ne sanguinem illorum qui eam detulerant bibere uideretur. Quae res indicio est quod concupiscentia quidem rationem praeueniat, sed ratio cupiditati resistat. Humanum itaque passus est Dauid, ut inrationabiliter concupisceret, sed illud laudabile, quod inrationabilem concupiscentiam rationabiliter parato fraudauit remedio. Dum laudo uiros, qui erubuerunt desiderium sui regis et maluerunt finem eius uerecundiae uel periculo propriae salutis adferre, plus laudo eum qui erubuit in suo desiderio alienum periculum et aquam dubiae sortis pretio quaesitam sanguini comparauit. Simul quasi repressa uictor cupiditate profudit aquam domino, ut ostenderet quod concupiscentiam suam uerbi consolatione restringeret. естественных причин, или от стремления к пользе. А значит, оно или сдерживает то, что по естеству, или заботится о пользе. И ни в ком оно не уничтожает страстности души, но делает так, чтобы мы не были рабами этой страстности. Кто столь велик, что может избавить от волнения плоти, если не Тот, Кто смог сказать о бесплодной смоковнице, то есть о злобе иудеев, следующее: Вот третий год приходил Я искать плода на этой смоковнице и не нахожу: сруби ее. Ему отвечает раб: Оставь ее и на этот год, пока окопаю ее и обложу корзиной навоза: не принесет ли плода, если же нет, на будущий год срубишь ее (Лк. 13: 7–9). И справедливо раб предоставил решать Господу, потому что не мог присвоить себе власть губить за падение плоти, но оставил это Господу. 23. Кою из людей мы считаем лучше и храбрее святого Давида, который, пожелав воды из Вифлеемского колодца, окруженного вражеским войском, не смог избавиться от сильного желания, но смог его умерить? Потому что мы не видим, чтобы другим в столь великом войске недоставало воды, а царю, разумеется, меньше, чем кому бы то ни было, могло ее недоставать из других источников. Но, будучи во власти некой неразумной страсти, он пожелал ту воду, которая была в окружении врагов, откуда нелегко ее было достать без большого риска. Итак, он говорит: Кто напоит меня водою из Вифлеемского колодца, что у ворот (2Цар. 23:15). И когда нашлись три мужа, которые пробились через лагерь врагов и доставили воду, которую он так сильно пожелал, он возлил ее Господу, осознав, какой опасности другим стоила эта вода, чтобы не оказаться пьющим кровь тех, кто ее принес. Этот случай показывает, что хотя страсть и предшествует рассуждению, однако рассудок противодействует желанию. Итак, Давид испытал нечто человеческое, когда неразумно пожелал. Но то похвально, что он разумно с помощью подходящею средства перехитрил неразумную страсть. Хотя и хвалю я мужей, которые почтили желание своего царя и захотели положить конец его позору даже с риском для собственной жизни, но более хвалю того, кто устыдился, что другие подверглись опасности из-за его желания, и воду, добытую ценой опасного жребия, уподобил крови. Тут же, как победитель, подавив желание, он вылил воду 4. Potest igitur mens sobria inpressiones refrenare ac reprimere quamuis grauium passionum et feruorem omnem cupiditatis flagrantissimae refrigerare, deriuare alio motus et rectae rationis tractatione despuere passiones. Etenim cum deus hominem constitueret et in eo mores sensusque plantaret, tunc motibus cius regale inposuit mentis imperium, ut omnes sensus motusque hominis eius uigore ac potestate regerentur. Adiunxit ad gratiam creaturae, ut mentem ipsam diuinis informaret praeceptis et sapientiae instrueret disciplinis, quibus ct cauenda nosceret et eligenda cognosceret. Mens igitur recta ratione tenens disciplinam sapientiae, ut diuina et humana cognoscat, eruditur in lege, per quam discit quas sibi subicere debeat passiones. 2. 5. Passionum autem uelut duces sunt naturales delectatio et dolor, quas secuntur ceterae. Illae enim conplectuntur uniuersas, quarum utraque non solum corporis, sed etiam secundum animam passiones sunt. Et quia diximus subesse his alias passiones, ante delectationem concupiscentia, post delectationem gratulatio est; ante dolorem autem est timor, post dolorem tristitia, commotio autem animi communis passio et delectationis et doloris est. Transcurram alias, id est superbiam auaritiam ambitionem contentionem inuidiam, quae sunt secundum animam passiones, transcurram etiam inexplebilem uorandi libidinem effusionemque luxuriae atque lasciuiae, quae uitia nexa sunt corpori ct secundum illud operantur. Meritoque temperantia quam maxime istarum passionum restinguit ardorem, quae primum sobrietate atque moderamine animum temperat, mentem informat, deinde etiam deliciarum abstinentia restringit habenas corporalis ferocitatis. Ideo lex recidit ciborum licentiam, epularum copias, non solum ut resecaret luxuriam, uerum etiam ut inhibentis contemplatione praecepti uiani tractationi rationis aperiret, quae imitamenta gulae ceterasque recideret cupiditates, corporeas passiones motusque cohiberet. Temperantia est igitur correctionis praeii ia, disciplinae magistra. 229 Господу, чтобы показать, что сковал свою страсть с помощью умиряюшей мысли.32 5. Итак, трезвый ум может обуздывать и сдерживать нападения даже сильных страстей, охлаждать жар даже самого жгучего желания, отклонять душевные движения и отвергать страсти с помощью правильного рассуждения. И в самом деле, когда Бог творил человека и насаждал в нем нравы и чувства, тогда во главе его душевных движений Он поставил царственное владычество ума, чтобы все человеческие чувства и душевные движения управлялись его силой и властью. По благости к Своему творению Бог сделал так, чтобы человек воспитывал ум с помощью божественных заповедей и наставлял его мудрым учением, чтобы человек знал, чего надо опасаться, и понимал, что нужно избирать. Правильно рассуждая, ум следует мудрому учению для познания божественного и человеческого и поучается в законе, из которого узнаёт, какие страсти он должен себе покорить. 2. 5. Как бы природными вождями страстей являются наслаждение и страдание33, за ними следуют остальные, потому что наслаждение и страдание заключают в себе все страсти, и каждая из них присуща не только телу, но и душе. И потому мы сказали, что другие страсти подчинены им: прежде наслаждения – страсть, после наслаждения – радость; прежде страдания – страх, после страдания – печаль и скорбь; душевное волнение – это общая страсть для наслаждения и страдания. Я упомяну другие страсти, а именно гордость, алчность, тщеславие, неуступчивость, зависть, которые являются страстями души, а также упомяну ненасытную страсть чревоугодия, неумеренность роскоши и распутства, которые являются пороками плоти и действуют согласно ей. Поистине воздержание лучше всего гасит жар этих страстей. Оно сначала умеряет и обуздывает душу трезвостью, наставляет ум, а затем 6. Ab hac profectus Iacob sanctus primatus a fratre quos non habebat accepit, eiusque praelatus adsensu docuit in reliquum intemperantes proprio sibi uiles esse indicio. Ab hac profectus Joseph et calorem iuuentutis edomuit et temptatum adulterinis animum inlecebris rectae rationis inductione firmauit. Denique quamuis fortis esset et ualidus, tamen tractatu rationis fulcire se maluit dicens uxori domini suï Si dominus meus non scit praeter me aliquid in domo sua et omnia quaecumque habet dedit in manus meas, neque subtractum est a me qui equam praeter te, quae uxor illius es, et quomodo faciam uerbum hoc malum et peccabo coram deo? Haec est igitur rectae rationis tractatio, quam Graeci λογισμόν nuncupant, qua mens sapientiae intenta solidatur. Pulchra enim ratio, quod nec beneficiis domini esse deberet ingratus nec occultum posset esse peccatum, quod deo teste committeret, quem latere non posset. 7. Bona igitur ratio, quae et hostilem plerumque allectum exuit et dolorem iniuriae sequestrat. Denique et in acie plerumque uictorem mitigat et ferituri mucronem retardat et rogantem morti eripit; eo quod «subiectis parcere» iusta ratio persuadeat. Nam de excludendo uel mitigando iniuriae dolore quis melior magister, quam patriarcha Iacob, qui proprios coarguens filios Symeon et Leui ait: Odiosum me fecistis, ita ut saeuus uidear. Et utique ulti fuerant sororis iniuriam, quae contra instituta patria uiolato fuerat pudore temerata. Nec potuit Iacob, praeceptor disciplinae, custos pudoris, stuprum probare commissum, sed maluit insolentes ratione cohiberi sciens quod indignationem ratio temperare posset. отказом от наслаждений стягивает вожжи плотского неистовства. Вот почему закон ограничивает свободу в пище и обилие на трапезах: не только чтобы устранить роскошь, но и чтобы благодаря созерцанию запрещения открыть путь для рассуждения, которое умеряло бы чревоугодие и прочие желания и сдерживало телесные страсти и порывы. Итак, воздержание указывает путь к исправлению и является учителем в науке. 6. Начав с воздержания, святой Иаков получил от брата старшинство, которого не имел34, и, получив согласие брата на свое предпочтение, научил потомков, что невоздержанные люди, даже по их собственному мнению, немногого стоят. Начав с воздержания, Иосиф и пылкость юности обуздал, и искушаемую прелюбодейными соблазнами душу укрепил правильным рассуждением. Хотя он был силен и крепок, однако предпочел укрепить себя рассуждением, говоря жене господина своего: Вот, господин мой не знает при мне ничего в своем доме, и все, что имеет, отдал в мои руки; и он не запретил мне ничего, кроме тебя, потому что ты жена ему; и как же я сотворю злое сие слово и согрешу пред Богом (Быт. 39:8–9). Это и есть способность к правильному рассуждению, которое греки называют λογισμόν; им укрепляется ум, внимающий мудрости. Ведь прекрасно рассуждение Иосифа, что он не должен быть неблагодарным господину за благодеяния и что грех не может быть тайным, потому что совершается при свидетельстве Бога, от Которого не может остаться скрытым. 7. Итак, благом является рассуждение, которое и от враждебного чувства часто избавляет, и боль оскорбления удаляет. Даже в сражении праведное рассуждение нередко смягчает победителя, удерживает меч, готовый поразить, и просящего о пошаде избавляет от смерти, советуя милость покорным являть. 35 Ибо кто из учителей может быть лучше патриарха Иакова, когда речь идет о том, чтобы предотвратить или смягчить боль оскорбления? Порицая собственных сыновей, Симеона и Левия, он говорит: Вы сделали меня ненавистным, так что я явился свирепым (Быт. 34:30). Они, конечно, мстили за оскорбление сестры, честь которой в попрание отеческих установлений была запятнана насилием. И сам Иа- 8. Temperantia est igitur quae resecat cupiditates. Hanc primis hominibus tenendam mandauit deus dicens: De fructu autem ligni, quod est in medio paradisi non edetis neque tangetis illud, ne moriamini. Et quia non est retenta, ideo transgressores uirtutis egregiae paradisi exules facti sunt et inmortalitatis exortes. Hanc lex docet et uniuersorum infundit affectibus. 3. 9. Doceri autem eam et sapientiam et disciplinam scriptura testatur, de temperantia in lege, de ceteris in libro lob, in quo scriptum est: Nonne dominus est qui docet intellectum et disciplinam? Et in euangelio dominus ipse ait: Discite a me quia mitis sum et humilis corde. Et alibi ad discipulos ait: Ite, docete omnes gentes baptizantes eas in nomine patris et filii et spiritus sancti. Vnde autem discipuli dicti aut quid aliud a Christo nisi uirtutum operari praecepta discebant? Denique Dauid ait: Venite, filii, audite me, timorem domini docebo uos. Vtique timor dei de numero uirtutum est, quia initium sapientiae timor domini, per quem adsciscitur piae forma doctrinae, de qua Paulus ait: Gratia autem deo, quod fuistis serui peccati, sed oboedistis ex corde in eam formam doctrinae, in quam traditi estis, liberati autem a peccato serui facti estis iustitiae. Doctrina igitur facit, ut possimus peruenire ad iustitiam. Potest igitur adquiri iustitia discendo. Intendamus igitur studio in formam euangelicae doctrinae. Minimum studii plerumque pro maximo habetur. In studio enim sunt omnia, per quod adhibetur oboedientia, quae in utram quamlibet36 partem propenderit aut culpam adiungit aut gratiam. Haec nos in primo Adam traxit ad mortem, haec in Adam secundo ad uitam uocauit. ков не мог одобрить совершенное бесчестье, будучи наставником в учении и стражем чести, однако он посчитал за лучшее, чтобы невоздержанные руководствовались рассудком, зная, что рассудок может умерить негодование. 8. Итак, воздержание есть то, что отсекает желания. Бог заповедал первым людям соблюдать воздержание, говоря: От плода же дерева, которое посередине рая, не вкушайте и не прикасайтесь к нему, чтобы вы не умерли (Быт. 3:3). Но воздержание не было соблюдено, а потому нарушители великой добродетели были изгнаны из рая и лишились бессмертия. Именно воздержанию учит закон и влагает его в сердца всех. 3. 9. О том, что этой добродетели – как и мудрости, и науке – можно научить, свидетельствует Писание: о воздержании говорится в законе37, об остальном – в Книге Иова, где написано: Не Господь ли дает разумение и науку (Иов. 21:22). И в Евангелии Господь Сам говорит: Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем (Мф. 11: 29). И в другом месте ученикам Он говорит: Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа (Мф. 28:19). Потому и названы они учениками, ведь они как раз научились от Христа исполнять на деле предписания добродетелей. Вот и Давид говорит: Придите, чада, послушайте меня, страху Господню научу вас (Пс. 33:12). Несомненно, страх Божий из числа добродетелей, так как начало премудрости страх Господень (Пс. 110:10), через него усваивается образ благочестивого учения, о чем Павел говорит: Благодарение Богу, что вы, быв прежде рабами греха, от сердца стали послушны тому образу учения, которому предали себя; освободившись же от греха, вы стали рабами праведности (Рим. 6:17–18). Следовательно, учение помогает нам достигнуть праведности, значит, можно научиться праведности. А потому устремимся с усердием к образу евангельского учения. Часто малое усердие имеет большое значение. Ведь все зависит от усердия, с которым приобретается послушание, каковое может склоняться в ту или другую сторону и присоединяет либо грех, либо милость. Послушание в первом Адаме увлекло нас к смерти, во втором Адаме око воззвало нас к жизни. 10. Non est quod cuiquam nostram adscribamus aerumnam nisi nostrae uoluntati. Nemo tenetur ad culpam, nisi uoluntate propria deflexerit. Non habent crimen quae inseruntur38 reluctantibus, uoluntaria tantum commissa sequitur delictorum inuidia, quid in alios deriuemus? Voluntarium sibi militem elegit39 Christus, uoluntarium seruum sibi diabolus auctionatur. Neminem iugo seruitutis adstrictum possidet, nisi se prius peccatorum aere ei uendiderit. Quid carnem quasi infirmam accusamus? Membra nostra arma sunt et arma iustitiae40. Vidisti pauperem iniuriam accipientem, protexisti eum: membra tua arma pietatis sunt, quibus pauperem ab iniuria uindicasti. Vidisti egenum, donasti eum muneribus: dextera tua mortem a tuo pectore reppulisti. Vidisti eum qui ducitur ad mortem, eripuisti eum, quia scriptum est: Eripe eum qui ducitur ad mortem: membra tua sunt arma iustitiae, si iniuste hominem perire non passus es. Vidisti mulierem, castigasti corpus tuum, mortificasti libidines, procaces meretricis oculos auersatus deseruistï membra tua arma sunt et arma castimoniae. Contra autem si oculus tuus uidit mulierem ad concupiscendum eam, aperuisti uulnus, inpressisti telum corpori tuö membra tua arma peccati sunt. Vidisti possessionem pupillorum et paternis eos expulisti sedibus, transtulisti terminos quos posuerunt patres tuï membra tua arma iniquitatis sunt. Affectus igitur, non caro auctor est culpae, caro autem uoluntatis ministra. 11. Non ergo uendat nos uoluntas nostra. Clamat apostolus: Nescitis quoniam cui exhibetis uos seruos ad oboediendum, serui estis eius cui oboeditis, siue peccati in mortem, siue oboeditionis ad iustitiam ? Ergo si aut peccato seruimus aut iustitiae, consideremus in qua parte scruitus tolerabilior, fructus uberior. Sed qui potest esse fructus in morte? Peccati enim stipendium mors; et ideo nullus in eo fructus est, sed pudoris dis- 10. Нет ничего другого, чему бы мы могли приписать наше несчастье, кроме нашей воли. Никто не впадает в грех, если только не склонится к нему по собственной воле. Невиновны те, которые противятся насаждаемому в них против воли, лишь за проступок, совершенный по своей воле, следует обвинение. Зачем возводить обвинения на других? Христос избрал Себе воина-добровольца, дьявол приобретает себе на торгах добровольного раба, он никого не держит связанным рабским ярмом, если прежде кто не продаст ему себя за цену грехов41. Почему мы обвиняем в немощи плоть? Члены наши – это орудия, и орудия праведности (Рим. 6:13). Ты увидел бедного, терпящего несправедливость, и защитил его, значит, члены твои – это орудия милости, с их помощью ты защитил бедного от несправедливости. Ты увидел нуждающегося и одарил его милостыней, – значит, ты отразил своей десницей смерть от сердца своего42. Ты увидел ведомого на смерть и спас его, потому что написано: Спасай ведомого на смерть (Притч. 24: 11), значит, члены твои – орудия праведности, если ты не позволил человеку несправедливо погибнуть. Ты увидел женщину, обуздал свое тело, умертвил влечение и оставил без внимания похотливые глаза блудницы, – значит, члены твои суть орудия, и орудия чистоты. И, напротив, если око твое смотрит на женщину с вожделением43, ты открыл рану и в свое тело вонзил оружие, – значит, твои члены – это орудия греха. Ты увидел владения сирот и изгнал их с отеческих мест, ты передвинул границы, установленные твоими предками, – значит, члены твои – это орудия несправедливости. Следовательно, не плоть, а душевное расположение есть совершитель греха, плоть же является служанкой воли. 11. Итак, да не продаст нас воля наша. Апостол восклицает: Неужели вы не знаете, что, кому вы отдаете себя в рабы для послушания, того вы и рабы, кому повинуетесь, или рабы греха к смерти, pendium, cum ea quae gessimus, erubescimus. Seruire autem iustitiae libertas est; qui enim uocatus est in domino seruus libertus est domini. Similiter qui liber uocatus est seruus est Christi. Vtraque condicio optima, esse sub Christo, sub quo et pretiosa seruitus et gloriosa libertas. Pretiosa seruitus quasi tanti sanguinis pretio comparata, gloriosa autem libertas quam nulla seruitus culpae, nulla peccatorum uincula constringunt, nulla flagitiorum onera, nulla criminum commercia degeneris nexui seruitutis addicunt. 12. Disce humilitatem, о homo, apostolici uim cognosce magisterii. Si seruum te dicas, libertus es: si liberum te iactes, seruus es. Nam et ille qui quasi seruus redemptus est libertatem habet et iste qui quasi liber uocatus est bonum est illi ut seruum Christi se esse cognoscat, sub quo seruitus tuta est et libertas secura. Quis quasi idiotam Paulum uel in ipso hire adserit? Sciuit discernere inter libertum et liberum et ideo non perfunctorie, sed proprie dixit: Qui enim uocatus est in domino seruus, libertus est domini; similiter qui liber uocatus est seruus est Christi. Reuera enim omnes Christi liberti sumus, nemo liber; omnes enim in seruitute generati. Quid seruili condicioni adrogantiam libertatis adsumis? Quid titulos nobilitatis usurpas, seruilis hereditas? Nescis quod te Adae atque Euae culpa mancipauerit seruituti? Nescis quod redemerit te Christus, non emerit? Non auro et argento redempti estis de uana uestra conuer- satione paternae traditionis, sed pretioso sanguine agni, clamat apostolus Petrus. Ergo redemptus a domino es et seruus es qui creatus es, seruus es qui redemptus es et quasi domino seruitutem debes et quasi redemptori. Nec inferiorem putes libertinitatem sub Christo quam libertatem esse. Ad dignitatem aequalis, ad tuitionem praestantior est, ad gratiam par, aduersus lapsum cautior, aduersus superbiam tectior. Ita libertatem accepisti, ut meminisse manumissoris tui debeas, ut patrono tuo noueris legitimum obsequium deferendum; ne ab ingrato reuocetur libertas. Quid te beatius, qui sub domino regnas et sub patrono militas? или послушания к праведности (Рим. 6:16). Итак, если мы рабы или греха, или праведности, то рассмотрим, на какой стороне терпимее рабство и обильнее плод. Но какой плод может быть в смерти? Ибо возмездие за грех – смерть (Рим. 6:23), и потому нет никакого плода в этом, но лишь убыток для нашей чести, когда нам стыдно за свои деяния. Быть же рабом праведности – это свобода. Ибо раб, призванный в Господе, есть свободный Господа, равно и призванный свободным есть раб Христов (1Кор. 7:22). Во Христе оба эти состояния превосходны, так как в Нем и рабство драгоценно, и свобода славна. Драгоценно рабство, потому что оно добыто ценой такой великой крови; славна же и свобода, которую никакое рабство греху и никакие греховные узы не сдерживают, никакой груз постыдных дел и никакие преступные торги не присудят к оковам низменного рабства. 12. Поучись смирению, о человек, и познай силу апостольского наставления. Если ты называешь себя рабом, то ты вольноотпущенник44, если ты хвалишься, что ты свободный, то ты раб. И в самом деле имеет свободу тот, кто как раб искуплен, и благо тому, кто призван как свободный, что признал себя рабом Христовым, под Которым и рабство неопасно и свобода безмятежна. Кто назовет Павла невеждой в науке о праве? Он был достаточно сведущ, чтобы отличить свободного от вольноотпущенника, и потому неслучайно, но со знанием дела он сказал: Раб, призванный в Господе, есть свободный Господа; равно и призванный свободным есть раб Христов (1Кор. 7:22). Несомненно, все мы вольноотпущенники Христа, и никто не свободен, потому что все рождены в рабстве. Почему ты позволяешь себе высокомерие свободного при рабском положении? О рабское наследие, почему ты присваиваешь себе благородные звания? Разве не знаешь, что грех Адама и Евы продал тебя в рабство? Разве не знаешь, что Христос искупил тебя, а не купил? Не золотом и не серебром искуплены вы 4. 13. Quid autem est quod tibi non contulit dominus? Legem dedit, adiunxit gratiam. Lex enim peccatum denuntiauit, sed in condicione lubrica penitus cohibere non potuit. Cognoui enim peccatum quod nesciebam, cognoui concupiscentiam esse peccatum, et hac occasione cognitionis peccati aera cumulata sunt, quia peccatum, quod ante per ignorantiam meam mortuum uidebatur, in me reuixit: ego autem mortuus sum sub peccati uulnere, quia cognitio culpae quae mihi prolutura uidebatur, haec nocuit, ut scirem quod uitare non poteram. Peccatum enim prodidit et per bonum denuntiationis suae peccati ipsius accruauil inuidiam. Itaque supra modum factum est peccatum mihi, quia cumulatum est denuntiatione mandati. Crescit enim culpa, cum proditur nec cauetur. Quomodo ergo bonum mandatum, quod mihi mors est? Aut quomodo non est mihi mors, quod per bonum significationis suae demonstrandum peccatum operatum est in me mortem? Nam certum est quod mors mihi accessit, dum quod facio agnosco peccatum, sicut ipse dominus ait: Si non uenissem et locutus fuissem his, peccatum non haberent. от суетной жизни, преданной вам от отцов, но драгоценною Кровью Агнца (1Петр. 1:18–19), – восклицает апостол Петр. Следовательно, ты искуплен Господом, ты раб, который сотворен, ты раб, который искуплен, и Ему как Господину и Искупителю ты должен служить рабом. И не считай, что положение вольноотпущенника Христа ниже, чем свобода. Оно по достоинству – равное, по заботе – превосходнее, по благодати – одинаковое, против падений – вернее, против гордости – надежнее. Для того ты именно таким образом получил свободу, чтобы ты вменял себе в обязанность помнить об Отпустившем тебя на волю, чтобы ты знал, что твоему Покровителю должно оказывать законное повиновение, да не отнимется свобода у неблагодарного45. Что блаженнее для тебя, который и царствует, не переставая быть под игом Господа, и войну ведет, не оставаясь без Покровителя? 4. 13. Чего же Господь тебе не даровал? Он дал закон, приложил благодать. Ибо закон возвестил о грехе46, но он не был в состоянии сдержать заключенных внутри человека дурных качеств. Ведь я познал грех, которого прежде не знал, познал, что страсть – это грех; и по причине познания греха мой долг увеличился, потому что грех, который прежде из-за моего неведения казался мертвым, теперь ожил во мне, я же умерщвлен47 раной греха, потому что сознание вины, которое, казалось, принесет мне пользу, причинило вред, потому что я узнал то, чего избежать не мог. Ибо закон возвестил о грехе и, благодаря своему возвещению, усугубил сам грех. Итак, сверх меры стал для меня грех, потому что он увеличился из-за предписания заповеди, потому что вина растет, когда ее обнаруживают, и от нее нельзя уберечься. Неужели блага заповедь, которая несет мне смерть? Неужели не является для меня смертью то, что благодаря своему возвещению показало, что грех произвел во мне смерть48? Действительно, смерть подступила. 14. Quid miraris igitur si lex quibusdam morti sit, cum morti sit et domini salutaris aduentus, per quem redempti sumus? Infidelis enim mortem sibi quaerit ex gratia, manet autem mandati gratia. Etenim sicut cognitio uenenalorum poculorum consummatur ad disciplinam medicinae, sic diuinum mandatum ad uitam aeternam. Sicut autem ci qui male utitur noxiis potionibus cognitio earum in malum uertiturci periculum, et quo magis uenena cognouerit, hoc se intellegit amplius periclitari, sic forma mandati his qui male legem interpretantur uel demonstrate atque interdicta peccata uitare non possunt mortis auctor est. Sicut ergo bonum antidotum, etiamsi inprudenti aut intemperanti non bonum, sic bonum mandatum, etiamsi intemperanti non bonum est. Ergo bonum mandatum, quod alicui mors est. Responsum igitur habe primae propositioni, quia potest esse bonum mandatum, quod mihi mors est: bonum per naturam salutaris praecepti, mors per intemperantiam carnis. 15. Et quia didicimus esse bonum mandatum quod mihi mors esi, nunc discutiamus quomodo non sit mihi mors quod per bonum licet mihi operatum est mortem. Sic enim proposuit apostolus: Quod ergo bonum est mihi mors est? Absit; sed peccatum, ut pareat peccatum, per bonum mihi operatum est mortem. Itaque spectemus singula. Mandatum utique legis est, lex autem spiritalis est, cuius gratiam uideo, pulchritudinem laudo, formam praedico, praeceptum admiror: sed quia carnalis sum ego, uenundatus sub peccato, trahor inuitus ad culpam. Etenim quasi seruo culpa dominatur. Itaque odi crimen et facio. Mens odit, caro concupiscit: ego tamen in utraque, qui legi mente consentio el carne quod nolo, hoc ago. Bonum ergo mandatum, cui consentio, et mens bona, quae quod bonum est eligit. Bona ad iudicandum, sed infirma plerumque ad resistendum, quia repugnat ei corporis adpetentia ct captiuam eam trahit ad erroris inlecebras. ко мне, когда я стал признавать свои дела греховными, как Сам Господь говорит: Если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха (Ин. 15:22). 14. Итак, что ты удивляешься, если закон для некоторых служит к смерти, когда ради смерти и спасительное пришествие Господа, искупившее нас? Ведь неверующий находит себе смерть даже в благодати, несмотря на то что благодать заповеди сохраняется. Как знание ядовитых зелий совершенствует познание в медицине, так и божественная заповедь совершенствует познание жизни вечной. Как у того, кто худо пользуется опасными снадобьями, их знание обращается во зло и становится опасным – и чем больше он узнает ядов, тем сильнее он осознает риск, которому подвергается, – точно так же заповедь производит смерть в тех, которые худо толкуют закон или не могут избежать указанных и запрещенных в нем грехов. И как противоядие является благом, даже если оно не приносит благо несведущему или невоздержному, так и заповедь остается благой, даже если она не такова для невоздержного. Следовательно, заповедь является благой, хотя кому-то и причиняет смерть. Итак, вот ответ на первый вопрос: заповедь может быть благой, даже если несет мне смерть; благой – по природе спасительного учения, смертоносной – из-за невоздержания плоти. 15. И поскольку мы уже узнали, что заповедь, которая несет мне смерть, является благой, теперь обсудим, каким образом для меня не смертоносно то, что с помощью блага причинило мне смерть. Ведь апостол так возвестил: Итак, неужели благое сделалось мне смертоносным? Никак, но грех, оказывающийся грехом потому, что посредством благого причиняет мне смерть (Рим. 7:13). Давайте рассмотрим по порядку. Без сомнения, заповедь принадлежит закону: Закон же духовен (Рим. 7:14), и я вижу его благодать, хвалю красоту, прославляю образ, удивляюсь учению, но так как я плотян и продан греху. (Рим. 7:14), то невольно влекусь ко греху. Ибо надо мной господствует грех как над рабом. И ненавижу я преступление, и совершаю49. Ум ненавидит, а плоть вожделеет. Я же, состоя из того и другого, умом соглашаюсь с законом, 16. In quo periculo unum est remedium, ut quem lex liberare non potuit, liberet dei gratia. Sic enim scriptum est: Infelix ego homo, quis me liberabit de corpore mortis huius? Gratia dei per lesum Christum dominum nostrum. Itaque fit ut, licet peccatum quod latebat id est concupiscentia mea, quam non putabam esse peccatum, mortem mihi operata sit, dum proditur, et supra modum factum sit ipsum peccatum – erat enim peccatum, etsi nesciebatur, sed cognitione coaceruatum est et quasi incrementum erroris adsumpsit atque in naturam delicti cessit forma mandate -, mihi tamen mors non sit, cui promptum est ad Christum confugere, per quem soluimur omni mortis periculo. Absoluta igitur etiam secunda est propositio, quia mandatum mihi legis mors non est, etsi mortem operetur. Quod enim conturbamur fragilitatis est, quod euadimus Christi.