С.С. ТАТИЩЕВ / ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР ВТОРОЙ (9)

26-го октября наследник отправился из Воздвиженской крепости в Ачхай в сопровождении наместника князя Воронцова и под прикрытием отряда, состоявшего из пехоты, нескольких сотен казаков с артиллерией, а также туземной милиции и толпы мирных чеченцев. По обыкновению, его высочество ехал верхом с авангардом. Между реками Рошня и Валериком он заметил показавшуюся за левой цепью, под Черными горами, партию неприятеля и тотчас поскакал к ней, увлекая за собой свою свиту, генералов отряда и нескольких казаков и туземцев. Чеченцы, выстрелив по нему, бросились бежать, но были преследуемы казаками и мирными чеченцами, а между тем конвой наследника из линейных казаков и азиатов заехал им в тыл. В происшедшей схватке начальник партии, оруженосец наиба Самбдулы, был убит; труп его остался в руках казаков, и оружие было тут же поднесено наследнику. Донося об этом происшествии государю, князь Воронцов свидетельствует, что он не мог без страха видеть, с какой быстротой и смелостью цесаревич бросился за цепь, на большое расстояние от дороги, чрез перелесье, тем более, что не все из свиты могли поспеть за его кровным конем. Не ожидая встречи с неприятелем, старик Воронцов, страдавший от сильного кашля, ехал в коляске. Увидав движение, он вскочил на коня и, как сам выражается в донесении, с трудом мог доехать до его высочества, и то только тогда, когда он остановился в трех верстах от дороги и дело было уже кончено. «Беспокойство мое, — продолжает наместник, — обратилось в истинную радость, когда я увидел, что обожаемому нашему наследнику удалось присутствовать хотя в небольшом, но настоящем военном деле, совершенно в нашу пользу окончившемся; что наследник лично видел ловкость и самоотвержение не только казаков, но даже и мирных чеченцев, которые с ним поскакали; но что еще важнее и для нас драгоценнее, это то, что не только все войска, составлявшие отряд, почти все генералы кавказской армии, но и огромное количество милиции разных племен, между коими многие не более как три недели тому назад перешли из немирных в мирные, были лично свидетелями истинно военного духа и благородного, можно даже сказать, излишнего, порыва в знаменитой груди наследника российского престола».84 Донесение свое князь Воронцов заключал просьбой осчастливить его и весь кавказский корпус «украшением достойной груди его императорского высочества знаком ордена храбрых». «Эта милость будет справедлива, — писал он. — Умоляю ваше императорское величество не отказать мне в этом представлении: крест св. Георгия 4-й степени будет не только справедливой наградой государю наследнику, но будет сочтен драгоценной наградой для всего кавказского корпуса и будет с восторгом принят всем здешним войском». Император Николай уважил ходатайство престарелого вождя и пожаловал цесаревичу Георгиевский крест 4-й степени, который тотчас же отправлен к нему навстречу с его адъютантом, полковником Паткулем. Три дня спустя новопожалованный кавалер был уже в Царском Селе в объятиях родителей и 26-го ноября участвовал в орденском празднике св. Георгия. Тогда же государь назначил его шефом Эриванского карабинерного полка, а король Виртембергский украсил его орденом за военные достоинства 3-й степени. Вскоре по возвращении с Кавказа Александру Николаевичу пришлось принять решающее участие в важном государственном деле: занятии устья Амура. Действуя по указаниям генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева, командированный им летом 1850 года в залив Счастья капитан Невельской не ограничился заложением на одном из островов этого залива Петровского зимовья, но в 25-ти верстах от устья Амура 6-го августа поднял русский военный флаг и, приняв окрестных гиляков в защиту и покровительство России, основал Николаевский пост, — нынешний Николаевск, — в котором оставил шесть человек из своих гребцов. Муравьев сам прибыл в Петербург, чтобы исходатайствовать высочайшее утверждение этой меры, но в комитете, составленном из государственного канцлера графа Нессельроде, министров: военного — князя Чернышева, финансов — Вронченко, внутренних дел — графа Перовского, генерал-адъютантов князя Меншикова и графа Берга и товарища министра иностранных дел Сенявина, и в который приглашен был генерал-губернатор Восточной Сибири, по настоянию канцлера постановлено не занимать устья Амура, дабы не вызвать столкновения с китайским правительством. Муравьев подал отдельное мнение, противоположное решению комитета, в котором доказывал несомненную выгоду для государства от завладения этим краем и необходимость предупредить захват его англичанами. Ознакомясь с доводами Муравьева, император Николай приказал вновь собраться тому же комитету, но под председательством цесаревича. Александр Николаевич призвал к себе генерал-губернатора для объяснений и, приняв от него записку, подробно излагавшую его взгляд, не только сам разделил его мнение, но в заседании 15-го января 1851 года увлек своим примером и убеждением князя Меншикова и графов Перовского и Берга. Таким образом, Нессельроде, Чернышев, Вронченко и Сенявин остались в меньшинстве, а по докладе государю о разногласии членов комитета его величество повелел: основанный капитаном Невельским военный пост в устье Амура сохранить, усилив его содействием одного морского судна в летнее время. Так, благодаря личному вмешательству цесаревича, положено начало распространению владычества России на обширный Приамурский край, окончательно утвержденный за ней семь лет спустя в собственное его царствование. После продолжительной отлучки, вступив снова в командование гвардейским и гренадерским корпусами и в исправление должности главного начальника военно-учебных заведений, наследник всю свою заботливость посвятил этим двум частям и доведению их до возможного совершенства. Летом 1851 года, по обыкновению, его время было распределено между кадетским лагерем в Петергофе и гвардейским — в Красном Селе. Успех увенчал его усилия, как можно заключить из двух высочайших рескриптов, полученных им по окончании лагерного сбора. В первом император Николай, прилежно следивший за летними занятиями гвардии и гренадер в лагерном их расположении, на ученьях, маневрах, биваках, признавал, что войска эти доведены до примерного во всех отношениях благоустройства. «Вообще родительскому моему сердцу, — так заключался рескрипт, — отрадно видеть, до какой степени вы постигли звание военачальника, и я за ваши неусыпные заботы о войске, столь искренно мною любимом, благодарю вас от всей полноты души». В другом рескрипте государь благодарил цесаревича за превосходное состояние военно-учебных заведений, в котором он удостоверился лично во время лагерной их стоянки в Петергофе. «Что же касается до учебного образования, — свидетельствовал император, — то я остаюсь несомненно уверен, что постоянное и непосредственное наблюдение вашего высочества за этой частью принесет особенную пользу и послужит как надежнейшим ручательством усердия преподавателей, так и лучшим поощрением к успехам воспитанников». Как чувствителен был цесаревич к похвалам августейшего родителя, видно из трогательного приказа, коим он доводил высочайшее одобрение до сведения не только сотрудников своих по ведомству военно-учебных заведений, но и вверенных его попечению воспитанников. Сообщив содержание царского рескрипта, он писал: «С благоговением сына и верноподданного приемлю я эту высочайшую, святую для меня милость, счастливящую меня не в меру заслуг моих. Передаю ее с моей душевной благодарностью гг. членам совета. Спешу ею поделиться и с остальными благородными моими помощниками, со всеми почтенными директорами и со всеми добросовестными воспитателями военно-учебных заведений. Особенно благодарю генерал-майора Сутгова, командовавшего лагерным отрядом. Благодарю и всех моих добрых детей. Благодарю вас, мои дети, как отец, утешенный вами; благодарю вас, как начальник, осчастливленный за вас милостивым одобрением своего государя. Молю Бога, чтобы вы всегда любили меня, так же, как я люблю вас и как государь любит вас и меня. В этом чувстве — условие вашей пользы, моего утешения и милости к вам нашего государя, нашего отца — и моего, и вашего». Тотчас по распущении лагерей состоялось торжество открытия железной дороги, соединившей обе столицы империи. 19-го августа, в три с половиной часа утра, государь и государыня в сопровождении цесаревича, цесаревны и двух старших их сыновей, великих князей Николая и Александра Александровичей, выехали из Петербурга и в тот же день в одиннадцать часов вечера благополучно прибыли в Москву. Царская семья около недели оставалась в первопрестольной столице, чем и воспользовался Александр Николаевич для осмотра соседних кадетских корпусов в Туле, Орле и Тамбове. С наступлением весны 1852 года наследник возобновил свои поездки для обозрения вверенных ему войск и учреждений. В Новгородских округах пахотных солдат осмотрел он 2-ю легкую гвардейскую кавалерийскую дивизию и Аракчеевский кадетский корпус, в Княжьем Дворе — гренадерский корпус, в Твери — 7-ю легкую кавалерийскую дивизию. По окончании лагерного сбора в Петергофе и Красном Селе цесаревич снова получил два благодарственных рескрипта. В первом государь хвалил примерный порядок, с коим гвардия и гренадеры отправляют внутреннюю службу, и неутомимое усердие, одушевляющее всех чинов «сего избранного войска»; во втором он выражал признательность сыну за размножение рассадников образования русского дворянства в духе христианской нравственности и доблести воинской. «Юноши, предназначенные на благородное поприще защитников отечества, — писал император, — находя под кровом сих заведений родительскую о них заботливость, приобретают с основательными в науках познаниями навык к строгому исполнению предстоящих им на службе обязанностей и поступают в ряды войск со всеми условиями, коих я требую от моих офицеров. Образованием сих молодых людей семейства их и общее наше семейство — армия — непосредственно обязаны вашим неусыпным трудам и просвещенной попечительности». После всех этих трудов цесаревичу нужен был отдых, и 15-го августа он отправился с цесаревной в путешествие по чужим краям. Отплыв на пароходе в Штеттин, он чрез Берлин и Веймар отвез супругу в Дармштадт и, оставив ее там в кругу родительской семьи, сам поехал присутствовать на маневрах сначала прусского гвардейского корпуса в окрестностях Берлина, а потом — австрийских войск в местечке Палота, близ Пешта. По возвращении в Дармштадт он вместе с цесаревной навестил в Штутгарте великую княгиню Ольгу Николаевну и опять провел две недели в Дармштадте, откуда чрез Штутгарт, Боденское озеро, Шплюген, Верону, Венецию и Триест их высочества прибыли в Вену. В австрийской столице провели они два дня и 7-го ноября чрез Варшаву возвратились в Петербург. В георгиевский праздник — 26-го ноября — государь поздравил наследника с новым отличием: званием главнокомандующего гвардейским и гренадерским корпусами. С первых дней 1853 года на политическом горизонте России стали появляться черные тучки, скоро превратившиеся в зловещие грозовые тучи. Возникшее между русским двором и Портой несогласие по вопросу о св. местах в Палестине разрослось в столкновение России с великими державами Запада, сплотившимися воедино для стеснения прав, предоставленных ей на Востоке договорами ее с Турцией. Передовыми застрельщиками выступили наши давние противники — Англия и Франция, а союзницы наши — Австрия и Пруссия — выказывали им более или менее явное потворство. Занятие русскими войсками Дунайских княжеств вызвало общий протест собранных на конференции в Вене великих держав, что и побудило Турцию объявить нам войну в расчете на поддержку не одних Франции и Англии, но Австрии и Пруссии. Император Николай пожелал лично удостовериться в расположении своих союзников, императора Франца-Иосифа и короля Фридриха-Вильгельма, и сам отправился на маневры в Ольмюц, после чего австрийский император и король прусский посетили его в Варшаве. Сопровождавший государя в этой поездке (с 10-го по 18-е сентября) цесаревич мог непосредственно убедиться, что в предстоящей войне с двумя морскими державами России не только нельзя рассчитывать на помощь держав-участниц Священного Союза, но следует даже опасаться перехода их в лагерь наших противников. Действительно, три месяца спустя кабинеты венский и берлинский отвергли предложение наше о принятии обязательства соблюдать строгий нейтралитет в готовившейся борьбе России с морскими державами. Начало 1854 года ознаменовалось разрывом с Англией и Францией. Все боевые силы империи поставлены были на военную ногу. Гвардия выступила в поход и была заменена в Петербурге своими резервными и запасными частями, сформированными под непосредственным наблюдением цесаревича, которому, ввиду ожидаемого появления в Балтийском море англо-французского флота, поручена была, по званию главнокомандующего гвардейским и гренадерским корпусами, защита побережья от Выборга до Нарвы. Вновь сформированные войска были представлены на смотр императору и, по собственному его выражению, явились в столь блестящем во всех отношениях виде, что не только удовлетворили его ожидания, но даже превзошли их. «Состав и устройство сих войск, — писал он в рескрипте наследнику, — вполне соответствуют цели их назначения и служат ясным доказательством неусыпной вашей о них заботливости. Оставаясь в полной уверенности, что гвардейский резервный корпус при настоящем его образовании во всем будет равен действующим войскам гвардии, и что, если обстоятельства потребуют новых для войск усилий, то формирование их будет произведено с той же деятельностью и с таким же успехом, как ныне, я с особенным удовольствием повторяю вашему императорскому высочеству искреннейшую, живейшую мою признательность за постоянные примерные ваши труды на пользу службы». В не менее прочувствованных выражениях благодарил император сына за храбрость и мужество, проявленные на войне его питомцами, воспитанниками военно-учебных заведений. «Моя армия ими гордится, — объявлял император. — Я уверен, что и поступившие ныне в ряды оной офицеры последуют доблестному примеру своих товарищей, в честь нашего оружия и во славу России. Да вознаградит их служба вашу отеческую о них заботливость». Перешедшие Дунай русские войска вынуждены были, по настоятельному требованию венского двора, не только перейти обратно эту реку, но и вовсе очистить Дунайские княжества. Двусмысленное поведение Австрии заставило нас сосредоточить большую часть наших сил против нее, вдоль западной границы. Между тем англо-французский флот вступил в Балтийское море, и сильная армия высадилась в Крыму под Евпаторией. Союзные эскадры, простояв все лето в виду Кронштадта, удалились из Балтики с наступлением осени, не нанеся нам ни малейшего вреда; но высадившиеся в Крыму англо-французские войска, после неудачного для нас дела на реке Альме, подступили к Севастополю и начали осаду этой крепости. Попытка князя Меншикова вытеснить их с позиции под Инкерманом не увенчалась успехом. Последствием второго сражения, проигранного в Крыму, была решимость союзников продолжать зимой осаду Севастополя, защита которого стоила геройскому гарнизону ежедневно неисчислимых потерь. В Малой Азии войска наши, победоносно отразив вторжение турок в наши пределы, были, однако, слишком слабы и малочисленны, чтобы перейти в наступление. Как ни тяжко было положение наше на всех театрах войны, дипломатические осложнения грозили обратить его в безвыходное. Заручившись союзом с Пруссией на случай разрыва с Россией, Австрия, невзирая на принятие русским двором четырех ею же предложенных оснований мирного соглашения, заключила с Англией и Францией союзный договор, коим обязалась приступить к коалиции против нас, если мир не будет заключен до 1-го января нов. ст. 1855 года. О привлечении к общему действию против России велись союзниками переговоры с дворами сардинским и шведским, и недалекой казалась минута, когда вся Западная Европа соединится и ополчится против нас. В продолжение всего 1854 года цесаревич разделял заботы и труды царственного родителя по обороне империи, умножению и усовершенствованию боевых ее сил. Военные неудачи были тяжелым испытанием, подорвавшим богатырскую натуру императора Николая. Не менее тревожило государя, возбуждая в нем глубокое негодование, поведение союзных с ним дворов, венского и берлинского, из которых первый явно перешел на сторону наших врагов, а второй колебался и, видимо, готов был последовать австрийскому примеру. «Буди воля Божия, — писал император Николай в конце ноября главнокомандующему Южной армией князю Горчакову, — буду нести крест мой до истощения сил». Но сил не хватило. Простудившись в начале февраля, государь 11-го числа того же месяца слег в постель. Болезнь быстро развивалась, силы императора падали; он не мог уже более заниматься делами и бремя их вынужден был возложить на наследника. 16-го февраля цесаревич написал два собственноручные письма. В первом, к главнокомандующему Крымской армией, известив о болезни государя, именем его величества он выразил князю Меншикову огорчение по поводу последних неудач в Крыму: отбития нашего штурма Евпатории и безостановочного приближения осадных работ союзников к укреплениям Севастополя. Передав мнение государя, что, ввиду неоднократно высказанного Меншиковым убеждения в невозможности всякого наступательного движения, единственным исходом для нас представляется дождаться неприятельского приступа на Севастополь и, по отражении его, двинуться вперед как из самой крепости, так и со стороны Чоргуна на Кадыкиой, угрожая одновременно центру, правому флангу и даже тылу союзников. Наследник продолжал: «Засим, государь поручает мне обратиться к вам, как своему старому, усердному и верному сотруднику, и сказать вам, любезный князь, что, отдавая всегда полную справедливость вашему рвению и готовности исполнить всякое поручение, доверием его величества на вас возлагаемое, — государь, с прискорбием известившись о вашем болезненном теперь состоянии, о котором вы нескольким лицам поручали неоднократно словесно довести до высочайшего его сведения, и желая доставить вам средства поправить и укрепить расстроенное службой ваше здоровье, высочайше увольняет вас от командования Крымской армией и вверяет ее начальству генерал-адъютанта князя Горчакова, которому предписано немедленно отправиться в Севастополь». Весть об увольнении смягчалась для несчастливого полководца пожалованием его сына генерал-адъютантом и заключительными словами письма: «Государь поручает мне, любезный князь, искренно обнять своего старого друга Меншикова и от души благодарить за его всегда усердную службу и за попечение о братьях моих». Во втором письме, к князю М. Д. Горчакову, цесаревич приглашал его, сдав начальство над Южной армией генералу Лидерсу, тотчас же ехать в Севастополь, чтобы вступить в командование Крымской армией и усилить ее всеми войсками, какие только сочтет возможным туда направить. При этом наследник посвятил нового вождя в намерение государя, считавшего сохранение Севастополя вопросом первейшей важности, в случае разрыва с Австрией и наступления неприятеля жертвовать временно Бессарабией и частью даже Новороссийского края до Днепра, для спасения Севастополя и Крымского полуострова. «Кончив с Божию помощью благополучно дело в Крыму, — заключал Александр Николаевич, — всегда можно будет соединенными силами обеих армий обратиться на австрийцев и заставить их дорого заплатить за временный успех». Прошел еще день. На сохранение жизни государя не оставалось более ни малейшей надежды, и пользовавшие его врачи решились сказать о том наследнику. Императрица Александра Федоровна взяла на себя внушить обожаемому супругу необходимость исполнить последний долг христианина. Узнав от лейб-медика Мандта, что ему грозит паралич сердца, государь сам пожелал приобщиться св. Таин и проститься со всеми членами царственной семьи. Умилительно-трогательны были последние слова его, обращенные к старшему сыну: «Мне хотелось, — говорил он, нежно обнимая его, — приняв на себя все трудное, все тяжкое, оставить тебе царство мирное, устроенное и счастливое. Провидение судило иначе. Теперь иду молиться за Россию и за вас. После России, я вас любил более всего на свете. Служи России!» 85 18-го февраля, в 20 минут после полудня, император Николай почил смертью праведника и Александр II вступил на прародительский престол. 1 Рукописные записки императрицы Александры Федоровны. 2 «Камер-фурьерский журнал», 17-го и 18-го апреля 1818 г. 3 Богданович. История Александра I. Т. V, стр. 380. 4 «Послание великой княгине Александре Федоровне». Сочинения Жуковского. Изд. 8-е, т. II, стр. 46. 5 Богданович. История Александра I. Т. V, стр. 380, и формулярный список наследника цесаревича Александра Николаевича. 6 «Камер-фурьерский журнал», 5-го мая 1818 г. 7 Формулярный список. 8 Воспоминания о Карле Карловиче Мердере. Стр. 15. 9 Великий князь Николай Павлович Мердеру, 14-го сентября 1824 г. 10 Барон Корф. Восшествие на престол императора Николая I. Стр. 105, 136 и 190. 11 Дневник Мердера, 13-го — 20-го июля 1826 г. в «Русской Старине» 1885 г. XLVI, XLVII и XLVIII. 12 Тот же дневник, 26-го июля — 21-го августа 1826 г. 13 Дневник Мердера, 22-го августа 1826 г. 14 Годы учения императора Александра II. Сборник Императорского Русского Исторического Общества. XXX, стр. 1—20. 15 Годы учения. Сборник И. Р. И. О. XXX, стр. 1—20. 16 Годы учения. Предисловие. Сборник И. Р. И. О. XXX, стр. XV. 17 Рескрипт императора Николая генерал-майору Кутейникову, 2-го октября 1827 г. 18 Рескрипт наследника генерал-майору Бородину, 28-го января 1828 г. 19 «План учения» Жуковского. Сборник И. Р. И. О. XXX, стр. 10 и 11. 20 Дневник Мердера, 27-го апреля 1828 г. 21 Последние дни жизни императрицы Марии Федоровны. «Русская Старина», 1878 г., XXIII, стр. 454. 22 Жуковский к неизвестному, 5-го апреля 1829 г. 23 Отчет о воспитании наследника за 1829 г. 24 Юрьевич г-же Гоксфорд, теще Мердера, 6-го мая 1834 г. 25 Жуковский к неизвестному. «Годы учения». Предисловие. Сборник И. Р. И. О. XXX, стр. VII. 26 Беседы о законах графа Сперанского. Сборник И. Р. И. О. XXX, стр. 375 и 376. 27 Беседа о. Павского в день совершеннолетия наследника. Тот же Сборник. XXX, стр. 96—101. 28 Митрополит Филарет князю Д. В. Голицыну, 25-го апреля 1834 г. 29 Высочайший манифест, 22-го апреля 1834 г. 30 Высочайшая грамота наказному атаману войска Донского, 22-го апреля 1834 г. 31 Высочайшие указы министру финансов, 22-го апреля 1834 г. 32 Цесаревич князю Д. В. Голицыну, того же числа, месяца и года. 33 Указ Сенату, 24-го апреля, и Высочайший приказ по военному ведомству, 22-го апреля 1834 г. 34 Император Николай принцу Вильгельму Прусскому, 30-го августа 1834 г. 35 Беседы о законах Сперанского. «Годы учения». Сборник И. Р. И. О., XXX, стр. 103, 332—491. 35 Император Николай Сперанскому, 17-го апреля 1837 г. 37 Адрес-календарь, 1835 г. 38 Жуковский императрице Александре Федоровне, 6-го мая 1837 г. 39 Письма Юрьевича к жене, 3-го, 4-го и 6-го мая 1837 г. «Русский Архив» 1887 г. 40 Юрьевич жене, 10-го мая 1837 г. 41 Жуковский императрице Александре Федоровне, 22-го июня 1837 г. 42 Юрьевич жене, 15-го мая 1837 г. 43 Юрьевич жене, 14-го и 15-го мая 1837 г. 44 Юрьевич жене, 3-го и 4-го июня 1837 г. 45 Жуковский императрице Александре Федоровне, 24-го июня 1837 г. 46 Юрьевич жене, 14-го, 15-го, 16-го, 22-го и 23-го июня 1837 г. 47 Жуковский императрице Александре Федоровне, 24-го июня 1837 г. 48 Юрьевич жене, с 24-го июня по 22-е июля 1837 г. 49 Юрьевич жене, 24-го июля 1837 г. 50 Жуковский императрице Александре Федоровне, 21-го июля 1837 г. 51 Жуковский императрице Александре Федоровне, 24-го июля 1837 г. 52 Юрьевич жене, 24-го июля 1837 г. 53 «Воспоминание о посещении святыни московской государем наследником», А. Н. Муравьева. 54 Юрьевич жене, с 1-го по 22-е августа 1837 г. 55 Юрьевич жене, с 8-го сентября по 6-е октября 1837 г. 56 Юрьевич жене, с 10-го по 21-е октября 1837 г. 57 «Годы учения». Сборник И. Р. И. О. XXX, стр. XXV, XXXI и 1—163. 58 Жуковский великой княжне Марии Николаевне, 24-го июня 1838 г. 59 Жуковский императрице Александре Федоровне, 26-го июля 1838 г. 60 Жуковский императрице Александре Федоровне, 26-го июля 1838 г. 61 Цесаревич Назимову, 5-го января 1839 г. 62 Журнал путешествия. 63 Дневник княгини Меттерних, с 19-го по 29-е февраля 1839 г. 64 Император Николам княгине Меттерних, 18-го марта 1839 г. 65 Жуковский императрице Александре Федоровне, 14-го марта 1839 г. 66 Журнал путешествия. 67 Журнал путешествия. 68 Жуковский великой княгине Марий Николаевне, 5-го июля 1840 г. 69 Высочайший манифест, 6-го декабря 1839 г. 70 Высочайшие манифесты, 16-го апреля 1841 г. 71 Высочайшая грамота, 30-го августа 1849 г. 72 Высочайшие приказы по военному ведомству: 8-го сентября 1843 г., 26-го февраля 1845 г., 10 апреля 1847 г. и 2-го января 1850 г. 73 Цесаревич митрополиту Филарету московскому, 2-го января 1850 г. 74 Высочайшая грамота, 1-го января 1846 г. 75 Царевич Назимову, 19-го октября 1849 г. 76 Высочайший приказ, 19-го сентября 1849 г. 77 Приказ наследника по гвардейском гренадерскому корпусам, 22-го октября 1849 г. 78 Приказ его же по военно-учебным заведениям, 22-го октября 1849 г. 79 Высочайший рескрипт наследнику, 11-го августа 1850 г. 80 Высочайший рескрипт наследнику, 28-го августа 1850 г. 81 Correspondance du Prince Emile de Wittgenstein, I, стр. 144. 82 Там же, I, стр. 145. 83 Correspondance du Prince Emile de Wittgenstein, I, стр. 147. 84 Всеподданнейшее донесение князя Воронцова, 27-го октября 1850 г. 85 Граф Блудов. Последние часы жизни императора Николая I. Стр. 22.