С.С. ТАТИЩЕВ / ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР ВТОРОЙ (8)

Проводив императрицу до Эмса, наследник и его невеста вместе возвратились в Дармштадт, откуда цесаревич спешил вернуться в Россию. Государь ждал его для отправления в инспекционную поездку по войскам, расположенным в Западном крае. Выехав из Царского Села в ночь на 29-е июня, августейшие путешественники сначала осмотрели отдельный гренадерский корпус в лагере при Княжьем Дворе, причем Александр Николаевич назначен шефом Екатеринославского гренадерского полка; затем, через Полоцк, Витебск и Могилев, проследовали в Гомель, поместье фельдмаршала князя Варшавского. Там происходили большие маневры, по окончании которых государь и цесаревич проехали в Киев и чрез Брест-Литовск — в Варшаву, а оттуда Александр Николаевич поспешил в местечко Фишбах, в Силезии, где в кругу прусской семьи своей отдыхала после лечения в Эмсе императрица и куда уже прибыла, между тем, принцесса Мария Гессенская. Все вместе отправились в Россию и 23-го августа встречены были императором Николаем в Ловиче. На другой день происходил торжественный въезд невесты цесаревича в Варшаву, 3-го сентября — в Гатчину, 8-го сентября — в С.-Петербург. Принцесса Мария ехала в парадной золотой карете с императрицей Александрой Федоровной; государь следовал верхом возле кареты, а наследник командовал конвоем. Восторженными криками, громким несмолкаемым «ура!» встретили жители столицы будущую цесаревну, при пушечной пальбе и колокольном звоне всех церквей. Вечером город был иллюминован. На происходивших с 18-го по 21-е сентября маневрах гвардейского корпуса государь вверил цесаревичу командование особым отрядом, а в день своих именин, 6-го декабря, за отличие по службе произвел его в генерал-лейтенанты с оставлением в свите его величества. В этом чине наследник, на внезапном высочайшем смотру гвардейских войск 14-го декабря, командовал 1-й гвардейской пехотной дивизией. Последний месяц 1840 года был ознаменован двойным торжеством: 5-го декабря состоялось миропомазание принцессы Марии Гессенской, по принятии в лоно православной церкви нареченной великой княжной Марией Александровной, и на другой день, в именины государя — обручение ее с наследником. Оба происшествия возвестил России высочайший манифест.69 Тогда же образован для их высочеств придворный штат: гофмейстериной будущей цесаревны назначена статс-дама княгиня Е. В. Салтыкова; фрейлинами к ее высочеству — княжна Долгорукова и девица Дашкова; гофмаршалом, заведующим двором — В. Д. Олсуфьев и управляющим конюшенным отделом в должности шталмейстера — И. М. Толстой. В Зимнем дворце, возродившемся из пепла в еще большем против прежнего великолепии, для юной царственной четы приготовлены были покои, некогда занятые императрицей Марией Федоровной. Бракосочетание совершено в канун дня рождения наследника, 16-го апреля 1841 г. В этот день император Николай, по обыкновению, излил щедрые милости на государственных и придворных сановников. Цесаревич зачислен во все те полки, в коих государь был шефом, а именно: л.-гв. Конный, в Кирасирский его величества и л.-гв. Семеновский, Измайловский, Егерский и Гренадерский, и, кроме того, назначен шефом Александровского Брестского кадетского корпуса. Три манифеста возвестили России: первый — о вступлении в брак наследника; второй — об облегчении по этому случаю участи преступников и сложении в значительном размере казенных недоимок; третий — о новых льготных условиях заклада дворянских имений в государственных кредитных установлениях, «в надежде», как сказано в манифесте, «что льготы эти обратятся не к прихотям роскоши и не к усилению долгов расточительности, а к лучшему устройству дворянских имений, к дальнейшему еще усовершенствованию земледелия и к расширению сельской и всякой другой промышленности».70 Бракосочетание совершилось в Большой церкви Зимнего дворца в присутствии их величеств, всех наличных членов императорского дома и прибывших нарочно для участия в этом семейном торжестве принца Вильгельма прусского, наследных великих герцогов Гессен-Дармштадтского и Саксен-Веймарского и принцев Александра и Эмиля Гессенских. После венчания государь с новобрачными появился на балконе Зимнего дворца, обращенном к адмиралтейству. И он, и цесаревич были оба в казацких мундирах. Восторгам и шумным восклицаниям несметной толпы, заливавшей Дворцовую площадь, не было конца. Те же радостные крики приветствовали их величества и новобрачную чету на другой день, при прогулке их в экипажах по ярко иллюминованным главным улицам столицы. Торжество бракосочетания сопровождалось длинным рядом пиров и празднеств. 19-го апреля был парадный спектакль в Большом театре, за которым непрерывно следовали балы в Зимнем дворце, в Михайловском дворце, у великого князя Михаила Павловича и в дворянском собрании, и только после майского парада, происходившего 29-го апреля, на котором цесаревич командовал 2-й гвардейской пехотной дивизией, молодые могли, наконец, уединиться в Царское Село, где отведен им был Александровский дворец. Но и там оставались недолго. Первопрестольная столица жаждала видеть царского первенца и юную его супругу, о бракосочетании которых известил ее высочайший рескрипт на имя генерал-губернатора, отправленный с бывшим воспитателем наследника, генерал-адъютантом Кавелиным. Торжественный въезд в Москву состоялся 14-го мая. Государь сам ввел сияющую красотой и счастьем цесаревну в святилище земли русской — Успенский собор, где встретил их теплым приветственным словом митрополит Филарет. Десятидневное пребывание в Москве не ограничилось приемами и увеселениями. Оно закончилось посещением Троицко-Сергиевой лавры и днем, проведенным юной четой в уединении собственного дворца наследника в селе Бородино. 29-го мая их высочества возвратились на летнее жительство в Царское Село. ГЛАВА ШЕСТАЯ Государственная и военная деятельность цесаревича 1841—1855 Со вступлением в супружество для Александра Николаевича начались годы безмятежного семейного счастья. Обычный домашний кружок великого князя образовали, кроме членов императорской семьи, лица, составлявшие его двор. Двором наследника, до самого вступления его на престол, управлял гофмаршал Олсуфьев, гофмейстериной цесаревны оставалась статс-дама княгиня Салтыкова. К двум фрейлинам, княжне А. Н. Долгоруковой и С. М. Дашковой, вскоре прибавилась третья, графиня Ю. М. Гауке, а по выходе замуж их заменили княжна А. С. Долгорукова и А. Ф. Тютчева. Канцелярией цесаревича заведовал до производства в генерал-лейтенанты С. А. Юрьевич, сдавший эту должность в 1848 году наиболее приближенному из адъютантов его высочества графу А. В. Адлербергу. Другой пользовавшийся расположением наследника сверстник, И. М. Толстой, продолжал управлять шталмейстерской частью. К прежним адъютантам — князю А. Н. Барятинскому, Граве, Назимову, Паткулю, Мердеру — частью присоединились, частью заменили их, по мере назначения на высшие должности или выхода в отставку, Головин, Дюгамель, граф И. К. Ламберт, князь В. И. Барятинский, Слепцов, Пейкер, князь Б. Д. Голицын. Секретарем цесаревны состоял Лабенский; старик Жилль носил звание библиотекаря; наконец, Жуковский, хотя и переселившийся за границу и там женившийся, до самой смерти числился «состоящим при особе» наследника. Царские милости настигали его в уединении, и в 1849 году, в день именин державного воспитанника, император Николай пожаловал маститому поэту орден Белого Орла, — «в ознаменование особенного нашего уважения, — как сказано в высочайшей грамоте, — к трудам на поприще отечественной литературы, с таковой славой в течение пятидесяти лет подъемлемым, и в изъявление душевной признательности нашей к заслугам, нашему семейству оказанным».71 К перечисленным лицам следует прибавить поступившего на русскую службу любимого брата цесаревны принца Александра Гессенского и воспитательницу ее г-жу Грансе, не разлучившуюся с ней и по выходе ее замуж. На ежедневных почти собраниях у молодой четы, зимою — в Зимнем дворце, летом — в Царскосельском Александровском дворце или на Петергофской ферме, господствовали веселость и непринужденность; занимались чтением, музыкой, игрой в вист; августейшие хозяин и хозяйка очаровывали гостей своей приветливостью и полной участия к ним благосклонностью. Все принадлежащие к их двору как бы входили в состав их собственной семьи. Господь благословил союз Александра Николаевича и Марии Александровны. Только старшая их дочь Александра скончалась в младенческом возрасте, к безутешной горести родителей; но четыре сына и вторая дочь, родившиеся до воцарения, росли, развивались и расцветали под попечительным взором нежно любивших их матери и отца. Появление на свет каждого из детей служило поводом к щедрым подаяниям неимущим. По случаю рождения сына-первенца, великого князя Николая Александровича, счастливые родители пожертвовали по 10000 рублей для выкупа неоплатных должников и раздачи пособий беднейшим жителям обеих столиц. Щедроту эту они повторяли впоследствии при рождении и всех прочих детей своих, жалуя по 3000 рублей для распределения между бедняками Петербурга и Москвы. Независимо от высочайших манифестов, возвещавших России всякое приращение императорского дома, император Николай уведомлял первопрестольную столицу о рождении царственных внуков рескриптами на имя генерал-губернатора, привозимыми в Москву нарочно посылаемыми адъютантами наследника. Император Николай сам был крестным отцом всех детей своего старшего сына; кроме него, были восприемниками: Николая Александровича — великий герцог Гессенский, королева Нидерландская Анна Павловна и великая княжна Ольга Николаевна; Александра Александровича — великий герцог Гессенский, великая княгиня Елена Павловна и великая княжна Ольга Николаевна; великая княгиня Мария Павловна и наследная великая герцогиня Гессенская; Владимира Александровича — великий князь Михаил Павлович, великий герцог Гессенский, наследный великий герцог Гессенский, великая княгиня Мария Николаевна и Мария Павловна и принцесса Елизавета Гессенская; Алексея Александровича — великий князь Константин Николаевич, принц Карл Гессенский, великие княгини Мария Николаевна, Ольга Николаевна и Мария Павловна; Марии Александровны — принц Александр Гессенский и великая княгини Мария Николаевна и Мария Павловна. Новорожденные великие князья тотчас же зачислялись в ряды армии: Николай — назначен шефом л.-гв. Гродненского гусарского полка и зачислен во все те полки лейб-гвардии, в коих состоял цесаревич; Александр — шефом Астраханского карабинерного полка и состоять в полках: л.-гв. Гусарском, Преображенском и Павловском; Владимир — шефом л.-гв. Драгунского полка и состоять в Преображенском полку и гвардейском Саперном батальоне; Алексей — шефом л.-гв. Московского полка и состоять в полках Преображенском и Егерском и в гвардейском экипаже.72 Нельзя не привести здесь трогательных выражений рескрипта, коим наследник известил митрополита московского Филарета о рождении четвертого сына. «Во 2-й день этого января, — пишет он, — Господь даровал мне сына. Преисполненные благоговением к московскому первосвятителю и молитвеннику земли Русской, в обители коего я родился и у раки которого восприял святое крещение, мы нарекли его Алексеем».73 Воспитание детей было предметом особливой заботливости цесаревича и цесаревны. Первоначальный уход за ними под руководством сперва надзирательницы С. Я. Поггенполь, а потом наставницы В. Н. Скрыпицыной поручен был англичанкам г-жам Юз, Итервуд и Стуттон, а с 1848 года к молодым великим князьям назначен воспитателем генерал-майор Н. В. Зиновьев, которому впоследствии придано два помощника, полковники Гогель и Казнаков. С военной службой знакомились они с детства в рядах сверстников, воспитанников 1-го кадетского корпуса, на тех же основаниях, которые приняты были для военного образования их отца. Обычное летнее пребывание наследника и его супруги в Царском Селе и Петергофе время от времени разнообразилось путешествиями за границу. Поздней осенью 1843 года их высочества совершили поездку в чужие края, продолжавшуюся семь недель, с 9-го ноября по 30-е декабря, и посетили при этом родственные дворы: прусский, веймарский и дармштадский. В следующем году целью заграничного путешествия, состоявшегося весной, со 2-го марта по 17-е апреля, было шестинедельное пребывание в Дармштадте, в семье цесаревны. В 1846 году наследник съездил на несколько дней в Вену по приглашению императора австрийского, а в 1847 году сопровождал цесаревну в Дармштадт, а оттуда на воды в Киссинген, после чего посетил вместе с нею великую княгиню Ольгу Николаевну в Штутгарте и, оставив супругу в Югенгейме, сам в сентябре вернулся в Россию для участия в высочайших смотрах, произведенных войскам, расположенным в Юго-Западном крае, но уже в конце того же месяца отправился с государем в Варшаву для встречи цесаревны, возвращавшейся из-за границы в сопровождении принцессы Александры Саксен-Альтенбург­ской, нареченной невесты великого князя Константина Николаевича. С каждым годом досуг цесаревича сокращался и время его все более и более поглощалось обширной и разнообразной государственной деятельностью. Еще до женитьбы (16-го января 1841 г.) вступил он, с высочайшего разрешения, в действительное отправление обязанностей своих по званию канцлера Александровского университета в Финляндии; в самый день бракосочетания (16-го апреля 1841 г.) государь назначил его членом Государственного Совета, а в продолжение следующих двух лет — членом и прочих высших правительственных учреждений империи, а именно: Финансового комитета (6-го декабря 1841 года), Комитета министров (26-го января 1842 г.) и Кавказского комитета (30-го августа 1842 г.). Сверх того, цесаревич участвовал в трудах комитетов, учрежденных по двум капитальным государственным сооружениям Николаевского царствования: постоянного моста через Неву и петербургско-московской железной дороги, состоя в первом из них членом, а во втором председателем. Ему же поручил император Николай председательство в секретных комитетах, собиравшихся дважды для решения частных вопросов, касавшихся улучшения участи крепостных крестьян: первого в 1846 году и второго в 1848 году. Заключение последнего комитета об изыскании способов наблюдения за помещиками, чтобы они не превышали власти, предоставленной им законом, и об ограждении в предложенном новом гражданском уложении движимого имущества крестьян от несправедливых притязаний помещиков, удостоилось высочайшего утверждения. Что же касается упразднения крепостного права, то комитет предполагал ослаблять его силу рядом постепенных мер, каковы, например, определение повинности крестьян посредством инвентарей и предоставление им права жалобы на помещиков. Отправляясь в 1842 году в инспекционную поездку по южной и западной России, продолжавшуюся немного более месяца (с 1-го сентября по 5-е октября), император Николай впервые возложил на наследника, на время своего отсутствия из столицы: «решение дел Комитета гг. министров и Государственного Совета, равно как по всем министерствам и главным управлениям отдельными частями». С тех пор обязанность эта возлагалась на цесаревича каждый раз, когда государь отлучался из Петербурга в путешествие как внутри России, так и по чужим краям. По возвращении императора Николая из продолжительной поездки в Италию (с 24-го сентября по 30-е декабря 1845 года), государь в 1-й день нового 1846 года удостоил цесаревича следующей достопамятной грамотой: «Отъезжая за границу для сопутствования государыне императрице, родительнице вашей, поручил я вам управление большого числа дел государственных, в том полном убеждении, что вы, постигая мою цель, мое к вам доверие, покажете России, что вы достойны вашего высокого звания. Возвратясь ныне, по благословению Божию, удостоверился я, что надежды мои увенчались, к утешению родительского моего нежно вас любящего сердца. В вящее доказательство моего удовольствия жалуем вас кавалером ордена св. Равноапостольного великого князя Владимира 1-й степени, коего надпись: польза, честь и слава, укажет и впредь вам, на что промысел Всевышнего вас призывает для России».74 Военные занятия цесаревича шли своим чередом, и каждое лето в Красносельском лагере он постепенно исправлял начальственные должности по разным родам оружия, в 1841 и 1842 годах командуя 2-й гвардейской пехотной дивизией, а в 1843 — 2-й легкой гвардейской кавалерийской. В начале следующего 1844 года он назначен командующим, а вскоре утвержден командиром всей гвардейской пехоты. Независимо от исполнения этой должности, государь неоднократно брал его с собой или посылал одного производить смотры различным частям войск или военным учреждениям, расположенным во всех концах России. В 1841 году цесаревич участвовал в Москве в маневрах 6-го пехотного корпуса, делал ученье и смотр 1-му московскому кадетскому корпусу, 2-му учебному карабинерному полку и 1-й бригаде 7-й легкой кавалерийской дивизии с 7-й военно-артиллерийской бригадой; в 1842 году обозревал крепость и порт в Свеаборге, а в Фридрихсгаме — финляндский кадетский корпус; в 1845 году сопровождал императора на кавалерийские маневры в Елисаветград и Чугуев и присутствовал при высочайших смотрах Черноморскому флоту в Николаеве и Севастополе, а на возвратном пути из Крыма производил смотр собранным в Орле, Туле и Москве бессрочно-отпускным нижним чинам, а также войскам 6-го пехотного корпуса, 16-й артиллерийской бригаде, 2-му учебному карабинерному полку, Тульскому и Орловскому гарнизонным батальонам; в 1847 году прибыл нарочно из-за границы для нахождения при высочайшем смотре 4-го пехотного корпуса в г. Виннице. 17-го апреля 1843 года цесаревич назначен генерал-адъютантом, а того же числа 1846 года произведен в полные генералы. Столь бурный на всем пространстве Западной Европы 1848-й год прошел для России мирно и спокойно. Александр Николаевич признавал, однако, необходимость строгих предупредительных мер, принятых императором Николаем относительно высших учебных заведений для ограждения их от революционной заразы. «Место, которое вы будете занимать, — писал он бывшему адъютанту своему Назимову по случаю назначения его попечителем Московского учебного округа взамен подавшего в отставку графа С. Г Строганова, — весьма важно, в особенности в наше время, где молодежь воображает, что она умнее всех и что все должно делаться, как ей хочется, чему, к несчастью, мы видим столько примеров за границей; к этому и гг. профессора команда не легкая. Надзор за ними и самый бдительный необходим. Да внушит вам Господь Бог силу и уменье исполнить новые обязанности, на вас возлагаемые, с успехом, т. е. к полному удовольствию государя... Перекрестясь, принимайтесь смело за дело».75 В том же году другого рода зараза произвела у нас несравненно большие опустошения: то была азиатская холера, свирепствовавшая в Петербурге и в расположенных в этой столице и ее окрестностях войсках. Великий князь Михаил Павлович, бывший главнокомандующий гвардейским и гренадерским корпусами, в приказе по этим корпусам счел долгом выразить его высочеству командиру гвардейской пехоты душевную благодарность «за истинно отеческое попечение и неустанную заботливость о сохранении здоровья нижних чинов» в это тяжелое время. Из прочих происшествий за тот же год должно отметить зачисление наследника в л.-гв. Финский саперный батальон, равно как и то, что на маневрах в Красном Селе его высочество командовал одним из действующих отрядов — северным. В следующем 1849 году, весной, цесаревич и цесаревна сопровождали государя и императрицу в Москву на торжество открытия вновь отстроенного Большого Кремлевского дворца и возвратились в Петербург ко дню рождения наследника, получившего в этот день знак отличия беспорочной службы за XV лет. Два месяца спустя их постигло тяжкое горе: кончина любимой старшей дочери, великой княжны Александры Александровны. Удар этот так сильно подействовал на здоровье цесаревны, что, по совету врачей, наследник отвез супругу и детей в Ревель, где они должны были пользоваться морскими купаньями, но сам он остался там с ними не более недели, император австрийский воззвал о помощи к своему могущественному союзнику, русскому императору, для усмирения мадьяр, и гвардия выступила в заграничный поход. По этому случаю цесаревичу было присвоено звание командира гвардейского пехотного корпуса. Из Ревеля 10-го июля он выехал ко вверенным ему войскам, находившимся уже в походе, и, осмотрев их по пути в Риге, Вильно, Гродно и Белостоке, прибыл в Варшаву, откуда император Николай руководил движениями своей армии, переступившей за Карпаты. Наследник оставался при отце все лето, до того достопамятного дня, когда предводимая Гергеем венгерская армия положила в Виллагоше оружие пред князем Варшавским. По получении о том известия государь отправил 2-го августа старшего сына в Вену с гласным поручением поздравить императора Франца-Иосифа с благополучным концом мятежа, но в действительности наследнику было доверено испросить помилования венгерским генералам, сдавшимся русским войскам. Австрийский император с величайшей предупредительностью и почетом принял августейшего посланца, назначил его шефом 7-го легкого конного — впоследствии 11-го уланского — полка и, уступая его настояниям, даровал жизнь Гергею. Тотчас по возвращении в Варшаву 13-го августа Александр Николаевич, по случаю болезни великого князя Михаила Павловича, занемогшего холерой, «как старший в чине», временно вступил в командование гвардейским и гренадерским корпусами, а после кончины дяди заместил его в звании командующего этими корпусами, а также начальника военно-учебных заведений и главного попечителя Чесменской военной богадельни. Из полков, в коих покойный великий князь состоял шефом и которые император Николай распределил между разными членами царственной семьи, на долю цесаревича достался л.-гв. уланский полк, и кроме того, он зачислен л.-гв. 1-й артиллерийской бригады в отдельную батарею имени великого князя Михаила Павловича и назначен на его место председателем комитетов: для составления воинского устава пехотной службы и описания обмундирования и вооружения войск российской армии.76 С этого времени труды и попечения наследника разделяются между двумя главными из порученных ему частей: войсками гвардии и гренадерского корпуса и военно-учебными заведениями. В заведовании как теми, так и другими он, как сам выражался, являлся продолжателем бывшего их начальника — великого князя Михаила Павловича, которого называл своим руководителем и другом. Отсылая для хранения в гвардейский штаб завещанную гвардии великим князем бриллиантовую шпагу, некогда полученную им за польскую войну 1830—31 годов, цесаревич в приказе по гвардейскому и гренадерскому корпусам приглашал войска соединить чувства душевной благодарности к почившему незабвенному начальнику с молитвой к Богу об упокоении души его. «Сохраним навсегда память о нем, — заключил он, — и да будет он указателем, как сам он был примером и любви, и преданности к Богу и государю, и к точному исполнению долга службы».77 То же уважение к памяти августейшего предместника выразил цесаревич и в приказе, отданном при вступлении в должность главного начальника военно-учебных заведений, «принадлежность к которым, — заявлял он, — тем для меня отраднее, что в их рядах сам я начал службу». «Главнейшей целью всех моих забот», — говорится далее в том же приказе, — «будет сберечь все сделанное трудами и любовью его высочества для блага заведений и сохранить заведения в том же превосходном состоянии, в каком они отцом их и благодетелем оставлены мне, как бы в залог его ко мне дружбы и милости. Я уверен, что все чины военно-учебных заведений свято сохранят в душе своей благодарную память о почившем и так же свято будут исполнять все благотворные указания его, как исполняли их при нем. Надеюсь, что и воспитанники, не только в заведении, но за его порогом, будут стараться службой и всей своей жизнью отплатить своему почившему отцу за неограниченную его к ним любовь». Приказ этот велено было прочесть в сборе всех воспитателей и воспитанников, перед панихидой «об упокоении великой души благодетеля военно-учебных заведений».78 Наследник сохранил при себе и ближайших сотрудников великого князя Михаила Павловича — генералов Витовтова и Ростовцева, в звании начальников штаба, первого — по гвардейскому и гренадерскому корпусам, второго — по военно-учебным заведениям. По особому высочайшему повелению ему подчинены на общем основании специальные военные училища: Главное инженерное и Михайловское артиллерийское, а с 1854 года — и Военная Академия. Что строгое сохранение направления, установленного Михаилом Павловичем, как в командовании гвардией и гренадерами, так и в деле военного воспитания юношества, вполне отвечало видам и намерениям самого императора Николая, явствует из похвалы его цесаревичу в первый же год начальствования этими частями. После обычного лагерного сбора в Красном Селе, летом 1850 года, государь почтил наследника рескриптом, в котором выразил удовольствие в том, что возвратившиеся из похода гвардейские полки, равно как и гренадерский корпус, находятся в том же отличнейшем устройстве, до коего доведены заботами их бывшего незабвенного начальника по всем частям военного образования. «Относя сие, — продолжал император, — к примерной и неусыпной заботливости вашего высочества, в особенности к постоянному стремлению вашему исполнять все желания мои, я поспешаю изъявить вам мою живейшую признательность и сердечную благодарность за ваши труды, всегда радостные моему сердцу».79 В другом рескрипте государь выразил такое же удовольствие по поводу отличного состояния военно-учебных заведений и, провозгласив главной целью военного воспитания, при необходимом образовании учебном и фрунтовом, развитие в юношах чистых правил нравственности, высокого чувства чести и непоколебимой любви и преданности престолу и отчеству, горячо благодарил сына «за родительское попечение о юношестве, ему вверенном, за христианское просвещение и истинно-русское воспитание его».80 Весной 1850 года цесаревич сопутствовал государю в его поездке по России для осмотра крепостей и войск, расположенных в Царстве Польском и в Западном крае; летом руководил лагерным сбором кадет в Петергофе и гвардии в Красном Селе, а осенью, после посещения кадетских корпусов в Полоцке, Бресте и Полтаве и смотров 4-му пехотному корпусу в Луцке и 2-й резервной кавалерийской дивизии в Елисаветграде, предпринял путешествие на Кавказ и в Закавказье. То было триумфальное шествие, непрерывный ряд торжеств и ликований по пути царского первенца, впервые посещавшего благословенный край, утвержденный за Россией блестящими победами русского оружия, упорной борьбой русского солдата с отстаивавшими свою независимость дикими, но храбрыми горцами. Сев в Севастополе на пароход «Владимир», цесаревич высадился на берег в Тамани 14-го сентября и чрез Екатеринодар, Ставрополь, Кисловодск, Пятигорск и Большую Кабарду 24-го прибыл во Владикавказ. На границе Кавказа встретил его наместник кавказский князь Воронцов. На другой день наследник двинулся в дальнейший путь. «Всюду, — рассказывает очевидец, — расположенные по дороге войска кричали «ура!», форты салютовали пушечными выстрелами и тьмы туземных всадников гарцевали вокруг его экипажа, издавая радостные крики и стреляя из ружей. Все они были в блестящих нарядах: сотни стальных кольчуг и щитов, луков и стрел в богатых колчанах, золотое шитье, галуны — все это блестело на солнце. Под железными шлемами с длинными сетками мужественные лица дышали восторгом. Въезд великого князя в Тифлис явился настоящим триумфом. Все население города высыпало ему навстречу с туземными музыкантами и песенниками, и вся эта пестрая толпа теснилась к нему, размахивая зелеными ветвями и флагами. Почетная стража из двухсот всадников, принадлежащих к знатнейшим местным княжеским родам, молодые красавцы в их живописных костюмах из бархата и Кашмира, с одеждой, оружием, убранством чистокровных коней, блестящими золотом, драгоценными камнями и шитьем, ехали впереди великого князя, всюду сопровождая его и содержа караул во дворце». На другой день по приезде в Тифлис, 26-го сентября, наследник принял экзарха Грузии, персидского принца Бехмен-мирзу, всех военных и гражданских властей и затем посетил, подробно осматривая их, гимназию, казармы и школу военных воспитанников кавказского саперного батальона, школу кавказских межевщиков, женское учебное заведение св. Нины, строившийся театр, больницу и институт благородных девиц. За обедом у наместника, в ответ на тост князя Воронцова за императора, императрицу и дорогого желанного гостя, цесаревич пил здоровье «храбрых воинов Кавказа» и гостеприимных хозяина и хозяйки. На бале, следовавшем за обедом, его высочество заинтересовали национальные танцы лезгинка и абхазка, исполненные молодыми людьми знатнейших семей Грузии. Утро следующего дня было посвящено ученью и разводу сводно-учеб­ного батальона, осмотру каменного моста на Куре и военного госпиталя. Вечером наследник принял бал, данный в честь его грузинским дворянством. Адъютант князя Воронцова князь Эмиль Виттгенштейн сравнивает этот праздник со сказкой из «Тысячи и одной ночи», по роскоши и изяществу свойственным исключительно Азии, и так описывает его в письме к родителям: «Все улицы устланы цветами, все колокола трезвонят, все крыши усеяны женщинами в самых блестящих нарядах, сгруппированными так, как бы не сумела этого сделать мечта художника. Драгоценные ковры и шали спускались с окон и балконов, и вся эта живописная толпа, крича и трепеща от восторга, бросалась под ноги лошадям, лишь бы только поближе посмотреть на великого князя. Надо было видеть эти освещенные террасы по кряжам гор, эти минареты, эти купола, как бы вымощенные огненными алмазами, и посреди всего этого ружейные выстрелы и дикая музыка восторженного народа! Во все времена пребывания великого князя в Тифлисе толпы днем и ночью не покидали площади пред дворцом и каждое его появление приветствовали радостными криками и киданием шапок в воздух... Бал от дворянства дан был в большом саду на берегу реки. Все беседки иллюминированы разноцветными фонарями, всюду великолепные персидские ковры; посреди сада — нарочно выстроенный обширный павильон, залитый огнями, в самом чистом восточном вкусе; везде арабески ярких цветов, позолота, персидские колоннады с большими диванами. Там исполняли туземки танцы, столь же грациозные, как и сами танцующие, а между тем музыканты, сидя на полу, играли на тамбурине, на мандолине и на всякого рода инструментах. На реке, сияющей потешными огнями, сожжен был фейерверк, в продолжение которого иллюминованные лодки сновали по Куре во всех направлениях и сотни всадников переплывали ее верхом. Ужин был необыкновенно красив: все столы расположены в виноградных беседках, вдоль реки. На большой эстраде стоял парадный стол для великого князя, накрытый по-восточному, а под ним, за огромным столом, расположился его почетный конвой из туземных князей, в великолепных нарядах, усевшихся поджав ноги под себя и оглашавших воздух криками при осушении одним залпом рогов, налитых вином. Далее, внизу, на берегу реки, происходило совершенное столпотворение: весь народ принимал участие в празднике; вокруг костров он пил и ел за здоровье великого князя при оглушительном шуме возгласов, ружейных выстрелов и музыки».81 Не менее роскошен и своеобразен был, по свидетельству того же очевидца, ночной праздник, данный купечеством на третий день пребывания наследника в Тифлисе: «Весь громадный караван-сарай или базар обтянут и обит прекраснейшими индийскими и персидскими тканями; колонны галерей обвиты кружевом и цветами; пол устлан дорогими коврами; портьеры на дверях, соединяющих различные галереи, из индийских кашемировых шалей; вдоль стен — восточные диваны; мраморные дворы и фонтаны украшены редчайшими цветами; в углах залы — фонтаны из вина с расположенными вокруг рогами, золотыми и серебряными кубками; персидские музыканты, танцовщицы, певцы; с внешней колоннады бесподобный вид на город, залитый тысячами огней в шелковых оболочках фонарей, — все это наполнено густою радостною толпою, с тою азиатскою подвижностью, которая обращала ее в самое живописное зрелище. Но лучше всего на обоих праздниках были женщины, сияющие красотой, с великолепными черными глазами и классическими чертами лица, окаймленного вуалью, с шапочками на голове, усыпанными драгоценными каменьями, в нарядах, превосходивших один другой и возбуждавших представление о волшебных сказках...» 82 29-го сентября цесаревич оставил гостеприимный Тифлис, вполне довольный приемом, сам очаровав всех и каждого в древней столице Грузии. «То был, — свидетельствует князь Виттгенштейн, — восторг, доходивший до исступления, и все женщины влюбились в него. Он находил любезное слово для каждого, и всюду, где появлялся его облик, открытый и улыбающийся, он возбуждал одушевление, переходившее в обожание. Я видел весь здешний корпус офицеров, со слезами радости на глазах по поводу нескольких слов, сказанных им нам от имени императора и от себя, при представлении. Он обладает даром внушать к себе любовь всюду, где ни покажется, и когда он улыбнется, то словно рублем подарит».83 В дальнейшем следовании по Закавказью Александр Николаевич почтил посещением именитейших из местных вельмож в их поместьях, а в Кутаиси принимал владетелей Абхазии, Мингрелии и Сванетии. Перевалив чрез Сурам, он осмотрел Ахалцых, укрепления которого показывал ему участвовавший во взятии этой крепости князь Бебутов; доехал до крайнего пограничного пункта в Александрополе, остановился в Эчмиадзине, где встречен был с подобающими почестями патриархом, католикосом всех армян, и в Эривани принимал Азис-хана, чрезвычайного посла, приветствовавшего его от имени шаха персидского. Затем цесаревич направился чрез Елисаветполь и Шемаху в Баку и, следуя вдоль берега Каспийского моря, проехал чрез Дербент и тогда незамиренный еще Дагестан на левый фланг кавказской линии. Там довелось ему быть свидетелем и участником боевой схватки с чеченцами, в которой он восприял крещение огня и которая оставила в его памяти глубокий след.