С.С. ТАТИЩЕВ / ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР ВТОРОЙ (68)

Ряд политических процессов в Особом присутствии Сената по делам о государственных преступлениях открылся в январе 1877 года делом «о демонстрации на Казанской площади» (21 подсудимый); за ним следовали: дело «о кружке московских пропагандистов» (50 подсудимых); «дело Южно-русского рабочего союза» (15 подсудимых) и шесть дел по разным отдельным случаям (24 подсудимых). Из общего числа 110 обвиняемых приговорены: к каторге — 16, к ссылке на поселение — 28, в отдаче в арестантские роты — 5, к тюремному заключению или аресту — 21, к выговору — 1; прочие 39 оправданы. В середине сентября начался и продолжался до половины января следующего 1878 года процесс «о революционной пропаганде в империи», привлекший на скамью подсудимых 193 лица, обвиняемых в составлении и участии в противозаконном сообществе, имеющем целью в более или менее отдаленном будущем ниспровержение и изменение порядка государственного устройства. Во внимание к тому, что большинство подсудимых провело в предварительном аресте время, превышающее те сроки заключения, которые соответствуют мере их виновности; что некоторые из подсудимых заслуживают особого снисхождения как ввиду молодости их, вовлечены в преступление лицами совершеннолетними, так и чистосердечности объяснений на предварительном и судебном следствии, и находя, что десять подсудимых, признанных виновными в тяжких государственных преступлениях и подлежавших по закону строгому уголовному наказанию, ввиду долговременного одиночного заключения отчасти искупили вину свою и заслуживают монаршего снисхождения. Сенат уменьшил строгость наказания тем из виновных, относительно которых это зависело от суда, признав справедливым повергнуть участь всех прочих на монаршее милосердие и согласно сему приговорить: к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжную работу — одного подсудимого; к ссылке на житье в Тобольскую губернию — четырех; отрешить от должности — одного. Участь прочих подсудимых Сенат определил повергнуть на монаршее милосердие с ходатайством о смягчении следовавшего им по закону наказания и с представлением о лишении всех прав состояния и ссылке в Сибирь на поселение — 6 лиц; о ссылке в Сибирь на житье с лишением особенных прав — 18; о ссылке на житье в удаленные губернии, кроме сибирских, с лишением особенных прав — 8; освободить от всякого наказания двух подсудимых, во внимание к их полному, с раскаянием, чистосердечному сознанию. Остальных подсудимых Сенат признал суду оправданными. На другой день после состоявшегося приговора Особого присутствия Сената, 24-го января 1878 года, Вера Засулич выстрелом из пистолета тяжело ранила петербургского градоначальника генерал-адъютанта Трепова. Уже во все время судебного разбирательства дела 193-х, продолжавшегося более трех месяцев, возбуждение среди более или менее причастной к этому делу молодежи вызывалось и поддерживалась отчетами о заседаниях Сената, печатавшимися в «Правительственном Вестнике» и подпольною типографией петербургского кружка, с воспроизведением страстных речей, произнесенных некоторыми из подсудимых и их защитниками. Еще более усилил брожение выстрел Засулич. Неделю спустя, 30-го января, при обыске, произведенном в Одессе в квартире, занимаемой социалистами, жильцы ее оказали жандармам и полиции вооруженное сопротивление, продолжавшееся несколько часов, так что пришлось прибегнуть к помощи войск, чтобы проникнуть в квартиру и задержать лиц, в ней находившихся. 1-го февраля убит в Ростове-на-Дону рабочий, заподозренный социалистами в доносе; 23-го того же месяца вечером в Киеве произведено нападение на товарища прокурора Котляревского и произведено в него три выстрела, к счастью, без вреда. На другой день появилось печатное воззвание, грозившее новым покушением не только Котляревскому, но и офицеру киевского губернского жандармского управления барону Гейкину. Воззвание это было расклеено на стенах домов, причем между лицами, занимавшимися расклеиванием, и чинами полиции произошла схватка: социалисты стреляли в городовых и жандармов. Вскоре после того, в начале марта, вспыхнули серьезные волнения между студентами университета Св. Владимира. 120 студентов исключены из университета и 15 высланы административно в отдаленные северные губернии. При проезде последних чрез Москву студенты московских учебных заведений устроили им сочувственную демонстрацию, окончившуюся неожиданным вмешательством в дело торговцев Охотного ряда и толпы простонародья, пришедших на помощь полиции и кинувшихся на студентов с криком: «бей изменников русского царя!» Все эти происшествия отразились и на настроении петербургского студенчества. Похороны одного из заключенных социалистов послужили поводом к новой шумной демонстрации на улице. Так же демонстративно приветствовала толпа молодежи 31-го марта оправдательный вердикт, вынесенный присяжными Вере Засулич по обвинению в покушении на убийство генерал-адъютанта Трепова. Освобожденная из-под стражи, подсудимая была уведена единомышленниками посреди невообразимого смятения, причем в полицию было сделано несколько выстрелов. Вскоре после того Засулич удалось бежать за границу. Ввиду всех этих происшествий правительство решило усугубить меры строгости. Участь осужденных по делу 193 не только не была смягчена высочайшей властью, но наказание, определенное Сенатом главным зачинщикам, повышено несколькими степенями, и ссылка в Сибирь на поселение заменена каторжными работами. Значительное число оправданных выслано административным порядком на дальний Север. Вообще главному начальнику III Отделения предоставлено всех лиц, привлеченных к делу противоправительственной пропаганды, виновность которых в деятельности, направленной к разрушению государственного и общественного строя, очевидна и оставление которых в пределах Европейской России, по имеющимся о ним сведениям, представляется опасным, высылать административным порядком в распоряжение генерал-губернатора Восточной Сибири для водворения по его усмотрению в местностях вверенного ему края на жительство под надзор полиции. Впрочем, очень многие из высланных успели бежать, одни с пути, другие с места высылки, и усилили боевые ряды социально-революционного сообщества. Тогда же снова изменен порядок судопроизводства по делам о государственных преступлениях: восстановлена юрисдикция судебных палат с участием сословных представителей и для особо тяжких преступлений учрежден верховный уголовный суд. Другой закон изъял из ведения обыкновенных судов (с 8-го мая) все дела о нападении на должностных лиц, вверив производство оных судебным органам, учрежденным для суждения государственных преступлений. Между тем среди участников социал-революционного сообщества, избегших преследования и оставшихся на свободе, ожесточение росло и все более и более распалялись страсти. 24 мая в Киеве убит жандармский капитан барон Гейкин ударом кинжала. В июле во время разбирательства в Одесском военно-окружном суде дела о вооруженном сопротивлении полиции, оказанном в предшедшем январе социалистом Ковальским и его сообщниками, скопище молодых людей, преимущественно студентов, произвело беспорядки на улице перед зданием суда: социалисты обменялись выстрелами с полицией, причем убито и ранено несколько человек. Ковальский, судившийся военным судом, вследствие того что город Одесса находился на военном положении, был приговорен к смертной казни и расстрелян 2-го августа; из сообщников его: 4 — присуждены тем же судом к каторге, 2 — к ссылке на житье в Тобольскую губернию и один — к тюремному заключению. 4-го августа главному начальнику III Отделения и шефу жандармов генерал-адъютанту Мезенцову во время прогулки нанесена смертельная рана кинжалом в живот. Убийца и сопровождавший его сообщник скрылись. Мезенцов скончался вечером того же дня. В брошюре, отпечатанной в Петербурге в тайной типографии три месяца спустя по совершении преступления, заявлено, что смерть Мезенцова была отмщением за казнь Ковальского, и сверх того, убитому шефу жандармов приписывалось отягчение участи подсудимых по делу 193-х. Воздержание от дальнейших политических убийств ставилось в зависимость от следующих трех условий: прекращение преследований против членов социал-революционных сообществ, отказ правительства от всяких административных мер взыскания и, в частности, от высылки административным порядком; полная амнистия всех обвиненных в государственных преступлениях, осужденных за совершение их. Убийство главы государственной полиции на улице в центре столицы среди бела дня побудило императора Александра прибегнуть к чрезвычайным мерам для подавления революционного движения, которое успело в короткое время так широко разрастись и главные виновники которого ускользали из рук правосудия. Меры эти были предложены, обсуждены и решены в заседании Совета министров, собранного в Зимнем дворце под личным председательством государя 8-го августа, в день похорон Мезенцова. Право арестования лиц, подозреваемых в государственных преступлениях, предоставленное по закону 19-го мая 1871 года лишь лицу, производящему дознание, распространено на офицеров корпуса жандармов, а в случае их отсутствия — на полицмейстеров и уездных исправников, и не только лиц, преследуемых за государственные преступления, но и тех, кто участвует в уличных беспорядках или сходках. Как тех, так и других, если они подлежат административной высылке, высочайше повелено ссылать преимущественно в Восточную Сибирь; поднадзорных, покушавшихся на побег или совершивших таковой, наказывать ссылкою в Якутскую область; всех оказавших сопротивление силою при обыске или аресте предавать военному суду, приговор которого конфирмовать и приводить в исполнение безотлагательно; приступить к устройству в Сибири колоний для поселения в них государственных преступников и административно-ссыльных, а в одной или двух губерниях Европейской России — особых тюрем для временного содержания в них политических пропагандистов, предназначенных к высылке. В развитие этих распоряжений изданы особые правила, представлявшиеся необходимыми, как сказано в высочайшем повелении, ввиду развития преступной социал-револю­ционной деятельности, сопровождаемой угрозами относительно должностных лиц, убийствами и другими злодеяниями.7 Независимо от этих мер, издан именной высочайший указ Сенату, в котором изображено: «Повторяющиеся в последнее время случаи государственных преступлений, явного неповиновения и сопротивления властям, от правительства установленным, и целый ряд злодеяний, направленных против должностных лиц, при обстоятельном расследовании сих преступлений несомненно свидетельствуют о существовании круга тайных злоумышленников, которые под влиянием социал-революционных и других разрушительных учений стремятся к ниспровержению всего государственного строя. Отвергая необходимость всякого общественного порядка, неприкосновенность собственности, святость семейного союза и даже саму веру в Бога, злодеи эти для достижения своих преступных целей не останавливаются ни перед какими средствами, сколь бы гнусны и безнравственны они ни были, и дерзким совершением самых коварных злодеяний возмущают общественное спокойствие и угрожают безопасности властей, правительством установленных, на которых лежит священный долг охраны общества и противодействия этим разрушительным преступным стремлениям. Последовательное проявление этих необычайных злодеяний вызывает необходимость неотложного принятия таких временных и исключительных мер, которые обеспечивали бы наиболее быструю и строгую наказуемость оных. В сих видах мы признали за благо подчинить временно дела о таковых преступлениях ведению военных судов с применением ими наказаний, установленных для военного времени». Указ заключался повелением предавать военному суду для суждения по законам военного времени всех лиц, обвиняемых в вооруженном сопротивлении властям или нападении на чинов войска и полиции, на всех вообще должностных лиц при исполнении ими обязанностей службы или же вследствие исполнения сих обязанностей, коль скоро преступления эти сопровождались убийством или покушением на убийство, нанесением ран, увечий, тяжких побоев или ожогов.8 20-го августа в «Правительственном Вестнике» появилось сообщение, приглашавшее русское общество оказать правительству дружное содействие в борьбе с крамолой. Правительство, говорилось в нем, «с неуклонной твердостью и строгостью будет преследовать тех, которые окажутся виновными или прикосновенными к злоумышлению против существующего государственного устройства, против основных начал общественного и семейного быта и против освященных законом прав собственности». «Но, — продолжало сообщение, — как бы ни были тверды и стойки действия правительства, как бы строго и неуклонно ни следовали исполнители правительственных мероприятий велениям их долга и совести, с каким бы презрением и гражданским мужеством ни относились правительственные власти к повторяемым угрозам шайки злодеев, правительство должно найти себе опору в самом обществе, и потому считает ныне необходимым призвать к себе на помощь силы всех сословий русского народа для единодушного содействия ему в усилиях вырвать с корнем зло, опирающееся на учение, навязываемое народу при помощи самых превратных понятий и самых ужасных преступлений. Русский народ и его лучшие представители должны на деле показать, что в сердце их нет места подобным преступникам, что они действительно считают их отверженными и что каждый верноподданный русского государя будет всеми зависящими от него мерами способствовать правительству к искоренению нашего общего внутреннего врага». В заключение правительство обращалось к молодому учащемуся поколению с увещанием: зрело обдумать и взвесить прискорбные и тяжкие последствия, которым оно себя подвергает, увлекаясь распространяемыми в среде его лжеучениями. «Добросовестное и здравое отношение к науке, — убеждало оно, — соединенное с трудолюбием, всегда было и будет лучшим и надежнейшим охранителем от вступления на ложный путь соблазна. Встречавшиеся же до сего времени уклонения от этой непреложной, освященной опытом истины, к величайшему прискорбию, уже сгубили безвременно немало жертв из среды молодых людей, по своим способностям подававших надежды на более светлую и полезную для общего блага будущность». Приняв перечисленные выше важные решения, император Александр 15-го августа выехал из Царского Села, направляясь чрез Ковель, Луцк, Одессу, Николаев и Севастополь в Ливадию. За два дня до прибытия его в Николаев, случайным обыском в квартире еврея, заподозренного в сношениях с одесским кружком «бунтарей», обнаружены приготовления к цареубийству, замышлявшемуся этим кружком: найдена гальваническая батарея с проводниками, свидетельствовавшая, что предполагается на пути высочайшего следования произвести взрыв посредством динамита, приготовлявшегося в Одессе. Все обстоятельства этого дела раскрыты, впрочем, лишь год спустя дознанием о преступной деятельности революционных кружков одесского и киевского. В Ливадии государь назначил генерал-адъютанта Дрентельна главным начальником III Отделения и шефом жандармов на место убитого Мезенцова, а по возвращении в Петербург 22-го ноября уволил, согласно прошению, генерал-адъютанта Тимашева от должности министра внутренних дел, вверив управление этим министерством статс-секретарю Макову. Осень 1878 года ознаменовалась новыми волнениями среди студентов. Начались они в Харькове по поводу прекращения лекций в тамошнем ветеринарном институте и оттуда распространились и на прочие университетские города. Обширных размеров достигли они в Петербурге, где приняли в них участие студенты не только университета, но и всех прочих высших учебных заведений. Собравшись все вместе, в целом ряде сходок, они составили прошение на имя наследника с жалобами на притеснения начальства и с требованием возвращения им права совещаться об общих делах и распоряжаться своими кассою, столовыми и библиотекою. Особенно буйным характером отличались собрания студентов Военно-медицинской академии, для водворения порядка в стенах и на дворе которой пришлось прибегнуть к вооруженной силе. Около полутораста студентов-медиков было арестовано и заключено в казармы л.-гв. Московского полка. Тогда же задержаны в значительном числе и студенты других заведений. Дело кончилось исключением из них, с высылкою под надзор полиции в разные местности, нескольких сот юношей. Кружок петербургских социалистов воспользовался всеми этими происшествиями, чтобы привлечь к себе новых сторонников из рядов учащейся молодежи, поддерживая в среде ее брожение, возбуждая ее против правительства и властей, уверяя студентов в полной солидарности с ними социал-революци­онного сообщества. Такую же агитацию вело это сообщество и среди петербургских рабочих, подстрекая их к стачкам против хозяев, распаляя их страсти, всячески распространяя между ними социалистические и анархические учения. Петербургский кружок организовался в сообщество, принявшее название «Земля и воля», расширил свою тайную типографию и с конца октября стал издавать свой орган: социально-революционное обозрение под тем же именем «Земля и воля». Во главе кружка стал так называемый «Исполнительный комитет», искавший мало-помалу распространить власть свою на все социалистические кружки в империи. Комитет этот обзавелся бланками с печатью и в сообщениях своих, печатаемых в журнале сообщества, говорил и действовал от имени всей «социально-революционной партии». Под руководством «Комитета» образовался в Петербурге, наподобие «Южно-русского союза», «Северный союз» рабочих, занимавшийся специально пропагандою в рабочей среде и также издававший свой особый печатный орган. Одною из главных забот коноводов социальной революции было поддерживать возможно частые сношения с заключенными товарищами и содействовать их побегу из тюрем или мест ссылки. Побеги эти, за недостатком присмотра, сделались заурядным явлением, но те из заключенных, которым не удавалось вырваться на свободу, предавались мрачному отчаянию, выразившемуся, между прочим, в ряде так называемых «голодных» бунтов в Петропавловской крепости, в тюрьмах Белгородской и Новоторжской, — состоявших в том, что заключенные отказывались от пищи и пытались заморить себя голодом. Энергичные меры, принятые против таких бунтов в последних двух тюрьмах харьковским губернатором князем Кропоткиным, возбудили против него крайнее раздражение и ненависть революционеров. 9-го февраля 1879 года он убит выстрелом из револьвера. За убийством князя Кропоткина в Харькове последовал убийство 26-го февраля в Москве полицейского агента Рейнштейна, а 13-го марта в Петербурге покушение на убийство шефа жандармов Дрентельна. 2-го апреля в девятом часу утра при возвращении императора Александра с прогулки в Зимний дворец шедший ему навстречу человек, одетый в пальто при форменной гражданской фуражке с кокардой на голове, подойдя на близкое расстояние, произвел в него пять выстрелов из револьвера. К счастью, государь даже не был ранен. Сбежавшаяся толпа схватила преступника, оказавшегося сельским учителем, из исключенных из университета студентов, Александром Соловьевым. Весть о новом покушении на священную особу монарха быстро разнеслась по городу. Высшие военные и гражданские чины и дамы, имеющие приезд ко двору, спешили в Зимний дворец, чтобы выразить пред царем радость о его чудесном спасении. Император вышел к ним в Белую Залу после обедни и благодарственного молебствия в Малой церкви. Встреченный оглушительными криками «ура!», государь произнес следующие слова, обращенные к присутствующим: «Я глубоко тронут и сердечно благодарю за чувства преданности, выраженные вами. Сожалею только, что поводом к этому послужил столь грустный случай. Богу угодно было в третий раз избавить меня от верной смерти, и сердце мое преисполнено благодарности за Его милости ко мне. Да поможет Он мне продолжать служить России и видеть ее счастливою и развивающеюся мирно, как я того желал бы! Благодарю вас еще раз». Покушение на цареубийство явно доказало недостаточность мер, принятых правительством против преступных действий шайки злоумышленников, не отступавших ни пред каким преступлением. На совещании высших сановников, происходившем в присутствии государя в кабинете его величества, решено прибегнуть к новой мере, еще не испытанной: учреждению временных генерал-губернаторств с предоставлением генерал-губернаторам чрезвычайных полномочий. Временных генерал-губернаторов положено назначить в Петербурге, Харькове и Одессе, а предоставленные им права распространить и на генерал-губернаторов в Москве, Киеве и Варшаве. Во всех этих и смежных с ними губерниях высочайше повелено: все местные гражданские управления подчинить генерал-губернаторам в том размере, в каком подчиняются главнокомандующему армиею губернии и области, объявленные на военном положении, а также подчинить им же учебные заведения всех ведомств по предметам, относящимся до охранения порядка и общественного спокойствия; предоставить генерал-губернаторам лиц гражданского ведомства предавать военному суду, а равно и нижеследующие права: высылать административным порядком из вверенных их управлению местностей всех тех лиц, дальнейшее пребывание которых в тех местностях они признают вредным; подвергать личному задержанию по непосредственному своему усмотрению всех лиц, несмотря на звание и состояние, в тех случаях, когда они признают это необходимым; приостанавливать или вовсе воспрещать издание журналов и газет, направление которых будет ими признаваемо вредным, и вообще принимать те меры, которые по местным обстоятельствам они признают необходимыми для охранения спокойствия во вверенном им крае. Временными генерал-губернаторами назначены три генерала, покрывшие себя славою в минувшую войну с Турцией: в Петербург — генерал-адъютант Гурко, в Одессу — генерал-адъютант граф Тотлебен и в Харьков — генерал-адъютант граф Лорис-Меликов, только что успешно окончивший высочайше возложенное на него поручение по принятию мер против распространения чумы, появившейся в некоторых уездах Астраханской губернии.9 Дознание по делу о покушении на жизнь государя хотя и обнаружило принадлежность преступника Соловьева к социально-революционному сообществу и многолетнее участие его в преступной деятельности, но не повело к раскрытию ни организации «партии» в Петербурге, ни сообщников преступления. Соловьев предстал один пред верховным уголовным судом, приговорившим его к смертной казни чрез повешение. Приговор приведен в исполнение, и преступник казнен 28-го мая. Вторую половину апреля и весь почти май император Александр провел в Ливадии вместе с императрицею Мариею Александровною, болезненное состояние которой вызвало эту поездку в Крым. Отъезжая из столицы, государь поручил Особому Совещанию из министров: военного, финансов, юстиции, народного просвещения и внутренних дел, главноуправляющего II Отделением и шефа жандармов, под председательством министра государственных имуществ Валуева, в отсутствие его исследовать и выяснить причины быстрого распространения в среде молодого поколения разрушительных учений в изыскать действительные практические меры, чтобы положить предел их растлевающему влиянию. Комитет министров, которому председатель Совещания представил на рассмотрение программу будущих его занятий, нашел, что неизбежное оглашение деятельности высшей комиссии вызовет, при существующем возбуждении умов, разные толки и превратные суждения, а потому полагал осуществление программы проектированной комиссии отложить до обстоятельств более благоприятных. Но государь настоял на точном исполнении своей воли, и во второй половине июня статс-секретарь Валуев внес на обсуждение Комитета министров плод трудов состоявшего под его председательством Совещания.10 Собрание это, хотя и не признавало положение дел безвыходным, но сознавая его затруднительность, не скрывало и опасности, которою оно грозило государству. «Особого внимания, — читаем в «журнале Совещания», — заслуживает наружное безучастие почти всей более или менее образованной части населения в нынешней борьбе правительственной власти с небольшим сравнительно числом злоумышленников, стремящихся к ниспровержению коренных условий государственного, гражданского и общественного порядка. Большинство само встревожено, но оно как будто выжидает развязки борьбы, не вступая в нее и не заступаясь за правительство. Напротив того, оно почти всегда недоброхотно относится к распоряжению правительственных властей, находя принимаемые ими меры то слишком слабыми, то слишком стеснительными или строгими. Что же касается нерассуждающих или малорассуждающих масс, то в них заметны две противоположные наклонности. Они готовы по первому призыву оказать содействие правительству против его врагов, но действие беспорядочное, насильственное, всегда граничащее со своеволием и потому слишком опасное, чтобы на него можно было рассчитывать. В то же самое время эти массы легко доступны самым злонамеренным толкам, слухам и обещаниям, относящимся до предоставления им каких-нибудь новых льгот или материальных выгод, и под влиянием таких слухов и обещаний способны отказаться от повиновения ближайшей к ним правительственной власти и сами отыскивают врагов в среде, где эта власть их не усматривает. В разных губерниях уже заметны признаки действующей в этом направлении подпольной работы. Вообще, во всех слоях населения проявляется какое-то неопределенное, всех обуявшее неудовольствие. Все на что-нибудь жалуются и как будто желают и ждут перемены. Разнообразие сетований и неопределенность ожиданий тем более заслуживают внимания, что, по заявлению министра внутренних дел, надлежит ожидать к концу года возникновения неудобных ходатайств в среде земских и дворянских собраний. Заключение Особого Совещания распадалось на две части: в первой изложены проектированные им меры судебно-административные, во второй — те, что, по мнению Совещания, должны были быть приняты по ведомству Министерства народного просвещения. Меры первой категории были следующие: 1) в видах предоставления полиции большей самостоятельности и для возвышения ее значения и авторитета в общественной среде отменить право мировых судей давать полицейским чинам предостережения; 2) предоставить полиции право приносить жалобы на мировых судей прямо, а не чрез товарищей прокуроров; 3) ввиду неудобств, происходящих от непризнания за полицейскими показаниями и протоколами силы полного судебного доказательства и оттого, что мировые судьи не действуют с беспрерывностью, которая требуется для полицейских дел, пересмотреть вообще узаконения о мировых судьях; 4) ввиду того, что нынешний состав полиции не соответствует возложенным на нее требованиям закона, не ожидая пересмотра всех узаконений о полиции, усилить ее нынешний состав; 5) ввиду неразборчивого выбора земскими и городскими управлениями служащих по их ведомствам лиц, в числе которых нередко встречаются агенты революционной пропаганды, распространить действие правил 1866 года о предварительном испрошении согласия губернатора на определение известных должностных лиц на земские и городские управления; 6) ввиду постоянно и систематически вредного влияния периодической печати и недостаточности действующих о ней постановлений проектировать новые правила о денежных с периодических изданий взысканиях; 7) ввиду распространяемого в крестьянском сословии возбуждения насчет обременительности лежащих на нем повинностей и недостатка предоставленного по закону земельного надела — принять меры к прекращению агитации, направленной против коренных начал положений 19-го февраля и к опровержению ложных надежд на дополнительный надел; 8) принимая во внимание, что необходимо ободрить и сплотить для противодействия революционной пропаганде те элементы населения, в которых должны естественно и преемственно заключаться разумные и охранительные силы, что такие силы действительно заключаются в частном потомственном землевладении, потому что они возбуждаются и поддерживаются его собственными интересами, и что влияние этого охранительного элемента до сих пор парализуется отсутствием всякой территориальной связи между разными частями населения — возвратиться к давнему предложению министра внутренних дел об устройстве территориальных волостей и вообще оказать частному землевладению ободрительное со стороны правительства внимание; 9) ввиду того, что другой охранительный элемент в настоящее время явно обнаруживается в среде раскольников, что эта среда до сих пор остается недоступною революционной пропаганде и что такое настроение ее полезно поддержать и упрочить — дать исполнительное движение высочайше утвержденным в 1864 году предложениям относительно последователей сект, не признанных особенно вредными, с тем чтобы соответствующие меры были приняты административным порядком без законодательной торжественности; 10) в видах устранения административной розни между разными частями империи и во внимание к тому, что революционная агитация не находит удобной для себя почвы в населении, принадлежащим к польскому племени, отменить действующие в западных губерниях исключительные постановления и правила, не касаясь, впрочем, закона 10-го декабря 1865 года. Относительно мер, которые надлежало бы принять для улучшения строя учебных заведений, между членами совещания произошло разногласие, выразившееся в оживленных прениях, после которых не пришли к общему соглашению по этому важному вопросу. Министр финансов указывал, как на одну из главных причин неудовлетворительного состояния высших учебных заведений, на наплыв в них таких элементов, которые не представляют достаточного обеспечения ни к окончанию начатого курса учения, ни к размещению в общественной среде, если бы при помощи разных льгот им удалось его окончить. Дешевизна платы за учение, — доказывал генерал-адъютант Грейг, — освобождение даже и от этой платы, многочисленные стипендии и разные другие воспособления, оказываемые учащимся, искусственно увеличивают число лиц, стремящихся к перемещению из одного слоя общества в другой. Несмотря на оказываемые им льготы и пособия, они подвергаются во время состояния в заведениях ожесточающей их нужде и тем легче поддаются влиянию злонамеренных агитаторов, которые заранее уверены в том, что именно на этой почве им всегда удобнее искать себе пособников и находить слепые исполнительные орудия. Между тем наша печать при всяком удобном случае старается возбуждать участие к учащейся молодежи, хвалить ее направление и защищать ту именно систему, которая переполняет заведения вредным и опасным контингентом. Министр народного просвещения приписывал неустройство университетов недостаткам устава 1863 года, который, по мнению его, почти совершенно устраняет правительственную власть от влияния на учащихся и на учащих, в особенности права и способы влияния попечителей учебных округов, и предоставляет профессорским коллегиям неудобную во всех отношениях автономию. Но недостатки эти, — заявил граф Толстой, — будут устранены в новом университетском уставе, уже готовом к внесению в Государственный Совет. Для предупреждения же наплыва студентов в столичные университеты министр народного просвещения выразил желание сосредоточить в своем ведомстве все вообще коренные университетские стипендии, дабы распределить их между университетами по своему усмотрению, предоставив дальнейшую разверстку по факультетам попечителям, а не коллегиям или советам. Сверх того, граф Толстой признавал необходимым восстановить как в университетах, так и в гимназиях, и реальных училищах более точную учебную дисциплину, настоять на своевременном начатии лекций, воспретить произвольное со стороны преподавателей сокращение курсов и напомнить учащему сословию, что оно должно при исполнении своих обязанностей соблюдать установленную форму для одежды. Перейдя к вопросу о народных училищах, министр народного просвещения признавал недостаточность надзора за ними, потому что инспекторов приходится на одну губернию от двух до четырех, тогда как их следовало бы иметь по одному на каждый уезд. Он находил, что следует напомнить предводителям дворянства о лежащей на них обязанности заботиться о правильном и сообразном с видами правительства направлении начального народного образования, а внимание Св. Синода обратить на предоставленный духовенству положением о народных училищах престиж в деле наблюдения за нравственным направлением школы. Министр упомянул о затруднениях, встречаемых им по наблюдению за школами, содержимыми за счет земства, о мерах, принятых для обеспечения преподавания в них Закона Божия, и о более удовлетворительном состоянии многочисленных школ, содержимых за счет православного духовенства. Тем не менее граф Толстой настаивал на необходимости приготовлять для народных школ учителей, знакомых с педагогическими приемами, и с похвалою отозвался об учрежденных им учительских семинариях, выразив сожаление лишь о том, что число их не соответствует ощущаемой в них потребности. Генерал-адъютанты Грейг и Дрентельн выразили по этом поводу мнение, что учительские семинарии едва ли могут принести ожидаемую от них пользу, потому что выходящие из них учителя, хотя и взятые из народной среды, отчуждаются от этой среды во время прохождения курсов, не удовлетворяются своим положением, легко переходят в разряд недовольных условиями своего быта, вследствие чего могут легко поддаваться и влиянию революционной пропаганды. Министр финансов и шеф жандармов высказали убеждение, что задача первоначального обучения не так сложна, чтобы улучшенные педагогические приемы были для нее безусловно необходимы. Она заключается в том, чтобы научить детей читать, писать, считать и молиться Богу, и потому могла бы быть преимущественно вверена духовенству при улучшении его материального быта теми средствами, которые теперь предназначаются для школ, не состоящих в прямом его заведовании. Граф Толстой с жаром защищал преимущества специалистов-педагогов в деле начального народного образования. Дело это, утверждал он, не так легко, как кажется на первый взгляд. В народных школах правильный метод преподавания важнее, чем в среднем учебном заведении или даже с университетской кафедры, потому что учитель имеет дело с неразвитыми и неподготовленными учениками. Так как духовные лица готовятся не к учительским, а к несравненно более важным пастырским обязанностям, то во всей Европе, не исключая и католических стран, в учительских семинариях воспитывают учителей для начального преподавания народу. Русское духовенство чуждо антагонизма со светскими властями и сочувственно встретило учреждение учительских семинарий в России. Пока их у нас весьма немного и из 30 000 сельских учителей едва одна тысяча воспитывалась в этих заведениях. Если не считать 23 семинарий, основанных в разных окраинах государства, гораздо более с политическою, чем с педагогическою целью, для сближения инородцев с русскою государственностью в Царстве Польском, губерниях западных, восточных и южных, то на коренную Россию имеется всего 27 учительских семинарий. Насколько удовлетворительна в них воспитательная часть, доказывается тем, что за весь восьмилетний период их существования, с 1871 по 1879 год, изо всех выпущенных из 50 учительских семинарий учителей заподозрено в политической неблагонадежности только три. Граф Толстой проводил мысль, что преподавание в сельской школе учителей, приготовленных к этому делу в учительских семинариях, нисколько не нарушает естественных и законных влияний пастырей церкви на воспитание их прихожан. Положением о народных училищах духовенству предоставлено не одно преподавание Закона Божия, но и высшее наблюдение за религиозно-нравственным направлением обучения в начальных школах. Кроме того, церковно-приходские школы при церквах и монастырях находятся в исключительном заведовании духовенства, а таких школ около трети всех существующих. Большее участие духовенства в этом деле министр признавал невозможным, находя его неподготовленным к преподаванию, слишком занятым своими приходскими обязанностями, а равно и заботою о материальном своем положении по крайней недостаточности получаемого содержания. С этими рассуждениями графа Толстого согласились статс-секретари князь Урусов и Маков, находя, что неудобно было бы отменить или ограничить права, предоставленные в деле народного образования земству. Но, присовокупил министр внутренних дел, по крайней мере в тех губерниях, где нет еще земских учреждений, Министерство народного просвещения могло бы дать устройству народных школ направление, которое желательно в видах предоставления духовенству более прямого, непосредственного и постоянного участия в заведовании народными школами. Наконец, председательствовавший в Совещании министр государственных имуществ присоединился к общему взгляду министра финансов и шефа жандармов. Он заявил при этом, что всегда признавал и теперь признает дело народного образования существенно единым по своему государственному значению; что он прежде находил и теперь находит неудобным то участие, которое в нем предоставлено земским учреждениям, действующим неодинаково в разное время и в разных губерниях; что он считает необходимым объединение дела в одних руках и его повсеместное одинаковое направление к одной цели; что при данных условиях нашей обширной территории, нашего климата, малой густоты населения и ограниченности данных средств он сомневается в возможности устройства наших сельских школ по какому-нибудь усовершенствованному европейскому образцу и что по этим уважениям он, со своей стороны, признает особенно желательным поручить эти школы прямому попечению приходского духовенства, вверив ему приискание учителей и надзор за ними и предоставив ему на этот конец те денежные средства, которые могли бы быть сбережены при устройстве и содержании школы на таких основаниях. С общим взглядом Особого Совещания на крамолу согласился и Комитет министров, одобривший бóльшую часть из предложенных Совещанием судебно-полицейских мер. В заседаниях Комитета, посвященных их обсуждению, министр финансов Грейг высказался в пользу своевременности совершенной отмены выборного начала в назначении мировых судей и за предоставление некоторым особо поименованным чинам полиции права разбирать ускоренным порядком маловажные нарушения постановлений, ограждающих общественное благоустройство и благочиние, с наложением на виновных незначительных штрафов и мер взыскания. Шеф жандармов требовал назначения, с предварительного согласия губернаторов, не только должностных лиц по городскому и земскому управлению, но и служащих на железных дорогах. Предложения о введении новых территориальных единиц Комитет обусловил сохранением при этом коренных начал Положений 19-го февраля 1861 года, а также последовавших после 1864 года законоположений, а на отмену исключительных постановлений и правил по западным губерниям полагал испрашивать каждый раз высочайшее соизволение.11 Не менее оживленные прения, чем в Особом Совещании, происходили и в Комитете министров по вопросу о народном образовании. Статс-секретарь Валуев заявил, что, высказав некоторые суждения и желания относительно направления учебного дела в России, Совещание отнюдь не имело в виду подтверждения распространенного в печати и в образованной части общества мнения, будто гимназическая реформа и строгость испытаний и учебных занятий порождают неудовольствие и увеличивают число лиц, оставляющих гимназии до окончания курса, а следовательно, усиливают и вредные элементы, представляющие удобную почву для социалистической пропаганды. Напротив того, сам он уверен, что вследствие упомянутой реформы элементы эти менее многочисленны, чем были бы без нее. Мнение это министр народного просвещения подтвердил указанием на то, что число учеников гимназии, увольняемых за неуспех в науках, составляет не более 3-х на сто, что большая часть и этого количества приходится на низшие два класса, то есть на совершенно детский возраст, и что число выпускаемых с аттестатом зрелости, постоянно увеличиваясь, сравнялось почти с числом учившихся в последних классах гимназии. Затем Комитет Министров, выразив убеждение, что проектирование мер по части народного образования требует, по важности их последствий, особой осторожности и строгого соображения со всей системой ведения учебного дела, чтобы отдельными мероприятиями не нарушить стройности системы, приступил к обсуждению возбужденных Особым Совещанием двух главных и существеннейших по учебному делу вопросов; 1) не следует ли положить предел искусственной поддержке весьма распространенного стремления перемещаться, путем высшего образования, из одного слоя общества в другой и 2) должно ли поддерживать и развивать нынешний порядок приготовления учителей для народных школ посредством учительских семинарий или изменить систему начального образования, установив преобладающее влияние духовенства на школу? По первому вопросу Комитет высказался утвердительно, вполне разделив взгляд на предмет, выраженный генерал-адъютантом Грейгом. Если, — рассуждал он, — доступность высшего образования и составляет потребность нынешнего века, то едва ли правильно искусственно возбуждать стремление к нему в России, где существуют столь резкие грани в быте различных общественных слоев. В силу этих соображений Комитет положил: «Предоставить подлежащим министрам, в ведении коих находятся высшие учебные заведения, принять к руководству изъясненное общее начало о положительном вреде искусственного возбуждения в России стремления к высшему образованию с тем, чтобы каждый из них принял по своему ведомству меры, коими могут быть достигнуты успешные результаты в смысле ослабления означенного явления». Вместе с тем предложено сосредоточить в Министерстве народного просвещения все казенные университетские стипендии и предложено министру внести «в возможно неотлагательном времени» в Государственный Совет проект нового университетского устава.