С.С. ТАТИЩЕВ / ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР ВТОРОЙ (61)

Отправляясь из Лондона в Петербург, граф Шувалов заехал к князю Бисмарку в Фридрихсруэ. Немецкий канцлер был крайне удивлен известием, что русскому послу в Лондоне удалось убедить английских министров согласиться на земельное приращение, выговоренное в пользу России в Сан-Стефано, не только в Европе, но и в Азии. «В таком случае, — сказал он — вы хорошо сделали, что уговорились с Англией. Она и одна объявила бы вам войну, тогда как Австрия не двинется без союзников». Бисмарк принял условленную между Шуваловым и Салисбюри формулу приглашения на конгресс и вообще обещал оказать нам в дальнейшем направлении дела полную поддержку. То же обещание повторил и император Вильгельм, которому граф Петр Андреевич представился проездом через Берлин. По прибытии в Петербург граф Шувалов нашел высшие правительственные круги утомленными войною и расположенными в пользу мира. Средства государства были истощены, боевые запасы израсходованы. В трудности, едва ли не в полной невозможности продолжать войну уверяли посла высшие государственные сановники, гражданские и военные, в числе последних военный министр и великие князья, бывшие главнокомандующие. Император Александр был не менее князя Бисмарка удивлен неожиданной податливостью английских министров, хотя и отнесся к ней несколько скептически. Выслушав доклад Шувалова, он сказал, что для него все равно, будет ли одна, две или даже три Болгарии; важно лишь, чтобы все они получили учреждения, которые оберегали бы их от возможности повторения турецких зверств и неистовств. Что же касается согласия Англии на уступку Карса и Батума, то государь просто отказывался ему поверить, утверждая, что как только дело дойдет до подписания договора, то англичане отступятся от своих обещаний, словом, что они «проведут» графа Шувалова. Вопрос о соглашении с Англиею обсуждался в нескольких совещаниях под председательством императора. Из всех условий самым тяжким для его величества было право для Турции занять линию Балкан своими войсками. Но как оно, так и все прочие были приняты совещанием, утверждены государем, и Шувалов снабжен полномочием для подписания с маркизом Салисбюри тайной конвенции. Отпуская посла, император Александр объявил ему, что назначает его первым уполномоченным на конгресс. Вторым уполномоченным имел быть назначен посол при берлинском дворе П. П. Убри.243 «Приезд графа Шувалова, — писал государь главнокомандующему действующей армией генерал-адъютанту Тотлебену, — дал нам некоторую надежду на сохранение мира... Переговоры с Австрией еще не привели ни к какому положительному результату, но главный вопрос должен решиться на днях в Лондоне. Если соглашение с Англиею состоится, то невероподобно, чтобы Австрия одна решилась объявить нам войну, а если бы была довольно безумна, чтобы на это решиться, то можно полагать, что Турция будет скорее на нашей стороне ввиду нескрываемого Австриею желания занять Боснию и Герцеговину не временно, а постоянно».244 На возвратном пути в Лондон граф Шувалов снова заехал в Фридрихсруэ, чтобы условиться с князем Бисмарком относительно времени созыва конгресса. От него узнал он, что по отъезде его из Петербурга государь, уступая просьбам старца-канцлера, согласился на назначение первым уполномоченным на конгрессе князя Горчакова, причем граф Шувалов становился вторым, а Убри третьим. Известие это произвело на Бисмарка крайне раздражающее впечатление. Лично дружный с Шуваловым, но весьма нерасположенный к князю Горчакову, он воскликнул: «Теперь все изменилось. Мы с вами останемся друзьями на конгрессе, но я не позволю Горчакову снова влезть мне на шею и обратить меня в свой пьедестал!» Немалого труда стоило Шувалову убедить немецкого канцлера, что речь идет не о личных отношениях его к Горчакову, а о дружественном расположении Германии к императору Александру и к России, и об исполнении ее обязательств пред ними.245 Граф Петр Андреевич пошел еще далее и возобновил князю Бисмарку сделанное ему за год перед тем предложение наступательного и оборонительного союза между Германиею и Россиею, уверяя его, что это было бы вернейшим средством предотвратить всякие коалиции против Германии, которых так страшится германский канцлер, так как без соучастия России никакая коалиция не будет ей опасна. Бисмарк согласился с этим и поведал, что еще до начала восточного кризиса он сам предложил такой союз князю Горчакову, при котором Германия обязывалась поддерживать Россию против Турции не только нравственно, но и материально, вспомогательною армиею в 100 000 человек, в обмен на ручательство России за земельную целость Германской империи.246 «Эти 100 000 человек были бы вам очень полезны под Плевною», — заметил немецкий канцлер, но тут же прибавил, что рад теперь, что предложение его было отклонено, потому что вряд ли удалось бы ему добиться на то согласия рейхстага. К тому же, — рассуждал он — если бы Германия принесла в жертву союзу с Россиею свои дружественные отношения ко всем прочим державам, то при всяком остром проявлении «реванша» со стороны Франции или Австрии и при ее географическом положении она скоро впала бы в опасную для нее зависимость от России, в особенности при политике князя Горчакова с ее повелительными, чисто азиатскими приемами. «Горчаков, — заметил Шувалов, — лишен всякого влияния.247 Если он продолжает еще формально вести дела, то этим он обязан лишь уважению императора к его старости и к прежним его заслугам». О чем, — спрашивал он, — могут когда-нибудь Россия и Германия вступить в серьезный спор между собою? Не существует ни одного действительно важного вопроса, который мог бы послужить к тому предлогом. И с этим доводом согласился Бисмарк, но при этом все же припомнил и Ольмюц, и Семилетнюю войну, выражая мнение, что и кроме Горчакова, многим русским тяжело признавать в Германии равноправного друга и что современной России свойственны не только приемы, но и притязания нынешнего ее канцлера. В заключение беседы Бисмарк отклонил предложенный ему Шуваловым выбор между Австриею и Россиею и рекомендовал остаться при союзе трех императоров или, по меньшей мере, при соблюдении мирных между ними отношений.248 При возвращении в Лондон граф Шувалов подписал с лордом Салисбюри три тайные конвенции, главные условия которых были следующие: Болгария разделялась на две части, одна к северу, другая к югу от Балкан; северная область получала политическую автономию под управлением князя, а южная лишь широкую административную автономию под властью генерал-губернатора из христиан, назначаемого Портою, с согласия Европы, на пятилетний срок. Южная Болгария не должна была доходить до Эгейского моря; восточная граница обеих областей также изменялась с тем, чтобы оставить вне их население не болгарского происхождения; турецкие войска выводились как из северной, так и из южной Болгарии, но Англия предоставляла себе выговорить на конгрессе право для султана в известных случаях и под некоторыми ограничениями вводить свои войска в южную Болгарию, расположить их вдоль ее границы, а также назначать с согласия держав начальника милиции в этой области. Обещанные Портою права и преимущества ее христианским подданным в европейских областях, как-то: в Эпире, в Фессалии и других, а также армянам в Малой Азии будут поставлены под наблюдение не одной России, но и всех прочих великих держав. Англия хотя и относится с глубоким сожалением к намерению России присоединить участок Бессарабии, отторгнутый от нее в 1856 году, но не станет препятствовать осуществлению этого намерения. Соглашаясь на присоединение к России Карса и Батума, Англия принимает к сведению обещание русского императора, что русская граница не будет впредь распространяема со стороны Азиатской Турции; Россия же отказывается от приобретения Алашкертской долины с крепостью Баязетом и взамен их будет настаивать на уступке Персии Портою города Хотура с его округом. Россия обязуется не обращать в земельное приращение выговоренное в ее пользу денежное вознаграждение за военные издержки, которое не лишит Англию ее права как кредитора Порты и ничего не изменит в положении, которое она занимала в этом отношении до войны. Таковы были главные статьи англо-русского соглашения, сверх которых Англия оставляла за собою право возбудить на конгрессе несколько второстепенных вопросов, как-то: участие Европы в организации обеих Болгарий; срок русского военного занятия Болгарии и прохода чрез Румынию; условия судоходства по Дунаю, все постановления, касающиеся проливов, и т. д.249 Четыре дня спустя, 22-го мая, германское правительство разослало всем державам-участницам Парижского трактата 1856 года приглашение собраться на конгресс в Берлин для обсуждения условий «прелиминарного» мирного договора, заключенного в Сан-Стефано между Россиею и Турциею. За несколько дней до собрания конгресса граф Шувалов был вызван в Петербург, чтобы принять участие в совещании, происходившем в кабинете государя для начертания наставлений русским уполномоченным на конгрессе. Первый поставленный Министерством иностранных дел вопрос был: должны ли мы, кроме принятых уже нами условий Англии, согласиться и на все требования Австро-Венгрии? Совещание решило: 1) не брать почина по делу о присоединении Боснии и Герцеговины; 2) если Австрия или какая-либо другая держава возьмет этот почин на себя, то объявить, что с нашей стороны нет к тому препятствий; 3) настаивать при этом, чтобы Австрия не противилась выговоренным в Сан-Стефано преимуществам в пользу Черногории; 4) если по собственному побуждению или вследствие возражений других держав Австрия сама откажется от этих двух областей и станет возражать против возвращения России придунайской части Бессарабии, то готовы настаивать на исполнении этого условия и дать понять, что мы готовы твердо защищать его силою; 5) оспаривать возражения Австрии против решенной в Сан-Стефано уступки Черногории части албанского побережья и общей границы с Сербией по реке Лиму; 6) не присоединяться к чьему-либо давлению в этом смысле на князя Николая, не дозволять ни Порте, ни Австрии силою вытеснить черногорцев из присужденных им местностей, наконец, 7) в крайнем случае воззвать к авторитету конгресса, чтобы он не допускал таких мер со стороны Турции или Австрии, последствием которых было бы возобновление войны, тогда как Европа собралась для восстановления и утверждения мира. Второй вопрос о Батуме: что делать, если Порта откажется добровольно очистить эту крепость? — В таком случае, — полагало совещание, — прежде чем прибегать к силе, мы должны заявить конгрессу, что все его постановления исполним не иначе, как по передаче нам Батума султаном. Третий вопрос: какое будет после конгресса значение Сан-стефанского предварительного договора и как принудить Порту исполнить те его условия, которых не коснется конгресс? Решение совещания: если Европа не признает за Россиею права употребить силу, то мы должны потребовать от конгресса, чтобы он взял на себя все, какие окажутся нужными, исполнительные или понудительные меры против Турции, дабы обеспечить своим решениям санкцию, которой недоставало доселе общим решениям Европы. Только под этим условием Россия может согласиться слить частные обязательства Сан-стефанского договора с общими постановлениями конгресса и свою санкцию — с санкциею соединенной Европы. Прочие предметы, обсуждавшиеся совещанием, были: подробности разделения Болгарии на две части, организация обеих этих частей с участием в ней Европы, вывод из них турецких войск и определение условий, при которых они могут занять границу Южной Болгарии, продолжительность пребывания русских войск в Болгарии и право прохода их чрез Румынию. Со своей стороны, граф Шувалов предложил на разрешение совещания несколько дополнительных вопросов: 1) Нужно ли нам защищать на конгрессе разделение Болгарии по меридиану? 2) Нужно ли отстаивать южную границу Сан-стефанского договора вплоть до Черного моря? 3) Какие автономные учреждения следует предложить для Южной Болгарии? 4) Каковы условия расположения турецких войск на Балканах? 5) Как отнестись к требованию Европы участвовать в административной организации обеих Болгарий? 6) Какой крайний предел наших уступок в определении срока и способов занятия Болгарии русскими войсками? 7) Как отнестись к вероятным возражениям Англии против условленного в Сан-Стефано права нейтральных торговых судов свободно плавать в проливах в военное время? 8) Как отнестись к вопросу о новых границах Черногории, если Австрия будет грозить роспуском конгресса? 9) Что делать, если Англия потребует одновременного отступления наших войск и ее флота от Константинополя тотчас по собрании конгресса? 10) Как быть, если на конгрессе будет предложено распространить на все христианские области Турции автономию, выговоренную нами в пользу Болгарии, и соединить их между собою союзною связью под верховным владычеством султана? Сверх того, посол в Лондоне просил совещание разъяснить смысл некоторых неопределенно выраженных статей Сан-стефанского договора.250 Решения совещания и ответы и разъяснения его на предложенные графом Шуваловым вопросы послужили инструкцией русским уполномоченным на конгрессе. К 1-му июня съехались в Берлин члены конгресса, представители великих держав. Первыми уполномоченными были первенствующие министры, руководившие их внешнею политикою: за Германию — князь Бисмарк, за Австро-Венгрию — граф Андраши, за Великобританию — первый министр граф Биконсфильд и министр иностранных дел маркиз Салисбюри, за Францию, Италию и Турцию — министры иностранных дел Ваддингтон, граф Корти и Каратеодори-паша. Государственный канцлер князь Горчаков, хоть и считался первым уполномоченным России, но по слабости и крайне расстроенному здоровью не принимал деятельного участия в совещаниях, на которых отстаивать интересы России выпало на долю второго уполномоченного графа Шувалова. Христианские балканские государства: Греция, Румыния, Сербия и Черногория также прислали в Берлин своих представителей, но они не были допущены на конгресс с правом голоса, и только греки и румыны выслушаны в заседаниях его. Незадолго до собрания конгресса император Вильгельм был тяжело ранен выстрелом социалиста Нобилинга, и во все время его заседаний управление Германской империей лежало на наследном принце имперском и прусском Фридрихе-Вильгельме, по распоряжению которого всем членам конгресса был оказан торжественный прием, а у занимаемых ими помещений поставлены почетные караулы. В день открытия конгресса в честь их дан был во дворце парадный обед, за которым наследный принц в прочувствованной речи пожелал своим гостям успеха в предпринятом ими деле умиротворения Европы и провозгласил здоровье монархов, приславших представителей на конгресс, в том числе и президента Французской республики. Важнейшие вопросы обсуждались и разрешались не в самих заседаниях конгресса, а большею частью в частных собраниях, им предшествовавших, между представителями России, Англии и Австро-Венгрии. Те из них, которые составляли предмет спора Великобритании с Россией, были уже предрешены соглашением, состоявшимся до конгресса между Шуваловым и Салисбюри. Но такого соглашения не последовало между дворами петербургским и венским, которым пришлось согласовать свои противоположные виды на самом конгрессе. Посредничеству князя Бисмарка обязан граф Андраши, что все его требования были признаны как английскими, так и русскими уполномоченными. С другой стороны, немецкий канцлер, верный своему слову, не раз вмешательством своим решал в пользу России пререкания, возникавшие по второстепенным, большею частью вновь возбужденным на конгрессе, вопросам между представителями России и Великобритании. Первое заседание, состоявшееся 1-го июня, было посвящено составлению бюро конгресса. По предложению графа Андраши уполномоченные единогласно просили князя Бисмарка принять на себя председательство. Германский дипломат Радовиц назначен секретарем конгресса, а помощниками его — три чиновника берлинского Министерства иностранных дел и первый секретарь французского посольства. Прения велись на французском языке, но Бисмарк не препятствовал английским уполномоченным речи свои произносить по-английски и даже сам отвечал им на том же языке. Председатель открыл совещания следующею речью: «Долгом считаю, прежде всего, благодарить именем императора, моего августейшего государя, за то единодушие, с которым все кабинеты откликнулись на приглашение Германии. Согласие это можно считать первым залогом счастливого совершения нашего общего дела. События, вызвавшие собрание конгресса, памятны всем. Уже в конце 1876 года кабинеты соединили свои усилия для восстановления мира на Балканском полуострове. Тогда же изыскивали они надежные ручательства улучшения участи христианского населения Турции. Усилия эти были безуспешны. Вспыхнуло новое, еще более страшное столкновение, которому положило конец соглашение в Сан-Стефано. Постановления этого трактата в нескольких статьях изменяют порядок вещей, установленный прежними европейскими договорами, и мы собрались здесь, чтобы подвергнуть Сан-стефанский трактат свободному обсуждению кабинетов, подписавших трактаты 1856 и 1871 годов. Цель наша — утвердить с общего согласия и на основании новых ручательств мир, в котором так нуждается Европа. Но прежде чем конгресс перешел к обсуждению поставленных на первую очередь статей Сан-стефанского «предварительного» мира, касающихся Болгарии, лорд Биконсфильд в запальчивой речи указал на несоответствие с мирными целями, преследуемыми конгрессом, угрожающего положения, занимаемого русскою армиею под стенами Константинополя и подвергающего эту столицу постоянной опасности захвата. Князь Горчаков возразил, что единственная цель русского императора — обеспечить самостоятельное существование христианских подданных Порты, а граф Шувалов — что за три месяца пребывания русских войск вблизи Константинополя оно не вызвало никаких столкновений, тогда как отступление их может послужить сигналом к серьезным беспорядкам, и что, следовательно, желая улучшить положение, можно только его ухудшить. Князь Бисмарк заявил, что считает этот вопрос не подлежащим вовсе обсуждению конгресса. Пусть разрешают его в частных совещаниях уполномоченные Великобритании и России, и только в том случае, если им не удастся прийти к соглашению, конгресс вступит между ними примирителем. С тех пор вопрос о положении русской армии под Константинополем не возбуждался и до самого конца конгресса как наши войска, так и английская эскадра в Мраморном море не покидали занятых ими позиций.251 Следующие шесть заседаний были почти сплошь посвящены обсуждению вопросов, относящихся до Болгарии. Участь ее уже была предрешена тайным англо-русским соглашением, подписанным графом Шуваловым и лордом Салисбюри в Лондоне 18-го мая и устанавливающим ее разделение на вассальное княжество Болгарское к северу от Балкан и на автономную область к югу от них, управляемую генерал-губернатором из христиан по назначению султана.252 На конгрессе лорд Салисбюри заявил, что главною задачею Сан-стефанского мира было поставить Турцию в полную зависимость от России, тогда как цель, преследуемая Англиею, «если и не вполне уничтожить результаты войны», то все же возвратить Порте известную долю самостоятельности, которая дала бы ей возможность успешно защищать свои стратегические, политические и торговые интересы. Против этих выражений протестовал граф Шувалов, заметив, что Россия пришла на конгресс, чтобы согласовать свой «предварительный» мирный договор с Турциею — с общими интересами Европы, а отнюдь не для «уничтожения результатов войны», которая стоила ей столько жертв. Разграничение обеих частей Болгарии между собою, а южной Болгарии, — которой конгресс присвоил название Восточной Румелии, — с Турциею, установлено на частных совещаниях между уполномоченными России и Великобритании, при участии и представителей Австро-Венгрии, вследствие чего нам пришлось согласиться на все заявленные по этому вопросу требования не только лондонского, но и венского двора. Восточная Румелия была, таким образом, совершенно отрезана от Эгейского моря и вся Македония выключена из состава как ее, так и княжества Болгарского, к которому, однако, по настоянию графа Шувалова, придан Софийский санджак, хотя и лежащий к югу от главного Балканского хребта. Но, уступив по территориальным вопросам, русские уполномоченные тем энергичнее настаивали на точном определении и строгом ограничении признанного за султаном права вводить в известных случаях турецкие войска в Восточную Румелию вплоть до самых Балкан, составлявших ее северную границу. Такое наше требование было поддержано Бисмарком, заявившим, что данные ему императором Вильгельмом инструкции предписывают обеспечить за турецкими христианами по меньшей мере те преимущества, которые были предложены последнею константинопольскою конференциею. Поэтому он считает необходимым устранить мусульманские войска из всех местностей, обитаемых христианами, и, оставив турецкие гарнизоны в некоторых городах, совершенно удалить их из селений, где порядок должна поддерживать местная милиция. Сочувствуя вполне русским предложениям, германский канцлер даже выразил опасение, как бы непринятие их конгрессом не повело к возобновлению прискорбных явлений, не раз уже угрожавших всеобщему миру. Согласование видов России с требованиями Англии в этом вопросе взял на себя, по просьбе председателя, первый уполномоченный Франции Ваддингтон, составленные которым статьи о случаях и пределах занятия турецкими войсками Восточной Румелии были приняты и русскими, и британскими представителями. Оживленные прения возбудило в конгрессе определение порядка избрания князя болгарского и системы управления как княжеством, так и автономною областью. Тщетно граф Шувалов уверял, что Болгария ни в каком случае не будет придатком России (une annexe Russe), а, допуская передачу управления Восточною Румелиею европейской комиссии, составленной из делегатов всех великих держав, старался удержать за одною Россиею право управлять княжеством впредь до избрания князя. Англичане и австрийцы настойчиво требовали, чтобы все русские или русско-турецкие комиссии, установленные Сан-стефанским договором, были заменены комиссиями европейскими. Даже русскому генеральному комиссару в княжестве Болгарском придана была комиссия из пребывающих в Софии — будущей столице княжества — консулов великих держав с целью, как сказано в постановлении конгресса, содействовать ему в видах контроля (d'assister afin de controler). Двухлетний срок, назначенный по договору в Сан-Стефано для занятия русскими войсками Болгарии с правом перехода чрез Румынию, граф Андраши предложил сократить до шести месяцев и не без труда принял предложенный первым уполномоченным Италии годичный срок, на который согласились и представители России. Видоизменив, таким образом, главные относящиеся до Болгарии статьи Сан-стефанского трактата, конгресс дополнил их рядом постановлений, ограждавших в новосозданных княжестве и автономной области частные интересы, духовные и материальные, большей части западных держав. Так, по предложению Франции, поддержанному Англиею, провозглашена в обеих Болгариях полная свобода вероисповеданий и политическая и гражданская равноправность всех болгар. Граф Шувалов поспешил признать вполне справедливым стремление распространить религиозную свободу как можно далее в Европе и Азии и заявил, что так как конгресс уничтожил этнографические границы и заменил их границами торговыми и стратегическими, «то и русские уполномоченные тем более желают, чтобы границы эти не превратились в религиозные преграды». Между тем по настоянию Ваддингтона конгресс особою статьею оговорил неприкосновенность исконных прав римско-католи­ческой церкви и ее служителей как в Болгарии, так и на всем пространстве Оттоманской империи. По общему предложению представителей Австро-Венгрии, Франции и Италии распространено на Болгарию действие торговых договоров, заключенных Портою с иностранными державами, а также признанные Портою права и преимущества иностранцев, консульская юрисдикция и покровительство консулов над соотечественниками, с дополнением, что никакой налог не будет наложен на товары, проходящие транзитом чрез княжество. Австро-Венгрия настояла на признании обязательными для Болгарии всех обязательств Порты по вопросам о сооружении и эксплуатации железных дорог. Наконец, конгресс постановил, что независимо от платежа Турции определенной дани княжество Болгарское должно еще принять на себя соответствующую долю оттоманского государственного долга. Все эти постановления не встретили никаких возражений со стороны русских уполномоченных, а граф Шувалов заявил, что вообще Россия не имеет на Балканском полуострове никаких материальных интересов, а одни только интересы нравственные. В седьмом заседании конгресса, на котором закончено было рассмотрение всех статей, относящихся до Болгарии, снова занял свое место князь Горчаков, не принимавший по болезни участия в большей части предыдущих собраний, и в пространной речи высказал свой взгляд на достигнутые конгрессом результаты. Напомнив о словах, сказанных лордом Биконсфильдом, «что султан должен быть у себя господином», русский канцлер выразил и свое согласие с этим мнением, но прибавил, что поддержание авторитета зависит от некоторых условий, без которых «и гений не может творить чудес». Условия эти — административные и политические. С административной точки зрения необходимо, чтобы населению областей, не признанных независимыми конгрессом, были обеспечены их имущество и жизнь не обещаниями на бумаге, которые, как и прежние, остались бы без всяких последствий и не предотвратили бы злоупотреблений и насилий, но содействием Европы, которая поручится за их действительность и внушит к ним доверие населения. С точки же зрения политической, князь Горчаков желает, чтобы вместо английского, французского или русского преобладания, в разное время существовавших, как показывает история, в Константинополе, не было на Востоке никакого преобладающего влияния ни России, ни какой-либо другой державы, и чтобы мелочную и вредную борьбу самолюбий на сыпучей почве Константинополя заменило общее действие великих держав, которое предохранит Оттоманскую Порту от многих иллюзий и ошибок. Всякий сведущий в военном искусстве, заметил русский канцлер, конечно, признает, что героические усилия русской армии вполне оправдывают выражение его: что Россия принесла сюда свои лавры, которые конгресс призван превратить в оливковые ветви. Оба его сотоварища, прибавил князь Горчаков, сделали много уступок желанию мира, одинаково одушевляющему Россию, как и всю Европу. Они предъявили собранию не фразы, а факты. Канцлер уверен, что члены конгресса отдают им эту справедливость. Поэтому он устраняет всякую мысль о том, чтобы какая-либо держава желала воспротивиться великому и прекрасному результату мира, господствующему над всеми интересами Европы, доводя свои требования до пределов, которые не могли бы переступить великий монарх и великий народ, коих он является представителем. Князь Горчаков повторяет, что не допускает возможности факта, который строго осудили бы современники и история. Отвечая русскому канцлеру, первый министр Великобритании не без иронии заметил, что считает красноречивую речь его светлости за счастливый признак улучшения его здоровья. Но если Россия принесла жертвы миру, то их принесла и Англия. Мир, — заключил лорд Биконсфильд, — несомненно составляет единодушное желание всей Европы, но для осуществления его нужно, чтобы примирительный дух продолжал преобладать. Князь Бисмарк, в свою очередь, выразил уверенность, что этот примирительный дух будет по-прежнему одушевлять конгресс, все члены которого живо сознают высший свой долг: сохранить и упрочить мир Европы. Успехи, увенчавшие труды конгресса, позволяют надеяться, что он достигнет цели, намеченной обоими предыдущими ораторами, с оговорками, внушенными им чувством национальной чести, но не касающимися сути дела, предпринятого конгрессом, и что национальная честь с обеих сторон вполне согласима с примирительными стремлениями. Обязанность держав, наименее заинтересованных в вопросах, угрожающих спокойствию вселенной — возвышать свой беспристрастный голос каждый раз, когда мирной цели, преследуемой конгрессом, грозит опасность, по причинам, представляющимся с точки зрения Европы, второстепенными. В этом смысле Франция, Италия и Германия воззовут, если это окажется нужным, к мудрости тех из дружественных им держав, интересы которых наиболее затронуты. Князь Бисмарк почтет себя счастливым, если ему удалось выразить мысль нейтральных и беспристрастных правительств.253 Вторым вопросом, предложенным председателем на обсуждение конгресса, была участь Боснии и Герцеговины, которые по Сан-стефанскому договору оставались в составе Оттоманской империи под условием введения в них автономных учреждений, обеспечивающих права их христианского населения. В 8-м заседании конгресса граф Андраши прочитал пространную записку с изложением причин, по которым Австро-Венгрия более всех прочих держав заинтересована в том, чтобы в этих двух, соседних с нею, областях были раз навсегда восстановлены спокойствие и порядок, нарушенные целым рядом восстаний, усмирить которые Турция никогда не была в силах и которые стоили сопредельной монархии многих тяжких жертв. Цель эта не будет достигнута введением в Боснии и Герцеговине административной автономии, выговоренной в их пользу в Сан-Стефано и которая, в применении к ним, совершенно неосуществима вследствие коренного разлада между тремя исповеданиями: мусульманским, православным и римско-католическим, на которые распадается население. Меры, нужные для их умиротворения, превышают средства Турции. Оставить эти две области под властью Порты — значит обратить их в постоянный очаг волнений и смут. Австро-Венгрия не могла бы также допустить расширения за их счет пределов Сербии и Черногории, сближение границ которых вредно отразилась бы на торговых интересах монархии Габсбургов. По всем этим соображениям граф Андраши объявил, что самые жизненные интересы его правительства вменяют ему в обязанность признать лишь такое решение боснийско-герцеговинского вопроса, которое в состоянии привести к прочному умиротворению этих областей и предупредить повторение событий, подвергших опасности мир Европы, а Австро-Венгрии стоивших тяжких жертв и чувствительных потерь и, таким образом, создавших ей совершенно невыносимое положение, продолжение которого она не расположена долее терпеть. После чтения записки графа Андраши лорд Салисбюри обратил внимание конгресса на социальное и географическое положение Боснии и Герцеговины. В первом отношении обе области нуждаются в сильном правительстве, которое не только могло бы ввести в них хорошее управление, но и располагало бы средствами, достаточно могучими для того, чтобы прекратить там всякое волнение. Во втором — не надо забывать, что если бы значительная часть их досталась соседним княжествам, то на всем протяжении Балканского полуострова образовалась бы сплошная цепь славянских государств, которые угрожали бы существованию других племен, населяющих полуостров. Такой порядок был бы, конечно, опаснее для независимости Порты, чем всякая другая комбинация, а потому Турция поступила бы благоразумно, отказавшись в этих двух областях от задачи, которая ей не по силам, а доверии ее другой державе, располагающей нужными для того средствами, она отвратила бы от себя ужасные бедствия. В заключение 2-й уполномоченный Великобритании предложил конгрессу постановить: что Босния и Герцеговина будут заняты Австро-Венгриею и вверены ее управлению. В самых сочувственных выражениях князь Бисмарк именем Германии поддержал предложение лорда Салисбюри, в пользу которого говорили еще лорд Биконсфильд и 1-й уполномоченный Франции Ваддингтон. Итальянский министр иностранных дел Корта лишь просил графа Андраши дать несколько дополнительных объяснений, после чего австро-венгерский министр заявил, что правительство его готово принять на себя занятие обеих областей и управление ими. Князь Горчаков сказал, что Россия не заинтересована в этом деле, но что выслушанные им заявления доказывают действительность предложенного средства для достижения мирной цели, преследуемой конгрессом. В сущности, речь идет о предохранении христианского населения от векового произвола. Таким образом, предложение Англии входит в общие виды России, и русский канцлер вполне присоединяется к нему. Представители Порты попытались было предъявить возражения против отторжения от расчлененной Турции еще целых двух областей, оставленных ей по Сан-стефанскому договору, но председатель конгресса остановил его резким замечанием, что конгресс собрался не для удержания за Портою желаемых ею географических позиций, а для утверждения мира Европы в настоящем и будущем; что конгрессу обязана Турция возвращением ей области, гораздо более обширной и богатой, чем Босния с Герцеговиной, а именно той, что простирается от Эгейского моря вплоть до Балкан, и что решения конгресса составляют единое целое, выгоды которого нельзя принимать, отвергая невыгоды. Поэтому князь Бисмарк находил, что не в интересах Порты — разрушить своим отказом все дело конгресса, вынуждая другие державы озаботиться, помимо ее, удовлетворением собственных интересов, и, указав на согласие шести великих держав по этому вопросу, выразил надежду, что оттоманское правительство разрешит своим уполномоченный присоединиться к общему решению Европы. Действительно, несколько дней спустя представители Порты получили такую инструкцию и председатель мог провозгласить единогласное решение конгресса о предоставлении Австро-Венгрии занять Боснию и Герцеговину своими войсками и ввести в этих двух областях свое управление. Сан-стефанским трактатом признана независимость Сербии и дано ей земельное приращение со стороны Старой Сербии. По требованию Австро-Венгрии это последнее было заменено на конгрессе прирезкою к Сербскому княжеству болгарского округа с г. Пиротом; признание же его независимости конгресс обусловил провозглашением в княжестве, как и в Болгарии, полной религиозной равноправности и свободы. Требование это развил 1-й уполномоченный Франции, доказывая, что Сербия, если желает вступить в европейскую семью, должна признать начала, служащие основанием общественного устройства всех государств Европы, и прежде всего — свободу совести. Князь Горчаков, не возражая против этого начала, заметил однако, что если речь идет о гражданских и политических правах, то едва ли позволительно сравнивать евреев Берлина, Парижа, Лондона и Вены с жидами Сербии, Румынии и некоторых областей России, являющихся истинным бичом местного населения. Но оговорка русского канцлера не нашла отклика в прочих членах конгресса, и Сербия была признана независимой под условием не только введения в ней гражданской и политической равноправности без различия вероисповеданий, но и перехода на нее обязательств Порты пред Австро-Венгриею по вопросу о железных дорогах, а также соответствующей части государственного долга Турции. По этому поводу князь Горчаков не удержался от замечания, что он не может сочувствовать подписчикам на турецкие займы, считая последние за прискорбный ажиотаж, и что русское правительство отказало в содействии тем своим подданным, которые владеют долговыми обязательствами Порты. Слова канцлера вызвали протест Ваддингтона, заявившего, что хотя спекуляция и не была чужда делу турецких займов, но что в настоящее время облигации эти находятся в руках людей почтенных и заслуживающих участия.254 Сербские делегаты не были приняты и выслушаны конгрессом, но делегаты румынские настаивали на допущении в одно из его заседаний для изложения конгрессу нужд и желаний Румынии. Ввиду того что еще ранее была удовлетворена подобная же просьба греческих делегатов, конгресс пригласил в свое 10-е заседание первого румынского министра Братиано и министра иностранных дел Когальничано, которые прочитали длинный меморандум, заканчивавшийся перечислением следующих требований: 1) оставление за Румыниею придунайского участка Бессарабии; 2) освобождение Румынии от прохода чрез ее территорию русских войск, возвращающихся с театра войны; 3) присоединение к ней дельты Дуная со всеми островами, находящимися в устье этой реки; 4) уделение в ее пользу части военного вознаграждения, причитающегося России с Турции и 5) признание Европою независимости Румынии. Обсуждение относящихся до Румынии вопросов происходило, однако, в отсутствие румынских делегатов. Лорд Биконсфильд выразил глубокое сожаление по поводу намерения России возвратить себе часть Бессарабии, отторгнутую у нее по Парижскому трактату, на что князь Горчаков ответил, что русское правительство ни под каким видом не отступит от этого требования, и выразил надежду, что и Англия перестанет ему противиться, когда узнает, что присоединение этого участка к России нисколько не стеснит свободы плавания по Дунаю. К этому заявлению граф Шувалов прибавил, что когда государство снова вступило в обладание областью, отнятою у него в прошедшую войну, нельзя требовать от него, чтобы оно добровольно отказалось от отвоеванной им области. Оба русских уполномоченных разъяснили конгрессу, что, отдавая Румынии, взамен Бессарабии, Добруджу и дельту Дуная со всеми островами, Россия дает ей гораздо более, чем получает. Пространство Добруджи на 3500 километров больше придунайской части Бессарабии и население ее превышает население последней на 80 000 душ, не говоря уже о хорошем порте на Черном море. Доводы эти поддержал председатель конгресса, сказав, что не видит никакого соотношения между свободою Дуная и возвращением Бессарабии России, которое находит желательным с точки зрения не столько русских интересов, сколько интересов прочного мира в Европе. Поясняя мысль свою, князь Бисмарк выразил убеждение, что положение, созданное Парижским конгрессом, оказалось бы устойчивее, если бы из постановлений его был устранен этот вопрос самолюбия, это уменьшение территории великого государства, нисколько не умалившее его могущества; что и задача берлинского конгресса не будет достигнута, если конгресс сохранит в силе постановление, с которым осталось бы связанным в будущем неприятное для России воспоминание, тогда как предложенный обмен вовсе не противен интересам Румынии, и что, отказав в удовлетворении историческому чувству России, конгресс сам обречет свое дело на недолговечность. Первый уполномоченный Франции, поддержанный графом Андраши и графом Корти, обратился тогда к представителям России с вопросом: не найдут ли они возможным сделать что-нибудь для Румынии, с которой поступлено немного круто (un peu durement), и не согласятся ли они на присоединение к Румынии вместо Бессарабии, кроме Добруджи, еще Змеиного острова на Дунае, Силистрии и Мангалии, чем была бы значительно облегчена совесть многих из членов конгресса. Не соглашаясь на уступку ни Силистрии, ни Мангалии, граф Шувалов предложил придать к Добрудже полосу земли вдоль правого берега Дуная, от Рассова до Силистрии, что и было принято конгрессом, после чего председатель провозгласил единогласное его решение: признать независимость Румынии на тех же условиях, как и Сербии, а сверх того, под условием, что Румыния согласится на обмен Бессарабии на Добруджу с придачею к ней полосы по Дунаю.255 Статьи, касающиеся Черногории, не вызвали в среде конгресса никаких пререканий. На частных совещаниях с австро-венгерскими уполномоченными представители России согласились на изменение и значительное сокращение выговоренного в пользу этого княжества в Сан-Стефано земельного приращения в смысле австрийских требований. Присужденные Черногории округа южной Герцеговины и Старой Сербии остались: первые — в составе двух занятых австро-мадьярами областей, вторые — под непосредственною властью султана; зато Австрия допустила присоединение к Черногории узкой и короткой береговой полосы на Адриатическом море с портом Антивари, связав княжество обязательством не содержать своих и не принимать иностранных военных судов в эту гавань, и предоставить морской и санитарный надзор в своих водах австро-венгерским властям. Независимость Черногории была признана Турциею и теми из великих держав, которые не признавали ее дотоле.256 Невзирая на поддержку, оказанную Греции в ее притязаниях Англиею и Франциею, настоявшими на том, чтобы греческие делегаты были выслушаны в одном из заседаний конгресса, конгресс ограничился лишь утверждением статьи Сан-стефанского договора о строгом применении к острову Криту органического устава 1868 года и, не упоминая о Фессалии и Эпире, выговоренные в их пользу преобразования и улучшения распространил на все области Европейской Турции. Кроме того, предвидя, что Греция и Порта не придут к соглашению относительно признанного конгрессом справедливым «исправления границ», конгресс предложил им на этот случай посредничество великих держав. При обсуждении вопросов, касающихся Греции, русские уполномоченные заявили, что Россия всегда пеклась одинаково о благосостоянии своих единоверцев в Турции, без различия племени, и если во время последней войны заботливость ее была преимущественно обращена на болгар, то только потому, что Болгария была главным поводом и служила театром самой войны. Но Россия всегда имела в виду распространить елико возможно на греческие области преимущества, выговоренные ею в пользу областей, населенных болгарами.257