С.С. ТАТИЩЕВ / ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР ВТОРОЙ (6)

Тобольск был конечной точкой путешествия Александра Николаевича в Азии. 4-го июня он оставил этот город и, переночевав в Тюмени, 6-го числа перевалил обратно за Урал и чрез Челябинск 7-го прибыл на Златоустовский оружейный завод. В Ялуторовске и Кургане он видел поселенных там декабристов и обнадежил их ласковым словом. Его тронуло грустное их выражение, забота о детях-крестьянах, как и они сами. Помимо этого мимолетного грустного впечатления, все общество путешественников было бодро и весело. В письме к жене Юрьевич в шуточном тоне так отзывается о «дорожной компании»: «Мы составляем две главных секты: чаистов и простоквашистов; это две главные партии; есть еще партия пирожкистов, но она не сильна и впадает в ту или другую секту. Во главе первой стоит А. А. Кавелин; его сильно держится Назимов; они пьют чай при всяком случае, даже по пяти раз в день. Во главе второй — я; потом наш эскулап Енохин и Адлерберг. В. А. Жуковский хотел было составить особую секту: любителей пирожков, но, не имея успеха, пристает к нам — любителям простокваши. Думаю, что наступающая жара еще более увеличат мою секту. Великий князь и Паткуль доселе составляют решительный нейтралитет, т. е. пьют и чай и не отказываются от простокваши. К. И. Арсеньев не держится слепо ни одной, но более склонен к простоквашистам, хотя сначала поддерживал пирожкиста. В Казани общество наше увеличится и мы увидим, чья возьмет. Мы с нетерпением ожидаем князя Ливена; он нам очень нужен для лучшего эффекта — и жаль, очень жаль, что он не мог с самого начала быть с нами: мы бы, авось, все остались с головою, или, по крайней мере, не терялись там, где нужно, где необходимо представлять и важность сана доверенного лица, и хладнокровие в распоряжениях, и всего важнее — приветливость... Во всяком деле нужна опытность: князь Ливен, надеюсь, более всех нас имеет означенные качества. Несмотря на все это, великий князь наш держит себя прекрасно. Мы все им не нахвалимся, не нарадуемся. Он при всем этом всегда и везде чарует всех своей приветливостью, своим милым обворожительным обращением». Расстояние от Златоуста до Оренбурга, 170 верст до Верхне-Уральска по горной местности, а 570 верст оттуда по долине Урала, бесплодной Киргизской степью, цесаревич проехал в пять дней. В Оренбурге генерал-губернатор Перовский устроил ему блестящий прием, соединив европейские удовольствия с азиатскими потехами. Поутру вновь образованные регулярные башкирские полки, смешанные с уральскими казачьими, стройными маневрами занимали великого князя; вечером Киргизская орда, нарочно прикочевавшая к Оренбургу для его приезда, забавляла его всем, чем только могла: скачкой на лошадях маленьких полунагих киргизят; скачкой их же на верблюдах; состязанием киргизов в борьбе между собой; заклинанием змей; хождением босыми ногами по голым острым саблям, дикой пляской, музыкой на дудках и гортанной. Не обошлось и без бала, происходившего посреди киргизского кочевья, в нарочно выстроенной изящной галерее, под звуки европейского оркестра. Бал удался как нельзя лучше, и великий князь долго танцевал с оренбургскими красавицами. Посетив Илецкие соляные копи, наследник оставил Оренбург 15-го июня и на следующий день прибыл в Уральск. Стояла сильная жара, термометр показывал до 30 градусов по Реомюру. Это побудило Александра Николаевича и всю молодую его свиту выкупаться в Урале. Ему была показана примерная рыбная ловля осетров и летняя, и зимняя, которая, будучи главным промыслом уральцев, совершается разом всем населением, торжественно, по условленному знаку, от Гурьева, при впадении Урала в Каспийское море, до Уральска. Из пойманного осетра тут же вынули икру, посолили ее и подали к закуске на особо устроенном плоту. Пребывание в Уральске цесаревича ознаменовано закладкой церкви во имя св. Александра Невского, первого православного храма среди раскольничьего населения края.46 Два дня спустя царственный путешественник был уже в Казани, где оставался трое суток. Там он узнал, что болезнь задержала в Петербурге попечителя его, князя Ливена. Он с любопытством осмотрел древний Кремль с его собором, посетил женский монастырь и с величайшим вниманием обозревал во всей подробности Казанский университет и состоящие при нем ученые учреждения. Кроме обычного бала от дворянства, в честь его купечество устроило народное гулянье на Арском поле, а губернатор Стрекалов — спектакль любителей, исполнявших сцены из «Аскольдовой могилы». Великий князь остался очень доволен своим пребыванием в Казани; казанцы были в неописуемом восторге от него. 24-го июня, не доезжая нескольких верст до Симбирска, цесаревича настиг прискакавший из Петербурга фельдъегерь и вручил ему письмо от государя. То был ответ императора Николая на ходатайство наследника о ссыльных поселенцах Сибири и, в числе их, о некоторых декабристах. Его высочество поспешил сообщить Кавелину и Жуковскому содержание этого письма и тут же, среди дороги, под открытым небом, все трое обнялись во имя царя, «возвестившего им милость к несчастным». Минуту эту поэт-наставник называет «одною из счастливейших в жизни». Он спешил поделиться с августейшей матерью радостью, возбужденной в нем таким «произвольным порывом милосердия в милом цесаревиче»: «Никто не побуждал его к состраданию; он сам с прелестной сыновней свободой и доверенностью высказал все государю... Боже мой! Какими глазами будет смотреть Россия на этого милого сына царского! Какое восхищение произведет на всех этот новый союз милосердия между отцом, умевшим в свое время быть правосудно-строгим и грозным, и сыном, которого юношеский умоляющий голос так легко претворил строгость в помилование! Сколько ран будет исцелено и сколько слез и молитв благодарных прольется перед Богом за отца и сына! Вчера, въезжая в Симбирск и видя толпу народа, которая с криком бежала за коляской наследника, я не мог не заплакать и про себя повторил: «Беги за ним, Россия, он стоит любви твоей!» 47 Быстро промелькнули перед наследником Симбирск, Саратов, Пенза, Тамбов, Воронеж. В каждом из этих губернских городов он проводил по одному дню, с обычным распределением времени между приемами, смотрами, обозрениями и увеселениями. В Туле внимание его привлек оружейный завод, который он осматривал во всех подробностях. В Калуге присоединились к его свите офицеры, назначенные сопровождать его во время обзора полей сражений Отечественной войны: инженер-полковник Веймарн, как преподававший ему историю этой войны, и генерального штаба полковник Яковлев, хорошо изучивший местность, которую снимал на план. Обзор начался с Вязьмы, куда цесаревич прибыл вечером 13-го июля. Сопровождали его, кроме обычной свиты и названных двух офицеров, смоленский губернатор генерал Дьяков, участник войны 1812 года, да несколько провожатых из старожилов, очевидцев бессмертных событий. Три дня проведены в Смоленске, окрестности которого до Красного Александр Николаевич объездил и осмотрел с картами и планами в руках, не пропуская ни одной местности, ознаменованной борьбой с Наполеоном. В Калугу возвратился он чрез Белев, место кончины императрицы Елизаветы Алексеевны и родину Жуковского; там посетил он дом, где скончалась супруга Александра I, по которой отслужил панихиду, и тот, где родился любимый его наставник. Из Калуги цесаревич ездил в Авгурино, имение помещика Полторацкого, славившееся своим образцовым хозяйством, со вниманием осматривал усовершенствованные земледельческие орудия, присутствовал при молотьбе и веянии машинами и сам пробовал пахать английским плугом, приспособленным к русской почве.48 20-го июля он был уже в Малом Ярославце, долго и внимательно изучал местность, на которой происходил кровавый бой вокруг этого города, семь раз переходившего из рук в руки, а также поле Тарутинского сражения, и на другой день прибыл в село Бородино. Объезд верхом Бородинского поля продолжался от пяти до девяти часов вечера, в направлении от Семеновских флешей, на левом фланге, к центральному люнету, на месте которого построен вдовой убитого в бою генерала Тучкова Спасский монастырь. Переночевав в Бородино, цесаревич продолжал и на третий день изучение мест достопамятной битвы, присутствовал в монастыре на панихиде за упокой душ на поле брани убиенных воинов и собственной рукой положил камень в сооружаемом на поле битвы монументе. В ночь с 23-го на 24-е июля он прибыл в Москву. Александр Николаевич неоднократно бывал уже и прежде в первопрестольной столице, но целью настоящего приезда было подробное ознакомление с ней, изучение ее исторических памятников и современных достопримечательностей. По воле государя, он остановился в Николаевском дворце и ночевал в той самой комнате, где родился, а неразлучный с ним Юрьевич — «Симушка», как любил звать его питомец, расположился в ней же на диване, который некогда занимала кормилица великого князя.49 Воспоминание это привело в умиление Жуковского, припомнившего в письме к императрице, что из того же самого окна, из которого девятнадцать лет назад он с бокалом шампанского в руке поздравлял с новорожденным толпившийся на площади народ, любуется он теперь на такую же толпу народа, ожидающую появления наследника, «навестившего свою родину и уже знакомого с любовью к нему всей России».50 24-го июля утром состоялся традиционный выход в Успенский собор, у входа в который митрополит Филарет встретил цесаревича прочувствованным приветственным словом. «Он говорил просто, — пишет Жуковский в том же письме к государыне, — без всякого витийства, но, думаю, никогда не говорил так выразительно, ибо самое происшествие было слишком красноречиво. Никогда с тех пор, как стоит этот русский храм, не видали перед дверями его подобного события. Как много значат на языке митрополита слова: государь наследник, благодарность отечества, потомство! Я чувствовал трепет благоговения, слушая их и смотря на молодого прекрасного цесаревича, который смиренно их принимал, окруженный народом, вдруг утихшим и плачущим. А когда мы вошли в собор, где на моем веку совершилось уже три коронования, где был коронован Петр Великий, где в течение почти четырехсот лет все русские князья, цари и императоры принимали освящение своей власти и торжествовали все великие события народные, когда запели это многолетие, столько раз оглашавшее эти стены, когда его повели прикладываться к образам и мощам, когда опять сквозь густую толпу он пошел в собор Благовещенский и Архангельский и наконец на Красное Крыльцо, на вершине которого остановился, чтоб поклониться московскому народу, которого гремящее «ура!» слилось с звуком колоколов, и когда в этом звуке, так сказать, раздался тот чудесный голос, который столько предков на этом месте слышали, который будут слышать потомки, пока будет жива Россия, — то я, в сильном движении души, почувствовав величие этой минуты, пожалел, что ни государь, ни вы не могли ею насладиться. Такие минуты редки в жизни человеческой; здесь было не просто одно великолепное зрелище, но, можно сказать, представилось в одном видимом образе все, что есть великого, нравственного в судьбе людей и царстве. Потому-то и спешу в немногих строках передать вашему величеству эту картину. Москва очаровательна. В ней чувствуешь Россию. Она теперь шумит радостью. А для меня эта радость ее имеет какой-то особенный звук, ибо я самый старый товарищ в жизни наследника. Я радовался его появлению на свет младенцем, как теперь радуюсь его появлению в жизнь деятельную, посреди одной и той же Москвы. И как будто не было между этими событиями никакого промежутка времени, и хотя чувствую, что время мое при нем миновалось, но смею надеяться, что тогдашнее мое пророчество, сохранившееся в памяти добрых русских, исполнится и что государь, долго им радуясь, как своим достойным сыном, упрочит в нем счастье наших потомков».51 Великий князь осмотрел перестроившийся Кремлевский дворец, Грановитую палату, терема, был на разводе на Кремлевской площади, совершил вместе с генерал-губернатором прогулку в экипаже по городу, обедал у князя Д. В. Голицына, а вечером съездил в расположенный под селом Коломенским кадетский лагерь. На другой день был у обедни, на разводе, на выставке и в Большом театре, где давали оперу Верстовского «Аскольдова могила».52 С третьего дня началось систематическое обозрение московских святынь, историческое значение которых разъясняли цесаревичу митрополит Филарет и приглашенный Жуковским известный путешественник по св. местам А. Н. Муравьев. Александр Николаевич последовательно посетил монастыри: Чудов, Донской, Данилов, Симонов, Крутицкий, Новоспасский, тюремные церкви, храм Спаса-на-Бору, патриаршую ризницу; 30-го июля он ездил в Новый Иерусалим, откуда заехал и в обитель св. Саввы Звенигородского; 1-го августа участвовал в крестном ходе из Кремля на Москву-реку для освящения воды, а 2-го совершил паломничество в Троицко-Сергиеву лавру. Накануне отъезда он посвятил целое утро внимательному и подробному осмотру Успенского собора. Во всех этих посещениях цесаревич проявлял необычайную любознательность, подробно расспрашивал об особенностях посещенных памятников в связи с историческими событиями и сам поражал своих спутников твердым и основательным знанием отечественной истории.53 Вечера посвящались увеселениям и забавам. Один бал следовал за другим в городских и загородных домах московских вельмож. Ряд их заключился 31-го июля великолепным праздником в палатах генерал-губернатора князя Голицына. По свидетельству Юрьевича, московские пиры, прогулки, представления, увеселения и разного рода обозрения и посещения примечательностей города, при нестерпимой жаре, доходившей в тени до 28 градусов Реомюра, до того утомили великого князя и его спутников уже в первые три дня пребывания в Москве, что во все три месяца их странствования они не испытывали такой усталости. 3-го августа прибыла в Москву императрица со старшей дочерью Марией Николаевной и поселилась в Нескучном дворце, куда переехал из Кремля и цесаревич со своей свитой. Целую неделю провел он с матерью, отдыхая от пережитых тревог. 9-го государыня с великой княжной выехала в Воронеж, наследник во Владимир, откуда проехал в Нижний Новгород, в самый разгар ярмарки. Ни во Владимире, ни в Нижнем не было балов по случаю Успенского поста; они возобновились в Рязани, Туле, Орле, Курске и Харькове.54 Отобедав в Полтаве у генерал-губернатора графа А. Г. Строганова, цесаревич в ночь с 24-го на 25-е августа приехал в Вознесенск. В этом, по выражению Юрьевича, оазисе херсонских степей имели происходить в высочайшем присутствии кавалерийские маневры, для чего было стянуто туда 350 эскадронов конницы и до 30 батальонов пехоты. Государь и императрица уже находились в Вознесенске с 17-го августа. Император Николай рад был свидеться с сыном, которого нашел и здоровее, и полнее, и возмужалее. Он расцеловал и его, и всех его спутников, благодаря их за то, что они сберегли ему «его Сашу». Его величество сопровождала блестящая свита, в состав которой входили: великий князь Михаил Павлович, генерал-фельдмаршалы князья Виттенштейн и Паскевич, министр двора князь Волконский и вице-канцлер граф Нессельроде. Вскоре к ним присоединились иностранные гости: эрцгерцог австрийский Иоанн, принцы прусские Адальберт и Август, принц Фридрих Виртембергский, герцог Бернгард Саксен-Веймарский с сыном принцем Вильгельмом и герцог Максимилиан Лейхтенбергский, сын пасынка Наполеона Евгения Богарне. В продолжение десяти дней происходили ученья, маневры, парады; вечера посвящались оживленным танцам в импровизированной бальной зале. На параде 26-го августа цесаревич назначен шефом Московского драгунского полка, а в именины свои получил от государя знаменательный подарок: село Бородино. Из Вознесенска наследник сопутствовал императору в Николаев и Одессу, где снова соединилась вся царская семья. Проведя в этом городе три дня в празднествах и увеселениях всякого рода, их величества с цесаревичем отправились на пароходе «Северная звезда» в Севастополь. Черноморский флот в полном составе вышел им навстречу и, по приказанию государя, маневрировал в открытом море. Выйдя на берег, августейшие путешественники посетили порт и арсенал, а также Георгиевский монастырь, построенный на месте древнего Херсонеса, где принял св. крещение равноапостольный князь Владимир, а на другой день предприняли поездку в Бахчисарай — бывшую столицу крымских ханов, откуда проследовали в Симферополь. На южном берегу Крыма они были гостями новороссийского генерал-губернатора графа М. С. Воронцова, принявшего их с восточной пышностью, соединенной с утонченностью западной Европы, в Ай-Даниле, Массандре и Алупке. Оставив там императрицу, государь взял с собой цесаревича на пароход, отвезший их сначала в Геленджик, потом в Анапу, наконец в Керчь, где его величество снова расстался с сыном. Император отправился в Поти и далее в Закавказье; наследник, осмотрев в Керчи музей греческих древностей и один из недавно разрытых курганов, возвратился морем в Алупку, к императрице. Отдохнув два дня, он 28-го сентября снова пустился в путь, собрав в Симферополе свою рассеянную свиту; 2-го октября был в Екатеринославле, 3-го в Кременчуге, где переправился через Днепр, и 5-го достиг Киева.55 В древней «матери городов русских» цесаревич провел три дня. Первый выезд был в Печерскую лавру, где встретил его во вратах Успенского собора высокопреосвященный Филарет, митрополит киевский. 6-го октября он слушал обедню в Софийском соборе, поклонился мощам св. великомученицы Варвары, покоящимся в Михайловском монастыре, принимал военные и гражданские власти, местных дворян и купцов, осматривал богоугодные заведения, крепость, арсенал, военный госпиталь, промышленную выставку; обедал у генерал-губернатора графа Гурьева, который в честь его дал великолепный бал. Следующий день прошел в обозрении пещер и в военных смотрах и завершился народным гуляньем в городском саду, живописно расположенном на высоком берегу Днепра, иллюминацией и фейерверком, сожженным над рекой. 10-го октября, день, проведенный в Полтаве, куда наследник поехал из Киева, весь был посвящен воспоминаниям о Петре Великом и о Полтавской битве. Цесаревич отстоял обедню в том самом храме, в котором Петр приносил благодарение Богу после победы. Великому императору и всем павшим в славном бою пропета вечная память. Найдя церковь в полуразрушенном виде, Александр Николаевич пожертвовал 2000 рублей на ее поправку и выразил надежду, что важный этот исторический памятник будет спасен от разрушения. Обозрев поле сражения, наследник взобрался на курган, служащий общей могилой убитым воинам, и долго любовался прелестным видом на город и живописную долину Ворсклы. Полтавский бал был не последним. За ним следовал другой — бал в Харькове, где августейший путешественник вторично остановился на день и чрез Чугуев, Екатеринослав, Мариуполь и Бердянск 17-го октября прибыл в Таганрог. На пути видел он немецкие колонии Новороссийского края, поселки ногайских татар, селения русских раскольников: молокан и духоборцев. Отслужив в Таганроге панихиду по императору Александру I в том доме, где скончался этот государь, цесаревич поздно вечером 19-го октября проехал в Аксайскую станицу, в земле войска Донского, а на другой день, на обратном пути с Кавказа, прибыл туда и император Николай.56 21-го октября состоялся торжественный въезд государя и наследника в главный город земли войска Донского — Новочеркасск. Оба ехали верхами и у триумфальных ворот встречены наказным атаманом, генералами, штаб- и обер-офицерами и всем населением города. Войсковой круг из знамен и регалий собрался вокруг собора. После краткого молебствия император, войдя в круг, принял из рук наказного атамана булаву и вручил ее цесаревичу. Прочие знаки атаманского достоинства: насека, соболевы хвосты и знамена были при пушечной пальбе отнесены в дом, занимаемый его высочеством. По окончании приема генералов и высших должностных лиц августейший атаман осматривал войсковое правление, уголовный и гражданский суды, черкасские окружные судные начальства, постоянное и временное, войсковой архив, комиссию о размежевании земель, войсковую строительную комиссию и войсковое дежурство. На другой день после высочайшего смотра двадцати казачьим полкам он продолжал осмотр гимназии, тюремного замка, дома умалишенных и выставки искусственных и естественных произведений края. К обеду государя приглашены были все генералы и командиры полков. Его величество и его высочество почтили своим присутствием данный в честь их бал. 25-го октября августейшие путешественники оставили Новочеркасск и быстро помчались к Москве, остановясь лишь в Воронеже, где помолились у новоявленных мощей святителя Митрофана. 26-го октября въехали они в первопрестольную столицу. Государь и цесаревич провели в Москве целых шесть недель, отпраздновали там день тезоименитства императора и 10-го декабря возвратились в Царское Село. Так завершилось продолжавшееся более семи месяцев путешествие наследника, бывшее, по образному выражению Жуковского, «всенародным обручением его с Россией». В этот сравнительно краткий срок он объехал тридцать губерний и первым из членов царствующего дома посетил отдаленную Сибирь. За все время путешествия ему подано до 16000 просьб, большей частью о пособии. Каждое прошение отсылалось к начальникам губерний, получившим по 8000 рублей на раздачу наиболее нуждающимся. Более важные просьбы отсылались министрам и в комиссию прошений; наконец, самые важные — наследник прямо от себя посылал государю. По высочайшему повелению все ведомства должны были преимущественно заниматься разбором и удовлетворением прошений, поступивших на имя цесаревича. Два дня спустя по возвращении государя с цесаревичем в Царское Село двор переехал в Петербург, вскоре после чего, в ночь с 17-го на 18-е декабря, сгорел Зимний дворец. Наследник находился при императоре, лично распоряжавшемся тушением пожара. Когда его величеству доложили о другом пожаре, вспыхнувшем в Галерной гавани, государь приказал сыну тотчас же отправиться туда и принять меры к прекращению бедствия, грозившего одной из беднейших частей столицы. Александр Николаевич поспешил исполнить это приказание. На пути сани его опрокинулись. Не медля ни минуты, он вскочил на лошадь встретившегося ему жандарма, проезжая мимо казарм Финляндского полка, велел следовать за собой первому батальону финляндцев и, с помощью их потушив пожар в Галерной гавани, прискакал снова на Дворцовую площадь, чтобы донести государю об исполнении возложенного на него поручения. Царская семья поселилась в Аничковом дворце, где в семейном кругу встретила новый 1838 год. ГЛАВА ПЯТАЯ Помолвка и женитьба 1838—1841 Путешествие по России завершило предначертанный Жуковским за восемь лет до того круг образования наследника. Оставалось посвятить его в тайны государственного управления сообщением сведений о трех главнейших отраслях: военной, финансовой и дипломатической. К этому было приступлено в начале 1838 года. Высшую стратегию и военную политику читал цесаревичу выдающийся военный писатель того времени, бывший начальник штаба маршала Нея, перешедший в русскую службу в 1813 году, генерал-адъютант барон Жомини. С современным состоянием русских финансов ознакомил его министр финансов граф Канкрин; с внешними отношениями России — старший советник Министерства иностранных дел барон Бруннов.57 Составленное Брунновым обозрение дипломатических сношений России с иностранными державами обнимает период времени от воцарения Екатерины II до кончины Александра I и заключается обзором политики русского двора в царствование императора Николая I. Начинает он его изложением Екатерининских договоров, приведших к разделу Польши и установлению покровительства России ее единоверцам на Востоке, причинно не связывая эти два исторических явления с преемственной политикой московских царей и государственной деятельностью Петра Великого и ближайших его преемников. Признавая дипломатическое искусство, проявленное императрицей Екатериной в своей внешней политике, Бруннов осуждал ее направление и способы действия, утверждая, что царствование ее завещало трудности, которые «еще долго будут удручать политику России». Политической системе великой государыни противополагал он другую, которой следовал императорский кабинет с того дня, когда Александр I, создав Священный Союз, положил начало европейской федерации, основанной на сознании общей солидарности великих держав. Руководящим началом русской политики провозглашались прямодушие и честность, составляющие ее неизменное правило и — как собственноручно приписал император Николай — «источник истинной нашей силы». В действительности же она сводилась к тесному единению России с Австрией и Пруссией, исканию дружественного соглашения с Англией и непрерывному антагонизму с Францией для поддержания порядка, установленного в Европе Венским конгрессом 1815 года. Целью союза с дворами венским и берлинским выставлялось ограждение России от революционной пропаганды в том предположении, что «прежде чем дойти до нас, она потеряет свою силу и раздробится об Австрию и Пруссию». Отсюда необходимость снисходительно относиться к союзникам, оказывая им покровительство и помощь, не требовать от них взаимности и даже вовсе не рассчитывать на их содействие, в случае столкновения с Англией и Францией по восточным делам. Положение, созданное России на Востоке ее победами над Турцией и договорами с ней, Бруннов признавал «неудобным и невыгодным наследием»; принадлежавшее ей право покровительства единоверцам называл убыточным; высказывался против всякого поощрения стремлений к независимости восточных христиан и задачу России на Востоке полагал в поддержании существования Оттоманской империи. Проповедуя политическое бескорыстие, советник графа Нессельроде им оправдывал дипломатическую деятельность вице-канцлера, подготовлявшую в это самое время лондонские совещания 1840—1841 гг., на которых русская дипломатия добровольно отреклась от преимуществ, предоставленных ей союзным договором, заключенным в Ункиар-Искелесси с султаном, и признала право вмешательства соединенной Европы в отношения России с Турцией. В занятиях высшими государственными науками: военной, финансовой и дипломатической, прошли первые три месяца 1838 года. 17-го апреля, в день, когда Александру Николаевичу исполнилось двадцать лет, император Николай назначил его шефом двух армейских кавалерийских полков: Павлоградского гусарского и Клястицкого уланского. 23-го апреля на высочайшем смотре войск отдельного гвардейского корпуса цесаревич командовал Кавалергардским ее величества полком, а неделю спустя предпринял продолжительное путешествие за границу. Путешествие это, как и поездка по России, входило в программу воспитания наследника. Ознакомив сына с различными областями русского царства, император Николай I считал нужным довершить его образование знакомством с главными европейскими дворами. Маршрут, составленный для цесаревича, обнимал почти все страны Западной Европы, за исключением Франции и государств Пиренейского полуострова. Но изучение их не было единственной целью путешествия; по совету врачей Александр Николаевич должен был воспользоваться им для лечения водами в Эмсе от болей в груди, осложненных кашлем и припадками лихорадки, вызванной переутомлением во время быстрого следования его по внутренним губерниям в предыдущем году. Слабое состояние здоровья императрицы Александры Федоровны вынуждало и ее искать облегчения в перемене климата и пользовании минеральными водами. Предполагая остановиться на некоторое время в Берлине, она пожелала взять туда с собой двух младших сыновей, Николая и Михаила Николаевичей, отправленных вперед с их воспитателем. Сама государыня выехала из Петербурга 23-го апреля с великой княжной Александрой Николаевной. Вскоре последовал за ней и государь с цесаревичем, нагнавший супругу не доезжая Берлина, куда вся царская семья торжественно въехала 7-го мая в сопровождении встретивших ее в Фридрихсфельде короля прусского с четырьмя сыновьями и двумя дочерьми: великой герцогиней Александрой Мекленбург-Шверинской и принцессой Луизой Нидерландской. Пока императрица отдыхала в кругу родительской семьи, император со старшим сыном принимал деятельное участие в происходивших в окрестностях Берлина маневрах прусского гвардейского корпуса, присутствовать на которых, кроме русских гостей, приглашены были короли ганноверский и виртембергский, а также многие немецкие государи и принцы: владетельные великие герцоги Саксен-Веймарский с супругой и наследным принцем и Ольденбургский; герцог Брауншвейгский, ландграф Гессен-Гомбургский, принцы Георг Гессен-Дармштадтский, Август Виртембергский, Вильгельм, старший сын принца Оранского, и герцог Максимилиан Лейхтенбергский. По окончании маневров императрица переехала в Потсдам, а государь с тремя сыновьями отправился в Штетин, где сел на военный пароход «Геркулес» и отплыл в ночь с 26-го на 27-е мая. Объезд европейских дворов Александр Николаевич имел начать с Швеции и в Стокгольме ждали лишь прибытия его одного, но император Николай захотел воспользоваться случаем, чтобы самому внезапно посетить престарелого короля Карла-Иоанна, не предупреждая его о том. 29-го мая «Геркулес» под флагом наследника вошел в стокгольмскую гавань и бросил якорь пред самым королевским дворцом. Пока цесаревича встречали шведские придворные и военные сановники и при громе пушек приветствовала толпа собравшегося вокруг пристани народа, государь, никем не замеченный, пробрался в королевские покои и неожиданным своим появлением озадачил и крайне обрадовал старца Бернадотта, верного союзника и преданного сподвижника и друга Александра Благословенного. Император Николай пробыл в Стокгольме всего два дня, со вниманием осматривал гвардейские казармы, военный госпиталь, присутствовал при параде шведских войск, обедал у короля и наследного принца и после бала во дворце отбыл на «Геркулесе» с двумя младшими сыновьями в Россию. Александр Николаевич провел в Швеции более двух недель с состоявшими при нем обычными спутниками: Кавелиным, Жуковским, Назимовым, Адлербергом, Виельгорским, Паткулем, доктором Енохиным, к которым присоединился и попечитель его высочества князь Ливен, а также юный сверстник — И. М. Толстой. С 29-го мая по 3-е июня цесаревич оставался в Стокгольме, где наследный принц Оскар был его проводником по всем достопримечательностям этой древней столицы. Там посетил он Королевскую академию наук, на пороге которой был встречен ее президентом, знаменитым химиком Берцелиусом, лабораторию этого ученого, военное училище, образцовую ферму и сам принимал своего молодого друга принца Оскара на русском пароходе «Александрия». С ним же предпринял он целый ряд поездок по живописным окрестностям Стокгольма, по озеру Мелару, останавливаясь для осмотра железных заводов и исторических замков Грипсгольма, Дротенгольма и Розенберга. В Упсале обозрел он собор, где похоронен Густав Ваза, университет, спускался в Даннеморские рудники, плыл по каналам Готскому и Трольготскому, замечательным своими шлюзами, наконец, 17-го июня, простившись с наследным принцем, сел в Готенбурге на пароход «Геркулес», на котором на следующий день прибыл в Копенгаген. И в датской столице, как в Стокгольме, первые дни пребывания прошли в визитах королю Фридриху VI и королеве Марии, приеме министров и членов дипломатического корпуса, осмотре достопримечательностей и в числе их морского арсенала, торжественных обедах, спектаклях, балах. О впечатлении, произведенном русским наследником на дворы стокгольмский и копенгагенский, имеем следующий отзыв Жуковского: «Его путешествие началось под влиянием свыше; первый его шаг был облегчен присутствием государя. Когда он остался один в Швеции и начал сам за себя независимо играть свою роль, то уже главное было сделано, первое впечатление было произведено и на него, и им на других наилучшим образом. Он был принят в Швеции и семейством короля, и всей нацией с искренним доброжелательством; семья короля полюбила в нем его благородную, чистую природу, а нация на него обратила ту благодарность, которую возбудило в ней уважение, оказанное ей в лице короля русским императором. То приятное чувство, которое должно было произвести в великом князе его пребывание в Швеции, имело счастливое влияние и на его первый шаг в Дании. Здесь он уже не имел того руководца, который был с ним в Швеции; он явился один посреди незнакомых ему лиц королевской семьи и сделал этот шаг с достоинством, с приличием и со всей прелестью молодости, так что здесь, в королевской семье, полюбили его как своего; особенно старик-король — честная добрая душа, почетный мирянин нашего бурного века, который, несколько дикий, как мне сказывали, по характеру, вдруг почувствовал к нему нечто родственное и обращается с ним без принуждения. Такого же рода расположение к нему заметно и в самом обществе, так что его пребывание здесь не есть просто замечательное событие, возбуждающее любопытство, но и милое, для всех приятное явление, возбуждающее радостное, симпатичное чувство».58 Понятны всеобщая тревога и печаль, вызванные при датском дворе известием о внезапной болезни цесаревича. Он простудился при посещении портовых сооружений, и сильный припадок лихорадки уложил его в постель. Пять дней не выходил он из отведенного ему дворца Христиансборга. Назначенный в честь его парад не был, однако, отменен: по приказанию короля войска прошли церемониальным маршем мимо его окон. Даже по выздоровлении наследник чувствовал себя еще настолько слабым, что не мог участвовать в предложенных празднествах. 29-го июня он оставил Копенгаген на «Геркулесе», перевезшем его в Травемюнде, отдохнул одни сутки в этом городе, другие в Любеке и только 6-го июля достиг Ганновера. Там было приготовлено ему помещение в загородном замке Геренсгаузене, где он провел пять дней в глубоком уединении, прерванном лишь поездкой в замок Монбрильян, летнюю резиденцию короля и королевы ганноверских. Отдых этот настолько благотворно отразился на его здоровье, что перед отъездом он был уже в состоянии не только присутствовать на парадном спектакле и танцевать на придворном бале, но и отправиться на артиллерийское ученье ганноверских войск. Выехав из Ганновера 19-го июля, Александр Николаевич провел один день в Касселе в гостях у курфюрстины Гессенской, другой во Франкфурте, навестил в Бибрихе владетельного герцога Нассауского и 26-го июля прибыл в Эмс.