С.С. ТАТИЩЕВ / ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР ВТОРОЙ (35)

Проведя один день в Потсдаме, государь продолжал следование в Париж, куда вслед за ним приехал и король прусский, сопровождаемый канцлером северо-германского союза графом Бисмарком. Александр Николаевич прибыл во французскую столицу 20-го мая и был встречен на вокзале Северной железной дороги императором французов. Ему отведено помещение в Елисейском дворце, то самое, которое занимал Александр I в пребывание свое в Париже в 1814 и 1815 годах. Блестящие празднества устроены были в честь августейших гостей: обед и бал в Тюильри, парадный спектакль в Опере, посещение выставки, скачки в Лоншане, наконец, большой смотр французских войск на Лоншанском поле. 25-го мая, при возвращении с этого военного торжества, в Булонском лесу в коляску, в которой ехали императоры Александр и Наполеон и оба великие князя, поляк Березовский выстрелил из пистолета в государя и, к счастью, дал промах. Пуля, пролетев мимо, ранила лошадь ехавшего возле императорского экипажа французского шталмейстера. Весть о вторичном покушении на священную особу монарха с быстротою молнии разнеслась по всей России, как и в предыдущем году, вызывая повсюду общее чувство негодования к злодею, радости и благодарности к Богу за спасение драгоценной жизни царя. Император Александр еще несколько дней остался в Париже, осматривая достопримечательности знаменитого города, посещая прославленные историческими воспоминаниями окрестности его. 30-го мая он выехал из французской столицы, остановился на несколько часов в Баден-Бадене, чтобы навестить королеву прусскую Августу, в Штутгарте посетил сестру свою, королеву Виртембергскую Ольгу Николаевну, а в Дармштадте — семью императрицы, и, проведя два дня в Потсдаме, 6-го июня прибыл в Варшаву. То было первое посещение монархом польской столицы после печальных смут, коих она была позорищем в продолжение семи лет. В 1867 году продолжалось без перерыва административное слияние Царства Польского с империей; упразднены правительственные комиссии, финансовая и народного просвещения, и образован Варшавский учебный округ, подчиненный на общем основании министру народного просвещения; перешли в заведование подлежащих ведомств империи пути сообщения, коннозаводство и контрольная часть; наконец, упразднены также Государственный Совет и совет управления Царства Польского; 9 но одновременно обнародована дарованная в Вержболове амнистия участникам мятежа. Выстрел Березовского нимало не изменил великодушных намерений государя в отношении к польским его подданным. В Варшаве он подписал два указа на имя наместника: первым прекращены разыскания имуществ, принадлежащих преступникам, принимавшим участие в мятеже, и подлежавших конфискации, а также всякие действия относительно конфискации тех из имуществ подобного рода, которые, хотя и обнаружены, но не поступили еще окончательно в казну; вторым даровано вспомоществование оставшимся за штатом польским чиновникам упраздненных учреждений.10 На Варшавском вокзале встретила августейшего супруга императрица Мария Александровна с младшими детьми, великими князьями Сергием и Павлом и великой княжной Марией, а мэр города поднес его величеству хлеб-соль. Государь и императрица в открытой коляске проехали в Бельведерский дворец. Там на дворцовом дворе ожидала их депутация в 500 человек от крестьян, в числе более 5000 стекшихся в Варшаву со всех концов Царства Польского ко дню царского приезда. Принимая от них хлеб-соль, император произнес: «Я очень рад вас видеть довольными, так как я сделал все, что мог, для вашего благосостояния». Из дворца их величества отправились в православный собор, где был отслужен благодарственный молебен, а затем — на Мокотовское поле, на котором произведен высочайший смотр собранным в Варшаве войскам. На другой день государь принимал высших военных и гражданских чинов, губернаторов, председателей губернских по крестьянским делам присутствий; на третий — в Лазенковском дворце был обеденный стол для русских должностных лиц, начальников отдельных воинских частей и полковых командиров; на четвертый — их величества почтили своим присутствием бал, данный в их честь в русском общественном собрании; на пятый — 10-го июня — император, проводив отправлявшуюся в Ливадию императрицу с августейшими детьми до Скерневиц, сам выехал из Варшавы и имел ночлег в Белостоке. 12-го июня ровно в полночь императорский поезд прибыл в Вильно. Император Александр проследовал по ярко иллюминованным улицам города во дворец, где на следующее утро принимал властей и депутацию из 500 крестьян Северо-Западного края. Посетив Свято-Духов монастырь, он остановился и у римско-католического собора, на паперти которого ждало его духовенство в облачении; потом помолился в часовне, воздвигнутой в память жертв последнего мятежа, а затем произвел смотр войскам, после которого приступил к подробному осмотру возобновленных в Вильно древних православных храмов. Обзор начался с церквей Пятницкой и Николаевской и заключился кафедральным Св. Николая и Предтеченским митрополичьим соборами. Кроме того, император посетил сиротский дом младенца Иисуса и Мариинский девичий монастырь. Вечером во дворце был большой обед для высших чинов духовных, военных и гражданских, к которому из местных дворян приглашен был один только граф Тышкевич, отставной конногвардеец, ветеран наполеоновских войн. 13-го государь удостоил особым приемом членов виленского губернского по крестьянским делам присутствия, председателей мировых съездов и всех вообще находившихся в Вильно деятелей крестьянского дела. «Благодарю вас, господа, — сказал он им, — за вашу полезную службу; продолжайте ее с прежним усердием; уверен, что вы будете действовать с полным беспристрастием». Затем государь вышел к крестьянам, наполнявшим дворцовый двор, и спросил, нет ли между ними принявших православие? По вызове вновь обращенных из толпы, он произнес, обращаясь к ним: «Очень рад вас видеть православными. Уверен, что вы перешли в древнюю веру края с убеждением и искренно; знайте, что раз принявшим православие я ни под каким видом не позволю и не допущу возвратиться в католичество. Слышите ли? Повторяю: рад вас видеть православными». После ученья войскам государь посетил публичную библиотеку, навестил престарелого митрополита литовского Иосифа, заехал в духовную семинарию, женскую гимназию, военный госпиталь и, отобедав во дворце в кругу начальников отдельных частей войск, вечером отбыл из Вильно. Дальнейший путь императора лежал чрез Динабург на Ригу. В Прибалтийском крае уже несколько лет умы были возбуждены ярою полемикою местных немецких и иностранных газет с русскою печатью по вопросу о национальности. В 1864 году правительству пришлось принять меры к обузданию лифляндского суперинтендента епископа Вальтера, при открытии местного ландтага произнесшего слово, которым он приглашал дворян и крестьян оставаться верными германизму. Но вскоре после того были приняты репрессивные меры и против обнаружившегося движения посреди латышей к переходу в православие; содействовавший этому движению православный епископ рижский Платон переведен на другую кафедру и в пределах Балтийского края отменен закон об обязательном крещении в православную веру детей, рожденных от смешанных браков православных с лютеранами. Государь прибыл в Ригу вечером 14-го числа. На платформе вокзала выстроились члены общества стрелков и поднесли хлеб-соль представители общин староверческой и еврейской. На плацу перед станцией стояла городская конная стража, пожарная команда и певческие общества. Вся Рига сияла огнями. При пушечной пальбе и колокольном звоне император проехал в замок, а за ним вослед направились туда и певческие общества, немецкое и русское, и при свете факелов и фонарей исполнили несколько хоров. На другой день утром представлялись государю в замке военные и гражданские чины, духовенство, дворянство, представители города и купечества, а также эстляндские дворяне и депутация от города Ревеля. Император обратился к ним со следующею речью на русском языке: «Вы знаете, господа, с каким удовольствием я посещаю каждый раз ваш край. Я умею ценить ваши верноподданнические чувства, еще недавно столь сильно обнаруженные по поводу вторичного избавления меня Всевышним от руки убийцы. Я знаю, что это чувство искренне в вас и наследственно. То же самое я могу сказать и о моем к вам доверии. Оно также во мне наследственно, и я ручаюсь вам, что передам его моим детям. Но я желаю, господа, чтобы вы не забывали, что принадлежите к единой русской семье и образуете нераздельную часть России, за которую отцы ваши и братья, и многие их вас самих проливали кровь. Вот почему я надеюсь найти со стороны вашей в мирное время содействие мне и моему представителю в среде вашей, генерал-губернатору (государь указал на генерал-адъютанта Альбединского), на коего вполне полагаюсь, к приведению в исполнение тех мер и реформ, которые я считаю необходимыми и полезными для вашего края. Я уверен, господа, что в этом отношении я не ошибусь в моем к вам доверии и что вы оправдаете его на деле. Мне остается еще благодарить вас за ваш радушный прием, которым я глубоко тронут». После посещения православного собора в цитадели и парада войскам император поехал в сад Стрелкового общества, где собственноручно раздавал призы, а на память своего посещения посадил дерево. День завершился балом от дворянства. За ужином в ответ на тост за здоровье его величества, император провозгласил тост за лифляндское дворянство. По возвращении в Петербург государь утвердил решение Комитета министров о восстановлении обязательной силы состоявшегося еще в 1850 году высочайшего повеления, которым местным властям в Прибалтийском крае вменялось в обязанность все деловые сношения и переписку вести на русском языке. Пробыв два дня в Риге, император Александр возвратился в Царское Село 18-го июня. На Александровскую станцию собрались встретить его все находящиеся в столице члены царской семьи, министры, высшие придворные, военные и гражданские чины и генералы, штаб- и обер-офицеры всех частей войск, расположенных в Петербурге и его окрестностях, одни пешие, другие верхами для составления почетного конвоя, наконец, несметная толпа народа. Очевидец так описывает эту встречу царя, вторично спасенного Небесным Промыслом от грозившей ему смертельной опасности: «Ровно в 5 часов 30 минут раздался свисток локомотива, мчавшего императорский поезд, и в ту же минуту воздух огласился дружным, продолжительным «ура!» народной толпы, собравшейся за станцией у дороги. Стоявший там же оркестр военной музыки заиграл «Боже, царя храни!» Толпа на площади так и замерла в ожидании, которое продолжалось, однако, одно мгновение. Двери станции распахнулись, и государь, в синей венгерке лейб-гусарского полка и красной фуражке, показался на пороге. Забывши всякий этикет, руководимые только одним одушевлявшим их чувством, все офицеры, составлявшие первые ряды толпы, бросились навстречу государю; громовое, неумолкаемое «ура!» потрясло воздух. Публика махала шляпами, платками, простолюдины бросали вверх шапки. Его величество милостиво остановился пред заграждавшею ему путь толпою и изволил сказать несколько приветливых слов окружавшим его военным. Приветствие государя было до того милостиво, что, не помня о соблюдении установленной формы, офицеры, по единодушному движению, сняли свои кепи и каски и стали махать ими. Сопровождаемый великими князьями, на лицах которых было написано глубокое радостное волнение, государь прошел ряды офицеров и, войдя в самую средину толпы, направился к своей коляске, в которой и поместился с великим князем Константином Николаевичем. Несколько минут коляска не могла двинуться с места от натиска восторженной толпы. Наконец, народ расступился и экипаж двинулся. Государь император ехал стоя, держась одною рукою за обод козел, а другой милостиво приветствуя народ. Конные офицеры сплошною толпою помчались за коляскою. С площадки станции далеко видна была усеянная сплошь народом дорога, по которой мчался экипаж государя; вся окрестность гремела криками «ура!». Прибыв в Царскосельский дворец, его величество прежде всего отправился в дворцовую церковь, где был отслужен благодарственный молебен».11 19-го июня в Зимнем дворце император Александр принимал поздравления дипломатического корпуса, а 20-го к вечеру посетил Красносельский лагерь. К царской ставке собрались все генералы, штаб- и обер-офицеры расположенных в лагере войск, а также послы испанский и великобританский, прусский посланник и военные агенты австрийский и прусский. Для встречи государя офицеры стали по обеим сторонам дороги от царской ставки по царскосельскому шоссе; хоры музыки всех частей войск были поставлены против царской ставки, а нижние чины и песенники полков стояли на передних линейках впереди своих палаток. Густая толпа народа покрывала все пространство впереди лагеря. Близ самой ставки государя собралось много дам. Когда показался императорский экипаж, в котором сидел государь с королем эллинов, музыка заиграла гимн, и войска приветствовали державного вождя громкими перекатами «ура!», раздававшимися на всем девятиверстном пространстве лагерного расположения. Главнокомандующий войсками гвардии великий князь Николай Николаевич подал императору почетный рапорт, а затем, окруженный начальниками дивизий, командирами бригад и полков, поднес ему дар от войск — золотой образ-складень с изображением св. апостола Андрея Первозванного и надписью: 25-го мая 1867 года. При этом великий князь сказал: «Ваше величество! Вся ваша верная гвардия, от генерала до солдата, и воспитанники военно-учебных заведений подносят вам этот складень с изъявлением величайшего их счастья и радости видеть вас, государь, опять в своей среде. Все мы просим, чтобы складень этот был неразлучно с вами во всех ваших путешествиях». Император снял фуражку, перекрестился, приложился к образу и растроганным голосом отвечал: «Благодарю за этот образ, с которым никогда не расстанусь». Прижав к груди и расцеловав брата, государь прибавил, обратясь к генералам и офицерам: «Благодарю вас всех, господа, от всей души». После высочайшего объезда лагеря началась заря с церемонией, и войска стали на молитву. Конец вечера император провел в красносельском театре. Не менее торжественно и задушевно встречен был государь моряками, когда несколько дней спустя посетил кронштадтский рейд в сопровождении наследного принца итальянского Гумберта.12 26-го июня в царскосельском дворце состоялось, в присутствии государя, обручение короля эллинов Георга I со старшею дочерью великого князя Константина Николаевича великою княжною Ольгою Константиновною; с 6-го по 11-е июля — ряд учений и смотров войск Красносельского лагеря, а 18-го государь выехал из Петербурга и чрез Москву, Тулу, Орел, Харьков, Полтаву, Кременчуг, Елисаветград и Николаев прибыл в Ливадию, где остался с императрицею и младшими детьми до конца сентября. Бракосочетание короля Георга с великою княжною Ольгою совершилось в отсутствие императора в Павловске 15-го сентября. 5-го августа русская церковь праздновала пятидесятилетие служения в архиерейском сане митрополита московского Филарета. Государь почтил маститого архипастыря милостивым рескриптом, в котором, перечислив великие заслуги его церкви и отечеству, предоставил ему право, по киевскому обычаю, предношения креста при священнослужении, а также ношения креста на митре и двух панагий на персях. Владыка недолго пережил это торжество, беспримерное в наших церковных летописях. 19-го ноября 1867 года не стало Филарета. Преемником его на московской митрополичьей кафедре назначен известный своей миссионерской деятельностью в отдаленной Сибири архиепископ камчатский и алеутский Иннокентий. 1867-й год завершился рядом законодательных мер по преобразованию административной и судебной частей на Кавказе и в Закавказском крае. 9-го декабря высочайше утверждены и обнародованы положения: о главном управлении наместника кавказского, о карантинно-таможенной части и правила о порядке определения к должностям и увольнения от оных, а указом Сенату повелено новые судебные уставы привести в действие в округе тифлисской судебной палаты с 1-го января 1868 года. Неурожай 1867 года вызвал во многих местностях России голод, для устранения которого обычные административные меры оказались недостаточными. Бедствие грозило принять обширные размеры, а между тем почти всюду запасные хлебные магазины оказались истощенными. Для обеспечения положения нуждающихся и для обсеменения яровых полей решено обратиться к частной благотворительности и открыть по всей империи подписку для сбора в пользу голодающих добровольных денежных пожертвований, а для сосредоточения и правильного распределения их учреждена временная комиссия, во главе которой стал наследник престола. «Поручая вашему императорскому высочеству, — писали ему государь и императрица в рескрипте за общею подписью, — почетное председательство в оной, нам отрадно видеть в искренности и теплоте принимаемого вами сердечного в этом деле участия залог успешного достижения предполагаемой благотворительной цели».13 В связи с этою мерою состоялось увольнение статс-секретаря Валуева от должности министра внутренних дел, причем, однако, государь изъявил ему душевную признательность за семилетнее управление этим ведомством и, в частности, за «неусыпные старания к введению и правильному действию законодательных и административных преобразований», выразив надежду, что «после некоторого времени необходимого отдыха для поправления здоровья», Валуев снова «посвятит себя деятельному участию в делах государственных». Министром внутренних дел назначен бывший начальник штаба корпуса жандармов, заместивший графа И. М. Толстого по званию министра почт и телеграфов генерал-адъютант Тимашев. Почтовое и телеграфное ведомства включены при этом снова в состав Министерства внутренних дел. Тогда же уволенного Замятина во главе Министерства юстиции заменил статс-секретарь граф Пален. 17-го апреля 1868 года Александру Николаевичу исполнилось пятьдесят лет. День этот отпразднован в тесном семейном кругу, но несколько дней спустя лейб-гусарский полк торжественно чествовал полвека, истекшие со времени назначения императора шефом полка. Войскам гвардии объявлен рескрипт на имя главнокомандующего великого князя Николая Николаевича: «Пятьдесят лет прошло с тех пор, как по воле блаженной памяти императора Александра I-го я зачислен в ряды доблестной гвардии. Постоянно будучи свидетелем ее усердной службы и непоколебимой преданности престолу и отечеству и желая ознаменовать нынешний день знаком моего к ней благоволения, я жалуя по 300 тысяч рублей ежегодно для выдачи пособий в размере полугодовых окладов жалованья всем штаб- и обер-офицерам, которые несут в войсках гвардии действительную службу. Оказывая этот новый знак попечения моего о благосостоянии офицеров моей гвардии, во внимание к большим издержкам, требуемым от них по особым условиям их службы, я уверен, что они и на будущее время так же, как и доселе, будут своею примерною и безукоризненною службою поддерживать честь и славу русской гвардии». 22-го апреля государь прибыл в Царское Село, принял поздравление от полка и поднесенную ему лейб-гусарами художественную группу, изображавшую гусар в четыре минувшие и в настоящее царствования, и объявил, что жалует полку новый штандарт. Юбилейное торжество, отложенное на несколько дней по нездоровью императрицы, происходило 27-го июля. К этому дню стеклись в Царское Село многие из прежде служивших в лейб-гусарском полку офицеров. Накануне вся гусарская семья приглашена была во дворец, где произошла церемония прибивки вновь пожалованного штандарта к древку. Император вбил первый гвоздь; следующие гвозди по его указанию вбили: великий герцог саксен-веймарский, наследник цесаревич, наследный принц саксен-веймар­ский, великий князь Николай Николаевич старший, принц Александр Гессенский, военный министр, великие князья Сергий Александрович и Николай Николаевич младший, прежние командиры полка, нынешний командир и все наличные офицеры, наконец, по четыре нижних чина от эскадрона. Обратясь к прежним офицерам полка, государь ласково спросил: «Не хотят ли и старые лейб-гусары вбить по гвоздику?» — что и было ими исполнено. На другой день полк в парадной форме выстроился на площади перед дворцом, развернутым фронтом, с флангами, загнутыми под углом к дворцу. Старый штандарт, по отдании ему чести, отнесен в царскосельский главный караул, с тем чтобы по окончании церемонии отдать его на хранение в Софийский собор, а новый штандарт торжественно вынесен из дворца и поставлен для освящения к аналою в открытую церковную палатку, раскинутую у главного дворцового подъезда. Появление государя полк встретил громким, долго неумолкавшим «ура!», после чего сам император принял над полком начальство. Императрица и цесаревна показались на балконе дворца в белых лейб-гусарских ментиках и были приветствованы теми же криками. Началось благодарственное молебствие. Протопресвитер Бажанов окропил святою водою штандарт, который держал коленопреклоненный полковой командир граф Воронцов-Дашков, поддерживаемый одною рукою самим императором. По окончании молебна полк прошел церемониальным маршем перед императрицею. Во главе его ехал августейший шеф; перед первым дивизионом — цесаревич; перед 2-м — бывший командир полка генерал-адъютант Альбединский; граф Воронцов-Дашков ехал перед 4-м эскадроном, а эскадронные командиры перед взводами. После церемониального марша полк сомкнулся в колонну и государь, окружив себя офицерами, поздравил полк с получением нового штандарта и, вызвав песенников, приказал ехать в казармы на обед. Обед нижних чинов происходил в экзерциргаузе в два с половиною часа, в присутствии императора и всей царской семьи. С чаркой в руке Александр Николаевич обратился к полку и провозгласил: «Пятидесятилетний шеф пьет здоровье молодецкого лейб-гусарского полка и благодарит его за лихую и молодецкую службу». В пять часов во дворце был обед на 450 приглашенных, после которого государь сам раздавал гусарам свои фотографические портреты в гусарской форме. Вечером был парадный спектакль в китайском театре, а по окончании его — ужин в полковом манеже, который удостоили своим присутствием император, цесаревна и все великие князья. Оставляя манеж, государь снова обратился к присутствовавшим с милостивыми словами благодарности и поцеловал полкового командира. В этот день как служащим, так и служившим в полку пожалованы обильные и щедрые награды.14 6-го мая в Царском Селе совершилось радостное событие: цесаревна разрешилась от бремени сыном, нареченным Николаем. Государь был восприемником от купели своего перворожденного внука, вместе с датскою королевою Луизою, наследным принцем датским и великою княгинею Еленою Павловною. Высоконоворожденного несла на подушке гофмейстерина княгиня Куракина, а покрывало поддерживали генерал-фельдмаршал князь Барятинский и государственный канцлер князь Горчаков. В день крещения император Александр дал широкий простор своему милосердию, облегчив участь государственных преступников, а также лиц, подвергшихся административным взысканиям за соучастие в политических смутах; приговоренным к каторжным работам даровалось освобождение от работ, и они водворялись на поселение в Восточной Сибири; находившимся в Сибири на поселении предоставлены права государственных поселян с разрешением жить в городах для занятия ремеслами и промышленностью; сосланным в Сибирь на житье с лишением всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ, предоставлено право приписки к городам и сельским обществам, но дозволено просить и о переводе на жительство в отдаленные губернии империи; всем находящимся в Сибири иностранным подданным даровано прощение, но с высылкою из пределов России без права возвращения; наконец, молодым людям, ранее 20-тилетнего возраста присужденным к какому-либо наказанию за участие в польском мятеже, по суду или в административном порядке, за исключением лиц, приговоренных к каторге, также даровано прощение с разрешением проживать: уроженцам Царства Польского — на их родине, а происходящим из Западного края в губерниях империи — по назначению министра внутренних дел. 14-го июля, подписав указ о поземельном устройстве и общественном управлении лично свободных поселян Бессарабской области (цараны), на началах положений 19-го февраля 1861 года, государь отбыл за границу, куда за две недели до того выехала уже императрица с тремя младшими детьми. Их величества выдержали курс лечения водами в Киссингене, потом провели целый месяц в замках Югенгейме и Гейлингенберге близ Дармштадта. Отвезя императрицу в Фридрихсгафен, летнее местопребывание королевы виртембергской Ольги Николаевны, государь навестил в Бадене прусскую королеву Августу, а в Потсдаме — короля Вильгельма, и чрез Варшаву и Вильно 23-го сентября возвратился в Царское Село. В продолжение 1868 года в Царстве Польском приняты две меры к дальнейшему слиянию края с империей: упразднена правительственная комиссия внутренних дел и все губернии царства подчинены Министерству внутренних дел на общем основании, и предоставлено обывателям всех частей империи, всех состояний и вероисповеданий, свободно переселяться для водворения в десяти польских губерниях. Во главе управления Северо-Западным краем графа Баранова заменил генерал-адъютант Потапов, одним из первых распоряжений которого было снятие военного положения в некоторых уездах губерний Могилевской, Минской и Витебской, «с тем, чтобы о сем было объявлено на местах в счастливый для России день 17-го апреля». К осени военное положение снято и с прочих местностей трех означенных губерний, а равно и в губернии Виленской. Тогда же завершила круг своей благотворной деятельности высочайше учрежденная, под почетным председательством наследника, комиссия для сбора пожертвований и распределения пособий пострадавшим от неурожая. Из отчета, представленного цесаревичем императору, видно, что распоряжениями комиссии обеспечено было обсеменение полей; доставлены пособия деньгами и хлебом в 23 губернии и, сверх того, значительное воспособление оказано жителям Финляндии; наконец, миллион рублей, заимообразно отпущенный в распоряжение комиссии, к 1-му сентября возвращен в Государственное казначейство. «Столь благие результаты, — писал государь наследнику, — я по справедливости отношу к участию, которое ваше императорское высочество не переставали принимать в деле, особым доверием моим на вас возложенном, и к тому искреннему усердию, которое руководит постоянно вашими действиями и побуждениями, когда надлежит содействовать к облегчению участи нуждающихся. Мне отрадно ныне выразить вашему императорскому высочеству «за столь полезные и достохвальные труды ваши, пред лицом всей России, мою душевную признательность, а вместе с тем и уверенность, что вы и впредь всегда будете неуклонно трудиться на пользу и благо нашего любезного отечества». 27-го октября состоялось высочайшее повеление: открыть с 1869 года при Главном управлении по делам печати издание особой и единственной для всех министерств и главных управлений официальной газеты под наименованием «Правительственного Вестника» и затем, отняв всякий официальный характер у газет, служивших официальными органами некоторых министерств и главных управлений, подчинить их на будущее время действию общих законов о печати. Законодательная деятельность в 1869 году была преимущественно направлена на окраины. 10-го марта государь подписал указ Сенату о поземельном и административном устройстве государственных крестьян в казенных имениях губерний Эстляндской, Лифляндской и Курляндской на началах, одинаковых с теми, что применены к устройству их быта в империи. В Северо-Западном крае генерал-губернатор Потапов циркулярным распоряжением приостановил выкупную операцию, но все возбужденные им вопросы о пересмотре выкупных актов в пользу землевладельцев были решены Главным Комитетом по устройству сельского состояния на точном основании изданных в 1863 и 1864 годах законов, и генерал-губернатору предоставлено принять все необходимые меры к скорейшему окончанию составления и приведения в исполнение выкупных актов. Такое положение Комитета удостоилось высочайшего утверждения, и старания Потапова видоизменить направление правительственной политики в этом крае привели лишь к увольнению значительного числа мировых посредников, назначенных его двумя непосредственными предшественниками, да сверх того — двух из самых выдающихся русских деятелей в крае: виленского губернатора контр-адмирала Шестакова и попечителя виленского округа Батюшкова. В Юго-Западном крае, по смерти Безака, киевским, подольским и волынским генерал-губернатором назначен генерал-адъютант князь Дондуков-Корсаков. В Царстве Польском дела Холмской греко-униатской епархии переданы департаменту иностранных исповеданий Министерства внутренних дел; для заведования казенными сборами в десяти губерниях царства учреждены казенные палаты; малонаселенные города обращены в сельские посады; вместо польской Главной Школы основан в Варшаве русский университет и русский же институт сельского хозяйства и лесоводства в Новой Александрии; наконец, цензурное ведомство в Царстве Польском подчинено Главному управлению по делам печати. В Пасху произошла перемена во главе Министерства путей сообщения: Мельников уволен по расстроенному здоровью при милостивом рескрипте и преемником ему назначен генерал-майор свиты его величества граф В. А. Бобринский. После кратковременного пребывания в селе Ильинском и в Москве — с 11-го по 25-е июня — государь провел первую половину июля в Петербурге, а 17-го числа с императрицею и детьми отправился в Крым. По дороге их величества посетили в поместье Деревенька (Курской губернии) фельдмаршала князя Барятинского. По нездоровью государя отменены были предположенные смотры в Батурине и Киеве, и августейшие путешественники безостановочно проследовали чрез Киев и Одессу в Ливадию, куда прибыли 2-го августа, а 11-го октября возвратились в Петербург. 24-го ноября произведена в высочайшем присутствии закладка памятника Екатерине II на площади пред Александрийским театром, а 26-го торжественно отпразднована столетняя годовщина основанного великою государыней военного ордена св. великомученика и победоносца Георгия. К этому дню съехались в Петербург многочисленные георгиевские кавалеры, а старейший их них — Вильгельм, король прусский, получивший 4-ю степень ордена в 1814 году за сражение при Баруюсюр-Об, прислал своим представителем брата, принца Альбрехта. Выйдя к собранным в Белой зале Зимнего дворца георгиевским кавалерам, император Александр, возложивший на себя в этот день, в качестве гроссмейстера ордена, ленту Св. Георгия, приветствовал их следующею прочувствованною речью: «Поздравляю вас, господа, со столетнею годовщиною учреждения Георгиевского ордена. При этом я уверен, что каждый из нас с благодарностью вспомнит о великой учредительнице нашего славного военного ордена, умевшей ценить службу престолу и отечеству и достойных достойно награждать. Не забудем также и прежних георгиевских кавалеров, которых уже нет на этом свете и из которых многие положили жизнь свою за дорогое нам отечество и во славу нашего оружия. Доблести прежних поколений, к счастью, с ними не исчезли, а передались вполне и нынешнему поколению, как то свидетельствуют военные отличия, которые вас украшают. Вся армия наша и флот наш вами гордятся вместе со мною. Я рад, что мне суждено было праздновать эту знаменательную годовщину вместе с вами, и счастлив, что могу лично благодарить вас за вашу верную, усердную и славную боевую службу как на суше, так и на море. Тех, которые получили за их заслуги Георгиевские кресты при императорах Александре Павловиче и при покойном родителе, благодарю их именем и не забуду навсегда подвиги награжденных этим орденом уже при мне, как в тяжкую годину защиты Севастополя, так и за Кавказскую войну и в последнее время в Туркестане. Сожалею, что не все кавалеры могли явиться к сегодняшнему нашему военному семейному празднику, начиная с фельдмаршала князя Барятинского; но я не забываю, что ему я обязан покорением Кавказа. Я рад, что могу перед вами всеми благодарить брата моего великого князя Михаила Николаевича за окончательное умиротворение всего Кавказского края, и главного помощника и того, и другого — графа Евдокимова. Благодарю также брата моего великого князя Константина Николаевича, при котором началось усмирение польского мятежа, и фельдмаршала графа Берга — за окончательное его усмирение. Не могу также не обратиться с особым «спасибо» к нашим морякам, которые после Синопа доказали под Севастополем, что они и на суше такие же молодцы, как и на море. Повинуясь воле учредительницы военного нашего ордена, положительно ею выраженной в манифесте по случаю его основания, я, как гроссмейстер ордена, возложил на себя сегодня 1-ю степень сего ордена; но мне в особенности дорог крест 4-й степени, который я ношу, и день, в который я удостоился его получить, принадлежит к счастливейшим воспоминаниям моей жизни, и я уверен, что каждый из вас сохраняет в памяти своей то же чувство. Еще раз благодарю от души вас всех за молодецкую службу. Да сохранит вас Бог! Дай Бог, чтобы не нужно было нам вновь вступать в бой, но если то нам суждено, то я уверен, что армия и флот сумеют по-прежнему поддержать славу нашего оружия и честь русского имени». В Георгиевской зале отслужено митрополитом Исидором молебствие великомученику и победоносцу Георгию, завершившееся окроплением св. водою знамен и штандартов. После молебна государь присутствовал на обеде нижних чинов, украшенных знаком отличия военного ордена, и вслед за тем получил следующую телеграмму из Берлина: «Его величеству императору всероссийскому. — Приношу вам мое поздравление с сегодняшним прекрасным праздником, за которым я слежу мысленно с часу на час. Полковник Вердер только что сообщил мне о великой чести, коей вы его удостоили, и я благодарю вас за это из глубины сердечной. Вильгельм».15 Назначенный незадолго перед тем военным уполномоченным в Петербурге, полковник Вердер получил в утро праздника Георгиевский крест 4-й степени, о чем и донес немедленно королю по телеграфу. Одновременно с получением в Петербурге вышеприведенной депеши, королю в Берлине была доставлена телеграмма русского императора, отправленная еще до начала парада: «Королю прусскому в Берлин. Благодарю вас от всего сердца за дружеское письмо ваше, присланное с Альбрехтом, и в минуту отправления на военное торжество, позвольте предложить вам, от имени всех кавалеров Св. Георгия, 1-ю степень этого ордена, принадлежащую вам по праву. Мы все будем гордиться, видя вас украшенным ею. Желаю, чтобы вы усмотрели в ней новое доказательство соединяющей нас дружбы, зиждущейся на воспоминаниях вечно памятной эпохи, когда обе наши армии сражались за святое дело. Я позволил себе дать крест 4-й степени вашему адъютанту Вердеру. Александр».16 Поздно вечером получен был в Петербурге телеграфический ответ короля: «Его величеству императору Александру, в С.-Петербург. — Глубоко тронутый, со слезами на глазах обнимаю вас, благодарю за честь, на которую не смел рассчитывать. Но вдвойне осчастливлен я способом, коим вы мне о ней сообщаете. Без сомнения, я вижу в ней новое доказательство вашей дружбы и память о великой эпохе, когда наши обе армии сражались за одно святое дело. Во имя этой самой дружбы и того же воспоминания осмеливаюсь просить вас принять мой орден «Pour le mérite». Армия моя будет гордиться, видя вас носящим этот орден. Да хранит вас Бог. Вильгельм».17 Вместе с этою телеграммою была получена из Берлина и другая, на имя принца Альбрехта: «Нет, какова оказанная мне честь! Я счастлив в высшей степени, но совершенно потрясен! Уплачиваю долг, поднося императору «Pour le mérite». Если у тебя два креста, то предложи ему один из них. Вильгельм».18 Обе телеграммы были доставлены в Зимний дворец в то время, когда государь со своими августейшими гостями и членами императорской фамилии находился на парадном спектакле в Большом театре. По возвращении во дворец принц Альбрехт зашел к себе, чтобы переодеться, как вдруг быстро вошел к нему в спальню император и с радостным взором сообщил ответ короля. Лишь по уходе его величества принц ознакомился с присланной мами форму и, явясь к государю, вручил ему собственной своей крест «Pour le mérite». В тот же день произошел обмен телеграммами между государем Александром Николаевичем и императором Францем-Иосифом, получившим Георгиевский крест 4-й степени в 1849 году за взятие крепости Рааба, находившейся во власти венгерских мятежников. Император австрийский телеграфировал государю: «Только по возвращении моем в Вену получил я извещение о предстоящем торжестве в честь ордена Св. Георгия. А потому, не имея возможности участвовать в нем так, как бы желал, хочу по крайней мере заявить по этому случаю мое живое сочувствие и выразить, что я сердечно разделяю те чувства, которые день этот должен пробуждать в среде доблестной русской армии. Я мысленно буду находиться среди кавалеров, украшенных этим орденом, который я всегда считаю за честь носить и который служит мне драгоценным воспоминанием дружбы. Франц-Иосиф». Государь отвечал австрийскому монарху: «Именем всех кавалеров Св. Георгия приношу вам мое поздравление с днем столетней годовщины учреждения этого ордена. Выражения вашей любезной телеграммы меня глубоко тронули, так же как и воспоминание о незабвенной эпохе, со времени которой наш военный орден имеет честь считать вас в числе своих кавалеров. Александр».19 Как сильно было впечатление, произведенное на короля Вильгельма пожалованным ему русским императором высшим военным отличием, всего лучше видно из письма его к принцу Альбрехту, еще заставшего принца в Петербурге: «Только что полученное письмо твое от 12-го напоминает мне, что, несмотря на многочисленные телеграммы, я еще вовсе не писал тебе, хотя после всего прекрасного, великого и неожиданного я чувствовал сильное побуждение высказаться перед тобою и описать тебе минуту, когда я читал телеграмму императора и дошел до слов, возвещавших о пожаловании большого креста Георгиевского ордена. От изумления я едва не уронил листа, и слезы воспоминания о прошедших чудных днях и благодарности за это нынешнее в высшей степени почетное отличие наполнили мне очи, по мере того как я мог прочесть прекрасные слова и чувства императора. То был полный отклик преданий его дорогого родителя, унаследованных последним от императора Александра I. Лишь перечитав несколько раз эту чудную телеграмму, дабы все более убедить себя в истине дарованного мне отличия, я мог приступить к составлению ответной телеграммы дорогому императору и тотчас же предложил ему орден «Pour le mérite». Как я вновь усматриваю из твоего только что полученного письма, действительно, радость и удовольствие с обеих сторон так велики, что трудно различить, с какой стороны они больше. Мне кажется, однако, что впечатление, произведенное на меня таким отличием, которое в настоящую минуту есть единственное, представляется более понятным и глубоким. К этому присоединяется и сознание отличия, доставшегося на долю моей несравненной армии, ибо слова императора: «этот орден принадлежит вам по праву» — относятся к большой победе и к победоносной кампании, которые армия моя отвоевала мне своею жизнью и кровью. Все это живо представилось моим глазам в ту минуту, когда я читал слова императора: «позвольте предложить вам от имени всех кавалеров Св. Георгия 1-ю степень этого ордена». Отсюда мое неописуемое умиление. Участие ко мне здесь всеобщее, и я рад услышать от тебя, что и там оно такое же, что в сущности имеет еще большее значение, ибо это единственное отличие досталось иноземцу, а на наши победы 1866 года не все взирали там с удовольствием, за исключением армии. Я почти завидую тебе, что ты мог видеть великолепный парад. Весьма охотно предпринял бы я в благоприятное время года эту поездку, в особенности после такого акта императорской милости, дабы помолиться на могиле Шарлотты и снова повидать все дорогие места и армию! После того как мы в продолжение нескольких недель уже думали, что солнце упразднено, у нас был чудный солнечный день, так что Тиргартен кишит народом. Засим прощай. Тысяча уверений в любви императору и всей семье, в особенности великой княгине Елене. Твой верный брат, Вильгельм». На другой день праздника, 27-го ноября на Александровской площади перед дворцом происходил парад войскам, а на третий все георгиевские кавалеры были приглашены к высочайшему столу в Гербовой и Георгиевской залах. Зима в 1869—1870 годах прошла без выдающихся перемен как в законодательстве, так и в личном правительственном составе. С осени учреждена была для пересмотра действующих постановлений о цензуре и печати и для приведения их в надлежащую систему, ясность и полноту комиссия под председательством статс-секретаря князя Урусова, которому сам государь преподал следующее наставление: «Правила о цензуре и печати, изданные на основании указа 6-го апреля 1865 года, были установлены при переходном тогда состоянии судебной части впредь до дальнейших указаний опыта. Ныне, по введении в действие в значительной части империи судебных уставов 1864 года, опыт показал, что временные правила 6-го апреля 1865 года во многих случаях возбуждали недоразумения и не всегда могли служить достаточно положительным руководством при судебном преследовании. Предоставляя отечественной печати возможные облегчения и удобства, закон должен вместе с сим вооружить как административную, так и судебную власть надлежащею силою для отвращения вредного влияния, могущего произойти от необузданности и неумеренности печатного слова». Комиссия учреждалась для «пересмотра». Высочайший же рескрипт заключался выражением уверенности императора, что председатель и члены комиссии, проникнутые чувством долга и сознанием важности оказываемого им монаршего доверия, исполнят возложенное на них поручение «с твердостью и добросовестностью, не подчиняясь никаким увлечениям».20 Одновременно министр внутренних дел внес по высочайшему повелению в Комитет министров проект об административной реформе, чтобы Комитет определил, какие из содержащихся в нем начал должны быть положены в основание дальнейшей разработки этого вопроса. Тимашев предлагал: усилить губернаторскую власть с предоставлением губернаторам права приостанавливать решения всех губернских учреждений, за исключением судебных и контрольных; заменить губернские правления советами при губернаторах; поставить полицию в независимые отношения от органов судебной власти; учредить сельскую конную стражу. Большинство прочих министров не согласилось с мнением министра внутренних дел, проекту которого не было дано дальнейшего хода. 17-го апреля, в день рождения государя, состоялось вызванное болезненным состоянием графа В. Ф. Адлерберга замещение его в должности министра императорского двора и уделов сыном его, ближайшим к императору лицом, личным его другом и доверенным советником графом Александром Владимировичем. В конце апреля 1870 года государь уехал за границу. Врачи предписали ему лечение водами в Эмсе, где он провел целый месяц в обществе своего друга и дяди, короля Вильгельма прусского; затем он посетил родственные дворы дармштадтский, штутгартский и веймарский и чрез Дрезден прибыл в Варшаву. Там происходило в его присутствии открытие памятника фельдмаршалу князю Паскевичу, — торжество, в котором принял участие и австрийский император, прислав своим представителем эрцгерцога Альбрехта. 25-го июня император Александр возвратился в Петергоф. В Веймаре государь подписал указ Сенату, коим обнародовалось Городовое положение, выработанное особою комиссиею при Министерстве внутренних дел и предоставлявшее право самоуправления всем русским городам на всесословном выборном начале. Вспыхнувшая вскоре после того война между Германиею и Франциею не дозволила императору Александру сопровождать императрицу в Ливадию. За исключением пяти дней, проведенных в Москве в конце августа — с 21-го по 26-е — он всю осень оставался в Царском Селе. Там были приняты два важных решения, косвенно вызванных событиями на театре войны: разгромом французских войск и распадом империи Бонапартов. То были: циркуляр русского государственного канцлера, которым Россия объявила, что не считает себя связанною постановлениями Парижского договора 1856 года об ограничении державных прав своих на Черном море, и высочайше утвержденный доклад военного министра об устройстве запасных частей армии и о распространении прямого участия в военной повинности на все сословия государства. Обе эти меры были встречены всеобщим сочувствием, выразившимся в ряде всеподданнейших адресов от дворянских и земских собраний, городских и сельских обществ. Особенною задушевностью отличался адрес представителей Новороссийского края: «Прозревая будущее, ваше величество не остановились в 1856 году перед пожертвованиями и горестью вашего вселюбящего сердца, чтобы даровать верноподданному вам народу блага мира и путем его вести Россию к великим историческим ее судьбам. И теперь, тем же словом мира, но с сердцем, исполненным уже не горести, а лишь светлого сознания правды, ваше величество приуготовляете возвращение своему народу его естественного достояния, восстановляя верховные права ваши на Черном море. Там, где десятки миллионов теснятся дружно у монаршего престола, взирая на него с любовью и преданностью, — там слово монарха есть вместе с тем и голос единого великого народа! Такова могучесть, августейший государь, слов ваших, предвозвещающих самостоятельность русского флага на Черном море, безопасность развития на берегах его отечественного судостроения, охрану торговли, промышленности, имушеств на юге России! И если все русские сердца восторженно откликнулись, государь, на ваше торжественное о сем слово, то Новороссийский край и Бессарабия встречают это великое событие с чувством сугубой радости. Прилегая к Черному морю, край этот, щедро одаренный богатствами природы, наиболее ощущал утрату права, ныне восстановляемого. С усиленною деятельностью и вящше оживленным духом, он будет продолжать развивать свои обильные средства и, как всегда, воедино с остальной Россией, по мановению своего венценосного вождя готов будет принести их на алтарь отечества!» За все адреса выражена монаршая благодарность. Не такова была участь всеподданнейшего письма, представленного от Московской думы по почину вновь избранного городского головы князя Черкасского, высказано было сочувствие не только к событию, непосредственно вызвавшему это заявление, но и вообще к преобразовательной деятельности монарха как источнику новой крепости для государя и государства. «Никто не стяжал, — говорилось в адресе, — таких прав на благодарность народа, как вы, государь, и никому не платит народ такою горячею привязанностью. От вас принял он дар, и в вас же самих продолжает он видеть надежнейшего стража усвоенных ему вольностей, ставших для него отныне хлебом насущным. От вас одних ожидает он завершения ваших благих начинаний и первое всего — простора мнению и печатному слову, без которого никнет дух народный и нет места искренности и правде в его отношениях к власти; свободы церковной, без которой недействительна и сама проповедь; наконец, свободы верующей совести — этого драгоценнейшего из сокровищ души человеческой. Государь, дела внешние и внутренние связуются неразрывно. Залог успеха в области внешней лежит в той силе народного самосознания и самоуважения, которую вносит государство во все отправления своей жизни. Только неуклонным служением началу народности укрепляется государственный организм, стягиваются с ним его окраины и создается то единство, которое было неизменным историческим заветом ваших и наших предков и постоянным знаменем Москвы от начала ее существования». Министр внутренних дел возвратил думский адрес московскому генерал-губернатору, объявив, что не нашел возможным представить адрес государю, а министр императорского двора отозвался о нем в отношении к президенту московской придворной конторы как о составленном в «неуместной и неприличной форме».21 В конце года государь утвердил, по представлению военного министра, общие основания для комиссии, которой было поручено составление нового положения о личной воинской повинности. Главнейшие из них следующие: Защита отечества составляет священную обязанность каждого русского подданного; ежегодному набору подлежат все молодые люди, достигшие 21-летнего возраста; поступление на службу решается жребием; временные, освобождения или отсрочки от призыва разрешаются лишь в самых ограниченных размерах, замещения же или откупа от военной службы вовсе не допускается; срок службы в армии и во флоте полагается семилетний; окончившие семилетний срок действительной службы перечисляются в запас на восьмилетний срок; молодые люди, удовлетворяющие известным требованиям общего, специального или технического образования, допускаются на службу вольноопределяющимися на сокращенные сроки; все не поступившие на действительную службу в армию или во флот и способные к оружию могут быть в случае войны призваны в состав государственного ополчения.22 Выработанный на этих основаниях устав о воинской повинности высочайше утвержден 1-го января 1874 года.23