С.С. ТАТИЩЕВ / ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР ВТОРОЙ (34)

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ Годы мирного развития 1866—1870 ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Дела внутренние 1866—1870 4-го апреля 1866 года в четвертом часу дня император Александр, после обычной прогулки в Летнем саду в сопровождении племянника, герцога Николая Лейхтенбергского, и племянницы, принцессы Марии Баденской, садился в коляску, когда неизвестный человек выстрелил в него из пистолета. В эту минуту стоявший в толпе крестьянин Осип Комиссаров ударил убийцу по руке, и пуля пролетела мимо. Преступник задержан на месте и по приказанию императора отведен в III отделение. Государь сам от Летнего сада отправился прямо в Казанский собор — принести благодарение Богу за избавление от угрожавшей ему опасности, а герцог Николай и принцесса Мария поспешили в заседание Государственного Совета, чтобы предупредить о случившемся председательствовавшего в Совете великого князя Константина Николаевича. Когда император возвратился в Зимний дворец, то там уже ожидали его все члены Государственного Совета для принесения поздравления. Обняв императрицу и августейших детей, император со всею семьею вторично поехал в Казанский собор, где пред чудотворною иконой Богоматери отслужен был благодарственный молебен. Между тем весть о чудесном спасении монарха быстро разнеслась по городу. На площади пред собором толпа приветствовала его криками радости и восторга. В Зимнем дворце собрались министры, высшие придворные и гражданские чины, генералитет, офицеры гвардии, армии и флота, спешившие наперерыв принести государю выражение верноподданнических чувств. Все были допущены к нему. Густая толпа народа заливала Дворцовую площадь, оглашая воздух криками «ура!» Государь несколько раз выходил к ней на дворцовый балкон. Вечером во всех церквах столицы происходили молебствия. На другой день в 10 часов утра император принял поздравления Сената, явившегося в Зимний дворец в полном составе, с министром юстиции во главе. «Благодарю вас, господа, — сказал он сенаторам, — благодарю за верноподданнические чувства. Они радуют меня. Я всегда был в них уверен. Жалею только, что вам довелось выражать их по такому грустному событию. Личность преступника еще не разъяснена, но очевидно, что он тот, за кого себя выдает. Всего прискорбнее, что он русский». На выраженную одним из сенаторов надежду, что дальнейшее следствие разъяснит личность преступника и что имя русского останется незапятнанным, государь отвечал: «Дай Бог!» Затем он сообщил сенаторам то, что открыло первоначальное расследование и, отпуская их, повторил: «Благодарю, еще раз благодарю вас, господа, за выражение ваших верноподданнических чувств». В час состоялся прием императором во дворце петербургского дворянства, к которому присоединились находившиеся в столице дворяне других губерний, представители городских обществ и прочих сословий. Когда из Золотой гостиной государь вступил в Белую залу под руку с императрицей в сопровождении цесаревича и прочих сыновей, его встретило громкое единодушное «ура!», не умолкавшее несколько минут. Их величества были растроганы. Их окружили со всех сторон. На глазах у всех были слезы. Когда водворилась тишина, петербургский губернский предводитель дворянства граф Орлов-Давыдов обратился к императору со следующим приветствием: «Ваше императорское величество! При сем горестном, но вместе с тем утешительном случае, мы, предводители, депутаты и дворяне с.-петербургские, предстоя пред вами, государь, не говорим от имени дворян всей России потому только, что каждое дворянское собрание дорожит правом выразить само свое чувство. Но от имени наших доверителей — дворян столицы и Петербургской губернии — мы ныне выражаем пред вашим величеством нашу скорбь, что рука преступника или сумасшедшего посягнула на вашу высочайшую, церковью освященную и нам дражайшую особу, и вместе с тем возносим Богу благодарственные моления за то, что Он защитил Россию от бедствий, спасая вашу жизнь. Государь, позвольте нам в настоящую минуту вспомнить, что в этом самом дворце в третий день вашего царствования вы, принимая с.-петербург­ских депутатов, им сказали, что надеетесь видеть всегда русское дворянство в начале и во главе всякого доблестного и полезного подвига. При помощи Божией эта благодатная надежда оправдается к многолетнему утешению вашего чадолюбивого сердца». Император отвечал: «Господа дворяне и господа члены других сословий! Благодарю вас от всей души за выражение ваших чувств при этом грустном случае. Так и в прошлом году, в это же время, все сословия выражали мне свое сочувствие. Если кроме веры в Бога, что поддерживает меня в моем трудном служении, то это именно та преданность и те чувства, которые мне постоянно выражаются с таким единодушием во всех трудных случаях, как от вас, господа дворяне, так и от всех других сословий. Еще раз благодарю вас всех от всего сердца. Надеюсь, что вы, господа дворяне, радушно примете в свою среду вновь возведенного мною в дворянское достоинство дворянина, вчерашнего крестьянина, который спас мне жизнь. Я думаю, что этим он вполне заслужил честь быть русским дворянином». 6-го апреля принесли императору поздравления от имени своих государей и правительств пребывающие в Петербурге представители иностранных держав. Со всех концов империи в продолжение нескольких месяцев поступали выражения чувств радости русских людей о спасении драгоценной жизни царя. Сословия и общества посылали депутации в Петербург, отправляли телеграммы, писали адреса; в движении этом участвовали все звания и состояния, учреждения, учебные и воспитательные заведения, общины, даже частные лица; многие знаменовали всенародный восторг делами благотворения. Единодушный порыв верноподданных глубоко проник в сердце венценосца, как явствует из письма его к высокопреосвященному Филарету, митрополиту московскому: «Приняв с благоговением присланную мне вами икону святителя Алексия, искренно благодарю вас и все московское духовенство за выраженные чувства верноподданнической преданности. Призванный на царство всемогущим Промыслом, я возлагаю все мои надежды на Вседержителя Бога, в его же деснице цари и народы, и глубоко верую, что благое Провидение охранит дни мои, доколе они будут нужны для дорогой мне России. Как ни тягостна моему сердцу мысль о покушении на мою жизнь, всецело отданную любимому отечеству, но она исчезает пред благою Божественною волею, отвратившею от меня опасность, а единодушное сочувствие ко мне всех сословий верного моего народа, со всех концов обширной империи, доставляет мне ежеминутные трогательные доказательства несокрушимой связи между мною и всем преданным мне народом. Эта священная связь да останется навеки неизменным залогом силы, целости и единства нашего общего великого отечества! Призываю святую церковь молиться о благоденствии и славе России».1 Злодей, стрелявший в государя, оказался исключенным за участие в беспорядках из числа студентов сперва Казанского, а потом и Московского университета, дворянином Саратовской губернии Дмитрием Каракозовым. Обнаружение причин, вызвавших преступление, и раскрытие его соучастников возложено на особую следственную комиссию, председателем которой назначен граф М. Н. Муравьев. Выяснилось, что Каракозов принадлежал к руководимому его двоюродным братом Ишутиным московскому тайному кружку, состоявшему преимущественно из учащейся молодежи, вольнослушателей университета, студентов Петровской земледельческой академии и воспитанников других учебных заведений; что кружок этот имел конечною целью совершение насильственным путем государственного переворота; что средством к тому должно было служить ему сближение с народом, обучение его грамоте, учреждение мастерских, артелей и других подобных ассоциаций для распространения среди простолюдинов социалистических учений. Обнаружены также сношения членов московского кружка с петербургскими единомышленниками, со ссыльными поляками и с русскими выходцами за границей. Каракозов и его сообщники преданы верховному уголовному суду, который, признав первого виновным в покушении на цареубийство, Ишутина — зачинщиком этого преступного замысла и большинство других подсудимых — соучастниками в образовании тайного общества с целью произвести насильственный переворот в государстве, — приговорил: Каракозова и Ишутина к смертной казни, остальных к лишению всех прав состояния и к ссылке одних в каторжные работы, других на поселение в Сибирь. Казнь над Каракозовым совершена на гласисе Петропавловской крепости, но Ишутину государь даровал жизнь, а прочим осужденным в значительной мере сократил сроки наказаний.2 Следствие обнаружило, сверх того, неудовлетворительное состояние большей части высших и средних учебных заведений, неблагонадежность преподавателей, дух непокорства и своеволия студентов и даже гимназистов, увлекающихся учением безверия и материализма с одной стороны, сáмого крайнего социализма — с другой, открыто проповедуемых в журналах так называемого передового направления. Издание двух главных органов этого направления, «Современника» и «Русского Слова», прекращено по высочайшему повелению, а во главе Министерства народного просвещения поставлен, вместо уволенного Головнина, незадолго до того назначенный обер-прокурором Святейшего Синода граф Д. А. Толстой. Тогда же князь Суворов оставил пост петербургского генерал-губернатора, должность которого упразднена, а заведование столичною полициею поручено, с званием обер-полицмейстера, бывшему генерал-полицмейстеру в Царстве Польском и деятельнейшему сотруднику графа Берга по усмирению мятежа, генералу Трепову. Наконец, вместо старца князя Долгорукова шефом жандармов назначен молодой и энергичный генерал-губернатор Прибалтийского края граф П. А. Шувалов. Печальные явления, раскрытые следствием, вызвали следующий рескрипт императора на имя председателя Комитета министров князя Гагарина: «Единодушные изъявления верноподданнической преданности и доверия ко мне вверенного Божиим Промыслом управлению моему народа служат мне залогом чувств, в коих я нахожу лучшую награду за мои труды для блага России. Чем утешительнее для меня сие сознание, тем более признаю я моею обязанностью охранять русский народ от тех зародышей вредных лжеучений, которые со временем могли бы поколебать общественное благоустройство, если бы развитию их не было поставлено преград. Событие, вызвавшее со всех концов России доходящие до меня верноподданнические заявления, вместе с тем послужило поводом к более ясному обнаружению тех путей, которыми приводились и распространялись эти пагубные лжеучения. Исследования, производимые учрежденною, по моему повелению, особою следственною комиссиею, уже указывают на корень зла. Таким образом, Провидению угодно было раскрыть перед глазами России, каких последствий надлежит ожидать от стремлений и умствований, дерзновенно посягающих на всё для нее искони священное, на религиозные верования, на основы семейной жизни, на право собственности, на покорность закону и на уважение к установленным властям. Мое внимание уже обращено на воспитание юношества. Мною даны указания на тот конец, чтобы оно было направляемо в духе истин религии, уважения к правам собственности и соблюдения коренных начал общественного порядка, и чтобы в учебных заведениях всех ведомств не было допускаемо ни явное, ни тайное проповедание тех разрушительных понятий, которые одинаково враждебны всем условиям нравственного и материального благосостояния народа. Но преподавание, соответствующее истинным потребностям юношества, не принесло бы всей ожидаемой от него пользы, если бы в частной, семейной жизни проводились учения, несогласные с правилами христианского благочестия и с верноподданническими обязанностями. Посему я имею твердую надежду, что видам моим по этому важному предмету будет оказано ревностное содействие в кругу домашнего воспитания. Не менее важна для истинных польз государства в его совокупности и, в частности, для каждого из моих подданных полная неприкосновенность права собственности во всех его видах, определенных общими законами и положениями 19-го февраля 1861 года. Независимо от законности сего права, одного из самых коренных оснований всех благоустроенных обществ, оно состоит в неразрывной связи с развитием частного и народного богатства, тесно между собою соединенных. Возбудить сомнения в сем отношении могут одни только враги общественного порядка. К утверждению и охранению сих начал должны стремиться все лица, облеченные правами и несущие обязанности государственной службы. В правильном государственном строе первый долг всех призванных на служение мне и отечеству состоит в точном и деятельном исполнении своих обязанностей, без всякого от видов правительства уклонения. Превышение и бездействие власти одинаково вредны. Одним лишь неуклонным исполнением сих обязанностей может быть обеспечено единство в действиях правительства, которое необходимо для осуществления его видов и достижения его целей. Мне известно, что некоторые из лиц, состоящих на государственной службе, принимали участие в разглашении превратных слухов или суждений о действиях или намерениях правительства и даже в распространении тех противных общественному порядку учений, которых развитие допускаемо быть не должно. Само звание служащих дает в таких случаях более веса их словам и тем самым способствует искажению видов правительства. Подобные беспорядки не могут быть терпимы. Все начальствующие должны наблюдать за действиями своих подчиненных и требовать от них того прямого, точного и неуклонного исполнения предуказанных им обязанностей, без которого невозможен стройный ход управления и которым они сами должны подавать пример уважения к власти. Наконец, для решительного успеха мер, принимаемых против пагубных учений, которые развились в общественной среде и стремятся поколебать в ней самые коренные основы веры, нравственности и общественного порядка, всем начальникам отдельных правительственных частей надлежит иметь в виду содействие тех других, здравых, охранительных и добронадежных сил, которыми Россия всегда была обильна и доселе, благодаря Бога, преизобилует. Эти силы заключаются во всех сословиях, которым дороги права собственности, права обеспеченного и огражденного законом землевладения, права общественные, на законе основанные и законом определенные, начала общественного порядка и общественной безопасности, начала государственного единства и прочного благоустройства, начала нравственности и священные истины веры. Надлежит пользоваться этими силами и сохранять в виду их важные свойства при назначении должностных лиц по всем отраслям государственного управления. Таким образом обеспечится от злонамеренных нареканий во всех слоях народа надлежащее доверие к правительственным властям. В этих видах, согласно всегдашним моим желаниям и неоднократно выраженной мною воле, надлежит по всем частям управления оказывать полное внимание охранению прав собственности и ходатайствам, относящимся до польз и нужд разных частей населения. Надлежит прекратить повторяющиеся попытки к возбуждению вражды между разными сословиями и, в особенности, к возбуждению вражды против дворянства и вообще против землевладельцев, в которых враги общественного порядка естественно усматривают своих прямых противников. Твердое и неуклонное соблюдение этих общих начал положит предел тем преступным стремлениям, которые ныне с достаточною ясностью обнаружились и должны подлежать справедливой каре закона. Поручаю вам сообщить настоящий рескрипт мой для надлежащего руководства всем министрам и главноначальствующим отдельными частями».3 Царский рескрипт указывал всем состоящим на государственной службе на строгое и точное исполнение лежащих на них обязанностей, нимало не видоизменяя, однако, преобразовательного направления правительственной деятельности. Судебные уставы вводились в округах петербургском и московском, а между тем издавались дополнительные к ним законы, Положение о нотариальной части и согласованное с уставами новое издание Уложения о наказаниях. Посетив вновь отстроенное здание судебных мест в Петербурге, государь обратился к сопровождавшим его при осмотре чинам судебного ведомства со следующими словами: «Я надеюсь, господа, что вы оправдаете оказанное вам доверие и будете исполнять новые ваши обязанности добросовестно, по долгу, чести и верноподданнической присяге, что, впрочем, одно и то же». На единодушный возглас присутствовавших, что они употребят все силы, дабы оправдать доверие монарха, он заключил: «Итак, в добрый час, начинайте благое дело». Открытие кассационных департаментов Сената последовало 16-го апреля, а на другой день, в день рождения государя, — открытие петербургских судебной палаты и окружного суда. Отпраздновав в семейном кругу двадцатипятилетие своей свадьбы, государь и императрица в конце мая переехали на жительство в подмосковное село Ильинское, где провели целый месяц. Появление императора в первопрестольной столице в первый раз по чудесном избавлении от руки убийцы вызвало те же проявления бурного восторга населения, что и в Петербурге. Москвичей озабочивало в то время предстоявшее прекращение издательской деятельности Каткова в «Московских Ведомостях». Пылкий публицист, от избытка патриотизма переступивший в полемике против некоторых из правительственных ведомств, главным образом против Министерства народного просвещения, за пределы благопристойности, получил от министра внутренних дел предостережение, которое отказался напечатать в своей газете, и объявил, что предпочитает вовсе прекратить ее издание. Пользуясь пребыванием государя в Москве, Катков написал ему письмо, в котором — как он предупреждал графа А. В. Адлерберга, взявшегося передать письмо по назначению — он «ни на что не жалуется и ничего не просит». Оканчивалось письмо просьбою, чтобы государь в издателях «Московских Ведомостей» признал своих. Последствием была аудиенция, данная Каткову 20-го июня в Петровском дворце. Император принял его в кабинете наедине. «Я тебя знаю, — сказал он ему, — верю тебе, считаю тебя своим». Государь казался растроганным, слезы катились из глаз Каткова. «Сохрани тот священный огонь, — продолжал император, — который есть в тебе. Я подаю руку тем, кого знаю и уважаю. Тебе не о чем беспокоиться. Я внимательно слежу за «Московскими Ведомостями», постоянно их читаю. В тебе вполне уверен. Понимаешь ли силу того, что говорю тебе? Нет ли у тебя чего на душе, чтобы передать мне?» Взволнованный Катков отвечал несколькими несвязными словами благодарности. Перейдя к вопросу о сепаратизме, в обсуждении которого издатель «Московских Ведомостей» проявлял крайнюю подозрительность к некоторым правительственным лицам, «не надо как бы колоть и раздражать происхождением, — заметил государь. — Все могут быть верными подданными и хорошими гражданами. Надо говорить об этом, но следует сохранять меру. Покушения этого рода есть; я знаю и с тобой согласен. Величием и единством империи я, конечно, дорожу не менее тебя... А я на тебя посердился. Предостережение все-таки надо было напечатать». При прощании император снова крепко пожал руку Каткова, прибавив: «Помни: я в тебе вполне уверен». Министру внутренних дел сообщена высочайшая воля, чтобы «Московские Ведомости» были освобождены от наложенного на них взыскания, и несколько дней спустя газета эта снова стала выходить под редакцией Каткова.4 К 1-му июля двор, по обыкновению, переехал в Петергоф. Там государь принял чрезвычайное посольство Северо-Американских Соединенных Штатов. По получении в Америке известия о покушении на жизнь русского императора, сенат и палата депутатов, составляющие Конгресс Северо-Американ­ской республики, приняли решение, которым, выразив сожаление об этом покушении, «совершенном врагом освобождения», — постановили: «приветствовать его императорское величество и русский народ и поздравить семьдесят миллионов крепостных с провиденциальным избавлением от опасности государя, разуму и сердцу которого они обязаны благословениями своей свободы». Конгресс постановил также просить президента Соединенных Штатов решение это препроводить к русскому императору.5 С этою целью снаряжено было особое посольство, во главе которого поставлен был помощник государственного секретаря по Морскому департаменту Густав Фокс. Оно отплыло из Нью-Йорка на броненосце «Миантономо», одном из первых судов этого типа, построенных в Америке, и в конце июля прибыло в Кронштадт. Фокс и его спутники были представлены государю в Петергофском дворце 27-го июля. Вручая императору резолюцию Конгресса, глава посольства произнес следующую речь: «Постановление Конгресса, которое я имею честь представить вашему величеству, есть голос целого народа. Единое сердце говорит миллионами уст. Многообразные узы, искони соединявшие великую империю на Востоке с великою республикою на Западе, умножились и окрепли под влиянием неизменной дружбы, явленной императорским правительством к правительству нашей республики в течение последнего периода наших политических потрясений. Сочувственные и дружественные слова, обращенные в то время к вашингтонскому правительству по приказанию вашего императорского величества, начертаны навеки в памяти благодарного народа. В качестве членов великой семьи народов мы с радостью воздаем дань уважения высокому делу человеколюбия, о котором преимущественно упоминается в постановлении Конгресса. Миролюбивые повеления высокопросвещенного государя одержали над наследием варварских времен победу, которой наша западная республика достигла после долгих лет кровопролития. Поэтому я с глубоким, волнующим сердце чувством приношу вашему величеству, вашим освобожденным подданным и всему народу вашей обширной империи наши искренние поздравления по поводу того, что рукою Провидения была отвращена опасность, вызвавшая настоящее наше выражение искреннего сожаления об этом покушении и благоговения за милостивое спасение. Опасность, от которой благость Провидения предохранила ваше величество, вызывает воспоминание глубокой скорби, преисполнившей столь недавно все прямодушные сердца в нашем отечестве во время внезапной гибели нашего главы, — нашего руководителя и отца.6 Мы благодарим Бога, что подобный удар был отвращен от наших друзей и союзников, от русского народа. Да защитит и благословит общий Отец всех правителей и народов жизнь, столь явно им сохраненную для блага народа, которому она принадлежит, для счастья человечества и во славу Его святого имени». Император Александр отвечал, что радуется дружественным отношениям между Россиею и Соединенными Штатами и что ему приятно видеть эти отношения столь высоко ценимыми в Америке. Он уверен, что братство двух народов пребудет вечным, и, со своей стороны, будет всеми силами содействовать поддержанию его и скреплению этих связей. Он глубоко чувствителен к выражениям личного сочувствия и любви к нему американского народа, заявленным в постановлении Конгресса, и благодарен за них; благодарит и тех, кто принес их ему издалека, и уверяет, что на русской почве они найдут горячий прием. В заключение государь упомянул, что сердечный прием, оказанный в Соединенных Штатах его эскадре в 1863 году, никогда не изгладится из его памяти. Заатлантических друзей, явившихся засвидетельствовать русскому царю глубокое уважение, сочувствие и любовь правительства и народа Соединенных Штатов, чествовали рядом блестящих празднеств при дворе и во всех слоях русского общества. За обедом в Петергофском дворце государь пил за благоденствие великой Северо-Американской республики и за вечную дружбу ее с Россиею. В честь дорогих гостей даны были обеды от имени русского флота в Кронштадтском Морском собрании, петербургскою и кронштадтскою городскими думами и главнейшими из петербургских клубов. Такие же чествования повторились в Москве, Нижнем Новгороде, Костроме, Угличе, Твери, которые посетили американцы, где обеды у должностных лиц и в общественных собраниях чередовались с праздниками в частных домах, у вельмож и именитых купцов. Самым знаменательным их этих торжеств был обед в петербургском Английском собрании, после которого, по старому клубному обычаю, за жженкою, вице-канцлер князь Горчаков приветствовал гостей речью, не лишенною политического значения. Поручение, возложенное на посольство Конгрессом Соединенных Штатов, князь Александр Михайлович назвал «актом чрезвычайным, беспримерным в истории», а способ его исполнения — «делом согласия, без малейшего диссонанса». Выразив радость по поводу приезда в Россию дорогих гостей, которые получат возможность оценить изблизи «государя, составляющего величайшую славу страны, и народ, выражающий ее силу», вице-канцлер в следующих словах характеризовал царствование императора Александра II: «Говорят, что добрые царствования — белые страницы истории. Поговорка эта не безусловно справедлива. Если есть царствование, все страницы которого полны плодотворных преобразований, имеющих великое значение для внутреннего устройства; если есть царствование, посвященное заботе о настоящем в виду великого будущего, — то это именно то, что сосредоточивает ныне все чувства любви и преданности страны, потому что мы глубоко убеждены, что все мгновения благородной жизни царя посвящены, с безграничным самоотвержением, благосостоянию нашего отечества». Упомянув об ошибке, вкравшейся в постановление Конгресса, приписавшего покушение 4-го апреля «врагу эмансипации», князь Горчаков свидетельствовал, что таких врагов нет в России; что безумец, совершивший преступление, нисколько не солидарен с дворянством, которое, невзирая на тяжкие жертвы, выпавшие ему на долю, с неменьшим восторгом приветствовало освобождение крестьян, как и бывшие крепостные. Перейдя к выражениям взаимного сочувствия России и Соединенных Штатов, вице-канцлер продолжал: «Они проявляются открыто и составляют одно из самых знаменательных явлений нашего времени, создавая между двумя народами, смею сказать — между двумя материками, зародыши обоюдного доброжелательства и дружбы, которые принесут плод, создадут традиции и упрочат между ними отношения в истинном духе христианской цивилизации. Это согласие не покоится на географическом соседстве. Бездна морей разделяет нас. Оно не покоится также на пергаментных хартиях, — я не нахожу ни одной в архивах вверенного мне министерства. Оно инстинктивно, а потому я позволяю себе назвать его предопределенным свыше. Я радуюсь этому согласию и верю в его прочность. В моем политическом звании я все старания приложу к его утверждению. Говорю старания, а не усилия, потому что не нужны усилия там, где речь идет о самопроизвольном и взаимном влечении. Существует и другая причина, побуждающая меня громко провозгласить мою оценку этого согласия, — то, что оно ни для кого не является ни угрозою, ни опасностью. Оно не внушено никакими вожделениями, никакою заднею мыслью. Господь создал обеим странам условия существования, вполне достаточные для развития их внутренней жизни». Выразив мнение, что Соединенные Штаты Америки неуязвимы извне, и не только потому, что океан составляет для них неодолимый оплот, но и вследствие господствующего в них общественного духа и личного характера граждан, и упомянув о сочувствии России к делу американского единства в недавней борьбе между Севером и Югом республики, князь Александр Михайлович провел следующую параллель между ею и Россиею: «Россия по своему географическому положению может быть вовлечена в европейские осложнения; шансы войны могут быть ей превратны; тем не менее я нахожу, что Россия так же неуязвима, как и Соединенные Штаты, каждый раз, когда опасность будет серьезно грозить ее достоинству или чести, потому что тогда, как и во всех подобных кризисах нашей истории, проявится истинная мощь России. Она не покоится на одном только ее земельном пространстве или на численности ее населения. Источник ее — та исконная и неразрывная связь, что соединяет царя с народом и влагает в руки царя все вещественные и умственные силы страны, как и ныне она сосредоточивает на царе все чувства любви и преданности». Почтив несколькими прочувствованными словами память почившего президента Линкольна, вице-канцлер поднял бокал за процветание Соединенных Штатов, за успех примирительной политики президента Джонсона, за главу и членов чрезвычайного посольства и за постоянного представителя Северо-Американской республики при русском дворе. «Когда наши американские друзья возвратятся домой, — таковы были заключительные слова речи князя Горчакова, — я желаю, чтобы они сохранили те самые чувства, что оставляют нам; пусть передадут они своим соотечественникам, что великий народ никогда не забудет, что в истории двух стран была минута, когда мы и наши американские друзья жили одною жизнью, когда они разделяли и наши тревоги и нашу радость». После обычного лагерного сбора и маневров в Красном Селе государь в конце августа съездил вторично в Москву на одну неделю — с 18-го по 25-е — для присутствования при упражнениях войск, расположенных в подмосковных лагерях, и ко дню своих именин возвратился в Царское Село. В числе наград, пожалованных в этот день, была андреевская лента графу Муравьеву. Но она не застала уже его в живых. Граф Михаил Николаевич скончался в лужском своем поместье 31-го августа. Император Александр отдал последний долг усопшему верному слуге и сам присутствовал вместе со всеми прочими великими князьями при погребении его в Александро-Невской лавре. Наступило время великого семейного и вместе с тем всенародного торжества. 17-го июня цесаревич Александр Александрович помолвлен в Копенгагене с дочерью короля датского принцессою Дагмарою. 14-го сентября высоконареченная невеста высадилась в Кронштадте, где встретили ее император, императрица, августейший жених и все члены царской семьи. Оттуда принцесса проследовала в Петергоф, а 17-го состоялся торжественный въезд ее в столицу. Св. миропомазание с наречением великою княжною Мариею Феодоровной и обручение происходили 13-го октября, а 28-го того же месяца высочайший манифест огласил по всей России радостную весть — вступление в брак наследника престола: «Вручая судьбу новобрачных всемилосердному Промыслу Божию, мы возвещаем о сем отрадном для родительского сердца нашего событии всем верным нашим подданным и призываем их вознести вместе с нами свои теплые и всегда искренние молитвы к престолу Всевышнего: да осенит Он эту любезную нам чету Его всещедрою благодатию и да благословит союз их императорских высочеств многолетним полным и безмятежным счастьем к утешению нашему, любезнейшей супруги нашей, государыни императрицы Марии Александровны, всего нашего императорского дома и ко благу любимой нами России». Другим манифестом император Александр «преклонил заботу к участи скорбящих и бедствующих членов вверенной ему святым Промыслом великой семьи народной» и, «всегда признавая возможность миловать и прощать, когда милосердием не ослабляется сила закона», даровал целый ряд облегчений осужденным преступникам, смягчив и сократив сроки их наказаний и сложив с неисправных плательщиков недоимки и взыскания. В день бракосочетания цесаревич назначен членом Государственного Совета. Законодательная деятельность в продолжение 1867 года несколько умерилась. По Министерству государственных имуществ завершено устройство хозяйственного быта государственных крестьян с утверждением за ними их прежних наделов и с выдачею владенных записей; Министерство внутренних дел трудилось над составлением Городового положения, к концу года внесенного на рассмотрение Государственного Совета. Между тем осенью, вследствие перемены, происшедшей во главе управления Северо-Западным краем, где генерала Кауфмана в должности виленского генерал-губернатора заменил генерал-адъютант граф Баранов, а также ввиду предстоявшего выхода в отставку главного директора правительственной комиссии внутренних дел в Царстве Польском князя Черкасского, не пожелавшего после удаления Николая Милютина от дел, вследствие постигшей его тяжкой болезни, продолжать службу в Варшаве, — в обществе и печати русской и заграничной распространились слухи о перемене в направлении правительства, вызвавшие следующее правительственное сообщение, которое появилось сначала в органе князя Горчакова, «Journal de St.-Petersbourg», а затем перепечатано и в «Северной Почте»: «Отозвание генерала Кауфмана не обусловливает никакой перемены в политической системе, принятой относительно западных губерний империи или в Царстве Польском. Первые должны вновь сделаться тем, чем сделала их история, областями существенно русскими, где народный православный элемент, образующий громадное большинство населения, должен приобрести принадлежащее ему преобладание. Что касается Царства Польского, то императорское правительство будет смело продолжать исполнение обязанности, возложенной на него волею государя и состоящей в освобождении польского общества от пороков, которые растлевают его и слишком часто делали его гнездом беспорядка, анархии и революции, жертвой всех враждебных влияний извне, и подвергают опасности его будущность, препятствуя слиянию его интересов с интересами России. В течение своего славного царствования наш возлюбленный монарх явил слишком много доказательств своей твердости и настойчивости в стремлении, помимо всех препятствий, к тому, что, по его искреннему убеждению, справедливо, мудро и обусловлено национальными интересами России, чтобы могло возникнуть какое-либо сомнение насчет его намерений. Принятый им путь не есть результат теоретической системы, могущий изменяться смотря по впечатлениям минуты. Он был настоятельно предписан долговременным и горестным опытом. Ни государь, ни народ русский не могут забыть обязанностей, возлагаемых такими уроками».7 В Варшаве, после удаления с политического поприща Николая Милютина и отъезда большей части его друзей и сотрудников, руководство делами сосредоточилось в руках наместника графа Берга, возведенного в звание генерал-фельдмаршала. Но сила обстоятельств побуждала правительство не сходить и там с пути, на который оно вступило по усмирении мятежа. Мало-помалу совершилось слияние отдельных частей управления в царстве с ведомствами империи. Финансовые дела перешли в заведование Министерства финансов, в котором по делам Царства Польского образован особый отдел. Почтовая часть отошла в ведение вновь образованного Министерства почт и телеграфов. Одновременно вводились законы, выработанные еще при Милютине: указ об устройстве холмской греко-униатской епархии и новое положение о губернском и уездном управлении, разделившее царство вместо прежних пяти на десять губерний. К концу 1866 года земские учреждения введены повсеместно в 33-х губерниях, управляемых на общем основании; но ввиду поступавших в Министерство внутренних дел жалоб на чрезмерное обложение земскими сборами промышленных и торговых предприятий, найдено было нужным ограничить более тесными пределами пользование этим правом. Высочайшим повелением предоставлено земским собраниям облагать по своему усмотрению лишь недвижимые имущества в городах и уездах; со свидетельств же на право торговли и промыслов, с билетов на торговые и промышленные заведения и с патентов на винокуренные заводы и заведения для продажи питей дозволено взимать земские сборы лишь с ценности самих помещений, не включая в оценку стоимости ни находящихся в них предметов или изделий, ни торговых или промышленных оборотов, и притом так, чтобы процентный сбор с гильдейских свидетельств, винокуренных заводов и заведений для продажи питей не превышал 25%, а с прочих торговых и промышленных предприятий — 10% налогов, платимых ими в казну. Распоряжение это возбудило неудовольствие некоторых земств. Петербургское губернское земское собрание, которое уже в первую сессию свою, в декабре 1865 года, высказалось в пользу расширения дарованных земству прав и созыва центрального земского собрания для обсуждения хозяйственных польз и нужд, общих всему государству, не только вступило в пререкание с губернатором, но и постановило, по представлению губернской земской управы, принести жалобу в Сенат на министра внутренних дел, который оставил без последствий 12 из 26 ходатайств петербургского земства. Обстоятельство это, а равно бурный ход прений в заседаниях привели к строгой правительственной мере. «Ввиду того, — сказано в высочайшем повелении, — что петербургское губернское земское собрание, с самого открытия своих заседаний, действует несогласно с законами и вместо того чтобы, подобно земским собраниям других губерний, пользоваться высочайше дарованными ему правами для действительного попечения о вверенных ему местных земско-хозяйст­венных интересах, непрерывно обнаруживает стремление неточным изъяснением дел и неправильным толкованием законов возбуждать чувства недоверия и неуважения к правительству», — постановлено: закрыть и распустить петербургское губернское земское собрание, закрыть в Петербургской губернии губернскую и уездные земские управы, приостановить в ней действие Положения о земских учреждениях. Принятая в январе 1867 года, мера эта была уже отменена в июле того же года, после того как издан был закон, расширявший права председателей как земских, так и городских и всех сословных собраний, возлагавший на них ответственность за соблюдение порядка в заседаниях, ограничивший гласность совещаний и решений и признававший недействительными, а следовательно, не подлежащими ни исполнению, ни дальнейшему производству постановления собраний, противные законам. В первую годовщину покушения на жизнь государя, 4-го апреля 1867 года, произошло торжественное освящение часовни, сооруженной в память чудесного избавления у ворот Летнего сада, в присутствии их величеств и всех членов царской семьи. При возглашении многолетия Александр Николаевич обнял тут же находившегося Комиссарова. Проводя в Петербурге день своего рождения, император Александр 20-го апреля, сопровождаемый цесаревичем и цесаревною, отправился в Москву. Пребывание в первопрестольной столице продолжалось две недели и было посвящено посещению супругою наследника престола московских святынь и исторических памятников, представлению ей властей и знатных лиц обоего пола, устроенным в честь ее блестящим балам и народным гуляньям, осмотру открытой под почетным председательством великого князя Владимира Александровича всероссийской этнографической выставки; заключилось оно поездкою государя, цесаревны и цесаревича в Троицко-Сергиеву лавру. 2-го мая августейшие путешественники возвратились в Царское Село. Там 14-го мая принял император депутацию от славянских гостей, приехавших в Россию для ознакомления с московскою этнографическою выставкою. В состав депутации вошли двадцать шесть человек — сербов из княжества, австрийских и лужицких болгар, чехов, русских галичан, словаков и хорватов, но сопровождали их в Царское Село и все прочие славяне, находившиеся в Петербурге. Выслушав приветствие депутации, государь ответил на него следующими словами: «Благодарю вас за ваши добрые желания. Мы сербов всегда считали за своих родных братьев, и я надеюсь, что Бог готовит вам в скором времени лучшую будущность. Дай Бог, чтобы все желания ваши скоро исполнились». Затем император милостиво разговаривал с каждым из депутатов, в особенности отличив при этом маститого представителя чешской науки Палацкого и зятя его Ригера. Обойдя депутатов, государь перешел в соседнюю залу, где находились все остальные славяне. «Здравствуйте, господа, — сказал он, обращаясь к ним. — Я рад видеть вас, славянских братьев, на родной славянской земле. Надеюсь, вы останетесь довольны приемом как здесь, так и особенно в Москве. До свидания». Два дня спустя император Александр, сопутствуемый двумя старшими сыновьями, цесаревичем и великим князем Владимиром Александровичем, с многочисленною свитою, в состав которой входил вице-канцлер князь Горчаков, выехал из Царского Села за границу для посещения Парижской всемирной выставки, обозреть которую Наполеон III пригласил всех европейских государей. В Вержболове состоялось следующее, объявленное министру внутренних дел шефом жандармов высочайшее повеление: все дела политического свойства, касающиеся последнего польского мятежа и беспорядков, имевших отношение к оному, не оконченные еще производством как в следственных комиссиях, так и в судебных местах, если лица, прикосновенные к этим делам, не обвиняются кроме того в особых уголовных преступлениях, как-то: в убийстве, поджоге и т. п., прекратить, освободив всех обвиняемых от следствия и суда; новые дела, которые могут возникнуть по обвинениям в принадлежности к бывшему мятежу или политическим беспорядкам, бывшим в связи с мятежом, не вчинять и подвергавшихся подобным обвинениям, если они не обвиняются кроме того в особых уголовных преступлениях, оставить без преследования; уроженцам Царства Польского, высланным по случаю политических беспорядков в разные места империи в административном порядке, если они местным начальством в поведении одобрены, дозволить возвратиться на родину, а уроженцам западных губерний разрешить, если пожелают, переселиться в Царство Польское, не распространяя, впрочем, обоих этих разрешений на лиц духовного звания, возвращение которых предоставить усмотрению наместника царства.8