С.С. ТАТИЩЕВ / ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР ВТОРОЙ (31)

Не менее решительно отвергал князь Горчаков и предложение о созыве конференции восьми держав: «Если меры, о которых идет речь, достаточны для умиротворения страны, то конференция не имела бы цели. Если же меры эти долженствовали бы сделаться предметом дальнейших суждений, то это повело бы к прямому вмешательству иностранных держав в самые, так сказать, домашние подробности администрации, ко вмешательству, которого, конечно, Англия не потерпела бы в своих собственных делах». Все, на что изъявлял согласие русский министр, было частное соглашение с двумя другими державами-участницами разделов Польши, то есть с Австрией и Пруссией, относительно внутреннего устройства принадлежащих им бывших польских областей, но и то не иначе, как по восстановлении порядка в Царстве Польском. «Условие это, — заключал вице-канцлер, — много зависит от решимости великих держав не потворствовать расчетам виновников восстания, находящих основание для себя или почерпающих свой кредит в надежде на деятельное вмешательство в пользу их преувеличенных желаний. Ясное и категорическое заявление со стороны этих держав способствовало бы к рассеянию заблуждений и к падению этих расчетов, которые длят беспорядок и поддерживают волнение умов. Державы ускорили бы тем самым минуту, которую мы призываем нашими желаниями, — минуту, когда успокоение страстей и восстановление внешнего порядка дозволят нашему августейшему монарху содействовать нравственному замирению страны осуществлением мер, зачатки коих уже положены, и предвидимое дальнейшее развитие которых его величество оставляет в силе». Депеша князя Горчакова русскому послу при тюильрийском дворе была гораздо короче, но заключала в себе прямой упрек Франции в потворстве и содействии мятежным замыслам поляков. «Один из главнейших центров агитации, — говорилось в ней, — находится в самом Париже. Польские выходцы, пользуясь своим общественным положением, организовали там обширный заговор, поставивший себе задачей, с одной стороны, вводить в заблуждение общественное мнение Франции системой беспримерных поношений и клеветы, а с другой — питать беспорядок в Царстве Польском то материальными пособиями, то террором тайного комитета, то, главным образом, распространяя убеждение о деятельном вмешательстве в пользу самых бессмысленных стремлений восстания. Это влияние составляет ныне главный источник агитации, которая иначе исчезла бы пред действием закона, пред равнодушием или отвращением масс. В этом надлежит, следовательно, искать нравственную причину, содействующую продолжению бедственного порядка вещей, скорое прекращение которого французское правительство, подобно нам, призывает своими желаниями во имя человеколюбия и мира. Нам приятно думать, что оно не дозволяет злоупотреблять его именем в интересах революции в Польше и в Европе». Заключение было то же, что и в предыдущей депеше: категорическое отклонение как шести пунктов, так и предложений о перемирии и о созыве общеевропейской конференции, с выражением согласия на обсуждение вопросов, касающихся внутреннего состояния бывших польских областей в частном совещании между Россией, Австрией и Пруссией. На той же последней мере настаивала краткая и сухая депеша, которой русский двор отклонил робкую попытку вмешательства венского двора. Русские депеши были высочайше утверждены, подписаны и отправлены представителям нашим в Лондоне, Париже и Вене 1-го июля, а несколько дней спустя вице-канцлер, пригласив к себе в Царское Село послов Англии и Франции и австрийского поверенного в делах, сам прочитал ответы свои на сообщения трех дворов. Твердая отповедь русского министра привела в невыразимое смущение иностранных дипломатов, не ожидавших столь же искусно мотивированного, сколько и решительно высказанного отказа. Герцог Монтебелло в порыве досады заметил, что французское правительство не только не удовлетворится им, но почтет его за оскорбление, которое немедленно поведет к разрыву, а холодный и сдержанный лорд Непир, по собственному признанию, почувствовал, что и английское правительство не в состоянии будет примириться с данным его притязаниям отпором (I could not but feel that the determination of the Russian cabinet would be highly unacceptable to Her Majesty's Government). Зато русское общественное мнение с патриотической гордостью и восторгом приветствовало обнародование депеш князя Горчакова. Красноречивым выразителем впечатления, произведенного ими на русских людей, явился Катков в «Московских Ведомостях»: «Теперь конец всем ожиданиям, конец всем тревогам: ответы нашего правительства у всех перед глазами и всякий, прочтя их, вздохнет легко и свободно; у всякого скажется на душе удовлетворенное чувство народной чести и вместе чувство гражданской благодарности к державной руке, управляющей судьбами России, — благодарности quod de republica non desperasset; за то, что не дрогнула она, за то, что не усомнилась в своем народе, за то, что доверилась его великим судьбам. Толки, догадки и предсказания, еще задолго ходившие в Европе относительно смысла и силы наших ответных депеш, слава Богу, ни в чем не оправдались; зато оправдалось в них наше народное чувство, зато оправдались в них все требования вашего народного достоинства. Россия со спокойной, но твердой решимостью отклонила оскорбительные притязания трех держав на вмешательство в ее внутренние дела и не приняла конференции. Расчет уловить ее в сети, запугать и смутить ее обратился в ничто. Из дипломатического испытания она вышла с торжеством. Три державы, если это угодно им, могут еще продолжать свою беседу с Россией; но отныне должны они убедиться в тщете своего замысла поставить ее в положение подсудимого. Отныне им стало известно, что этот обмен мыслей, на который они вызвали Россию, не наложил и не наложит на нее никаких обязательств, не приведет фальшиво возбужденного вопроса ни к какому практическому решению и что ответственность за продолжение этих бесплодных объяснений, поддерживающих безнадежное восстание и терзающих несчастный край, падет на них всей своей тяжестью. Читая эти депеши, русский человек на каждом слове должен воздавать честь и хвалу писавшему их: так в них все зрело обдумано и зрело высказано, так все согласно в них с великими интересами, которых князь Горчаков был истолкователем. Решимость отказа является в них столько же выражением чувства силы и достоинства, сколько и благоразумия. В этом отказе нет ничего похожего на вспышку, нет ничего вызывающего. Он не походит также и на упорное, тупое non possumus. Этот отказ сам собою вытекает из сущности дела, и его могла бы сделать для нас сама Европа». Еще ранее получения русского ответа министр иностранных дел Наполеона III Друэн де Люи, предвидя возможность либо отказа России на требования трех держав, либо неудовлетворительного исхода задуманной конференции, предложил дворам лондонскому и венскому подписать протокол или конвенцию, коей они обязались бы действовать сообща в польском вопросе и условиться о решениях, которые им предстояло бы принять в случаях недостаточности «путей убеждения» (des voies de la persuasion) для того, чтобы понудить Россию подчиниться их требованиям. Лондонский кабинет отклонил это предложение, как не согласился и на приглашение тюильрийского двора тождественной нотой отвечать на русские депеши. Все, чего удалось достигнуть французскому правительству, было общее заключение трех ответных депеш из Лондона, Парижа и Вены, врученных князю Горчакову во второй половине августа. В документах этих министры великобританский, французский и австрийский вступили в полемику с русским вице-канцлером, оспаривали его мнения, опровергали доводы, настаивали на своем праве вмешательства, основанном на постановлениях Венского конгресса, отвергали предложенное Россией частное соглашение с Австрией и Пруссией. Наибольшее раздражение проявила французская депеша: «Мы убеждены, — гласила она, — что, следуя путем, на который вступил русский двор, он уклоняется в равной степени и от советов благоразумной политики, и от постановлений трактатов. Не от держав зависело, чтобы разрешение польского вопроса, столь тесно связанного со спокойствием Европы, было обсуждено ныне же с необходимой рассудительностью и зрелостью. Будучи отрешены от всяких частных корыстных видов, не поддаваясь ни страсти, ни предвзятым мнениям, державы эти руководствовались единственно желанием содействовать усмирению нынешних смут и помочь России, посредством внимательного изучения положения в Польше, уничтожить причину постоянно возникающих усложнений. Мы должны были полагать, что русское правительство, одушевленное намерениями, согласными с намерениями держав, не откажется приступить к их взгляду. Подав им эту надежду, Россия предпочла отвергнуть их заявление и оспаривать их правоспособность (competence). Отстаивая безусловную независимость своих решений и совершенное пользование своими державными правами, с.-петербургский кабинет возвращает и нам полную свободу наших суждений и действий и мы, по меньшей мере, должны принять это к сведению». Следовало заключение, дословно повторенное в английской и австрийской депешах: «Нам остается еще исполнить настоятельный долг, обратив серьезное внимание его сиятельства князя Горчакова на важность положения и на ответственность, которую оно возлагает на Россию. Франция, Австрия и Великобритания указали на крайнюю необходимость положить конец прискорбному порядку вещей, полному опасности для Европы. Они указали в то же время на средства, к которым, по их мнению, следовало бы прибегнуть, дабы прийти к этой цели, и предложили свое содействие к достижению ее с большей верностью. Если Россия не сделает всего, что от нее зависит, для осуществления умеренных и примирительных видов трех держав; если она не вступит на путь, указанный ей дружественными советами, на нее падет ответственность за важные последствия, которые продолжение смут может повлечь за собою». Третий и окончательный ответ русского двора на сообщения Англии, Франции и Австрии был сух и сжат, но ясен и точен. Не желая продолжать бесплодных пререканий, вице-канцлер принял к сведению выраженное тремя державами желание скорого восстановления в Царстве Польском порядка, который возвратил бы спокойствие этому краю и безопасность Европе, и обещал сделать все зависящее от России для достижения этого, ей самой желаемого, результата. «Наш августейший государь, — заключил он, — по-прежнему проникнут самыми благосклонными намерениями к Польше и самыми примирительными чувствами относительно всех иностранных держав. Забота о благосостоянии его подданных всех племен и исповеданий есть долг, который его императорское величество возложил на себя пред лицом Всевышнего, своей совестью и своим народом. Государь император посвящает все свои усилия исполнению этого долга. Что же касается той ответственности, которая могла бы пасть на его величество по международным отношениям, то эти отношения определяются международным правом. Лишь нарушение основных начал этого права может навлечь ответственность. Наш августейший государь постоянно соблюдал и уважал эти начала относительно иностранных государств. Его величество вправе ожидать и требовать того же уважения и от других держав». Пред столь же ясно, сколько и твердо выраженной волей русского царя склонились три державы-посредницы. Умолкли столь громко раздававшиеся в пользу поляков голоса английских и австрийских министров. Один Наполеон III долго не мог примириться с неудачей, постигшей замышленный и руководимый им дипломатический поход на Россию. С целью сгладить понесенное поражение он в конце октября обратился ко всем государям, созывая их на общий конгресс в Париж для совместного обсуждения мер, направленных к умиротворению Европы, другими словами, для пересмотра постановлений Венского конгресса и согласования их с переменами, происшедшими во взаимном положении европейских государств. На такое приглашение последовал следующий ответ императора Александра: «Государь, брат мой. Указывая на глубоко тревожное положение Европы и пользу соглашения между государями, которым вверена судьба народов, ваше величество выражаете мысль, которая всегда была моей. Она составляла более нежели предмет моих желаний; я почерпнул в ней правила для образа моих действий. Все дела моего царствования свидетельствуют о моем желании заменить отношениями, исполненными взаимного доверия и согласия, состояние вооруженного мира, столь сильно тяготеющего над народами. Я приступил, лишь только это стало возможным, к значительному уменьшению моих военных сил; в продолжение шести лет я освобождал мою империю от рекрутской повинности и предпринял важные преобразования, составляющие залог внутреннего постепенного развития и внешней миролюбивой политики. Только ввиду случайностей, которые могли угрожать безопасности и даже целости моих владений, я должен был уклониться от этого пути. Мое живейшее желание — получить возможность снова вступить на этот путь и избавить мои народы от жертв, которые принимает их любовь к отечеству, но от которых страдает их благоденствие. Ничто не могло бы более приблизить это время, как повсеместное решение вопросов, волнующих Европу. Опыт свидетельствует, что действительные условия спокойствия мира не заключаются ни в невозможной неподвижности, ни в шаткости политического устройства, которое каждому поколению предстояло бы разрушать и созидать по произволу страстей и выгод минуты, но скорее в житейской мудрости, которая всякому внушает уважение к установленным правам и советует всем соглашения, необходимые для примирения истории, составляющей неотъемлемое наследие прошедшего, с преуспеянием, которое служит законом для настоящего и будущего. При этих условиях прямодушное соглашение между государями всегда казалось мне желательным. Я был бы счастлив, если бы предложение, выраженное вашим величеством, могло привести к нему. Но для того чтобы это предложение могло осуществиться на деле, оно должно последовать не иначе, как с согласия прочих держав; для достижения же этой цели я полагаю необходимым, чтобы ваше величество благоволили точно указать вопросы, которые, по вашему мнению, должны бы послужить предметом соглашения и основанием, на котором это соглашение могло бы установиться. Во всяком случае, я могу удостоверить вас, что цель, к которой вы стремитесь — без потрясений достигнуть умиротворения Европы, встретит во мне живейшее сочувствие». Конгресс государей в Париже, на созвание которого Россия выразила свое, хотя и условное, согласие, не состоялся вследствие упорного отказа Англии принять в нем участие.24 ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Преобразования в империи и в Царстве Польском 1864—1866 Польская смута не остановила хода преобразовательной деятельности правительства. В конце 1862 года обнародованы основные положения преобразования судебной части в России; в первый день 1864 года — положение о земских учреждениях. Коренное преобразование губернского и уездного управлений решено было императором Александром одновременно с первыми правительственными мерами к упразднению крепостного права. Основными началами этого преобразования приняты тогда же: 1) назначение полицейских чиновников от правительства; 2) соединение городской полиции с уездной; и 3) отделение от полиции частей следственной, судебной и хозяйственной. Весною 1859 года образована при Министерстве внутренних дел особая комиссия об уездных и губернских учреждениях с целью, как сказано в высочайшем повелении, «предоставить хозяйственному управлению большее единство, бóльшую самостоятельность, большее доверие и определить степень участия каждого сословия в хозяйственном управлении». В состав комиссии вошли представители от министерств: внутренних дел, юстиции, государственных имуществ, финансов, военного, от главного управления путей сообщения, от 11-го отделения Собственной его величества канцелярии, от государственной канцелярии, а также петербургский обер-полицмейстер, — под председательством исправлявшего должность товарища министра внутренних дел Н. А. Милютина. Сверх того, временно приглашались в состав комиссии для участия в ее занятиях некоторые из губернаторов и вице-губернаторов. Плодом трудов комиссии было несколько проектов, вошедших в положение о крестьянах, между прочим, установление мировых посредников; ей же принадлежит проект о судебных следователях, внесенный в законодательство за четыре года до общей судебной реформы. Но главная ее задача: преобразование полиции и начертание положения о земских учреждениях — была выполнена лишь наполовину ко времени удаления Милютина от должности товарища министра и замены Ланского Валуевым во главе Министерства внутренних дел. Новому министру государь поручил привести к окончанию работу, начатую его предшественниками. Статс-секретарь Валуев занялся сначала внесением наиболее настоятельных улучшений в полицейскую часть. В конце 1862 года обнародованы временные правила об устройстве полиции в 44-х губерниях, управляемых на общем основании. «Обозревая разные предметы государственного управления, — так начинался высочайший указ Сенату, — требующего нового, более соответственного их цели образования, мы убедились, что одно из первых мест в ряду их должна занимать полиция, и, вследствие того, указали министру внутренних дел главные начала, на коих впредь должна быть устроена эта часть». «Но так как, — говорится далее в указе, — сие важное дело может восприять окончательное свое совершение, когда изданы будут составленные по повелению нашему и имеющие непосредственную с ним связь уставы судоустройства и судопроизводства и положение о земско-хозяйственных учреждениях, а между тем нужды государственные теперь же настоятельно требуют некоторых, по крайней мере, временных изменений и улучшений в устройстве полиции, особенно же в личном ее составе», — то и введены временные правила, в силу которых впредь до издания общего учреждения полиции, земская и городская полиция соединены в один состав; земские исправники переименованы в уездных, и не по выбору дворянства, как было до того, а по назначению от правительства; городские же — упразднены. Впрочем, новые правила не были распространены на столичные полиции в Петербурге и Москве, а также на полиции некоторых городов, военных портов и местечек, не подведомственных местному губернскому начальству, а состоящих в заведовании отдельных управлений. Вместе с тем значительно увеличено содержание полицейских чинов. В продолжение 1863 года, разработанный комиссией под непосредственным руководством Валуева проект положения о земских учреждениях обсуждался Советом министров под личным председательством государя и, по рассмотрении в законодательном порядке Государственным Советом, в первый день нового 1864 года удостоился высочайшего утверждения. Указом Сенату император возвестил, что, «признав за благо призвать к участию в заведовании делами, относящимися до хозяйственных польз и нужд каждой губернии и каждого уезда их население, посредством избираемых от оного лиц, он находит составленные Министерством внутренних дел, на указанных им началах, проекты постановлений об устройстве особых земских, для заведования упомянутыми делами, учреждений соответствующими своим намерениям». Новые учреждения вводились в 33-х губерниях. Главные основания их были следующие: «Земским учреждениям вверяется, в указанных законом пределах, заведование делами, относящимися к местным хозяйственным пользам и нуждам каждой губернии и каждого уезда, а именно: 1) заведование имуществом, капиталами и денежными сборами земства; 2) устройство и содержание принадлежащих земству зданий и других сооружений и путей сообщения, содержимых на счет земства; 3) меры обеспечения народного продовольствия; 4) благотворительные заведения и прочие меры призрения, способы прекращения нищенства, попечение о построении церквей; 5) взаимное земское страхование имуществ; 6) попечение о развитии местной торговли и промышленности; 7) участие в попечении о народном образовании, о народном здравии и о тюрьмах, преимущественно в хозяйственном отношении; 8) содействие к предупреждению падежей скота, а также по охранению хлебных посевов и других растений от вредных насекомых и животных; 9) исполнение возложенных на земство потребностей воинского и гражданского управлений и участие в делах почтовой повинности; 10) раскладка возложенных на земство высочайшей властью или законом государственных сборов; 11) назначение, раскладка, взимание и расходование, на основании устава о земских повинностях, местных сборов для удовлетворения земских потребностей губернии или уезда; 12) представление чрез губернское начальство высшему правительству сведений и заключений по предметам, касающимся местных хозяйственных польз и нужд и ходатайств по сим предметам, также чрез губернское начальство, и доставление по требованию высшего правительства и начальников губерний сведений, до земского хозяйства относящихся; 13) выбор в члены и другие должности по земским учреждениям и назначение сумм на содержание этих учреждений; 14) дела, которые будут вверены земским учреждениям на основании особых уставов, положений или постановлений. Земские учреждения разделяются на губернские и уездные: в каждом уезде учреждается уездное земское собрание и уездная управа; в каждой губернии — губернское земское собрание и губернская управа. Уездное земское собрание составляется из гласных, избираемых: а) уездными землевладельцами, не принадлежащими к сельским обществам; б) городскими жителями всех сословий; в) собранием волостных старшин и старост всех сельских сословий. Первые два разряда избирателей пользуются избирательным правом по мере пространства и ценности владеемого имущества; третий разряд избирает гласных в числе, определенном количеством земли, состоящей в пользовании или владении волостных сельских обществ. В гласные могут быть избираемы только лица, имеющие право быть избирателями. Уездная управа состоит из шести гласных, избранных уездным собранием; губернское собрание из гласных, избранных тем же уездным собранием от двух до пяти от каждого уезда, сообразно его населению; губернская управа — из шести гласных, избранных губернским собранием. Председательствует в уездном собрании уездный предводитель дворянства, в губернском — лицо, назначенное высочайшей властью. Собрания заседают по одному разу в год, в назначенные сроки; заседания губернских собраний продолжаются не более двадцати, уездных — не более семи дней. Управы заседают постоянно. Собраниям вверяется общая распорядительная власть и контроль по земским делам; управам — приведение в действие постановлений собраний и вообще исполнительные меры по земским делам. Круг действий земских учреждений ограничивается пределами губернии или уезда и предметами, к разряду земских дел отнесенными. По делам своего ведомства они действуют самостоятельно; случаи, в коих их распоряжения подлежат утверждению административных властей, определены законом. Они не могут вмешиваться в дела, принадлежащие кругу действий правительственных, сословных и общественных властей, ни в дела, другим местным земским учреждениям подведомственные».25 Основы земского хозяйственного самоуправления обсуждались в Государственном Совете в высочайшем присутствии летом 1863 года, в самый разгар польского мятежа. Когда год спустя приступлено было ко введению их в действие, мятеж был уже подавлен и внешний порядок восстановлен повсюду. Тем не менее новые учреждения введены лишь в 33-х великороссийских и малороссийских губерниях, управляемых на общем основании. Между тем в Царстве Польском готовился целый ряд важных преобразований, предпринятых по мысли императора Александра и личному его почину с целью упрочить результаты, достигнутые строгим подавлением восстания, и навеки закрепить за Россиею Привислинский край. Дело это император возложил на Н. А. Милютина, летом 1863 года вторично вызванного им из-за границы. В двухчасовой беседе государь лично изложил Милютину взгляд свой на положение дел в Царстве Польском и перечислил причины, вынуждавшие его, невзирая на врожденное милосердие, изменить примирительную систему, которой он следовал в Польше с самого вступления на престол. Печальный опыт убедил Александра. Николаевича в полной невозможности примирения русских государственных начал с притязаниями польского образованного общества, т. е. дворянства, крупного и мелкого духовенства и горожан, которые, не довольствуясь никакими уступками, мечтали не только о совершенном отделении от России своей родины, но и об отторжении от нее так называемого «забранного края», то есть всех ее западных окраин. Оставалось испытать другое средство и искать привлечь к русскому престолу сердца польских крестьян, составляющих подавляющее большинство населения и которые, несмотря на личную свободу, находились в самом бедственном положении, состоя в полной зависимости от землевладельцев, на землях коих были водворены. (картинка) Задача была нелегкая, но, по убеждению императора Александра, никто не мог разрешить ее лучше того из русских государственных людей, которому принадлежала столь значительная доля участия в законодательных трудах по упразднению крепостного права в империи. Николай Милютин долго уклонялся от тяжкого бремени, ссылаясь на совершенное незнакомство свое с краем, польской историей, законодательством, языком, наконец, на расстроенное состояние своего здоровья. Государь настоял, однако, на том, чтобы Милютин, зрело обдумав дело, представил ему свои соображения относительно тех преобразований в Польше, которые являлись наиболее настоятельными и целесообразными. Вторая аудиенция Николая Алексеевича состоялась по возвращении государя из Финляндии и накануне отъезда в Крым, в середине сентября 1863 года. Милютин повторил свой решительный отказ от назначения на какую-либо должность в Царстве Польском, но выразил готовность отправиться для произведения на месте расследования и составления общего плана будущих законодательных мер, на что император выразил согласие. Отпуская Милютина, он изъявил ему милостивое доверие, сказав, что предоставляет ему полную свободу действий. На замечание Николая Алексеевича, что он намерен прежде всего заняться устройством быта сельского населения, как вопросом наиболее неотложным, с которым он и сам ближе знаком, чем со всем прочим, государь отвечал: «Так я и думаю, но желал бы, чтобы ты не ограничился этим. Все управление в Польше в плохом положении. Там надо заняться всем». В заключение государь разрешил Милютину в новом возложенном на него поручении прибегнуть к содействию ближайших его сотрудников в крестьянском деле: Самарина и князя Черкасского. Оба друга не замедлили откликнуться на призыв Николая Алексеевича, и все трое отправились в Варшаву, а оттуда объехали пять Привислинских губерний, тщательно изучая местные условия, знакомясь с положением польского крестьянина, отношения его к землевладельцу, с особенностями сельского управления и т. п. Плодом этой разведки, продолжавшейся шесть недель, был подробный доклад, составленный Самариным и представленный Милютиным государю, по возвращении его из Ливадии, в конце декабря. Император Александр ласково благодарил Милютина и обоих его сотрудников и согласился на назначение Самарина и князя Черкасского в состав особого комитета, которому поручено было рассмотреть и обсудить предложения триумвирата. Кроме них, членами комитета назначены: шеф жандармов князь Долгоруков, министры: Валуев, Зеленый, Рейтерн, председатель департамента экономии в Государственном Совете Чевкин, статс-секретарь по делам Царства Польского Платонов, вновь назначенный вице-председатель Государственного Совета царства Арцымович и статс-секретарь Жуковский, под председательством князя П. П. Гагарина, по смерти графа Блудова назначенного председательствующим в Государственном Совете империи и в Комитете министров. Два месяца продолжалось обсуждение проектов Милютина в особом комитете, а затем в Государственном Совете. Наконец, 19-го февраля 1864 года, в девятую годовщину своего царствования третью годовщину дарования свободы русским крестьянам император Александр подписал указы, наделявшие землей крестьян Царства Польского. Первый указ начинался перечислением законодательных мер к улучшению поземельных отношений польских крестьян в царствование императора Николая. «Кончина не дозволила императору Николаю I, — заявлял государь, — выполнить задуманное и предвещенное им для блага народа; но воля родителя, вполне согласная с всегдашним желанием нашим, осталась для нас священным заветом, неотложное исполнение которого при самом вступлении нашем на престол встретило неодолимые препятствия в продолжавшейся тогда войне. Немедленно по заключении мира мы устремили наши заботы к прочному устройству быта всех вообще поселян как в империи нашей, так и в нераздельно с ней соединенном Царстве Польском. Законодательные меры, принятые нами в России, при благословении Всевышнего, увенчались быстрым успехом благодаря деятельной помощи, оказанной нам в сем деле русским поместным дворянством, и жертвам, им принесенным во имя общей пользы и истинного человеколюбия». «Но в Царстве Польском три указа и постановления: от 16-го (28-го) декабря 1853 года о добровольном очиншевании крестьян, от 4-го (16-го) мая 1861 года о замене барщины законным окупом и, наконец, от 24-го мая (5-го июня) 1862 года об обязательном очиншевании, не встретили, к глубокому прискорбию нашему, со стороны поместного сословия того содействия, без которого успех предпринятых мер был, очевидно, невозможен. Поэтому законы эти не принесли доныне и тех плодов, которых мы вправе были от них ожидать. Наконец, возникшие в последнее время смуты и волнения, доселе еще не вполне прекратившиеся, послужили злонамеренным людям средством не только отдалить исполнение нашим родителем обещанного и нами предпринятого окончательного устройства быта поселян, но и подвергать искушению верность их закону и престолу и сеять в их умах волнения и тревогу. Здравый смысл поселян восторжествовал, однако же, над льстивыми обольщениями, а непоколебимая их верность, выдержав всякие угрозы и насилия, запечатлелась даже кровью многих невинных жертв. Ныне совершилось ровно три года с тех пор, как в день 19-го февраля 1861 года мы издали манифест и положения об устройстве крестьян в России. И в Царстве Польском настоящий день мы знаменуем исполнением священного завета родителя нашего, наших собственных давнишних желаний и упований многочисленного, верного нам сословия поселян. Да останется сей день вечно памятен и крестьянам царства как день вновь возникающего их благосостояния. Да будет сие благосостояние их счастливым предвестником того общего преуспеяния и благоденствия, водворение коего во всех слоях населения царства составляет предмет нашего постоянного желания и непоколебимой надежды». Следовало изложение оснований, на которых состоящие в пользовании крестьян земли переходили в полную их собственность, в общих чертах сходные с тем, что занесены были в положение об устройстве быта крестьян в империи, но с тем различием, что выкуп, при содействии правительства, полагался обязательный, с немедленным прекращением всяких непосредственных отношений крестьян к землевладельцам. Второй указ устанавливал сельскую гмину (волость) на началах самоуправления. «Со дня вступления нашего на прародительский престол, — говорилось во введении к нему, — мы предназначили себе целью постепенное и прочное устройство правительственных учреждений Царства Польского в духе, соответствующем требованиям нового времени и новой гражданственности. Возникшие смуты и волнения остановили при самом приступе водворение новых, дарованных царству учреждений. Тем не менее мы и ныне постоянно храним в сердце нашем намерение образовать правительственные в царстве установления на прочных и справедливых основаниях. Указом, сего числа нами подписанным, окончательно утвержден быт многочисленного сословия поселян, которые вместе с тем делаются собственниками земли, доныне состоявшей в их пользовании; владельцам же сей земли, за поступление оной в собственность крестьян и упразднение, вследствие того, крестьянских повинностей, постановлено выдать от казны царства соответственное вознаграждение. После сего не осталось никакой уважительной причины сохранять долее за владельцами земли так называемую патримониальную юрисдикцию и сопряженную с званием гминных войтов власть, тем более, что уже и в прежнее время учреждение сие далеко не обеспечивало общественного порядка и строгой справедливости. С другой стороны, трехлетний опыт в империи доказал пользу допущения крестьян к участию в делах сельского управления. Мы не сомневаемся, что и польские крестьяне, в нынешних смутных обстоятельствах обнаружившие свой здравый смысл и свое уважение к законной власти, оправдают наше к ним доверие». Сельская гмина в Царстве Польском получила устройство однородное с русской волостью, без введения, однако, в нее начала общинного владения землей. Наследственные войты — помещики — заменены войтами избираемыми, как и все должностные лица сельского управления, крестьянами из своей среды. Введение в действие нового гминного устройства возлагалось на вновь образованный в Царстве Польском учредительный комитет. Все эти узаконения дополнялись еще двумя указами: о ликвидационной комиссии — для производства выкупа крестьянских земель и выдачи вознаграждения владельцам, и о порядке введения в действие новых о крестьянах постановлений.26 С высочайшими указами отправлен в Варшаву генерал-адъютант граф Баранов. Торжественное обнародование их в этом городе и по деревням в губерниях принято с восторгом польскими крестьянами и с глубокой признательностью к державному Освободителю. Депутация от поселян прибыла в Петербург, чтобы повергнуть эти чувства к подножию царского престола. Государь принял ее в Зимнем дворце 7-го апреля. При появлении его крестьяне пали на колени и поднесли ему хлеб-соль. Император прошел чрез их ряды, обращаясь к некоторым из них с милостивыми расспросами; потом, подозвав их к себе, велел статс-секретарю Платонову передать им по-польски, что благодарит их за верность, оказанную законному правительству; что, следуя собственному желанию и исполняя завет незабвенного родителя своего, он даровал им ныне важные права и вполне надеется, что они навсегда останутся верными ему, будут повиноваться властям, от него установленным, и в точности исполнять свои обязанности по утвержденным высочайшей властью постановлениям; что царь поручает депутатам передать его слова крестьянам тех местностей, по избранию которых они прибыли. Крестьяне прерывали царскую речь восклицаниями: «Будем верны, не будем щадить ни жизни нашей, ни достояния; будем послушны, будем в точности исполнять наши обязанности, никогда не забудем великих благодеяний государя императора и царя польского!» Один из них, обратясь к государю, сказал: «Мы и дети наши, и все потомство наше навеки останемся тебе верными и благодарными, и если бы кто дерзнул клеветать на нас в измене, не верь тому». Несколько дней спустя император с августейшими сыновьями и братьями почтил своим присутствием обед, данный от высочайшего двора в зале городской думы польским крестьянам-депутатам, за которым они сидели вперемежку с русскими волостными старшинами и сельскими старостами петербургской и смежных с нею губерний. В первый день Пасхи император Александр пожаловал высокие награды трем из своих сподвижников, деливших с ним труды и заботы во время минувшего польского кризиса: вице-канцлеру, военному министру и наместнику в Царстве Польском. «Постоянно стремясь, — писал он князю Горчакову, препровождая к нему алмазами украшенный свой портрет, — по указаниям моим, к упрочению на твердых основаниях дружественных отношений с иностранными державами, вы не переставали вполне оправдывать питаемое мною к вам доверие, и важные государственные заслуги ваши неоднократно вызывали изъявления искренней моей к вам признательности. Ныне вы приобрели новое право на оную, когда, в истекшем году, политические затруднения, возбужденные польским восстанием, грозя неприкосновенности прав России и нарушением общего мира, могли замедлить развитие предпринятых для благосостояния империи преобразований во внутреннем ее устройстве. Внимание мое обращено было главнейше на охранение достоинства России и законных прав ее. В вашей опытности, в пламенной любви вашей и преданности престолу и отечеству я нашел достойного исполнителя моих намерений и желаний. Отвратив грозившие России политические столкновения и незаконные попытки вмешательства в ее дела, цель ревностных трудов, мною на вас возложенных и усердно вами понесенных, была достигнута к чести и славе России, составляющим мою главную заботу». Генерал-адъютанта Милютина государь горячо благодарил за нововведения во вверенном ему министерстве и вообще в военной администрации: «Успешное приведение в исполнение первых опытов таковых преобразований учреждением западных военных округов, совершенное в трудное время усиленных забот Военного министерства, по распоряжениям, вызванным политическими обстоятельствами, служит доказательством как опытного взгляда вашего на настоящие потребности и полезное направление вновь вводимых положений, так и неусыпного рвения вашего к осуществлению предложений, имеющих целью пользу службы и благоустройство войск наших и управления ими. Отдавая должную справедливость той ревности, с которой вы оправдываете возложенное нами на вас доверие, нам особенно приятно упомянуть и о неутомимых трудах, понесенных вами в истекшем году, по лежавшим на вас обязанностям, к приведению армии нашей в военное положение и к образованию новых войск. Формирование 56 пехотных полков, составляющих 14 новых дивизий, совершилось под руководством вашим быстро и без затруднений, благодаря благоразумным и основательным распоряжениям вашим и усердной деятельности подведомственных вам управлений». Рескриптом графу Бергу государь воздал хвалу его заслугам по званию наместника и главнокомандующего войсками в Царстве Польском: «В самое короткое время вы оправдали вполне мой выбор. Шести месяцев было достаточно для вас, чтобы изыскать меры, необходимые для умиротворения края, чтобы привести их в исполнение с опасностью для собственной вашей жизни и достигнуть самых решительных результатов. Вооруженный мятеж прекращен, мирное население края избавилось от насилий и жестокости крамольников, все отрасли государственной администрации восприяли свою законную силу и приступлено к устройству быта всего сельского населения, чем положено прочное основание для дальнейшего водворения в царстве того благоустройства, которое я сердечно желаю даровать краю согласно с его истинными нуждами и пользами». Приведение в действие положений о наделении землей польских крестьян и об устройстве их самоуправления вверено было государем Николаю Милютину и его ближайшим сотрудникам. Князь Черкасский назначен главным директором правительственной комиссии внутренних дел в Царстве Польском, с производством из коллежских секретарей в действительные статские советники, а Я. А. Соловьев членом учредительного комитета. Учредительный комитет, образованный в Варшаве для руководства местной крестьянской реформой, состоял из русских членов. Из гвардейских офицеров, православных по вере и русских по происхождению, набран едва ли не весь состав комиссаров по крестьянским делам, исполнявших в Польше обязанности мировых посредников. Милютин сам знакомил их с предстоявшей им деятельностью, наставляя и научая, как поступить для осуществления видов правительства. Возведенный в звание статс-секретаря с наименованием главным начальником Собственной его величества канцелярии по делам Царства Польского, он все свое время делил между Варшавой и Петербургом, там собирая материалы для ряда законопроектов, долженствовавших преобразовать весь Привислинский край, здесь обрабатывая их и защищая в комитете по делам Царства Польского, в коем он состоял непременным членом и который из временного преобразован в постоянный, «для соблюдения, — как сказано в высочайшем повелении, — надлежащей последовательности и единства направления как в законодательных по преобразованиям в Царстве Польском работах, так и в разрешении важнейших административных по царству дел». Одновременно шла деятельная работа по обрусению Северо-Западного края под энергичным руководством генерал-губернатора Муравьева. В конце апреля 1864 года он прибыл в Петербург и лично вручил государю записку с изложением своих предложений относительно тех мер, которые надлежало принять во вверенных ему областях, чтобы уничтожить в них корень мятежа и упрочить за Россией спокойное обладание ее окраиной. Михаил Николаевич решительно отвергал мысль о примирении с польской народностью и советовал не доверять притворным уверениям поляков в покорности. «Правительство, — рассуждал он, — должно твердо усвоить мысль, что Западный край — исконно русский, составляющий древнее достояние России, что русская народность численностью превосходит все прочие племена, его населяющие, и что в нем не должно быть места польскому влиянию, ни племенному, ни религиозному, что смирить и обуздать шляхту и духовенство можно только мерами строгой справедливости, отнюдь не снисходительностью или потворством». Для прочного утверждения в Литве и Белоруссии русского владычества Муравьев полагал необходимым: 1) упрочить и возвысить русскую народность и православие, так чтобы не было и малейшего повода опасаться, что край может когда-либо сделаться польским: в сих видах, в особенности, заняться прочным устройством быта крестьян и распространением общественного образования в духе православия и русской народности; 2) поддержать православное духовенство, поставив его в положение, независимое от землевладельцев, дабы совокупно с народом оно могло твердо противостоять польской пропаганде, которая, без сомнения, еще некоторое время будет пытаться пускать свои корни; римско-католическое же духовенство поставить в такое положение, чтобы оно не могло более вредить своим фанатическим возбуждением обывателей к противодействию постановлениям правительства, и для сего учредить за ним повсюду строжайшее наблюдение и взыскивать неукоснительно за всякое отступление от законного порядка и в особенности за манифестации в смысле польской пропаганды; 3) в отношении общей администрации принять следующие меры: устроить таким образом правительственные органы в крае, чтобы высшие служебные места и места отдельных начальников, а равно все те, которые приходят в непосредственное соприкосновение с народом, были замещены чиновниками русского происхождения; водворить русский элемент в крае всеми возможными средствами, как-то: поселением там русских крестьян, продажей русским лицам всех сословий конфискованных, секвестрованных и просроченных в кредитных установлениях имений, изгнанием из края всех тех, которые участвовали в мятеже и крамолах, и недопущением их возвращаться на родину, ибо своим присутствием они, без всякого сомнения, значительно усугубили бы зло, чему бывали неоднократные примеры. «Наконец, — так заключался доклад, — само высшее правительство должно идти твердо и непоколебимо избранным им путем, отнюдь не допуская в край польского элемента, прекращая неукоснительно строгими мерами всякие, даже малейшие попытки к распространению польской пропаганды, и имея в виду, что хотя в настоящее время революционная организация и жонд уже обессилены и уничтожены в Северо-Западном крае, но многие из его агентов продолжают действовать вне пределов Западного края, в столицах и внутри империи.27 Последние слова заключали намек на покровительство и поддержку, которую поляки, как опасался Муравьев, снова обрели в высших русских правительственных кругах. Действительно, в Комитете министров, в который государь передал его записку с приказанием рассмотреть ее в семидневный срок, против нее возражали некоторые члены. Зато другие, и в их числе Дмитрий Милютин, Зеленый и Чевкин, с жаром высказались в пользу предложений генерал-губернатора. Государь одобрил бóльшую их часть и только не согласился на безвозвратную высылку неблагонадежных лиц из Северо-Западного края на житье в отдаленные области империи, с обязательством продать оставшееся у них в том крае недвижимое имущество. Скоро вошли в законную силу распоряжения о возвышении окладов русского духовенства, об упразднении римско-католических монастырей, замешанных в мятеже, об ограничении прав латинского духовенства на постройку костелов и на назначение к духовным должностям без разрешения местного начальства, об упразднении польского языка во всех учебных заведениях и повсеместном введении русских школ, об увеличении содержания русским чиновникам, вызываемым в край на службу, о решительных мерах против польской пропаганды, об уничтожении всех внешних признаков преобладания польского элемента в крае, о возможно большем ограничении в назначении лиц польского происхождения на служебные должности и т. п. Те же меры введены и в Юго-Западном крае преемником Анненкова в звании киевского, волынского и подольского генерал-губернатора генерал-адъютантом Безаком.