Меню
Назад » »

С.С. ТАТИЩЕВ / ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР ВТОРОЙ (22)

Строгая отповедь государя заставила призадуматься старика Ланского. Полагая, что он лишился высочайшего доверия, министр внутренних дел заготовил уже письмо к императору с просьбою об увольнении от должности, но на ближайшем докладе государь был с ним так приветлив и ласков, что Ланской не счел нужным просить об отставке. Он обнял министра, выразив при этом надежду, что тот «не сердится», а когда министр заметил, что в иностранных газетах уже назначают ему преемника, император успокоил его уверением, что если служба его будет более не нужна, он, Ланской, первый о том узнает. Самая мера назначения генерал-губернаторов на время введения в действие новых положений о крестьянах, предложенная Ростовцевым, и которую с таким жаром отстаивал государь, не была приведена в исполнение. Осенью 1858 года Главный Комитет постановил приступить к ее рассмотрению, когда поступит проект инструкций временным генерал-губернаторам, составление которых вместо министра внутренних дел было поручено государственному секретарю.7 Но эта инструкция никогда не была составлена, и все дело кануло в воду. Нетрудно угадать причину снисходительного отношения императора к Ланскому, в котором он ценил министра, наиболее искренно расположенного к делу, столь близкому сердцу государя. В начале августа, предпринимая путешествие по разным внутренним губерниям, Александр Николаевич пожелал воспользоваться этим, дабы лично убедиться в положении крестьянского дела в провинции и снова всенародно высказать свою непременную волю о доведении его до благополучного конца. Уже в первую свою поездку на север России, в июне 1858 года, государь, принимая в Вологде местных дворян, выразил губернскому предводителю уверенность, что вологодское дворянство, всегда отличавшееся своею преданностью престолу, и ныне в общем деле будет споспешествовать исполнению его предначертаний. Затем, выйдя к прочим представлявшимся ему дворянам, он повторил те же слова, прибавив: «Господа, я надеюсь, что вы совершенно сочувствуете моим желаниям и будете способствовать общей пользе по крестьянскому делу, а затем улучшите быт крестьян ваших нераздельно с общею выгодою».8 Во вторую поездку, продолжавшуюся более месяца, император произнес целый ряд речей при приеме дворянства посещенных им губерний. В Твери впервые государь возвестил о вызове в Петербург уполномоченных от губернских комитетов. «Господа, — сказал он, — я очень счастлив, что имею случай выразить мою благодарность тверскому дворянству, которое уже неоднократно доказало мне свою преданность и готовность, вместе с другими губерниями, всегда содействовать общему благу. Вы это доказали во время последней войны при составлении ополчения, и мне памятны жертвы дворян. Теперь я вам поручил важное для меня и для вас — дело крестьян. Надеюсь, что вы оправдаете мое доверие. Лицам, из среды вашей выбранным, поручено заняться этим важным делом. Обсудите его, обдумайте зрело, изыщите средства, как лучше устроить новое положение для крестьян, устройте, применяясь к местности, так, чтобы было безобидно и для них, и для вас, на тех главных основаниях, которые указаны в моих рескриптах. Вы знаете, как ваше благосостояние мне близко к сердцу; надеюсь, что вам также дороги интересы ваших крестьян — поэтому я уверен, что вы будете стараться устроить так, чтобы было безобидно для вас и для них. Я уверен, что могу быть покоен: вы меня поддержите и в настоящем деле. Когда ваши занятия кончатся, тогда положения комитета поступят чрез министерство на мое утверждение. Я уже приказал сделать распоряжение, чтобы из ваших же членов было избрано двое депутатов для присутствия и общего обсуждения в Петербурге, при рассмотрении положений всех губерний в Главном Комитете. В действиях нам разойтись нельзя; наши цели одни — общая польза России. Я оставляю вас в полной уверенности, что вы оправдаете мои ожидания и мое к вам доверие; убежден, что вы мне будете содействовать, а не препятствовать». В Костроме: «Господа, Костромская губерния, по историческим воспоминаниям, близка семье моей, и мы считаем ее родной. Поэтому-то мне особенно приятно находиться среди вас после прошествия двадцати лет. Вчерашний прием тронул меня. Благодарю вас за готовность, с какою вы встретили желание мое улучшить быт крестьян. Этот близкий сердцу моему вопрос слишком важен для будущности России. Надеюсь, что вы в этом, так сказать, жизненном вопросе оправдаете вполне мои ожидания применением главных начал, выраженных в моих рескриптах, к местным условиям, покончите его, при помощи Божией, без обиды как для себя, так и для крестьян. Для объяснений ваших выводов я позволяю вам избрать из среды себя двух депутатов, которые должны будут по окончании работ комитета здесь на месте прибыть в Петербург для окончательного пересмотра предложений ваших. Надеюсь, что вы оправдаете мое к вам доверие. Еще благодарю вас, господа, за оказанное вами усердие в прошедшую войну, за службу вашу и за ваши пожертвования». В Нижнем Новгороде: «Господа, я рад, что могу лично благодарить вас за усердие, которым нижегородское дворянство всегда отличалось. Где отечество призывало, там оно было из первых. И в минувшую тяжкую войну вы откликнулись первыми и поступали добросовестно; ополчение ваше было из лучших. И ныне благодарю вас за то, что вы первые отозвались на мой призыв в важном деле улучшения крестьянского быта. По этому самому я хотел вас отличить и принял депутатов ваших — генерала Шереметева и Потемкина. Я поручил им благодарить вас и передать вам мои виды и желания; не сомневаюсь, что они это исполнили. Вы знаете цель мою: общее благо; ваше дело — согласить в этом важном деле частные выгоды свои с общей пользой. Но я слышу с сожалением, что между вами возникли личности, а личности всякое дело портят. Это жаль, устраните их; я надеюсь на вас; надеюсь, что их более не будет, и тогда общее дело это пойдет. Я знаю, что вы трудитесь усердно, что уже многое вами сделано — идите вперед. Сегодня оканчивается срок ваших занятий, но знаю, что труд ваш еще не готов. Я согласен продлить этот срок до 1-го октября, но к октябрю вы окончите, в этом я не сомневаюсь, не так ли, господа? Я полагаюсь на вас, я верю вам, вы меня не обманете... Путь указан; не отступайте от начал, изложенных в моем рескрипте и выданной вам программе. Труд ваш будет рассмотрен в Главном Комитете, но я дозволил вам представить его чрез двух избранных вами членов, которым вы поручите объяснить выгоды свои в той мере, как это будет согласоваться с общим благом. Господа, делайте так, чтоб было вам хорошо и другим не худо; думайте о себе, думайте и о других. Я вам верю и надеюсь, что вы оправдаете мое к вам доверие. Исполнив и окончив труд этот добросовестно, вы мне еще раз докажете вашу любовь и преданность и то бескорыстное стремление свое к общему благу, которым нижегородское дворянство отличалось. Считаю себя счастливым, что после двадцати одного года последнего моего здесь пребывания опять нахожусь ныне посреди вас». Во Владимире государь выразил неудовольствие дворянам по поводу предпринятого одним из них насильственного переселения своих крестьян в Сибирь и строго прибавил: «Надеюсь, что слова мои не останутся втуне». Еще строже звучала царская речь, обращенная к московскому дворянству. Тамошний губернский комитет, под влиянием знатнейших из своих членов, родовитых вельмож, генерал-адъютантов князя Меншикова и графа Строганова, постановил разуметь под «усадебною оседлостью» одно только крестьянское строение. Государь принял дворян в самый последний день пребывания своего в первопрестольной столице и произнес при этом следующее: «Мне, господа, приятно, когда я имею возможность благодарить дворянство, но против совести говорить не в моем характере. Я всегда говорю правду и, к сожалению, благодарить вас теперь не могу. Вы помните, когда я, два года тому назад, в этой самой комнате говорил вам о том, что рано или поздно надобно приступить к изменению крепостного права и что надобно, чтобы оно началось лучше сверху, нежели снизу. Мои слова были перетолкованы. После того я об этом долго думал и, помолясь Богу, решился приступить к делу. Когда вследствие вызова петербургской и литовских губерний были даны мной рескрипты, я, признаюсь, ожидал, что московское дворянство первое отзовется, но отозвалось нижегородское, а Московская губерния — не первая, не вторая, даже не третья. Это мне было прискорбно, потому что я горжусь тем, что я родился в Москве, всегда ее любил, когда был наследником, люблю ее теперь, как родную. Я дал вам начала и от них никак не отступлю...» Перечислив главные основания, изложенные в рескриптах, император продолжал: «Я люблю дворянство, считаю его первой опорой престола. Я желаю общего блага, но не желаю, чтоб оно было в ущерб вам; всегда готов стоять за вас, но вы для своей же пользы должны стараться, чтобы вышло благо для крестьян. Помните, что на Московскую губернию смотрит вся Россия. Я готов всегда сделать для вас все, что могу; дайте же мне возможность стоять за вас. Понимаете ли, господа? Я слышал, что комитет много уже сделал; я читал извлечения из его занятий; многое мне кажется хорошо; одно я заметил, что написано об усадьбах. Я под усадебной оседлостью понимаю не одни строения, но и всю землю. Еще раз повторяю, господа, делайте так, чтоб я мог стоять за вас. Этим вы оправдаете мою к вам доверенность». Из Москвы Александр Николаевич отправился в Смоленск и там снова обратился к представившимся ему дворянам в самых милостивых выражениях: «Мне приятно, господа, находиться среди вас и лично благодарить дворянство смоленское за преданность престолу и отечеству, которую оно неоднократно доказывало как прежде, так и в 1812 году и в последнюю войну. Мне приятно благодарить вас за готовность, выраженную вами в крестьянском деле. Мои предместники и, в особенности, покойный родитель мой всегда оказывали внимание смоленскому дворянству; вы имеете документ его благоволения к вам, который был писан за несколько дней до его смерти; можно сказать, он и на смертном одре думал о вас (при этих словах на глазах государя навернулись слезы). Одна из ваших дам поднесла матери моей образ для благословения меня, когда я имел честь командовать войсками, защищавшими столицу. Этот образ всегда при мне и служит, так сказать, новою связью, которая еще крепче соединяет меня с вами. Теперь вы собраны по крестьянскому делу. Это необходимо для благосостояния вашего, крестьян ваших и всей России. Займитесь им дельно и на указанных в моем рескрипте началах, обделайте это дело так, чтобы оно было безобидно для вас и для крестьян ваших. Я уверен: вы не обманете моих ожиданий и оправдаете мою к вам доверенность». Не меньшая похвала расточалась в речи государя к виленским дворянам: «Господа, очень рад, что могу лично благодарить вас за живое участие, которое вы принимали во время последней войны, а равно и за радушие, оказанное вами моей гвардии. Но это для вас не ново. Я сам был свидетелем в 1849 году, как вы принимали гвардию. Благодарю вас за сердечный и радушный прием. Весьма рад видеть вас собравшимися здесь и быть между вами. Благодарю вас за участие, принимаемое вами в деле улучшения быта крестьян. Вы первые показали пример, и вся империя за вами последовала. Я уверен, что вы ответите ожиданиям правительства и будете всегда и во всем помогать мне. Еще раз благодарю вас за прием и повторяю, что мне приятно видеть себя окруженным вами. Я надеюсь на вас». Царское путешествие по России в августе и сентябре 1858 года знаменует важную эпоху в развитии крестьянского вопроса. Оно дало делу сильный толчок, послужив поводом к гласному выражению непременной воли государя, бесповоротной решимости его совершить освобождение крепостных крестьян. Сам император вынес из своей поездки вполне благоприятные впечатления. Он убедился, что не встретит со стороны дворянства упорной и систематической оппозиции; что в среде этого сословия немало лиц, пламенно сочувствующих идее освобождения; что народ, повсюду встречавший его выражением неподдельного восторга, проникнут бесконечным благоговейным чувством преданности и признательности к державному Освободителю. Александр Николаевич вернулся в Петербург в середине октября в самом светлом и радужном настроении. При первом свидании с министром внутренних дел он сказал ему: «Мы с вами начали крестьянское дело и пойдем до конца, рука об руку». Почти одновременно с императором возвратился в Петербург из заграничного отпуска и Ростовцев. Досуг свой он посвятил изучению крестьянского вопроса, и мысли свои о его разрешении изложил в четырех всеподданнейших письмах, писанных, с разрешения государя, из Вильдбада, Карлсруэ и Дрездена. «Не знаю как благодарить вас, — писал он в первом письме, — за мое временное отдохновение; в водовороте Петербурга я никогда не мог бы так сосредоточиться. На исход вопроса я смотрю с надеждой крепкою. Познакомившись с заграничными способами устройства крестьян, я убедился, что ни один из них для России не годится... России подлежат две задачи: первая — собственно освобождение, вторая — наделение крестьян землею». Ростовцев не считал возможным правительственного выкупа крестьянской земли по неимению на то финансовых средств, да сверх того, замечает он, русский крестьянин «не понял бы бинома для выкупа земли в несколько десятков лет и сказал бы: «Вот-те и свобода, оброка надбавили!» Поэтому он полагал, согласно состоявшимся уже и высочайше утвержденным постановлениям Комитета, «по невозможности освободить крестьян ни с землею, ни без земли, оставить им при освобождении дома их, огороды и их пашни в постоянное пользование. Затем, личная свобода должна дать крестьянину свободу труда, как источник дальнейшего духовного развития и улучшения материального». Изложив в отдельной записке основные начала, которые он намеревался развить и объяснить в заседаниях Комитета, Иаков Иванович так заключал свое первое письмо: «Молю Бога, чтобы верование мое оправдалось. Но если все вышеизложенное, обработанное и улучшенное, приведется в исполнение, то исход крестьянского вопроса представляется мне в радужном виде. Крестьяне получат свободу полную, и даже не в слишком продолжительном времени; они начнут богатеть; ценность помещичьих имений возрастает быстро и, при добросовестности и образованности местной полиции, закоренившиеся злоупотребления зачнут исчезать; оба сословия будут ограждены в своих интересах...» Во втором письме, развивая начала, изложенные в первом, Ростовцев ставит три условия, по мнению его, необходимые для обеспечения новому порядку предсказанного им успеха: чтобы крестьяне действительно почувствовали облегчение в своем положении; чтобы помещики успокоились; чтобы местные власти ни минуты не колебались. «Для сего, — поясняет он, — необходимо, чтобы патриархальная власть помещика, державшая доселе в спокойствии всю Россию, но при новом порядке вещей уже невозможная, заменилась другою, надежною властью, т. е. совокупными действиями мира, помещика и правительства; чтобы достоинство помещика было в глазах крестьян возвышено и чтобы отношения крестьян и к помещику, и к местному начальству, и между собою были определены и определены точно». Дальнейшие предложенные им мероприятия Ростовцев сопровождает в третьем письме следующими соображениями: «С молитвою и любовью изложил я все, что имею счастие при сем вашему величеству представить. Чрезвычайно трудно интересы поставить в равновесие без столкновений. Это самая важная задача в нашем деле. Не знаю, до какой степени Бог сподобил меня успеть в этом... Но это только канва, требующая развития... Дай Бог, государь, чтобы Комитет и вы одобрили эти главные начала... Надобно быть чрезвычайно осторожным в изложении подробностей. Главную осмотрительность следует соблюдать в постановлениях для местной общины и в определении рода наказаний по приговору мира. И то, и другое каждая община определит сама, лучше всяких законодательных теорий. О наказаниях телесных не следует упоминать: это будет пятно для освобождения, да и есть места в России, где оные, к счастью, не употребляются». Четвертое письмо посвящено рассмотрению вопроса о выкупе, о котором Ростовцев изменил свое первоначальное мнение, не только перестав отвергать его возможность, но советуя правительству оказать ему широкое содействие, под условием, однако, чтобы выкуп не был обязателен ни для помещиков, ни для крестьян. В этом же письме Иаков Иванович возвращался к вопросу о крестьянской общине: «В литературном мире высказалось теперь два мнения, как устроить быт крестьян: миром или отдельными семействами. Много и pro и contra. Но историческая жизнь России и нынешние условия коренного ее переходного состояния вопрос этот разрешают очень просто. Общинное устройство ныне, в настоящую минуту, ей необходимо: для народа нужна еще сильная власть, которая заменяла бы патриархальную власть помещика. Без мира помещик не соберет своих доходов ни оброком, ни барщиною, а правительство — своих податей и повинностей. Вопрос этот или, правильнее, переворот исторического крестьянского народного быта не может быть решен теориями; он может быть решен только историей. Если русское общество историческим ходом своей жизни ощутит потребность в раздроблении поземельной собственности на отдельные лица — в чем, однако, я сомневаюсь — то пособить этому будет очень легко: тогда, в известный момент, достаточно будет одного высочайшего указа, чтобы мир разделил свои угодья между своими сочленами в потомственное владение сих последних. Вообще, государь, во всяком деле гораздо легче раздроблять, чем соединять». Изложенные живым, образным языком, не лишенным в своеобразии своем красноречивой убедительности, мысли и предложения Ростовцева пришлись как нельзя более по душе государю. В них видел он отражение собственных взглядов, беспристрастное, чуждое всякого доктринерства, отношение к обоим сословиям, искреннее желание согласовать их обоюдные интересы в смысле общего блага России. Император обрел, наконец, в давнем своем сотруднике того помощника в предпринятом им великом деле, потребность в котором он так живо ощущал, человека, горячо преданного этому делу, верующего в благодетельный его исход, умного, добросовестного исполнителя царских предначертаний и намерений. С этого времени доверие Александра Николаевича к Ростовцеву укрепилось навсегда и никакие посторонние влияния не могли уже поколебать его впоследствии. Для обсуждения его предложений государь пригласил в Гатчину, где в те дни находился двор, другого верного своего сподвижника — Ланского. На этих совещаниях решено было главнейшие из обсужденных мер провести в Главном Комитете в присутствии императора и под его председательством. Рассмотрению предложений Ростовцева Комитет посвятил четыре заседания, происходившие в октябре и ноябре, в продолжение которых государь ни разу не покидал председательского кресла. Император открыл первое заседание заявлением, что в настоящем положении крестьянского вопроса, когда работы некоторых губернских комитетов уже оканчиваются и должны поступить на рассмотрение Главного Комитета и учрежденной при нем комиссии, он считает необходимым определять порядок или последовательность занятий их по этому важному делу вообще. Признавая в письмах, писанных ему из-за границы Ростовцевым, «много весьма дельных и полезных мыслей и предположений», государь пригласил Комитет приступить к обсуждению извлечений из этих писем, составленных самим Ростовцевым в систематическом порядке, напечатанных и предварительно разосланных членам Комитета. Дав высказаться всем присутствующим, он повелел Комитету «принять к надлежащему руководству» следующие правила: 1) При рассмотрении и впоследствии, при обнародовании всех законодательных по настоящему делу работ, соблюсти непременно три условия: чтобы крестьянин немедленно почувствовал, что быт его улучшен; чтобы помещик немедленно успокоился, что интересы его ограждены, и чтобы сильная власть ни на минуту на месте не колебалась, отчего ни на минуту же общественный порядок не нарушался бы. 2) Следуя этому правилу, предоставить министру внутренних дел ныне же, особым циркуляром, предварительно рассмотренным Главным Комитетом, предложить всем губернским комитетам, чтобы они, при представлении составленных ими проектов, непременно объяснили во всей подробности, чем состояние помещичьих крестьян улучшается в будущем, объявив комитетам, что в справедливости их показаний государь император вполне полагается на их дворянскую честь. 3) По мере поступления в Министерство внутренних дел конченных губернскими комитетами проектов, министерство это должно рассматривать каждый проект отдельно, проверив притом: нет ли в нем каких-либо отступлений от высочайше утвержденных начал и указаний; нет ли отступлений вообще от духа государственных узаконений и действительно ли улучшается ими быт помещичьих крестьян и в чем именно? 4) Проекты губернских комитетов вносятся Министерством внутренних дел с его отметками в Главный Комитет, где поступают на предварительное рассмотрение особой комиссии. 5) Каждый из губернских проектов может рассматриваться отдельно, по мере поступления, но утверждение и обнародование всех вообще губернских положений должны быть сделаны в одно и то же время, по всей России. Для сличения единства системы и коренных постановлений и для употребления лучших мыслей каждой губернии на пользу всех, от ближайшего усмотрения комиссии и Главного Комитета будет зависеть, при окончательном своде всех губернских проектов и частных замечаний на них, составить одно общее для всей России положение, с необходимыми по разным местностям дополнениями, изменениями и частными положениями. 6) Сверх этого положения, Главный Комитет и комиссия составляют и рассматривают разные законоположения, необходимые для успешного действия губернских положений. 7) Относительно этих законоположений Главный Комитет указывает и рассматривает основные их черты или главные начала, по высочайшем утверждении коих они передаются в подлежащие министерства для подробного изложения и обработки, поверяются II отделением Собственной его величества канцелярии в смысле юридическом, затем снова вносятся в Главный Комитет и, наконец, представляются, с заключением его, на окончательное утверждение государя императора. 8) От усмотрения Главного Комитета зависит определять, по соображении с предложениями генерал-адъютанта Ростовцева, какие из упомянутых законоположений должны быть изданы и приведены в действие прежде издания губернских или общего положений, какие в одно с ним время и какие после. 9) При окончательной обработке всех вообще положений должны быть приняты в соображение все полезные мысли губернских комитетов. 10) Как комиссии, так и Главному Комитету предоставляется право приглашать в свои заседания для необходимых объяснений и совещаний не только членов, избранных от губернских комитетов, но и всех тех лиц, кои своими познаниями о сельском хозяйстве и быте крестьян могут принести пользу рассматриваемому делу, а также некоторых губернаторов и назначенных губернатором членов губернских комитетов. 11) Один из чиновников Министерства внутренних дел, способный и опытный в сельском хозяйстве, назначается в помощь управляющему делами учрежденной при Главном Комитете комиссии. Последний пункт относился к непременному члену, заведовавшему делами Земского отдела Министерства внутренних дел Соловьеву, который и был назначен помощником статс-секре­таря Жуковского. Выслушав высочайшее повеление, Главный Комитет положил принять его к надлежащему исполнению, но само обсуждение предложений Ростовцева отложил до того времени, когда соответствующие проекты губернских комитетов и вообще разных ведомств поступят на его рассмотрение. При этом, относительно предложений об устройстве уездного управления и полиции, а также учреждений для разбора недоразумений и споров между помещиками и крестьянами, занесено в журнал особое высочайшее повеление, разрешающее членам, при рассмотрении означенных мер в Комитете, не стесняться тем, что главные их начала одобрены государем императором, но высказать свое мнение против всех возражений и замечаний с полною откровенностью. По обсуждении в трех последующих заседаниях Комитета мыслей и соображений, изложенных во всеподданнейших письмах Ростовцева, государь повелел принять их за главные основания, коими комиссия и Комитет должны впредь руководствоваться, комиссия при рассмотрении проектов губернских комитетов, а Главный Комитет — проектов комиссии. Впрочем, комиссии предоставлялось, в случае если бы она признала какие-либо предложения губернских комитетов хотя и несогласными с указанными основаниями, но действительно полезными и заслуживающими быть принятыми во внимание, представлять о таких предложениях на высочайшее усмотрение через Главный Комитет. Предложенные императором последнему «для руководства» правила были следующие: «1) При обнародовании нового положения о помещичьих крестьянах предоставляются сим крестьянам права свободных сельских сословий, личные, по имуществу и по праву жалобы. 2) Крестьяне сии входят в общий состав свободного сельского сословия в государстве. 3) Крестьяне распределяются на сельские общества, которые должны иметь свое мирское управление. Для всех губерний мирское управление обязательно только в отношении административном; в тех же из губерний или уездов, где по народному обычаю уже существует общинное пользование угодьями, мирское управление заведует и сими угодьями. 4) Власть над личностью крестьянина, по исполнению или по нарушению им обязанностей члена сельского общества, сосредоточивается в мире и его избранных. При определении подробностей устройства мира и учреждений, посредством коих он должен действовать, а также отношений мира к помещику обратить внимание: а) на постановления по сему предмету в своде законов и б) на IX главу программы, данной в руководство губернским комитетам, сообразив, может ли сия глава оставаться в своей прежней силе или следует ее изменить? 5) Помещик должен иметь дело только с миром, не касаясь личностей. 6) Мир отвечает круговою порукою за каждого из своих членов по отправлению повинностей казенных и помещичьих. 7) Необходимо стараться, чтобы крестьяне постепенно делались поземельными собственниками. Для сего следует: а) сообразить, какие именно способы могут быть предоставлены со стороны правительства для содействия крестьянам к выкупу поземельных их угодий, и б) определить время прекращения срочно-обязанного положения крестьян. При сем государь император соизволил высочайше повелеть: а) чтобы с будущего 1859 года все превышение в доходах с государственных имуществ против настоящего поступало на содействие помещичьим крестьянам к выкупу их угодий; б) чтобы комиссия сообразила, можно ли прекращение срочно-обязанного положения определить так: срочно-обязанное положение прекращается как для мира вообще, так и для крестьянина отдельно, когда они, или целыми обществами, или по-одиночке, выкупят у помещика ту землю, которая вследствие высочайших рескриптов будет им определена в пользование, или когда крестьянин выкупит у помещика такие угодья, которые на основании тех же рескриптов могут обеспечить ему исправную уплату податей и повинностей. 8) При обнародовании положения постановить, что земли населенные, принадлежащие дворянам, могут приобретаться и впредь на основании существующих постановлений лицами всех сословий; если же на земле будут водворены крестьяне, то лица, не имеющие ныне права владеть имениями, могут приобретать покупкою и такие земли, с тем только, чтобы при самой покупке имения одновременно с совершением купчей крестьяне, в имении водворенные, получили бы в собственность усадьбы, пахотные земли и прочие угодья за выкуп по полюбовному соглашению. При этом обсудить и определить меры, кои должны быть приняты для ограждения крестьян от притеснений со стороны покупщика, особенно при уплате определенного по взаимному соглашению выкупа. 9) Подобные же условия предоставить заключать и самим помещикам, буде пожелают. 10) Мелкопоместным дворянам, кои при освобождении крестьян понесут убытки или расстройство в хозяйстве, оказать некоторое пособие со стороны правительства. 11) При рассмотрении губернских проектов сообразить и определить способы и порядок устройства дворовых людей. 12) Способствовать всеми возможными мерами к ограждению большого сельского хозяйства, но без стеснения личной свободы крестьянина и нарушения тех прав, кои будут им дарованы, оказывая всемерно покровительство устройству и малых хозяйств, дабы сохранить нашу земледельческую промышленность и устранить всякое опасение в доставлении хлеба, нужного для продовольствия войск и городов и поддержания нашей хлебной торговли с иностранными государствами. В заключение государь император изволил предоставить комиссии, в тех случаях, когда при исполнении возложенных на нее обязанностей встретятся вопросы, требующие разъяснения, входить с представлением в Главный Комитет, коему испрашивать на такие вопросы разрешения его величества». Между тем губернские комитеты усердно работали над порученным им делом, хотя в среде их и обнаружились существенные разногласия, распространявшиеся на самые коренные начала преобразования. Ясно обозначались при этом три направления: вовсе не сочувствовавших освобождению; стремившихся осуществить его с сохранением сословного дворянского интереса; и наконец, желавших полного уничтожения крепостного права. Большинство почти всюду составлялось из сторонников первых двух направлений, но и представители третьего образовали довольно значительное меньшинство, выдающееся по уму, развитию, образованию и даровитости придерживавшихся его членов. К составу этого меньшинства почти повсеместно принадлежали члены комитетов не по выбору дворян, а по назначению от правительства. Пререкания между большинством и меньшинством замедлили ход занятий комитетов, из которых большая часть не окончила своих работ в установленный срок. Тем не менее, с конца 1858 года стали поступать в Министерство внутренних дел проекты губернских комитетов, обыкновенно в двух редакциях: большинства и меньшинства. Первым представил свои труды нижегородский комитет, второй — петербургский, третий — симбирский. По рассмотрении их в Земском отделе они были переданы в комиссию при Главном Комитете, в которой разбор их взял на себя Ростовцев. Скоро выяснилось, что такой порядок рассмотрения губернских проектов, при большом их числе — по два, а иногда и по три на каждую губернию, и существенных между ними разногласиях, превышает силы четырех членов комиссии, из которых к тому же два члена, Панин и Муравьев, проявляли мало доброй воли и усердия. В Министерстве внутренних дел давно было осознано это неудобство и уже в октябре составлено предложение об учреждении при министерстве двух специальных комиссий: одной для рассмотрения первой, общей для всех губерний, части крестьянских положений, и другой — для второй части, по разным местностям или полосам. Та же мысль возникла и у Ростовцева, который, сверх того полагал учредить еще третью — финансовую комиссию, для составления положения о выкупе. Особая комиссия при Главном Комитете одобрила предложения Ланского и Ростовцева и представила на высочайшее усмотрение заключение свое об учреждении двух комиссий, с наименованием их редакционными и с тем чтобы первую, для составления общих положений, образовать из членов, назначенных от министерств внутренних дел, юстиции, государственных имуществ и II отделения Собственной его величества канцелярии, а вторую, для местных положений, — из представителей министерств внутренних дел и государственных имуществ, а равно из «экспертов», избранных председателем обеих комиссий из членов губернских комитетов или других опытных помещиков, по его ближайшему усмотрению. Непременными членами той и другой комиссии назначались, сверх того, делопроизводители особой комиссии при Главном Комитете Жуковский и Соловьев. На журнале особой комиссии последовала резолюция государя: «Исполнить, но с тем чтобы председательство в редакционных комиссиях было поручено генерал-адъютанту Ростовцеву, если он согласится принять эту обязанность на себя». На письмо председателя Главного Комитета князя Орлова, сообщившее ему эту царскую волю, Ростовцев отвечал следующим письмом: «Высочайшее повеление о назначении меня председателем комиссий составления сводов о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости, и всех относящихся к сему вопросу законоположений, «если только я буду на это согласен», как изволил выразиться его величество, принимаю я не с согласием или желанием, но с молитвою, с благоговением, со страхом и чувством долга. С молитвою к Богу, чтоб Он сподобил меня оправдать доверенность государя; с благоговением к государю, удостоившему меня такого святого призвания; со страхом перед Россией и перед потомством; с чувством долга перед моею совестью. Да простят мне Бог и государь, да простят мне Россия и потомство, если я поднимаю на себя ношу не по моим силам, но чувство долга говорит мне, что ношу эту не поднять я не вправе. Этот отзыв мой на призыв государя почтительнейше прошу вас повергнуть пред его императорским величеством, создающим в России народ, которого доселе в отечестве нашем не существовало». Орлов не преминул представить государю письмо Ростовцева, на котором император собственноручно начертал: «Искренно благодарю его, что он принял на себя эту тяжелую обузу. К благородным его чувствам я давно привык. Да поможет ему Бог оправдать мое доверие и мои надежды». Члены редакционных комиссий разделились на две категории: одна состояла из чиновников, командированных разными ведомствами; другую составили так называемые «эксперты» из помещиков, по выбору председателя. Среди первой группы выделялись оба «непременные члена» — Жуковский и Соловьев, но в особенности Н. А. Милютин, ближайший сотрудник и доверенное лицо Ланского по удалении Левшина, в марте 1859 года, представленный им к занятию должности товарища министра. Государь долго не соглашался на это назначение. Милютина лично он еще не знал, но ему было известно, что он слывет за либерала, противника дворянства, поборника исключительных интересов крестьян. «О назначении его, — говорил император Ланскому, — станут кричать; нужно обождать и выбирать». Но в конце концов он сдался на просьбу министра и утвердил Милютина «временно» исправляющим должность его товарища. Принимая по этому случаю Николая Алексеевича, государь не скрыл от него, что в обществе его считают едва ли не за революционера и что, соглашаясь на его назначение, он желал дать ему возможность оправдаться в этом нарекании (se rehabiliter). В действительности Н. А. Милютин принадлежал к кружку молодых чиновников передового направления, заявивших о себе деятельным участием в трудах и занятиях Географического общества, председателем которого состоял великий князь генерал-адмирал. Тесная дружба связывала его с прочими участниками этого кружка: Головниным, Рейтерном, князем Д. А. Оболенским, А. А. Абазою, на сестре которого был женат Николай Алексеевич. Все они горячо сочувствовали делу освобождения, но Милютин по служебному своему положению, неограниченному доверию, которое питал к нему Ланской, более других имел возможность воздействовать в смысле своих убеждений на ход и развитие крестьянского вопроса, чем и возбудил против себя влиятельных противников реформы при дворе. Зато великая княгиня Елена Павловна выражала ему живое сочувствие и оказывала деятельное покровительство. Она представила его царствующей императрице и нередко заступалась за него пред самим государем. Действуя в полном согласии с министром внутренних дел, новый председатель редакционных комиссий выразил большую предупредительность к его товарищу. Милютину доверил он указать ему на тех лиц, которых надлежало пригласить в комиссию в качестве экспертов, и выбор Николая Алексеевича, естественно, остановился на его единомышленниках, членах меньшинства губернских комитетов, по большей части не избранных в состав их дворянами, а назначенных от правительства. «Почтеннейший Юрий Федорович, — писал он самому даровитому из них — Самарину, — в дополнение к официальному поручению, уже отправленному на ваше имя, мне поручено обратить к вам дружеское воззвание и от себя. С радостью исполняю это поручение в надежде, что вы не отклоните от себя тяжелой, но приятной обязанности довершить великое дело, которому мы издавна были преданы всею душой». Сообщив имена членов, назначенных в редакционные комиссии, — «эксперты и министерские члены, — продолжал Милютин, — имеют совершенно равные права и обязанности. Депутаты же, призываемые из губернских комитетов, вероятно, будут иметь голос лишь совещательный. Могу вас вполне удостоверить, что основания для работ широки и разумны. Их может по совести принять всякий ищущий правдивого и мирного разрешения крепостного права. Отбросьте все сомнения и смело приезжайте сюда. Мы будем, конечно, не на розах: ненависть, клевета, интриги всякого рода, вероятно, будут нам препятствовать. Но именно поэтому нельзя нам отступить перед боем, не изменив всей прежней нашей жизни. Идя в комиссию, я более всего рассчитывал на ваше сотрудничество, на вашу опытность, на ваше знание дела. При всей твердости моих убеждений, я встречаю тысячу сомнений, для разрешения которых нужны советы и указания практиков. Здесь вы нужнее, чем где-либо. Обнимаю вас от всей души в надежде на радостное свидание». — Самарин не замедлил откликнуться на этот горячий призыв, как откликнулись на него другой его единомышленник князь Черкасский и много других членов меньшинства губернских комитетов. Таким образом, большинство в редакционных комиссиях было обеспечено за сторонниками безусловного освобождения, хотя в составе их находилось несколько представителей и противоположного направления: издатель журнала «Сельское Благоустройство» Желтухин, петербургский губернский предводитель дворянства граф П. П. Шувалов, генерал-адъютант Паскевич, сын фельдмаршала. Тем не менее главное руководство трудами комиссий досталось на долю Милютина, как по званию его товарища министра внутренних дел, так и по выдающимся способностям, трудолюбию, знанию дела, энергии и решимости, наконец, по тому обаянию, которое Николай Алексеевич производил на бóльшую часть своих сочленов, не исключая самого Ростовцева, называвшего его в шутливом дружеском тоне «наша Эгерия».
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar