С.С. ТАТИЩЕВ / ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР ВТОРОЙ (20)

КНИГА ТРЕТЬЯ Государственные преобразования 1856—1866 ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Освобождение крестьян 1856—1861 Крымская война обнаружила неудовлетворительное состояние многих отраслей государственного управления, улучшение которых император Александр II считал своей ближайшей задачей, как можно заключить из собственноручной его надписи на отчете министра внутренних дел за первый год царствования: «Читал с большим любопытством и благодарю в особенности за откровенное изложение всех недостатков, которые, с Божиею помощью и при общем усердии, надеюсь, с каждым годом будут исправляться». Великим общественным злом представлялось молодому государю крепостное право, об упразднении которого уже неоднократно помышляли предшественники его, давно мечтали все лучшие русские умы. С первого дня воцарения Александр Николаевич твердо решился осуществить благие намерения императрицы Екатерины II, императоров Александра I и Николая I, совершить то, пред чем отступили они, ввиду трудностей, с которыми сопряжено было проведение в жизнь законодательной меры, затрагивающей и видоизменяющей все стороны государственного и бытового строя России. Приступить к ней полагал он не иначе, как с согласия и при деятельном участии дворянства, не сомневаясь в готовности его поступиться правом владения душами и добровольно принести эту жертву пользам и достоинству отечества. Таково значение первого обращения его к петербургским дворянам на другой же день по вступлении на престол, когда, принимая их депутацию, он выразил надежду, что «дворянство будет в полном смысле слова настоящим благородным сословием, в начале всего добра». Милостивое расположение свое к дворянству император Александр проявил вскоре по следующему поводу. В последние годы царствования Николая I-го министр внутренних дел Д. Г. Бибиков настоял на распространении на Северо-Западный край инвентарных правил, определявших взаимные отношения крепостных крестьян к их владельцам в том виде, в каком правила эти были введены им в крае Юго-Западном в бытность его генерал-губернатором киевским, подольским и волынским, невзирая на возражения против этой меры, предъявленные цесаревичем Александром Николаевичем в Западном Комитете, членом коего он состоял. Распоряжение это возбудило крайнее неудовольствие помещиков-поляков, которые тотчас по воцарении Александра II прислали в Петербург депутацию, чтобы ходатайствовать об его отмене. Государь уважил их просьбу, и 14-го мая 1855 года состоялось высочайшее повеление об уничтожении прежних инвентарей и замене их другими, составленными по новым правилам, которые имели быть изданы по рассмотрении в Государственном Совете. В связи с этой мерой было увольнение Бибикова и назначение министром внутренних дел С. С. Ланского, который в первом циркуляре к губернским предводителям дворянства, предварительно представленном на просмотр государя и удостоившемся его утверждения, уведомляя о своем назначении, заявил, что гордится тем, что со званием министра внутренних дел сопряжена высокая обязанность быть представителем у престола его императорского величества доблестного российского дворянства, издревле знаменитого своею преданностью к царственному дому, пламенной любовью к отечеству и ныне, во время таких испытаний, одушевленного теми же возвышенными чувствами. «Всемилостивейший государь наш, — продолжал министр, — повелел мне ненарушимо охранять права, венценосными его предками дарованные дворянству. Считаю себя счастливым передать о столь высокой милости государя в лице вашем всему (имя губернии) дворянству и вместе с тем с особенно утешительным для меня чувством удостоверяю, что по собственному, глубоко в сердце моем вкоренившемуся убеждению, я всегда почитал дворянское сословие верным сподвижником державной власти и твердою опорою отечества».1 Между тем, с первых дней царствования смутные толки о желании нового государя освободить крестьян от крепостной зависимости стали распространяться как в обществе, среди помещиков, так и между крестьянами, возбуждая в тех и других волнение, настолько сильное, что император Александр признал необходимым при первом представившемся случае разъяснить дворянам истинный смысл своих намерений. Вскоре по заключении Парижского мира, 30-го марта 1856 г., император воспользовался кратковременным пребыванием в Москве, чтобы, принимая представителей дворянства Московской губернии, обратиться к ним со следующими словами: «Я узнал, господа, что между вами разнеслись слухи о намерении моем уничтожить крепостное право. В отвращение разных неосновательных толков по предмету столь важному я считаю нужным объявить всем вам, что я не имею намерения сделать это сейчас. Но, конечно, и сами вы понимаете, что существующий порядок владения душами не может оставаться неизменным. Лучше начать уничтожать крепостное право сверху, нежели дождаться того времени, когда оно начнет само собой уничтожаться снизу. Прошу вас, господа, обдумать, как бы привести все это в исполнение. Передайте слова мои дворянам, для соображения».2 В царской речи к московским дворянам ясно высказаны как личный взгляд государя на крепостное право, так и желание, чтобы дворянство взяло на себя почин в деле его уничтожения. Необходимым условием успеха, считал император, чтобы нигде не был нарушен законный порядок и чтобы, впредь до издания новых законоположений, помещичьи крестьяне не выражали нетерпения и оставались в полном повиновении у своих господ. Вот почему в циркуляре к губернаторам и губернским предводителям дворянства, служившем как бы пояснением высочайшего манифеста о заключении мира, министр внутренних дел, пригласив дворян оказать содействие к призрению отставных и бессрочно-отпускных нижних чинов, которые по оставлении службы возвратились бы на родину и поселились на их землях, выражал такую надежду: «Узнав в военной службе на опыте, что одна лишь строгая подчиненность поддерживает порядок, столь необходимый для общественного спокойствия, сим заслуженные воины неукоризненным поведением своим подадут добрый пример служившим в государственном ополчении ратникам, возвращающимся ныне в первобытное свое состояние и к прежним их занятиям, а также своим односельцам-крестьянам, которым постоянно должно быть внушаемо, что мирные их занятия и исполнение общественных повинностей равномерно приносит пользу государству; но что малейшее отклонение от законного порядка и от повиновения помещичьей власти подвергнет их гневу государя и будет преследуемо со всею строгостью».3 О задуманном им преобразовании император Александр совещался с ближайшими к нему государственными людьми, преимущественно с министром внутренних дел Ланским, представившим ему, вскоре по возвращении из Москвы, записку «о постепенном стремлении к освобождению помещичьих крестьян». Поводом к этому докладу послужило внесение министром в Государственный Совет представления об ограничении раздробления дворянских населенных имений. Считая дело это тесно связанным с общим крестьянским вопросом, вполне сочувствовавший видам государя Ланской предлагал начертать последовательный план действий, не упуская ни одного случая, могущего прямо или косвенно содействовать осуществлению царского замысла. «Дозвольте, всемилостивейший государь, — писал он в заключение доклада, — выразить откровенно мысль, которая, по разумению моему, должна служить основою столь великого и важного дела: начав его, нельзя ни останавливаться, ни слишком быстро идти вперед: надо действовать осторожно, но постоянно, не внимая возгласам как пылких любителей новизны, так и упорных поклонников старины, а прежде всего надо начертать план постепенных действий правительства, в руководство постановленным от него властям». Соглашаясь с министром, император приказал сосредоточить в Министерстве внутренних дел все дела об устройстве помещичьих крестьян, которые производились в разных ведомствах в разное время. Из этого материала поручено было товарищу министра Левшину составить историческую записку о крепостном праве и законодательных мерах, принятых правительством для ограничения этого права, со времен Петра Великого. Тогда же было решено воспользоваться съездом в Москву на коронацию предводителей дворянства со всех концов России, чтобы вступить с ними в доверительные переговоры о скорейших и удобнейших способах приведения в исполнение высочайшей воли. Мера эта не привела к ожидаемым результатам. В конце 1856 года Ланской доложил государю, что, несмотря на слова, сказанные им московскому дворянству, и на подобные же выражения, обращенные с тех пор его величеством к некоторым предводителям дворянства, являвшимся в С.-Петербурге, несмотря также на собственные его неоднократные внушения предводителям, что пора приняться за дело, все подобные приглашения остались без последствий и что дворяне продолжают отговариваться тем, что не знают, на каких началах правительство желает устроить дело, а сами придумать не могут. Тогда император признал своевременным передать возбужденный им вопрос на соображение и обсуждение высших государственных сановников, пользовавшихся особым его доверием. С этой целью он учредил, под личным своим председательством, Негласный Комитет, в состав которого вошли: председатель Государственного Совета князь Орлов, с правом председательства в Комитете в отсутствие государя; министры: внутренних дел — Ланской, императорского двора и уделов — граф Адлерберг, финансов — Брок и государственных имуществ — заменивший больного Шереметева М. Н. Муравьев; главноуправляющие: путями сообщения — Чевкин и II Отделением собственной его величества канцелярии — граф Блудов; шеф жандармов князь Долгоруков и члены Государственного Совета: князь Гагарин, барон Корф и генерал-адъютант Ростовцев. Заведование делами Комитета было возложено на государственного секретаря Буткова. Император Александр самолично открыл заседания Комитета 3-го января 1857 года. Пригласив присутствовавших сохранять все, что будет происходить в их собраниях, в глубочайшей тайне, государь заявил, что вопрос о крепостном праве давно уже занимает правительство; что предками его в разное время принимались разные меры к устройству и улучшению быта крепостных крестьян, но меры эти, вследствие обстоятельств, не имели желаемого успеха; что крепостное состояние, введенное сначала неточными и неясными правительственными постановлениями и распоряжениями и лишь впоследствии получившее настоящие размеры и свойства от недоразумений, неправильных толкований и злоупотреблений власти, отжило свой век и что лично его этот важный предмет озабочивает с самого вступления на престол. В заключение император поставил вопрос: следует ли принять какие-либо решительные меры к освобождению крепостных крестьян? Присутствовавшие единогласно отвечали: вопрос о крепостном состоянии, по мнению их, действительно требует разрешения; помещики вообще предполагают в правительстве намерение изменить настоящие отношения их к крестьянам, но, не зная сущности этих намерений, находятся от того в тревожном состоянии; со своей стороны, крестьяне ожидают в пользу свою мероприятий правительства и полагают, что осуществлению их препятствуют помещики; толки о свободе в настоящее время хотя и не составляют чего-либо нового, а суть явление обыкновенное, повторяющееся в начале каждого царствования, но что нельзя не сознаться, что повторение этих толков может, наконец, породить опасность для спокойствия государства; меры, до сих пор принимавшиеся правительством к облегчению выхода крестьян из крепостной зависимости, как-то: указы 1803 года о свободных хлебопашцах и 1842 года об обязанных крестьянах, не имели успеха, и число освобожденных на основании этих постановлений крестьян оставалось чрезвычайно ограниченным; что сам покойный император Николай смотрел на положение об обязанных крестьянах как на меру временную, переходную; а потому члены полагают, что ныне настало время пересмотра всех постановлений о крепостных крестьянах с целью изыскания наилучших способов к освобождению их от крепостной зависимости, но с должною осторожностью и постепенностью. По приказанию государя граф Блудов прочел составленную Левшиным историческую записку о всех предшествовавших мерах правительства в отношении помещичьих крестьян, заключавшуюся изложением главных оснований, которые, по мнению Министерства внутренних дел, должны быть приняты для скорейшего устройства их быта. Основания эти были изложены в трех вопросах, представленных на обсуждение Комитета: 1) Останется ли вся земля по-прежнему во владении помещиков? 2) Если останется право владения за помещиками, то должно ли быть ограждено право крестьян пользоваться землей, им отведенной, т. е. может ли помещик безусловно согнать со своей земли освобожденных поселян или должен подчиниться законным ограничениям? 3) Могут ли помещики надеяться получить от правительства какое-либо вознаграждение как за личность освобождаемых крестьян, так и за земли, им отведенные? Закрывая первое заседание, император задачу учрежденного им Негласного Комитета определил так: рассмотрение крестьянского вопроса и составление по оному предложений.4 Первым распоряжением Комитета было вытребовать из Министерства внутренних дел все сосредоточенные в нем производства по крестьянскому делу, протоколы разных комитетов, учрежденных в николаевское царствование, а также некоторые частные проекты освобождения крестьян, появившиеся в рукописях, из которых в особенности обратили на себя общественное внимание записки Кавелина, Самарина, Кошелева, давно уже посвятивших себя литературной разработке этого вопроса. Из всех этих материалов управляющий делами Комитета Бутков принялся составлять синоптическую ведомость, самое же рассмотрение проектов Комитет возложил на особую комиссию из трех своих членов: князя Гагарина, Ростовцева и барона Корфа. Последние два обратились к государю с просьбою уволить их от этой обязанности, ссылаясь: Ростовцев — на совершенное незнакомство с крестьянским бытом, Корф — на то, что, не владея поместьями собственно в русских губерниях, он не может судить о нуждах русских крестьян. Но император не согласился на их желание и просил исполнять возложенные на них обязанности по мере сил и возможности. В рассмотрении протоколов и записок — их набралось более ста — прошли зимние месяцы 1857 года. К весне члены комиссии сообщили друг другу свои работы и выводы, но между ними оказалось такое разногласие в суждениях и взглядах, что они не могли прийти к общему заключению, и каждый внес отдельно свою записку в Комитет, который постановил: сообщить все три записки прочим членам для прочтения и соображения. Тогда же записки эти были отправлены к находившемуся за границей государю. В Киссингене Александр Николаевич показал их графу Киселеву, одному из немногих высших государственных сановников, искренно сочувствовавших предпринятому им делу. «Крестьянский вопрос, — сказал ему государь по этому поводу, — меня постоянно занимает. Надо довести его до конца. Я более чем когда-либо решился и никого не имею, кто помог бы мне в этом важном и неотложном деле». Занося царские слова в свой дневник, Киселев замечает: «Вообще мне показалось, что государь совершенно решился продолжать дело освобождения крестьян, но его обременяют и докучают со всех сторон, представляя препятствия и опасения». Действительно, большинство членов Негласного Комитета, деятели предыдущего царствования — князь Орлов, князь Долгоруков, граф Адлерберг, князь Гагарин, граф Панин, генерал Муравьев недоверчиво относились к задуманному государем преобразованию, считая его преждевременным и обильным опасными последствиями. Усилия их клонились к тому, чтобы по возможности затормозить дело, а если и осуществить, то в самых ограниченных размерах. Зато в царской семье два лица обнаруживали пламенное ему сочувствие. То были: великий князь Константин Николаевич и великая княгиня Елена Павловна. Не менее ревностное усердие к делу освобождения проявляло и Министерство внутренних дел в лице старика Ланского и ближайших его сотрудников: товарища министра Левшина, директора Хозяйственного департамента Н. А. Милютина и управляющего Земским отделом Я. И. Соловьева. Пока Негласный Комитет не без предвзятого намерения замедлял ход дела, подвергая его всевозможным проволочкам, в Министерстве внутренних дел выработаны были ответы на вопросы, предложенные в первой его исторической записке. Вторая записка эта была одновременно внесена в Комитет и повергнута на высочайшее воззрение. В ней министр заявлял, что считает своей обязанностью «высказать личные свои ответы» на им же предложенные в Комитете вопросы. Он находил, что хотя с точки зрения юридической право собственности помещиков на землю неотъемлемо и потому нельзя отвергать права каждого помещика удалить со своей земли всех поселенных не принадлежащих ему крестьян, но на обязанности правительства лежит «пещись об общем спокойствии и противиться тому, что может нарушить оное, обратив миллионы людей в бесприютных бродяг». Для соглашения этих двух противоположных требований министр предлагал поступить так, как было поступлено в других государствах, как само русское правительство поступило в Прибалтийском крае, а именно: сохранить право собственности на землю за помещиками, а за крестьянами — право пользоваться землей. Такое разрешение вопроса министр признавал достаточным на первый раз. Относительно вознаграждения помещиков за людей и землю Ланской не отрицал, что, с той же юридической точки зрения, право собственности помещиков на личность крестьян несомненно, но вознаграждение за потерю этого права считал невозможным как для правительства, так и для крестьян, утверждая, что все проекты финансовых оборотов, которые были бы для сего предмета придуманы, поздно или рано лопнули бы, как мыльные пузыри. «Гораздо удобнее, — развивал он мысль свою, — ни тем, ни другим не обманывать себя и теперь же прямо взглянуть на предмет, представляющийся в чудовищном виде, вспомнив, что ни в одной стране рабство не было выкуплено правительством. Остзейские бароны так же добровольно и безвозмездно отказались от крепостного права на крестьян. Русское дворянство сделает то же». Личный выкуп Ланской предлагал заменить выкупом крестьянской усадьбы. «Есть предмет, — рассуждал он, — который для крестьянина важнее нивы, его питающей: это жилище, укрывающее его от непогод и сосредоточивающее в себе все домашние его интересы. Дать ему свободу без нивы можно; дать ее без жилища, без гнезда, без уверенности, что оно будет согревать его и семью, пока они живы, и между тем оставить привязанным к одному месту — было бы нечеловеколюбиво. Приняв это за систему, надо идти к тому, чтобы с освобождением помещичьих крестьян дать право собственности на оседлость или усадьбу, то есть на жилище с принадлежащими ему строениями, с огородом и хотя небольшим выгоном для мелкого скота. Уплата за усадьбу должна производиться крестьянами по срокам в течение известного времени, от 10-ти до 15-ти лет. До истечения этого переходного периода не должно объявлять крестьянина свободным по имени, но на самом деле между тем привести его мерами законодательными из раба в человека, только крепкого земле, дабы потом окончательно его освободить». Таким способом, по мнению министра, разрешался и вопрос о вознаграждении помещиков за полевую крестьянскую землю. «Зéмли, — доказывал он, — которыми крестьяне будут только пользоваться, не владея ими, и за это платить помещику деньгами или работой, не могут считаться отчужденными и потому не вызывают ни с чьей стороны никакого денежного вознаграждения помещику; за земли же, уступленные дворянством с усадьбами освобожденным крестьянам, сии последние выплатят, как объяснено, в сроки всю определенную сумму. Следовательно, ни одна часть этого переворота не требует от правительства прямых денежных расходов или выпуска каких-либо особого рода бумаг». В заключение министр излагал свой взгляд на порядок ведения дела. По мнению его, оно было «так огромно, важно и в некоторых отношениях разнообразно, что нельзя двигать его одновременно во всех концах России: не достанет на то ни времени, ни сил одних и тех же лиц». Поэтому Ланской предполагал производить введение нового порядка постепенно, по губерниям или по районам, начав с губерний западных и пограничных, которые, по соседству со странами, где крепостное состояние уже уничтожено, более подготовлены к принятию свободы как в нравственном, так и в экономическом смысле. Для первого опыта на изложенных основаниях министр указывал на губернии Ковенскую, Гродненскую и Виленскую, подчиненные одному генерал-губернатору, который, по высочайшей воле, уже приготовляет все к необходимому изменению. Между тем государь возвратился из первой своей поездки в чужие края. Недовольный бездействием Негласного Комитета в его отсутствие, он, чтобы оживить его деятельность, назначил членом оного великого князя Константина Николаевича, который со свойственным ему рвением принялся за дело. Последовал ряд совещаний его с оставшимися в Петербурге членами Комитета: Орловым, Ланским, Чевкиным и Ростовцевым, так как Долгоруков, Блудов и Муравьев находились в отлучке. В этих совещаниях сговорились относительно главных начал будущего преобразования. Предположено: 1) Определить от издания нового положения десятилетний срок, по истечении которого крестьяне будут совершенно свободны. 2) В течение этого переходного периода наделить крестьян усадьбою, т. е. огородом, коноплянником и выгоном в полную личную собственность, с некоторым вознаграждением помещиков, которое определится положением; надел усадьбы в черноземных губерниях сделать небольшой и увеличить оный в северных на том основании, что в этих последних главное значение имеет не земля, а труд, и, следовательно, крестьянину легче выплатить большее вознаграждение. 3) В продолжение того же периода часть пахотной земли оставить во временном владении крестьян на условиях, которые будут определены положением, т. е. за оброк или барщину; после же десяти лет вся пахотная земля должна оставаться в руках помещиков, с которыми крестьяне насчет пользования ею могут определять условия по обоюдному соглашению. Наконец, после трех бурных заседании, 14-го, 17-го и 18-го августа, Комитет постановил: «Улучшение быта помещичьих крестьян произвести с должной осторожностью и постепенностью, и для сего исполнение оного разделить на три периода. Первый период посвятить собранию всех необходимых данных, недостающих у Комитета, без которых невозможно составить предложение на прочных основаниях. Собирание этих данных поручить министру внутренних дел чрез сношение с местными властями и опытными помещиками, но без огласки. В течение же первого периода издать указ о дозволении дворянам отпускать крестьян их на волю целыми селениями на разных условиях, независимо от правил для свободных хлебопашцев и обязанных крестьян, по добровольному взаимному соглашению, с утверждения правительства, для чего подготовить проект условий и представить в Государственный Совет проект смягчения некоторых помещичьих прав. Во втором периоде составить, на основании собранных министром внутренних дел сведений, проект положения о помещичьих крестьянах. Третий период назвать окончательным, т. е. окончательного устройства крестьян». Под журналом Комитета, заключавшим постановление, подписались все наличные члены, за исключением князя Гагарина, оставшегося при особом мнении, и государь сделал на нем следующую собственноручную надпись: «Исполнить. Относительно же разногласия разделяю мнение большинства. Да поможет нам Бог вести это важное дело с должною осторожностью к желаемому результату. Искренно благодарю гг. членов за первый их труд и надеюсь и впредь на их помощь и деятельное участие во всем, что касается до сего жизненного вопроса». Во исполнение высочайше утвержденного постановления Комитета были составлены и разосланы его членам следующие четырнадцать вопросов о некоторых частных законодательных мерах для подготовления общего решения: 1) Можно ли дозволить крепостным людям вступать в брак без согласия помещиков? 2) Можно ли дать помещичьим людям право приобретать собственность без согласия помещиков? 3) Можно ли ограничить права помещиков относительно разбора споров и жалоб между их крестьянами? 4) В какой мере можно ограничить права помещиков относительно наказания крестьян? 5) Должно ли лишить помещиков права переселять крестьян в Сибирь? 6) Следует ли ограничить права помещиков относительно отдачи крестьян в рекруты? 7) Должно ли лишить помещиков права вмешательства в отправление крестьянских повинностей и податей? 8) Какие принять меры для более точного определения повинностей крепостных крестьян их помещикам? 9) Можно ли допустить жалобы крепостных крестьян на их помещиков? 10) Можно ли дать помещичьим крестьянам право выкупаться на волю за особо определенную цену? 11) Какие меры должно принять ныне же для уменьшения дворовых людей? 12) Какие принять меры для большего успеха в заключении взаимных соглашений между помещиками и крестьянами? 13) Независимо от всех изложенных выше мер, не следует ли принять ныне же еще некоторые меры для облегчения как крепостного состояния, так и взаимных соглашений между помещиками и крестьянами? 14) Каким порядком приступить к исполнению тех облегчительных мер, кои Комитетом будут окончательно избраны и государем утверждены? — Члены Комитета приглашались доставить ответы на эти вопросы не позже половины ноября. Но к этому времени в ходе крестьянского дела неожиданно произошла существенная перемена, видоизменившая как способы ведения, так и самое его направление. В конце октября прибыл в Петербург виленский генерал-губернатор Назимов и привез адрес на высочайшее имя дворян трех северо-западных губерний: Виленской, Гродненской и Ковенской, с выражением желания освободить своих крепостных крестьян, хотя и без земли. Комитет готов был принять это предложение, но государь на то не согласился и потребовал немедленного разрешения дела на основаниях, изложенных в записке министра внутренних дел от 26-го июля: усадебной оседлости, предоставленной крестьянам в собственность, и отведения им полевых угодий в пользование за повинности. Обсуждению этого вопроса посвящено было три заседания Комитета, плодом коих был подписанный императором Александром в Царском Селе 20-го ноября 1857 года следующий рескрипт на имя генерал-адъютанта Назимова: «В губерниях Ковенской, Виленской и Гродненской были учреждены особые комитеты из предводителей дворянства и других помещиков для расследования существующих там инвентарных правил. Ныне министр внутренних дел довел до моего сведения о благих намерениях, изъявленных сими комитетами, относительно помещичьих крестьян означенных трех губерний. Одобряя вполне намерения сих представителей Ковенской, Виленской и Гродненской губерний, как соответствующие моим видам и желаниям, я разрешаю дворянскому сословию оных приступить теперь же к составлению проектов, на основании коих предложения комитетов могут быть приведены в действительное исполнение, дабы не нарушить существующего ныне хозяйственного устройства помещичьих имений. Для сего повелеваю: 1) Открыть теперь же в губерниях Ковенской, Виленской и Гродненской, по одному в каждой, приуготовительному комитету, а потом для всех трех губерний вместе одну общую комиссию в городе Вильно. 2) Каждому губернскому комитету состоять под председательством губернского предводителя дворянства, из следующих членов: а) по одному от каждого уезда губернии, выбранному из среды себя дворянами, владеющими в том уезде населенными имениями, и б) двух опытных помещиков той же губернии по непосредственному назначению начальником оной. 3) Общей комиссии состоять из следующих лиц: а) двух членов каждого из трех губернских комитетов по их выбору; б) одного опытного помещика из каждой губернии, по вашему назначению, и в) одного члена от Министерства внутренних дел. Председателем комиссии предоставляется вам назначить одного из ее членов, принадлежащих к местному дворянству. Губернские комитеты, по открытии их, должны приступить к составлению по каждой губернии, в соответственность собственному вызову предводителей дворянства, подробного проекта об устройстве и улучшении быта помещичьих крестьян оной, имея при этом в виду следующие главные основания: 1) Помещикам сохраняется право собственности на всю землю, но крестьянам оставляется их усадебная оседлость, которую они приобретают в течение определенного времени в свою собственность посредством выкупа; сверх того, предоставляется в пользование крестьянам надлежащее, по местным удобствам, для обеспечения их быта и для выполнения их обязанностей перед правительством и помещиком количество земли, за которое они или платят оброк, или отбывают работу помещику. 2) Крестьяне должны быть распределены на сельские общества, помещикам же предоставляется вотчинная полиция. 3) При устройстве будущих отношений помещиков и крестьян должна быть надлежащим образом обеспечена исправная уплата государственных и земских податей и денежных сборов. Развитие сих оснований и применение их к местным обстоятельствам каждой из трех означенных губерний предоставляется губернским комитетам. Министр внутренних дел сообщит вам свои соображения, могущие служить пособием комитетам при их занятиях. Комитеты сии, окончив свой труд, должны представить оный в общую комиссию. Комиссия, обсудив и рассмотрев все предложения губернских комитетов, а также сообразив их с изложенными выше основаниями, должна постановить окончательное по всему делу заключение и составить проект общего для всех трех губерний положения, с нужными по каждой изъятиями или особыми правилами. Поручая вам главное наблюдение и направление сего важного дела вообще во вверенных вам Ковенской, Виленской и Гродненской губерниях, я предоставляю вам дать как губернским комитетам сих трех губерний, так и общей комиссии нужные наставления для успешного производства и окончания возлагаемых на них занятий. Начальники губерний должны содействовать вам в исполнении сей обязанности. Составленный общею комиссиею проект вы имеете, со своим мнением, препроводить к министру внутренних дел для представления на мое усмотрение. Открывая, таким образом, дворянскому сословию Ковенской, Виленской и Гродненской губерний средства привести благие его намерения в действие на указанных мною началах, я надеюсь, что дворянство вполне оправдает доверие, мною оказываемое сему сословию, призванием его к участию в сем важном деле, и что, при помощи Божией и при просвещенном содействии дворян, дело сие будет кончено с надлежащим успехом. Вы и начальники вверенных вам губерний обязаны строго наблюдать, чтобы крестьяне оставались в полном повиновении помещикам, не внимали никаким злонамеренным внушениям и лживым толкам». Высочайший рескрипт сопровождался одобренным государем пояснительным отношением министра внутренних дел генерал-губернатору, в котором Ланской сообщал свои соображения, долженствовавшие служить дворянским комитетам пособием при их занятиях. В рескрипте было сказано, что дворянство изъявило «благие намерения» относительно своих крестьян. Министр в своем отношении как бы поясняет, что эти благие намерения состояли в том, чтобы, «в видах улучшения быта помещичьих крестьян, освободить их от крепостной зависимости». Будущие положения названы в рескрипте проектами «об устройстве и улучшении быта крестьян»; министр называет их проектами положений «об освобождении крепостного сословия». В рескрипте говорилось о постепенном приведении в исполнение предложений комитетов; министр прибавлял к этому, что крестьяне сначала будут находиться «в состоянии переходном, более или менее крепки к земле, а потом уже в окончательном и свободном». Он же определял срок переходного состояния не свыше 12-ти лет. Ланской разъяснял далее, что: 1) крестьяне «в течение переходного времени» выкупают свою усадебную оседлость за сумму, которая «не должна превышать ценности приобретенной в собственность оседлости»; 2) вся остальная земля разделяется «на господскую и отведенную в пользование крестьян»; 3) крестьянская земля «безусловно не может быть присоединяема к господским полям»; 4) количество земли, отведенной крестьянам, и способ пользования ею, общинный или подворный, должны определиться «по местным обстоятельствам и обычаям»; 5) помещичьим повинностям могут «подлежать только те крестьяне, кои наделены землей»; 6) размер помещичьих повинностей должен быть «положительно определен соответственно пространству и качеству отведенной крестьянам земли». Министр сообщал также, что, по утверждении нового положения, должны быть прекращены продажа, дарение и переселение крестьян на другие места; должно быть также прекращено обращение крестьян в дворовые и приняты меры сначала к уменьшению, а потом к уничтожению этого класса людей; во все время переходного состояния помещикам предоставляется право сдавать нерадивых и порочных крестьян, по соглашению с обществом, в рекруты или в распоряжение правительства для переселения в другие губернии, но не иначе как с утверждения тех присутствий, кои будут по уездам образованы, на основании нового положения. «Если комитеты, — заключал Ланской отношение свое к Назимову, — по местным уважениям признают неудобным принять которые-либо из этих соображений, то я просил бы ваше превосходительство поручить комитетам в своих окончательных мнениях объяснять подробно причины, препятствующие принятию оных». Как высочайший рескрипт, так и отношение министра внутренних дел не подлежали обнародованию, и на последней бумаге стояла надпись: «секретно». Но 22-го ноября, принимая воронежского губернатора Синельникова, государь рассказал ему об адресе литовских дворян и состоявшихся распоряжениях, прибавив: «Я решился дело привести к концу и надеюсь, что вы уговорите ваших дворян мне в этом помочь». Эти царские слова вызвали циркуляр Ланского ко всем начальникам губерний и губернским предводителям дворянства с сообщением высочайшего рескрипта и министерского отношения к Назимову «для сведения и соображения на случай, если бы дворянство вашей губернии изъявило подобное желание». Такое желание было уже высказано дворянством Петербургской губернии, еще в конце предшествовавшего царствования представившим в Министерство внутренних дел свои предложения о введении инвентарных правил, определяющих взаимные отношения помещиков и крестьян. В начале 1857 года оно возобновило свое о том ходатайство, поступившее в Негласный Комитет и оставшееся там до осени без движения. Теперь признали его вполне достаточным поводом, чтобы в высочайшем рескрипте на имя с.-петербургского генерал-губернатора разрешить и петербургским дворянам открыть губернский комитет для составления проекта положения об устройстве и улучшении быта помещичьих крестьян губернии на высочайше указанных главных основаниях, одинаковых с теми, что были изложены в рескрипте генерал-адъютанту Назимову.5