Прот. Евгений Попов / НРАВСТВЕННОЕ БОГОСЛОВИЕ ДЛЯ МИРЯН (60)

О нравственном направлении воли Оглавление Неразвитие в себе нравственного характера «Тверди бывайте, непоступни» (непоколебимы) (1Кор.15,58). Характеру это есть постоянство не только в делах, но и в мыслях, чувствованиях и желаниях. Человек с характером не берется делать ныне одно, а завтра другое, бросая затем и первое и последнее. Нет! Этот человек неуклонно стремится к одному чему либо, разумно-предпринятому. Он не падает духом в виду препятствий; напротив, препятствия еще более возбуждают его дух (энергию) к предположенной им цели. Такие люди дороги в общественной жизни: здесь они лучшие деятели. Однако ж истинный, достойный богоподобной природы нашей характер только тот, когда кто из нас бываете настойчив к добру не иначе, как во имя истины и добра, кто как бы жаждет добрых дел, готов ради своих нравственных убеждений и пострадать, С задатками такого характера могут рождаться люди, могут вместе с тем и не рождаться: но воспитание, но развитие в нас этого характера во всяком случае принадлежит христианству. Вне христианства возможна разве «слабохарактерность, или бесхарактерность». Слабохарактерный человек часто делает то, чего сам не одобряет; или благоволит к тому, кем напротив недоволен, на кого жалуется: этим человеком обладает первый, кто будет ближе находиться с ним. Истинное несчастье для этого человека, если он дойдет до какой либо страсти, например до пьянства: хоть и родится у него желание бросить страсть, не будет силы воли бороться с ней. Без христианства возможен разве характер «упрямый». (О чем вы ни попросите упрямого человека, у него на все в готовности один ответь: «нет», так что в той мере, как вы усиливаете пред ним свою просьбу, он становится жестче; упрямый не имеет основательных причин не соглашаться с вами, но вся причина его—нехотение). Вне христианства известен еще характер «своенравный». (Своенравие не одно и то же с упрямством. Упрямый только не соглашается с вами, не уступает вам. Но своенравный идет дальше: он хочет, чтоб и другие непременно делали по его желанию). В богобоязненном же христианине нет таких неровностей характера или же они сглаживаются в нем. Например хоть и он также твердо держится тех занятий, которые однажды избрал себе, но вместе с тем трудится не больше, как Бог указываете ему на каждый день. Притом, он держится в труде своем закона постепенности: начинаете с меньшего и идет к большему. Или хоть и он не отступает от своих планов и начатых дел—не смотрит при этом на сильные препятствия и на множество завистников себе и ненавистников: но в то же время и не идет против непреодолимых препятствий, не усиливается чрезмерно, предает судьбу своих дел воле Божией. Стоек и самостоятелен он: однако ж не до мелочей. Если например, и совсем закрывается пред ним счастливая дорога, по которой он пошел,—закрывается единственно по зависти и злобе человеческой: он уступает обстоятельствами предполагая, что в этих обстоятельствах может быть указывается ему воля Божия, и что Господь Бог устроит его судьбу к лучшему. Но и в это самое время, или в этом принижении, он сохраняет благородство духа и самостоятельность характера. Когда святых мучеников истязывали, то вовсе не мучители были над ними победителями, а они побеждали твердостью своих убеждений, непоколебимостью своей воли. Тот же сильный характер всегда замечательно выражался в истинных пастырях Церкви, если внешнее положение их и не было угнетенное (Св. Василий Великий, как подсудимый был введен к одному областному начальнику (наместнику) и говорил так твердо, что начальник заметил ему: «с такою свободою некто доселе не говорил, со мной». «Может быть (отвечал Василий) ты не встречался с епископом.... Во всем ином мы бываем кротки, смиреннее всякого. Но когда дело будет о Боге и против Бога дерзают возражать: тогда мы, все прочее вменяя за ничто, взираем только на Него единого» (чет.-мин. под 1 янв.).). Чем же можем мы развивать в себе столько сильный характер? Важно на сей раз обыкновенное или, так сказать, местное постоянство в жизни. Так например, не следует самопроизвольно и без всякой нужды переходить с места на место,—по службе, по житейскому занятию какому, или только лишь часто переселяться из дому в дом, частовременно переменять свои квартиры. Дерево, которое часто пересаживают, не приносит плодов: так и дух человека, постоянно переменяющейся, бесплоден. Некоторые переезжают в другой город или в иную губернию, когда постигнет их великое несчастье, например смерть жены или детей. Но и в настоящем случае спешить перемещением не следует. Нужно оставаться на том самом месте, где получен удар,—оставаться по крайней мере дотоле, пока скорбь не пройдет: пройдет скорбь, и тогда можно переместиться, если требует того нужда или есть сильное желание удалиться. А иначе мы и не испытаем благодетельных последствий от несчастья, которым с премудрою целью посетил нас Бог; и можем встретить на новом месте ту же или только подобную скорбь, от которой бежали. Святые не любили часто переселяться с места на место. (Вот только по каким причинам они переселялись: 1) если кто напрасно гневался на них или притеснял их и если все меры к примирению со врагом или к смягчению притеснителя, какие они употребляли со своей стороны, оставались напрасными; в таком случали они поступали по заповеди евангельской: «егда гонят вы в ограде сем, бегайте в другий» (Mф.10.23); 2) если их слишком начинали прославлять: чтоб избегнуть славы, иной раз они вдруг скрывались по примеру Христа Спасителя, Который тотчас скрылся от народа, когда народ желал объявить Его царем (Иоан.6,15); и 3) если кто из них по несчастию падал грехом блуда.) Да; оседлость-оседлость очень важное условие к развитию в человеке постоянного характера! Затем: нравственно-сильный характер развивается усидчивым или терпеливым трудом. Труженик напрягает свой ум и телесные силы к известному занятию. Он не оглядывается по сторонам, но углубляется в дело, когда настала для него пора делать. Отсюда остается след и вообще на его духе. Отсюда вырабатывается в нем характер выносливый, настойчивый. Но в свою очередь и сила твердого характера отражается на его трудах. Такой человек не только везде находит себе дело, но и заставляет удивляться,—откуда же это у него берется столько сил и времени, что он выносит столько труда и делает столько полезного. Для христианина есть очень верные упражнения, чтоб образовать в себе нравственно-сильный характер. Это исполнение им уставов церковных. Церковь не любит перемен и только в крайних случаях решается на перемены. Она например в известный час ударяет в колокол к вечерне или обедне: этим она приучает нас к постоянству в часах для нашей молитвы. Она отправляет по временам особенно продолжительные службы, например, всенощные на годовые праздники: тем самым она воспитывает в нас характер стойкости для религиозных, духовных дел. Она держит длинные посты, для чего же?—чтоб мы привыкли к лишениям вообще, чтоб были способны побеждать себя. Еще более развивается в человеке сила характера, когда он выходит на борьбу со злом, когда борется с неправдою, равно как и с несчастьями, которые приходят к нему помимо человеческой неблагонамеренности или злобы. Да! не нужно поддаваться злу в себе самом и в других; не нужно уступать неправде, сколь бы ни сильны были представители ее. В христианине, однако, эта борьба не какая либо беспорядочная, так что он заслуженно должен бы принять имя человека неспокойного характером. Нет, в нем эта борьба мирная, нераздражающая других, хотя ею в высшей степени раздражаются люди неумные. Человек с нравственно-твердым характером только лишь не одобряет неправды и злоупотреблений. И если долг службы и другие обстоятельства не вызывают его, то он и не вопиет об этой неправде и злоупотреблениях, потому что оттого было бы одно раздражение других. Когда же на него бывают прямые нападения или когда его самого вынуждают поступить несправедливо: в таком случае он лучше решается потерпеть, чем согрешить или изменить своей честности и долгу правды. Что же касается несчастий, застигающих его по воли Божией, то в то самое время, как он горюет в своем несчастье, однако не вдается в какую либо слабость,—в это-то время и крепнет его дух, еще тверже в нем устанавливается характер. Испытавший в своей жизни много несчастий, делается подобен крепкому дереву, которого не может сломить никакой ветер. Впрочем, может быть, великодушие в несчастьях и неистинное. Иногда оно бывает только «философское», в духе одной гордости. Кто либо, положим, и не падает духом в горе, не поддается несчастью; но только ради того, чтоб его не назвали трусом и малодушным. За общее же положение можно принять, что пусть лучше будет малое падение со смирением, чем добродетель с гордостью. Гордо-великодушный человек в свою очередь не ценить и счастья. И к радостям и печалям в своей жизни он относится равнодушно, вместо того чтоб в первом случае дать себе свободу нарадоваться, а во втором—наплакаться, чтоб за одно поблагодарить Бога, а в другом—прибегнуть к Богу. Нет; бороться с несчастиями нужно в духе христианском, с покорностью воле Божией, с сознанием своей вины пред Богом. Нисколько не унизят человека на этот раз и слезы, хоть бы то был человек сильный своим умом или властью или влиянием на других. Слезы в горе и несчастье—великое спасение от жесткого характера, особенно так для мужчины.—Православные читатели! Христианство в силах все пересоздать. Так, можно и родиться с характером слабым или нетерпеливым, но затем постепенно с Божиею помощью воспитать в себе характер твердый и великодушный. Примемся же за воспитание в себе нравственно-сильного характера. Оглавление Семь дел милосердия духовного: Оглавление Несведущего научить истине и добру «Учаще... себе самех» (Кол.3.16). Как душа дороже тела, так дела духовной милостыни ближнему дороже дел телесного милосердия. Между семью по числу этих дел первое относится до ума, или до правильных понятий ближнего. Кто же те неведущие, которых нужно научать? Это люди, совсем неграмотные, для которых закрыт путь знакомиться с предметами истины и добра посредством чтения. Это иной раз и люди ученые, но при своей учености не знающиe того, что главнее всего должны бы знать. Пусть они сами виновны в незнании необходимейших предметов: но христианская любовь «не мыслит зла» (1Кор.13,6) и делится с ними существенно-необходимыми знаниями. Кто же «научающиe»? Здесь может быть речи об учителях церковных, или о священниках, которые учат по прямой своей обязанности, а не но одному усердию. В данном случае учителями должны быть люди образованные, в том числе учителя по самой должности своей, а также и люди начитанные. Какая программа тех наук, которым нужно учить ближнего по христианскому милосердию? Это—истина, не общечеловеческая только, но более христианская, и добродетель, также не естественная только, но более евангельская. Таким образом, если люди образованные и будут бесплатно учить народ, например отечественной истории или гигиене в «народных чтениях и на публичных лекциях»: это еще не милостыня их, а только добродетель гражданская и патриотическая. Милостыня же должна быть «во имя веры» (Мф.25,40), а в смысле «духовной» должна относиться прямо к духовной христианской жизни ближнего. О большинстве образованных лиц между светскими надобно сказать, что они и не готовы для такой милостыни: потому что знать Закон Божий они предоставляют, по какому-то странному понятно, только священникам да преподавателям в духовных школах. А кто вообще не постиг какого предмета, тот не должен сообщать этого предмета другим, чтоб самому не было стыдно. Без сомнения, и учить всенародно религиозным предметам, например, в воскресных школах, светские образованные лица не имеют права: потому что не посвящены на то избирающею благодатью. Может кто из них учить одного двух, а не народ (6 всел.,64): или скорее иной может печатно предложить свои христианские размышления, хотя все же не в форме поучений, или не как по поручению от Церкви. Однако ж, Церковь с готовностью приняла бы услугу их к научению неведущих там или тогда, где и когда вопрос соприкасается религии. Такова большая часть религиозных предрассудков народа, которые и не могли бы быть раскрыты народу простым объяснением из наук естественных (например относительно воображаемого путешествия по небу пророка Илии во время грома и т.под.) Между тем исполняют ли люди образованные это дело милосердая: «неведущего научить»? О! относительно многих надобно сказать, что нет. Как никогда фарисеи с презрением говорили о простолюдинах: «народ сей, иже не весть закона» (Ин.7,49), так и ныне многие из тех, которые имеют степень и звание ученых, только лишь чувствуют свое достоинство пред неучеными, только лишь говорят о простолюдинах: «невежды ничего не понимают», но не заботятся об истинном просвещении неученого народа, чтоб и народ ходил во свете. Нет! любовь христианская «не безчинствует», т. е. не брезгует, не гнушается никем и ничем, если того требует благосостояние ближнего. Нет, ученые должны быть учеными не для самих только себя, но и для ближнего, не знающего грамоты и не понимающего совсем заповедей веры, а также и законов природы, которые дали бы ему не только чувствовать, но и понять в мире великую премудрость Божию. Они ответят пред Богом за то, что скрывают свои таланты. Еще хуже, если они одни хотят учить и образовать темный народ, стараются отвлечь внимание своих учеников от законных учителей,—от Церкви. Что мудреного? И во времена Апостолов некто Диотреф, желая сам быть первым учителем, не уважил Иоанна Богослова, не хотел принять посланий апостола (3Ин.1,9-10). У евреев некогда также была развита страсть учительства. Иное еще дело, когда способные, из светских, указать ближнему путь христиаанской истины, не указывают этого пути потому собственно, что щадят себя от неприятностей, которые уже испытали, предлагая другим эти уроки. Ведь большая разница: когда учит священник и когда мирянин скажет слово, даже и скромное, в урок ближнему. На священника смотрят в настоящем случае как на лицо обязанное учить, а со стороны мирянина ощущают на себя силу особенно-действующую, силу усердия его. И так в этой-то уклончивости научить невежду виден только недостаток христианского самоотвержения, а не прямой отказ от доброго дела. Между тем были бы случаи очень многим исполнять дело милостыни, о котором идет речь. Вот например ты быль в церкви и лышал проповедь. Передай же что слышал тому, кто не был в церкви и в ком на этот раз ты видишь пред собой также «неведущего». Усердный и опытный в пастырском учительстве священник, и действительно, в одном из своих слушателей думает видеть десять слушающих, т. е. чтоб этот один, со вниманием слушающий его, передал слышанное десяти человекам или более. Но исполняется ли тобой, читатель, этот небольшой долг в отношении к ближнему? оправдывается ли тобой это ожидание со стороны доброго пастыря? Едва ли; потому что тебе и самому не хочется быть учеником Церкви и других стыдно будто бы поставлять пред Церковью в разряд учеников, тогда как первые христиане не иначе назывались, как «учениками». Вот ты прочитал духовную книжку какую или статью из духовного журнала: поделись прочитанным с другими, которые или не могут вовсе читать или только не читали этой самой книги или статьи, между тем как она была бы полезна им. Еще большая будет заслуга того человека, который (как в селе) с ведома своего приходского священника и по указанию последнего примет на себя труд читать к неграмотным душеполезный книги, который даже в свободное время (например на сырной неделе) отправится с целью этого чтения в какую либо деревню.—Вот ты имеешь у себя духовный журнал или целую библиотеку духовных книг: не откажи и даже предложи другим почитать твои книги. — Но высшую заслугу «научить неведущего», высшую в этом роде милостыню, за которую Господь Бог наградит царством небесным, составляет вот что: «сочинение духовных и назидательных книг;—покупка кем либо из состоятельных людей книжек духовных и потом бесплатная раздача этих книг грамотным при особых случаях, а иной раз вместо обыкновенной материальной милостыни;—участие в прекрасных по своей цели обществах: «распространения книг свящ. писания; распространение же духовно-нравственных книг,—участие в них денежным вкладом, пожертвованием, понесением какой либо должности и трудом продажи книг по дешевым ценам («книгоноши»);—содействие к устройству читален или библиотек церковно-приходских; наконец, для кого возможно, и поверка самых книжек и картин щедро издаваемых для народа,— полезны ли еще эти издания для народного образования, чтоб вместо хлеба не подать народу худшее камня (Мф.7,9).— Самое ученье нужно предлагать не со властью, а лучше в виде учащегося. Мы должны считать себя не в силах учить других, и—тогда во всю жизнь свою будем оказываться мудрыми.—О, милосердный христианин! не опускай же ни одного случая, когда ты можешь поделиться с ближним сведениями об истине и добродетели христианской. Не доходя до «страсти учить», однако не будь молчалив, когда слышишь, как ближний в своем неведении рассуждает о чем либо при тебе слишком ошибочно,—не будь молчалив и по одному желанию не противоречить ему. Оглавление Обратить грешника от заблуждения пути его «Если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такого» (Гал.6,1). Это дело важнее предыдущего. Там мы видели в ближнем одно незнание, одну темноту его понятий: а здесь уже видим непорядки жизни, там не было только здравия, а здесь уже болезнь, потому что пороки нисколько не лучше болезни. И на этот раз, прежде всего, заметим, что дело «увещевать, обличать и исправлять согрешающих и порочных» не относится к одним священникам, но также составляет в некотором роде долг православных мирян. Со стороны священников это дело, как уже служба, а мирянам вменяется в особенную заслугу. Притом, священник не всегда бывает с прихожанином согрешающим, а миряне его видят. Да и много таких случаев в жизни, которые без отлагательства времени требуют увещания, замечания, но которых между тем не может преследовать церковное или домашнее слово священника.—Все ли, однако, из мирян призываются к тому, чтоб исправлять согрешающих? В слове Божием этот долг возлагается на «духовных»: «вы, духовные, исправляйте». Кто же эти «духовные»? Это люди с духовным направлением жизни, которых действенность духа выражается особенно, например, в «силе» слова (1Кор.12,8). Однако ж высокое титло «духовных» не должно устрашать нашего смирения. Может и не имеющий силы духа и не проявляющий явно своей духовности быть полезным для исправления ближнего. Много значит и заметить, напомнить человеку об его грехе, об его неправде и злоупотреблении, только бы замечание или напоминание было выражено с убеждением: есть люди, которых трогает самое первое замечание и которые уже никогда не допустят снова той погрешности или ошибки, какую им заметили. Евангельское слово: «обличи», по обяснению св. толковников, значит «напомни о грехе» (Св.Златоуст). Но, конечно, немудреное и нетрудное дело сказать ближнему: «ты тяжко грешишь; ты неправильно поступаешь: виноват ты, остановись и покайся». В слове Божием указываются и тот порядок и дух, в каком мы должны высказывать правду для исправления ближнего. Сказано: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним» (Мф.18,15). С первого раза требуется разговор с братом уединенный, кабинетный или келейный. Гласное обличение может показаться тяжелым, может сделать обличаемого более бесстыдным и наглым, потому и оставляется. Если обличитель успеет подействовать на согрешающего и порочного, то «приобрел брата». Здесь приобретение двойное: ближнего он возвращает Богу и св. Церкви, а себе заслуживает от Бога особую милость. Выходит, что и оба раньше были в потере: один терял сам себя, а другой терял и брата и свою собственную пользу. Какая же собственная польза последнего или, как мы сказали, особая милость от Бога обличителю? Это прощение ему собственных грехов: «обративший грешника от ложного пути его, спасет душу (ближнего) от смерти и покроет множество грехов» и собственных (Иак.5,19-20). Но если грешник обличением одного человека не вразумится, в таком случае нужно прийти к нему в двух-трех лицах. Присутствие нескольких лиц может пристыдить его, да и уверить его в том, что первый, кто обличил его наедине, был же прав в отношении к нему, говорил не по пристрастию, а обдуманно; потому что новые обличители, или новые судьи его поступков, говорят к нему тоже самое, что говорил и тот. Когда увещание даже и двух-трех посетителей окажется бессильным, тогда «скажи церкви». Под именем «церкви» здесь разумеется церковь частная, приходская: а еще частнее надобно понимать здесь священника и духовного отца, так как суд церковный принадлежит первее всего предстоятелям церковным. Наконец, когда согрешающий и порочный не убедится увещаниями или предостережениями самого духовного отца, даже нескольких вдруг священников, когда он еще посмеивается над священническим увещанием: тогда «буди тебе якоже язычник и мытарь». После всего этого уже нечего считать такого человека сыном и членом Церкви, братом своим, а надобно только остерегаться общения с ним, чтоб самим не заразиться его направлением. После этого уже наступает для него время «отлучения церковного», если не явным образом, или формально, то невидимым судом Божиим. Противься Церкви или посмеивайся над священническим увещанием сколько угодно: но не велика отрада быть отлученным.—Затем, о духе или характере обличений ближнему говорится: «исправляйте... духом кротости» (Гал.6,1). Кроткий и любящий дух требуется, с одной стороны, для большей пользы порочного, которого нужно обличить и исправить. Обличение в таком духе скорее может подействовать на человека: сердце сердцу дает чутье. Но если в ком из нас еще нет христианской братской любви к согрешающему и порочному, если этот самый человек нас сильно обидел и мы не можем пока подавить в себе чувства обиды от него: то и нечего нам начинать увещевать его к исправлению; потому что в таком случае у нас непременно вырвется слово укорительное к нему, выразится месть словом, и мы только повредим делу увещания (Рим.6,13). Обличение в духе кротости и с снисхождением должно быть тем более для пользы нас самих: «наблюдая за собою, чтобы не быть искушенным» (Гал.6,1). Не только может постигнуть каждого из нас то же искушение, но и близок каждый к самому падению тем же пороком. Речь не о том, чтоб из боязни собственного падения или таких же тяжких грехов, какие примечаются в ближнем, должны мы помалчивать, оставаться равнодушными зрителями его пороков или каких-либо злоупотреблений. Нет! Но только не должны мы обличать ближнего жестоко и по чувству жестокосердия. (Вот один из множества примеров: молодой подвижник испытывал в себе сильнейшее желание согрешить плотским грехом. Эта борьба смущала его, и он в простоте своей души прибегнул к старцу строгой жизни, чтоб найти себе совет и подкрепление. Но старец принял его сурово: это был совсем неискусный человек в духовной борьбе со страстями, почитаемый святым по одному лишь доверию и частью по невежеству окружающих. Старец упрекал молодого подвижника в постыдных мыслях и признавал его неспособным к подвижнической жизни. Молодой человек до того упал духом от этих обличений, что действительно готов был оставить свои подвиги, к которым имел великую ревность, и хотел было принять законный брак. Но нашелся другой старец, который утешил и поддержал его. Чтоб больше воодушевить его в борьбе со страстью, последний сказал ему, что и сам испытывает ту же борьбу. Между тем тотчас же по особенному Божиему попущению, вся борьба молодого подвижника с блудною страстью перешла на первого старца. И что же? Этот неразумный обличитель в продолжении одного дня не мог вывести беспокоящей его страсти: также вышел было из своей кельи, чтоб пойти в мир. Но и опять предохранил его второй, опытный и снисходительный старец по имени Аполлос (четь-мин. препод. Касс.)) Из практики св. подвижников видим, что те из них, которые слишком сурово обличали своих учеников или послушников: те сами делались близки к падению и спасались от падения только поспешным раскаянием в своей погрешности. Вот в каком порядке и духе нужно исправлять согрешающих! Но исполняем ли мы это дело милосердая духовного? О! «Даже не слышали, есть ли» (Деян.19,2) такое милосердие к ближнему, требуемое от нас. Вот например, иной человек расточает свое состояние на игры, на роскошную и веселую жизнь. Одни жалеют его, другие не иначе называют, как неразумным, но и—только. Вразумить же его, постараться остановить его на пути погибели каждый считает для себя бременем.— Два человека между собой поссорились и враждуют, и это - лица всем известные. Начинается переговор об их борьбе одни обвиняют одного, другие - другого; некоторые говорят: «пусть их тяжутся» (это – их дело); а вообще с любопытством следят, чем же окончится их борьба, кто из них возьмет верх. Но найти случай примирить их, но убедить их, что каждый из них в своей мере виноват, но смягчить их гневливые сердца,—это находят для себя делом невыгодным, вмешательством в чужие дела. Где же христианская благонамеренность и любовь? Когда мы видим слепого, который идет в яму, то стараемся удержать его рукой или голосом и считаем делом бесчеловечным промолчать: а когда ближний падает в пропасть зла, то не хотим подать ему руку помощи, которой к сожалению и он сам не просит у нас, потому что не видит ясно своей опасности.—Бывают и такие примеры: о пороки известного человека много или часто говорят, со всех сторон обсуждают неправильные действия его. Но войди или явись тот час этот самый человек в кружок тех судей, — настает минутное молчание, за которым следует уже совсем иной разговор: о предмете же предыдущего разговора никогда не передадут ему с целью предостеречь его.—Или вот заметили за известным человеком какой-либо порок, самую важную погрешность: стараются молчать до времени, берегут тайну его греха. Для чего же? Чтоб в случае нужды укорить его, чтоб защититься от него в каких-либо собственных неправдах, за которые он стал бы с них взыскивать. Но и самые благонамеренные рассуждают: «исправить, высказывая правду, не успеешь, а между тем вооружишь против себя» (Прит.9,8). О, друзья мои! Верю, что высказывать правду даже и в том порядке и духе, как предлагает слово Божие, часто бывает тяжелее состояние, чем тому, кто выслушивает ее. Невинный здесь больше иногда терпит, чем виновный; доброе предостережение возбуждает только злую месть. Но вооружимся христианским самоотвержением; будем уповать, что нашу правду Сам Господь защитит и «выведет, как свет.., как полдень» (Пс.36,6). Вместе с тем, пред таким человеком, от которого можно ожидать гнева и мщения за обличение его в пороках, можем употребить взамен словесного и непосредственного обличения письменное. — Нет, милосердый христианин! не уклоняйся от этого дела милосердия, чтоб согрешающего и порочного брата обратить, и ты получишь за свое милосерда царство небесное! Оглавление Подать ближнему благовременный совет «Начаток всякого делания совет» (Сир.37,20). В каких это делах нужно служить ближнему добрым советом? В таких, которые имеют значение нравственное: тогда только и будет оказана духовная милостыня. Но, очевидно, вопросы нравственные могут быть не исключительно о спасении души (Рим.11,34), а и по жизни семейной и по службе общественной, например как перенести семейное огорчение, как отнестись к чьему-либо злоупотреблению по совместной должности и т. под. Почему вообще нужно одолжать ближнего советами? Потому что один Господь Бог не нуждается в советах: «Кто советник Ему бысть?» Люди же, и самые умные, самые дальновидные и опытные, часто ошибаются. Что светлее солнца? И оно иногда затмевается. Моисей быль пророк, законодатель и правитель народа, а Иофор— человек простой и происходил из язычников: однако Иофор послужил Моисею таким советом по управлению народом, до которого он не мог вдруг додуматься. И так, если нельзя обойтись в жизни без чужих советов, то и будет делом милосердия со стороны того, кто понимает дело,—посоветовать. Впрочем, на сей раз нужно не столько выходить со своею милостынею, сколько не скрываться с ней. Мы хотим сказать, что людям близким и зависимым от нас всегда мы можем предлагать добрые советы, т.е. и без вызова их. Но чужим можем служить советами, когда эти только попросят нас. Да; посторонним лучше давать советы не самопроизвольно, но по просьбе их, а также со страхом Божиим и со смирением; тогда не останется на советнике никакой ответственности, как с другой стороны и советом его не связывается тот, кто просил совета. Исполняем ли мы это дело милосердия к ближнему? Исполнения нашего на сей раз бывает больше, чем в других случаях: но только намерения наши в исполнении столько нечисты, что о духовной христианской милостыни здесь и помину не может быть. Так еще в делах, нисколько не соприкасающихся нашей личности (например, как полечиться от простуды, от зубной боли), мы имеем в готовности совет, и—совет искренний, по желанию помочь ближнему. Но там, где идет речь о жизни семейной или о службе общественной,—там мы совсем большею частью так, как предвидим для самих себя пользу от поступка ближнего в известном случае; там мы стараемся извлечь из нужд ближнего личную какую либо выгоду или лично угодить себе. Это значит: «есть совещаяй о себе, самом» (только для своей пользы (Сир.37,7). Это значит «своекорыстный совет» вместо искреннего). О! где же это ныне скорые, искренние и доброжелательные советники? Прежде всего, посоветуются с самими собой, справятся с собственным чувством в отношении к тому делу, на которое требуется дать совет, и—тогда советуют. Если же дело будет совсем безинтересное для них, тогда уклоняются от совета, отвечают сухо: «сами знаете»; Еще хуже: советуют ближнему так, чтоб сбить его с толку, чтоб внести разлад в его семью, повредить ему самому или чрез него другому человеку. Предлагая совет, вовсе не имеют полезной цели для ближнего, но только по тайному нерасположению к нему пользуются его тесными обстоятельствами, чтоб он зашел дальше, и не мог бы уже выйти из затруднительного своего положения. Здесь выходит уже большее, чем своекорыстие в совет: здесь уже злосоветие. Еще случается, что когда caми не могут под видом благого совета посоветовать вредно, то просят о передаче своего совета других, которые впрочем иногда и не понимают их тайных намерений; так из священной истории знаем, что некоторые люди «нанимали» советников для Зоровователя и Ииcyca, чтоб эти ревнители не строили в Иерусалиме храма (Езд.4,4-5). — Ты, милосердый христианин! будь готов для каждого человека только с благонамеренным и добрым советом, когда кто среди каких либо затруднительных обстоятельств совсем растерялся духом. Любовь христианская «всему веру емлет», т. е. если взять настоящий случай, как верит тому, в чем просит совета ближний, так и сама ничего не посоветует ему с хитрым лукавством. За такое милосердие ближнему ты получишь царство небесное. Оглавление Печального утешить «Плакати с плачущими» (Рим.12,15). Кто это печальные, которых утешить значить сотворить богоугодную милостыню? Это те дома, где оплакивают смерть или отца или мужа или кого либо из детей. Это те люди, которых преследуют зависть, ненависть и злоба человеческая, которые незаслуженно понесли столь тяжкое огорчение, что и опомниться не могут, в судьбе которых в высшей степени торжествует, неправда над правдою. Это семья, скучающая о разлуке со своим отцом, особенно в годовой праздник. Это люди, пострадавшие и от потерь вещественных, например от грабежа. Словом—люди, у которых печаль благородная, которых слезы и вздохи только от обстоятельств или от посещения Божия, а не собственно или единственно от их вины. Сколь дорого утешение ближнему в подобной печали, можем судить по собственному чувству. Когда постигнет нас горе, когда каждый день мы ходим с поникшею головою: тогда все люди кажутся нам немилосердыми. Это с одной стороны потому, что мы слишком заняты своим горьким положением, а с другой—и от действительной холодности ближних к нашему положению: «ждах соскорбящаго и не бе, и утешающих и не обретох» (Пс.68,21). Посему великая это милостыня: «утешить печального». С этою милостынею уже надобно идти, а не оставаться дома в ожидании, когда придут за ней: «благо есть ходити в дом плача, нежели ходити в дом пира» (Ек.7,3). Убитому горем не до того, чтоб расхаживать и просить утешения: ему желательно уединение. Но он ждет, только часто не дождется того, чтоб кто либо пришел к нему и разделил с ним бремя его душевной печали. Например как прекрасно посетить тот дом, гд умер кто либо, и именно в тот день (вечером), когда совершилось погребение! Чтоб лучше исполнить это дело милосердия, надобно поступать так. С первого раза нужно выразить сердечное поболение человеку в его печали: если он плачет, и—мы хорошо сделаем, если покажем у себя слезу; если он вздыхает, и мы должны бы испускать вздохи: «с сетующими сетуй» (Сир.7,37). Не всегда нужно входить в подробности того дела, которое подавляет печалью душу человека; например если кто терпит обиды, тогда как своим обидчикам не сделал никакого оскорбления, то наши расспросы, а его рассказы нам по этому предмету, еще более могут возмутить его душу. Между тем иные из нас вот с того и начинают свои утешения печальному, что «не стоит ему совсем задумываться, что печаль его пустая и что он только малодушествует». Прямо сказано: «утешайте и малодушныя» (1Сол.5,14). Как же горько человеку, когда мы еще не верим его печали! или как ему прискорбно, когда вместо утешения мы начинаем упрекать его в неосторожности или же только говорим о собственной какой печали, считая свою печаль гораздо большею.—Когда же мы выразим свое искреннее сострадание к печальному, когда расположим его иметь к нам доверие: тогда-то можем предлагать ему самые утешения. Эти утешения должны мы заимствовать из слова Божия и направлять так, чтоб печальный сознал свое страдание только малою частицею или за тень того, что претерпел Господь Иисус Христос и понесли святые Божии.—О, добрый христианин! по любви христианской, которая милосердствует, пусть горе твоего ближнего будет собственным твоим горем. Пусть глубокая печаль твоего брата отзывается и во глубине твоей души. И не успокаивайся сам дотоле, пока не утешишь печального. Хоть бы и весь современный век охладел к ближнему, хоть бы во всем нынешнем свете было «только каждому до себя»: ты не охладевай в своем сочувствии к печальным. Жалей каждого в его горе и печали, как бы родного брата или сестру, и выражай эту жалость в сострадательном взгляде, в ласковом слове, в утешении, какое в силах подать. И—вот за свое милосердие ты получишь царство небесное!