Незаботливость о своем добром имени или же, напротив, излишняя забота о том «Пецыся (заботься) о имени» (Сир.41,15); «подобает и свидетельство добро имети от внешних» (1Тим.3,7). «Доброе имя, общественное мнение, добрая о человеке молва», это понятия однозначные. Но здесь нет славолюбия (в смысле страсти): здесь речь не о славном или громком имени, но только о честном и добром: добивающееся громкого и великого имени, напротив часто теряют доброе имя, или общественную доверенность. А также забота о добром имени и не есть самохвальство или хвастовство: в настоящем случае человек старается завладеть себе похвалу и доверие от других не языком, но самыми делами,—не похвальбою своей честности, но самою честностью. И не так он скоро успевает на этот раз, как минутна бывает его сама восхваляющая речь, которой иногда и верят: но заслуживает доброе имя только годами, подобно росту долголетних деревьев, которые за то бывают и крепки. Впрочем, может кто либо употребит и слова, может и гласно высказать пред другими свои достоинства и заслуги, за которые должно принадлежать ему доброе имя и на основании которых должно составиться о нем мнение или целого общества или же только известных лиц в пользу его. Когда же так может каждый поступить?—Если не понимают его; если хотят променять его на других, и не только с явною обидою его личности, но и в ущерб делу; если уронили его доброе имя, в котором выражается вся личность каждого человека в общественной жизни и которое лучше богатства, дороже золота и серебра; если он опасается потерять уважение и доверие не у тех только, которым сколько не угождай, никогда не угодишь даже и самою честностью и трудом, но у людей достопочтенных и уважаемых им; если тем более он имеет опасение лишиться должности или службы; если всего главнее—надеется достигнуть этим путем каких либо высоких целей на общую пользу. Ап. Павел в том же послании к Коринфянам, в котором самохвальство назвал качеством людей неразумных (2Кор.11,16), сам хвалится, или перечисляет права на похвалу себя, как то: родопроисхождение от Авраама, принадлежимость свою к избранному народу, преимущественную пред другими апостолами проповедь; гораздо большие в сравнении с другими гонения за дело проповеди и чрезвычайные божественные видения (2Кор.12,22-29). Но речь его о себе в этом тоне отнюдь не самохвальство, а только защита своего апостольского достоинства, которое иные недоброжелатели унижали,—только противопоставление себя людям, к которым Коринфяне имели пристрастие, и между тем как эти люди, под видом добрых учителей, подчиняли Коринфян своему влиянию и объедали последних (2Кор.11,19,20). Затем тут была его забота о дальнейших успехах проповеди слова Божия. Тут еще видим мы, как он прославляет Бога, Который чрез него, как чрез посредника или служителя верного, столько совершил полезных дел. Этот пример апостола показывает нам, почему и в каком смысле мы должны дорожить доброю народною молвою к себе. Как добрая совесть нужна нам для нас самих, так нуждаемся мы в добром имени в отношении к людям. Доброе имя поставляет нас в добрые отношения к другим. Давид говорил о себе, что по одному слуху знают его другие (Пс.17,45). Так то и ныне одно имя или фамилия того человека, который правдою а не искательством, заслужил себе общее уважение и доверие, бывает вместо рекомендательного письма. Просит ли этот человек за кого либо принять на должность или в услужение?—ради доверия к нему принимаюсь. Является ли кто от его имени с письмом или с одним приветствием почтения (с поклоном)?- подателю письма или поклона оказывают прием или помощь или снисхождение, словом —что только будет нужно. Переходит ли от него служащий на другое место?—если переходит только по обстоятельствам, то легко соглашаются дать искателю место; а если по отказу, то также отказывают ради одного убеждения, что значит этот человек нехорош, коли не мог быть терпим и тем почтеннейшим лицом.—Добрая народная молва, доброе имя у людей, кто дорожит ими сдерживают от низких поступков. Сколько бы убавилось пороков и бесчестных дел у человека, если б он каждый раз задавал себе вопрос: «что же скажут о мне добрые люди, как узнают о моем поступке!» Но какого добра можно ожидать от тех, которые, допуская худые дела, еще рассуждают: «пусть говорят о нас другие, что хотят!» Это уже значит: «и человек не срамляяся» (Лк.18,2); это есть соль, сама в себя испортившаяся. С добрым именем (с авторитетом) можно приносить гораздо большую пользу другим; мнение почтенного человека, принимается с уважением; мнением такого человека, когда оно известно, руководятся другие даже и в отсутствие его (Пс.17,45). Наконец, оценка доброму имени в отвлеченном смысле (в идее) выражается нами и невольно, когда мы говорим другим при встрече или пишем в заглавии: «почтеннейший, достопочтенный, достоуважаемый», когда считаем это приветствие и выше слов: «милостивый государь». А в общественно-государственной жизни за особенную награду признаются титла: «почетный член», «почетный гражданин», «почетный судья». Доброе имя остается и после смерти человека: отсюда «вечная память» доброму человеку. Чем же можем заслуживать доброе людское мнение о себе?—Честностью дел, верностью своих слов, постоянством характера, ревностью о добре. Самая же лучшая рекомендация о нас была бы: «он христианин или христианка». Хорошая также рекомендация о человеке это «истинно-русский человек» по душе, или как «воистину израильтянам, в нем же льсти несть» (Ин.1,47). В нынешнее время, когда даже и к малому просвещению так скоро прививается вольность мысли и направления, ныне быть истинно-русским составляет в своем роде честь. Но возразят: «и честные люди, которые кажется уже вполне заслуживают уважения и доверия, очень часто не пользуются доверием в обществе; например, при выборах, особенно тайными голосами, их обходят. Как же после этого понимать значение доброго имени в обществе? Да; многие, очень многие из самых почтенных людей век свой живут в неуважении и недоверии у своего общества, между тем как бесчестные и низкие по душе слывут добрыми, получают звание «почетных», пользуются преимуществом личного выбора. Но те, почтенные люди только терпят бесчестие, а не заслуживают его. Иной ведь раз и целые общества могут так же неверно понимать, как заблуждается один человек. Бывали примеры, что народные приговоры падали на самых честных тружеников (Да, не каждый раз верна бывает и эта пословица: «глас народа – глас Божий»). Пусть эти достопочтенные люди не в списке любимых и почитаемых миром: за то имена их «написана суть на небесех» (Лк.10,20). Впрочем, может быть и к ним имеют внутреннее уважение, и даже большее в сравнении с другими; но уважение уважением, а выбор на какую либо общественную должность выбором; в последнем случае, обходя их, избиратели или хотят удружить выбором другому лицу или не хотят как либо досадить самим себе, т. е. своему самолюбию или своей слабости. А иногда в последующем уже времени и эти почтенные люди достигают полного уважения и доверия. И так усиливаться—заслужить доброе имя в обществ не следует, но только лишь нужно всегда быть честным и постоянным. «Как же поступить, если иные действительно сами виновны в потери доброго имени»? Они должны принести искреннее признание в своей вине пред теми, которых мнение и доверие особенно дороги для них и которые готовы уже и изменить свое отношение к ним. Затем, пусть они снова заслуживают, как у этих лиц так и у прочих, доброе имя добрыми качествами, и при этом не досадуют на медленность своей выслуги: апостолу Петру, после того как он допустила измену, потребовалось трижды уверить Иисуса Христа в том, что он искренно любить своего учителя и Господа. Но вместе с тем напрасно иные до того дорожат общественным о себе мнением, что постоянно справляются: «как же об них думают и отзываются другие? что сказал о них такой-то и такой-то»? Излишнее внимание людей к молве народной и увеличивает о них молву, но только не к чести их, а к бесчестию. Еще хуже: они начинают заботиться не о добросовестном служении Богу, а только о том, как бы угодить на вкус других. Эти люди сами себя сбивают с доброй дороги; потому что, гоняясь за тем, «да добре рекут» о них «вси человецы» (Лк.6,26) они так и располагают своими действиями, чтоб сказали им все на похвалу, хоть пред Богом-то на горе. И так ты, христианин, дорожи добрым мнением о себе, прежде всего в твоем обществе и в среде окружающих тебя. А затем не пренебрегай мнением и тех, которые далеко живут от тебя, с которыми ты ни разу в жизни больше не встретишься или же никогда не встречался раньше. Ближний, хотя бы находился за несколько тысяч верст от нас, все же ближний нам. Если он, например, по какой либо переписке или по какой либо связи с нами, имеет повод думать и отозваться о нас худо,—мы должны исправить это мнение, как только можем. Да; ошибка это многих, будто с кем не придется никогда встретиться, с теми и можем мы обходиться как хотим. Пред Господом Богом все люди, как одна семья. Оглавление Heтерпение обличающей правды «Обличение нечестивому раны ему» (Притч.9,7); «бысть нам во обличение» (Прем.2,19)... Сам-то человек (исключая тех, которые ищут совершенства христианского) не видит всех своих ошибок, иногда не сознает и явных неправд или пороков, скрывает от своей личности самого себя, и таким образом находится в жалком самообольщении. Зная характеры многих людей, он не знает только самого себя. Всему этому причиною самолюбие. Но даже и при христианской настроенности, даже и при готовности сознать в себе ошибки и худые стороны, не вдруг иные приходят к сознанию: но только при особенной Божией помощи и в силу дружеских им напоминаний или, напротив, упреков от врага. Посему как естественно с одной стороны то, чтоб другие высказывали нам неправильные наши действия, так с другой желательно, чтоб все из нас выслушивали напоминания и обличения. Поэтому как естественно с одной стороны то, чтоб другие высказывали нам неправильные наши действия, так с другой желательно, чтоб все из нас выслушивали чужие напоминания и обличения. Умные-то люди так и смотрят на правду, которая высказывается пред ними относительно их самих или ближайших к ним лиц. Умный человек готов даже рассердить другого с тем, чтобы последний в гневе своем упрекнул его слабыми сторонами. А некоторые из святых даже давали деньги, чтоб укорил их кто и чтоб могли они приучить себя к терпению (по словам Великого Варсануфия). Они выслушивали самые колкие укоризны с лицом светлым и ласковым. Так и апостол Петр благодушно выслушал обличение Павла (Галл.2,11). Здесь мы не говорим о незаслуженных ничем укоризнах или обличениях: принимать такие обличения, значит, приготовлять себе вечную награду на небе (Мф.5,11). Но если человек с терпением выслушивает и те замечания, на которые сам вызвал своими винами или к которым только подал поводы и в таком случае он, хоть бы выслушивал их неизбежно, оказывает своего рода подвиг. Почему же? потому что это показывает, что он уважает и любит истину, что ревнует больше об истине, чем о самом себе, позволяя другим обличать себя за оскорбление истины, что не отвергает своего спасения, преодолевает свое себялюбие. (Замечательно, что и люди духовные по жизни скорее перенесут обличение от самих себя, от своей совести, чем от других: один подвижник столько унижал себя за свои грехи, что считал себя и недостойным жить на свете; а когда его обличил другой, что вот он напрасно переходит с места на место,—тогда он тотчас огорчился (Алф. Патерик о преп. Серапионе). И почему бы это нам не любить выслушивать от других справедливые, а пожалуй иной раз и преувеличенные обличения? Если лесть подобна меду, при своей сладости увеличивающему желчь: то и обличения подобны полыни, которая горька на вкус, зато очищает внутреннюю нечистоту. Что убудет у нас, если кто выскажет нам несколько обличений? Если мы не заслужили этих обличений, то и слава Богу. А если заслужили, то лучше ли нам не знать своих недостатков и пороков? больше ли будет уважать нас тот человек, который хоть знает про нас худое и готов бы вразумить нас, но молчит? Однако ж люди не любят, очень не любят выслушивать обличающую их правду. Не терпят обличений не только от низших и равных, но даже и от тех, которые имеют право и долг обличить их, как начальники, родители, наконец и духовные отцы, обличающие на духу. Еще не беда, если иной примет обличение с вспыльчивостью; но затем тотчас же и сознает себя виновными. Гораздо хуже, если кто и не убежит от обличителя, не захлопнет пред вами дверей, выслушает вас, а потом досадует на вас и злопамятствует. И еще хуже: когда иной не видит и не слышит лично обличающего, когда обличитель даже и не касается его личности прямо, например, когда он только встретит книгу, в которой без пощады осуждается его грех, как особенно против VII заповеди (Не прелюбодействуй); и—вот начинает сердиться на сочинителя этой книги, которого раньше может быть любил же и уважал. Преудивительное это дело, как люди оскорбляются за обличения! Иной, например, погибает от пьянства: здоровье его день ото дня разрушается; все знают его, как нетрезвого человека. Но начните ему говорить, что он губит своею нетрезвостью и душу и тело свое, он назовет ваши слова ложными и разгневается на вас. Кто-либо из прислуги скажет матери по чистому доброжелательству о пороке ее сына. Мать встревожится, потому что порок сына пугает ее и во всяком случае нежелателен ей в любимом сыне. Но потом она начинает сомневаться: верно ли сказано; не принимает во внимание самой честности, серьезности того человека, который сказал; начинает по своему толковать слова этого человека. И чем же оканчивается дело? Ропотом на справедливого человека, даже обвинением его в том, что он только возмутитель семьи и клеветник. Значит, для подобных людей ничего, если и погибают они сами или кровное лицо их: только бы им не знать и не слышать об этой погибели. Пусть знает про все Господь Бог, но лишь бы им оставаться в приятном незнании. Как же это они не рассуждают, что к их же пользе высказывается правда, как это они отвергают очевидный свой порок! Не притворство ли это? Как обвинят в своем пороке не себя, а того, кто заметил этот порок? Не противно ли это сердечному убеждению? Если желаете быть виноватым известным человеком или только неприятным ему: скажите ему всю правду относительно его личности, и—ваше желание исполнится. Ирод все «со сладостью» слушал Иоанна (Мрк.6,20), значит любил же частью истину, желал же себе пользы. Но лишь только Иоанн коснулся его больного места, его беззаконной и соблазнительной для всех связи с Иродиадою, и тотчас он восстал против обличителя. Так бывает и всегда. Иные люди охотно слушают вообще правду. Но лишь только кто войдет в противоречие с их ложным убеждением, лишь только обличит господствующую в них страсть, потребует от них своим прямодушным суждением или советом расстаться с любимою их привычкою или только изменить положение к которому они привыкли: тотчас с их стороны возникают недовольство, нелюбовь и гнев. Какие же отсюда происходят последствия? В отношении тех, которых обличают, вред уже очевидный: они остаются в прежнем заблуждении или в прежнем пороке, более и более коснеют в том или другом. А в отношении других или вообще в жизни человеческой от нетерпения обличений усиливается тонкая уклончивость людей, чтоб не сказать правды, обессиливается правда, падает взаимная доверенность.—Ты, возлюбленный мой собрат! никогда не отвращай своего слуха, если будет к тебе обличительное слово. И если раздражает тебя это слово,—будь уверен, что в тебе есть какое-нибудь, заблуждение, а еще скорее какая-нибудь страсть, с которыми тебе не хочется расстаться, но которые, очевидно, тебе же самому вредят. Оглавление Открытие тайны своей или чужой прежде времени или когда не требуется это Чтоб хранить тайны, нет выше на это примера, как молчание Пресвятой Богородицы и обручника ее Иосифа. Здесь мы видим глубокое хранение и своей и чужой тайны. Пресвятая Дева хранила собственную тайну, а Иосиф молчал пред другими о ее тайне, не зная еще смысла этой тайны. Могла бы Божия Матерь открыть Свою тайну о чревоношении и по доверенности человеческой, потому что Иосифу была открыта ее чистая жизнь, как в свою очередь и благочестие Иосифа было ей известно. Тем более должна бы она, судя по человечески, с большим обнаружением день ото дня своей тайны сказать о себе обручнику из страха, если не большей какой беды, то по крайней мере обличения со стороны Иосифа, который, повторяем, ничего не знал об Архангеле благовестителе. Но Она умолчала о Своей тайне и предоставляла за Себя говорить пред Иосифом ангелу же от имени Божия. Иосиф также молчал об Ее тайне, и только придумывал средство, как бы предотвратить затруднение или вред по поводу этой тайны. Высок пример, но зато он разом обнимает наш долг относительно хранения тайн. Начнем с тайн духовных же, или по духовной жизни. Если и можем мы сообщать о тайной своей добродетели, то или только глубокому христианину или лучше в третьем лице (2Кор.12,2-6). Иначе потерпим вред. Так, откроем ли мы неосторожно тайну только что предпринимаемого своего дела? Можем повредить успеху этого дела с двух сторон: и со стороны врага—дьявола, который постарается поставить нам препятствия в полезном и святом деле, и со стороны людей, которые будут завидовать нам и по зависти также препятствовать. А если нам завещана чужая духовная тайна, например, до смерти известного лица, подобно тому, как Христос—Спаситель не велел говорить о Своем преображении прежде Своего воскресения (Мф.17,9), то преждевременным раскрытием ее можем мы и подстрекнуть к духовной гордости того, кого она касается, и повредить собственному спокойствию духа. Из тайн житейских (мы имеем здесь ввиду только добрые тайны) свою тайну хранить нужно также для собственной, пользы. Но как много мы вредим себе, насказывая на свою голову! Расскажем откровенно о свидании или о переписке с кем-либо из высших лиц, и тем навлекаем на себя неожиданную неприятность. Ведь не было бы преступной и хитрой скрытности нашей, если б мы и смолчали о том, о чем нас не спрашивают и что знать другим нет пользы; была бы тогда одна сдержанность языка. Но если и со стороны кто-либо, например, человек сильный в каком-либо отношении, шутя стал бы выведывать от нас тайну, чтоб затем воспользоваться нашею откровенностью по каким-либо своим видам: то и в таком случае мы должны быть осторожны в своем слове (Сир.13,14). Как неблагоразумно хвалится надевающий на себя оружие, чтоб воевать, наравне с теми, которые уже снимают с себя оружие после войны (Цар.20,11), так и не умно говорить вперед о задуманном своем деле, которое не требуется знать другим и которое очень важно. Но еще чаще мы не сохраняем чужой тайны, которая и доверена нам под условием сохранить ее. В таком случае к нам относится постыдное имя перенощиков (Притч.20.19); тогда мы отталкиваем от себя доверенных друзей или знакомых; а в делах политических, как, например, весть о войне или о престолонаследии царского дома, такая весть, известная нам только по частному письму или разговору и неосторожно нами разглашаемая, и без вины делает нас виноватыми. Почему бы нам не удержаться от сообщения всякой чужой тайны? ужели тайна, так сказать, разорвала бы нас (Сир.19,10), если б мы погребли ее в себе? Скажут: «трудно быть между двух сторон: одна просить сохранить тайну, а другая заклинает открыть ее; первая будет опечалена открытием тайны, а последняя — оскорблена сокрытием». Но кто произносит клятву, на том и будет грех: вверенную же тайну следует сохранить. Читатель! особенно в хранении-то тайн покажи обуздание твоего языка. Тогда ты недалек будешь от того, чтоб и обуздать все тело твое». Оглавление Об излишнем любопытстве Оглавление Любопытство к чужим письмам и бумагам Любопытство к чужой переписке может быть «намеренное и ненамеренное». В первом случае сами скрывают письма (до или после почты) или же обращаются к посредству других, чтоб могли тайно прочесть чье либо письмо, затем прочитывают открытае (на бланках) письма прежде передачи их тем, к кому они адресованы, или только от досуга роются в чужих бумагах в отсутствие хозяина и без всякой цели. Ненамеренное же или случайное любопытство на этот раз составляют: придя в чужой кабинет или поместившись в кабинете на некоторое время, например, во время гостьбы, иной читает попадающиеся ему на глаза письма и деловые бумаги, смотрят на денежные счета, которые лежат пред ним, обращает внимание на мелкие записки и заметки; другой, подняв где либо брошенное письмо, также прочитывает это письмо. Подобным любопытством оскорбляется право ближнего знать то, что ему одному принадлежит; неожиданно предаются гласности его секреты, а отсюда происходить ущерб его доброму имени или имуществу. К чему же все это любопытство? Какие полезные знания оно принесет нам? Кто привык сидеть за сочинением бумаг или за чтением дел и книг, тому не довольно ли было бы работы для глаз у себя в доме? Не лучше ли было бы ему, если б он дал отдых своим глазам и своей мысли в чужом доме и кабинете, чем по привычке, или по пристрастию к книжным и письменным занятиям, придя вот и в чужой дом или квартиру, все только искал бы глазами какое-нибудь хоть малейшее чтение? (Что же до печатного, то печатное, которое уже получило смысл публичного чтения, конечно, может быть везде читаемо: книгу в чужом доме всегда можно от досуга взять в руки и просмотреть). Зачем же в чужих письмах подвергать своей поверке чувства других,—чувства иногда очень нежные, например, в переписке отца с детьми или сестры с братом? Да к чему и этот механический труд: перечитывать чужие письма и бумаги, которых может быть у иного или в ином месте целая груда? Потом, нужно посмотреть на настоящий предмет с духовной стороны. Святые угодники избегали всякого излишнего знания; например, иной раз они не любопытствовали даже и пред теми, которые с ними жили,— куда их сожители пошли или откуда пришли, где были долгое время (о св. Филим. в Добротол. ч.4). Чего же они боялись, заботливо охраняя себя от такого любопытства и знания? Того, чтоб не нарушить своего внутренняя безмолвия, чтоб творить умную молитву или не прерывать таинственной беседы с Богом. Если же мы и далеки от подобной духовной высоты: все же любопытство к чужой переписки может расстроить наш дух. Полюбопытствовали прочесть чужую бумагу, чужое письмо, а там встретили возмутительные для целомудрия картины или какую либо не совсем приятную речь на самих себя, написанную однако с проста, или без решительного намерения обидеть нас.— Нет, ты христианин, никогда не любопытствуй читать чужие письма и бумаги. Где печать, там должна быть и тайна. И не только не отыскивай чужих писем, деловых записей, чтоб прочесть их, но даже намеренно отводи свои глаза от чужих бумаг, которые будут лежать пред тобой. Оглавление Привычка подслушивать или подсматривать «Наказание человеку (невежда) слушати при дверех; безумный дверми приничет в храмину» (сквозь дверь смотрит (Сир.21,26-27). Да, это и невежество и неблагородство, когда подслушивают чужой разговор, например, чрез тонкую дверь или перегородку, как в совместных квартирных помещениях; или когда подсматривают тайно и недозволенно на чужие занятия, например, в щель двери, через ворота, проходя по тротуарам мимо окон, высматривая в приблизительную (подзорную) трубу. Так примечают (соглядают), обыкновенно за тем, что не должно быть открытым и что составляет секрет, например, в жизни какой либо семьи, в совещании какого либо комитета или комиссии, в разговоре начальника с подчиненным. Мало ли что творится или делается в кругу семьи или лиц, секретно и служебно занятых одним делом? Кроме оскорбления ближнего, здесь может пострадать и честь его. Иной раз чья либо честь в настоящем случае пострадает совсем напрасно; потому что будет подслушана или подсмотрена только минута из жизни семьи или из служебной деятельности каких либо лиц, только десятая часть, и эта-то часть выпадет не хорошая, между тем как девять добрых останутся неизвестными. Не ошибочное ли после этого будет заключение о порядке чьей либо жизни или деятельности?—Нет; ты, христианин, не унижай своего достоинства этим детским подслушиванием и подсматриванием на недозволенное. Оглавление Праздное дознание о слабых сторонах ближнего «Слышим некия.,. лукавно обходящия» (2Солун.3,11) (все любопытствующие- с греч.). Бесцельная пытливость о слабостях ближнего виновнее осуждения. В осуждении человек имеет уже готовую слабость ближнего, а иной раз осуждает только потому, что чужой порок резко бросается в глаза, или же по увлечению примером других. Но в пытливых расспросах о том, как поживает такой-то,—нет ли у него таких-то пороков, например, если он холостой или вдовец, то честно ли ведет себя: в этом случае человек сам себе изобретает грех осуждения или собирает материалы для пересудов. Здесь заключается начало забвения собственных грехов. Но если пытливый и не допускает словесного осуждения (полюбопытствует, расспросит и замолчит): все же зачем ему обременять свою память знанием чужих недостатков? Не довольно ли своих грехов, чтоб заняться ими, чем старательно отыскивать чужие? Вообще благоразумно, ли ослаблять в себе уважение к ближнему бесцельным любопытством относительно его слабостей? Любопытствуют же на этот раз больше не о соседях и знакомых; а о лицах высших и знатных: будто человеку и легче будет, если он успеет узнать, что те и другие также порочны.—Нет, христианин! И те пороки ближнего, которые пред глазами нашими, мы должны как бы не видеть,—о которых неожиданно доходит до нас слух, должны как бы не слышать, покрывая все снисхождением: так и поступал между святыми Макарий великий, которого называли «богом земным» в том смысле, что он, подобно Богу, покрывающему мир, покрывал все недостатки других (Четь-мин. под 19 янв.). Только обязанности отца семьи, пастыря прихода или наставника учащихся позволяют и заставляют вникать в жизнь других собственно и с худой стороны. Оглавление Страсть расспрашивать или рассказывать о новостях «Ни во что же же ино упражняхуся» (ни в чем охотнее не проводили времени), «разве глаголати что или слышати новое» (Деян.17,21), так замечается об афинянах, любителях новостей. Но такие любители и никогда не переводятся. «Что нового, или новенького», вот их первый вопрос при разговоре. Иные из своего рассказа о новостях извлекают для себя и корыстные виды. То раньше других они стараются услужить известным лицам новостью, а до времени одни втайне владеют ею, чтоб сообщить ее с большею для себя пользою или в час, более для себя удобный. С другой стороны, любящие слушать новости иной раз отлагают и взыскание с того человека, который, придя к ним дать отчет о своих ошибочных действиях, между прочим или даже прежде всего старается рассказать им про новость: ради сообщаемой новости они не исполняют к нему долга справедливости, мирятся с ним, между тем как не должны бы мириться в известном случае. Газеты также до того спешат услужить новостями читателям, что и ошибочно передают новости, а затем к вине своей прибавляют новую вину, что не выполняют требования оговориться в ложном слухе. Христианин и дозволенным должен пользоваться в меру. Новости же как хотите — составляют услаждение для слуха, и слуха рассеянного, исключая общественных, которые составляют общий интерес. Они—как хотите—влекут мысль только к случаям дня и отвлекают ум от вечного, или от «единаго на потребу». Напротив, когда бы человек больше обращал свою мысль к вечности, тогда менее интересовало бы его временное и ежедневное, не стал бы он ожидать с нетерпением почты или гостя, которые вот-вот принесут к нему что-нибудь новенькое: случится ему услышать новость, выслушает; нет ее - не скучает. — И ты, читатель, лучше держи себя чуждым этого увлечения афинян заниматься только новостями. Поставляй себя на этот раз в положение такого сельского жителя или прямо - затворника, до которых и почта-то не доходит, вблизи которых нет многолюдства, и которые таким образом живут совсем без новостей, но только изо дня в день трудятся над своим делом. Новость для себя они находят в том, чтоб приращать свой честный и спасительный труд. Оглавление Об улучшении своей речи, или дара словесного Оглавление Необдуманная, или небрежная речь «Прежде нежели возлаголаши, увеждь» (обдумай) (Сир.18,19). Так например, иной называет человека или вещь какую совсем не тем именем, как следует, скажет что либо наизнанку,—и это допускает довольно нередко. Другие делают вопрос или сами отвечают на вопросы тупо, отрывочно; произносят целую речь или прочитывают что либо к другим в один тон; проговорить так скоро, что слова их мелькают подобно колесу или же, напротив, в рассказе своем бывают медлительны до усыпляющей скуки. Если одни из этих недостатков происходят от торопливости, которая и в других случаях больше путает дело, чем ускоряет его, то тут еще одна случайность. Человеку, который торопится, сберегая свое время, уже не до слов: он стремится только к делу. Поэтому к отрывочной или извращенной речи этого человека можно иметь снисхождение. Но чаще причиною небрежной речи бывает только рассеянность или одна неуважительность к тем, с кем в известный час мы говорим. Напрасно! Мы должны совершенствовать все дары, какие имеем от Бога: так и дар выражать мысли требует своего совершенства. Приятная речь, т. е. умеренно-громкая, раздельная, с переменою тонов, с мягкостью голоса, точная в выражениях, главнее всего—естественная, а не модная и вычурная,—такая речь привлекает собеседников. И если придется нам склонять других к чему либо доброму или отклонять от худого: при таких то качествах речь наша произведет гораздо большее впечатление.—И ты, христианин, не огорчай ближнего небрежною своею речью, равно и небрежным неясным почерком руки в письме (одни точки). По-видимому, все это мелочи: но из - этих то мелочей и слагается большая часть нашей жизни. Этими мелочами мы часто оскорбляем ближнего или только затрудняем его в выполнении наших требований; например, сказали мы что либо невнятно (особенно так при старости лет, когда и зубов у нас не станет, когда выговор делается шипящим), а слушавший нас стыдится попросить нас о повторении к нему речи, чтоб не показаться или глуховатым или непонятливым: и вот таким образом выходят недоумения! Оглавление Привычка пересекать чужую речь «Иному глаголющу не многослови» (Сир.32,11). Здесь видим и напрасное усиление голоса: к нам только начинают говорить, а мы пересекаем чужую речь, чтоб волей и неволей нас выслушали; собеседник же усиливает пред нами свой голос (точно к глухим),—и все это продолжается несколько раз или дотоле, пока мы не замолчим. Отсюда происходит и забитость—забвение мысли: была хорошая мысль, но мы не дали другому досказать ее, и она затерялась. Этим же самым мы лишаем других права быть выслушанными, не уважаем чужой речи: другой хочет высказать нам или при нас кому либо свое мнение, а мы не даем ему говорить, предвосхищая себе одним право слова, и таким образом для него проходит охота или же срок говорить. Отсюда происходят недоумия с обеих сторон: и той, которая пересекает речь, и чьи слова не выслушиваются; оканчивают между собой разговор и расходятся, не поняв друг друга вполне. Тем хуже, если иные намеренно пересекают или заминают чужую речь, чтоб разговаривающий с ними не договорился до упреков им, которых они заслужили и ожидают, или чтоб незаметно отвлечь их собеседника от напоминаний, которые для них-то были бы неприятны, хотя и законны. Понятно, что такой человек пользуется промежутками молчания, скорее начинает новый разговор, чтоб не припомнилось и не сказалось другим по его вине какое либо слово.—Ты, читатель наш, не люби пересекать чужой речи и будь терпелив выслушивать других; иначе будут тяготиться разговором с тобой. Оглавление Безотвязная просьба или же только учащаемая без крайней нужды Один Господь Бог долготерпелив и многомилостив: Его и можем мы просить неотступно в своих нуждах. На сей раз Он благоволил сравнивать Себя с судьей, которого неотступно просила одна вдова и который ради только «безочтсва» ее исполнил ее просьбу (Лук.11,8). Но не таков человек. Он делается нетерпелив к неотступному просителю. Он скучает от частых просьб одного и того же лица, и особенно по одному предмету. О другой стороны правда и то, что просьбы иногда бывают без крайней нужды, по одной привычке просить и быть безотвязным. - Ты, читатель наш, и щади ближнего твоего, чтоб не привести его в досаду своими безотвязными и часто-временными просьбами, и не вреди самому себе безуспешностью просьб и самоунижением. Положи себе правилом: «по самому нужному делу просить не более трех раз». А иначе твоя просьба получить вид спора, прекословия. Иначе ты будешь с первого раза внушать своей встречей страх тем, у кого хочешь просить что или привык просить. При этом не считай излишнею и такого рода предусмотрительность, чтоб заранее приготовить другого к выслушанию твоей просьбы. Оглавление Нехотение ответить на чье-либо письмо Христос—Спаситель ответил на письмо к Авгарю, когда Авгарь в простоте своей просил Его, чтоб Он пришел к нему в город и навсегда поместился бы у него (Евс. Кн.1,гл.13). Если мы молчим на чье либо письмо только по недосугам своим или по причине большой переписки: от этого не легче же тому, кто ожидает от нас ответа и может быть снова не раз повторяет к нам свои запросы или просьбу, или вовсе не зная о наших недосугах или не имея к другому кому обратиться к крайней своей нужде. Да коли у нас нет времени для ответов, можем отвечать с помощью других лиц, чтоб, с одной стороны, успокоить человека пишущего к нам, а с другой—так или иначе оправдать то доверие, которое вообще к нам имеют, и те надежды других, которые на нас полагают. Между тем не чаще ли всего мы не отвечаем, притом —на несколько писем сряду, совсем по другим причинам? Например, отложив ответ до времени, мы совсем забываем о нем, теряем самое письмо;—не хотим выполнить того, о чем нас просят или что даже мы были бы обязаны выполнить; считаем для себя за низкое ответить, показать только почерк своей руки тому, кто к нам обращается. Ах! зачем же это мы томим ближнего напрасным ожиданием от нас ответа? зачем же обижаем его своим невниманием и горделивостью? ужели унижение для нас ответить человеку—положим —и очень простому в таких по крайней мере словах: «да или нет»? Если б не было у него нужды до нас, тогда он и не писал бы к нам: и не повторял бы своих писем до двух -трех раз. Точно как камень в реку его письма к нам: никакого ответа никогда он от нас не дождется; или будто для ответа он должен сам прийти или приехать к нам за сотню или тысячу верст! Огорчаясь нашим молчанием он представляет нас господинами неумолимыми, величавыми, презирающими других. Пусть его представления и будут преувеличены: но все же он имеет основание для них.—Нет ты, благородный и великодушный христианин, поставь себе правилом отвечать на каждое письмо, хоть бы ответ твой состоял в отказе и хоть бы по обстоятельствам было опущено тобою довольно времени для этого ответа. Но доколе ты не дал ответа на чье либо письмо, дотоле считай себя в долгу пред пишущим тебе, сколько бы этот человек ни был прост по своему званию, или низок по своему положению против тебя. Хоть бы и арестант из тюрьмы послал к тебе записку: и арестанта удостой ответа письменного или словесного узаконенным порядком. Можно разве оставлять без ответов письма только лишь искательные, например, с поздравлениями от подчиненных, или просительные без всякой нужды или требующие уведомления для одной формы (например, о получении чего либо через почту),—и то извинившись при случае пред пишущими в своем молчании.