ПРОФ. КАПТЕРЕВ Н. Ф. / ПАТРИАРХ НИКОН И ЦАРЬ АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ (19)

Эти условия, на которых Никон готов был оставить патриаршество, царь передал на рассмотрение собора, черновые записи которого дошли до нас. Собор, по вышеприведенному пункту обязательств 257 Никона, согласился с ним, но как бы сомневаясь, что Никон станет употреблять и книги, исправленные с греческих печатных, сделал от себя, к обязательству Никона, следующее очень важное и существенное дополнение: живучи в тех монастырях, святейшему Никону патриарху держатн вся предания православная, и книги исправленные с старых греческих книг и символ, како исправился при нем и имети любовь и единение со вселенскими патриархи во всем неотложно. Священный же собор рече: аще что и впредь, за повелением великого государя, и за благословением святейшего патриарха московского и всего священного собора, с греческих книг исправится, и ему, святейшему патриарху Никону, и те книги приимати и по ним славословие и чины церковные исправляти» 1). Итак Никон, с своей стороны, заявляет, что он обязуется признавать и употреблять «служебник и требник и прочия святые книги справленные с старых с греческих святых книг», а следовательно, отказывается признавать книги справленные просто с греческих печатных книг. Так это и понял собор 1665 года, почему и счел необходимым от себя добавить, что бы Никон взял на себя еще обязательство признавать и употреблять книги исправленные, и в будущем имеющия быть исправленными, просто с греческих книг т. е. с печатных греческих венецианских изданий. Впоследствии патриарх Иоаким писал архимандриту Кириллова монастыря, в котором заключен был Никон: «а книги держать ему, Никону, почему церковная и келейная управлять, только правильные печатные», предполагая, очевидно, что Никон мог не принимать и не употреблять тогдашние наши исправленные книги 2). Значит, Никон действительно был убежден, что книги при нем исправлялись, с старых с греческих святых книг», почему он и хотел признавать и употреблять только таким образом исправленные книги. Но, с другой стороны, несомненно и то, что служебник, например, был переведен при Никоне с греческого пе- 1) Дело о патриархе Никове, стр. 212, 223. 2) Рукопись библ. моск. дух. академии: подлинное дело о суде над п. Никоном, л. 353. 258 чатного венецианского издания, и этот перевод лег в основу Никоновского исправления служебника, так что и при Пиконе исправление книг совершалось не только «с старых греческих святых книг», но и с печатных греческих. Медведев заявляет, как мы видели, что Никон вовсе не знал последнего обстоятельства, так как он был будто бы обманут лукавыми людьми, которые уверили его, что они исправляют все по старым греческим и славянским книгам, тогда как в действительности исправляли с греческим венецианских печатных изданий. Нам это дело, как мы уже говорили, представляется несколько иначе. Хотя сам Никон действительно думал, что исправленные при нем книги обязательно проверены древними греческими и славянскими книгами, но он, конечно, хорошо знал, что в общем это дело при нем велось так, что книжные справщики сначала делали перевод с греческих печатных книг, и брали этот перевод как первую основную редакцию, и уже потом справлялись с древними греческими и славянскими книгами, и на основании их вносили в первую редакцию разные перемены и поправки. Никакого обмана, о чем говорит Медведев, тут, очевидно, не было, а дело велось как находили удобнее и успешнее вести его справщики, которые в этом случае пользовались значительною свободою и самостоятельностью. Лично сам Никон производил только обрядовую реформу и этой церковно-обрядовой стороной реформы по преимуществу, и почти исключительно, интересовался. Но к самой книжной справе в тесном смысле, к самому тексту книжных исправлений, Никон не имел, да и не мог иметь, прямого непосредственного отношения. Никон совсем не знал греческого языка, не мог читать греческих книг, а следовательно не мог сам следить за справою с греческих книг и поневоле все это дело должен был доверить своим справщикам, предоставляя им в этом отношении полную свободу, почему справщики и вели самостоятельно дело переводов, как они находили это для себя лучше, удобнее и, по их соображениям, продуктивнее. Шушерин поэтому поводу говорит, что Никон, собравши старые греческие и славянские книги, поручает «искусным и благоговейным мужам, имущим от 259 Бога дар чистое от недостойного изводити, и могущим с еллиногреческаго языка на славянский переводити, те книги рассматривати и погрешения от неискусных переводчиков и от преписующих исправляти и вся выписовати» т. е. говорит, что Никон, в книжной собственно справе должен был всецело, по незнанию им греческого языка, положиться на избранных им справщиков, которые собственно и вели все дело справы, помимо личного, непосредственного участия самого Никона. Этим конечно объясняется, почему справщики вину тех или других возможных погрешностей при исправлении какой либо книги прямо берут на себя. В послесловии, например, к ирмологиону 1657 года справщики говорят: «изследивши с греческих текстов преложихом на славянский диалект ново», но что переводом они очень спешили, так как им мешали другие дела, почему в издании возможны и погрешности, невольно ими допущенные. Значит Никон к книжной справе в собственном смысле не имел прямого непосредственного отношения, а стоял от нее несколько в стороне, и не смотрел на нее как на свое только личное дело, за которое бы отвечал он лично, тем более что производимые при нем книжные исправления, обыкновенно одобрялись целыми соборами русских иерархов, а также и присутствовавшими на этих соборах восточными иерархами. В первые годы своего патриаршества Никон заявил себя самым убежденным и завзятым реформатором—грекофилом. Он не только исправлял русские церковные обряды, чины и книги по греческим, не только публично и торжественно заверял, «что хотя он русский и сын русского, но его вера и убеждения греческие», но он в тоже время переносит к вам греческие амвоны, греческий архиерейский посох, греческие клобуки и мантии, греческие церковные напевы, приглашает в Москву греческих живописцев, мастеров серебряного дела 1), строит монастыри по образцу 1) В видах конечно улучшить и приблизить к древне-византийскому русское иконописание, и в то же время не доверяя франкским живописцам, Никон старался выписать в Москву греческих живописцев. В 1656 году приехал в Путивль грек Мануйла Фомин «с грамотою иерусалимского патриарха Паисея, писано о ваших царских де- 260 греческих, приближает к себе разных греков, слушает их, действует по их советам и указаниям, всюду выдвигает на первый план греческий авторитет, отдавая ему решительное преимущество пред вековою стариною, пред русскими всеми признаваемыми доселе авторитетами. При взгляде на эту страстную, ни пред чем не останавливающуюся грекофильскую деятельность Никона реформатора, так и кажется, что Никон задался грандиозной идеей сделать из Москвы, в церковном отношении, вторую Византию, перенеся из последней все ценное церковное в Москву. Он как будто мечтал воскресить в Москве былые времена процветания греческого православия, когда благочестивые греческие цари, вместе с святыми патриархами, собирали соборы, обсуждали и решали на них всевозможные выдвигаемые жизнью церковные вопросы, делами на них обязательные для всех постановления, издавали законы, которые и теперь так чтутся всеми православными. Благодаря именно ему—Никону, казалось, Москва станет действительным третьим Римом, ни в чем, при этом, не разрывая с остальным православным востоком, а только, чрез церковно-богослужебное объединение, теснее соединившись с ним, и став его действительною всестороннею опорою, а вместе главою и руководителем. Но в действительности ничего этого не было, а было совсем другое, указывающее на крайнюю неустойчивость и изменчивость самой грекофильской реформаторской деятельности Никона, который, к концу своего патриаршества, как-то охладел к своей реформе, и даже как будто изменил свои прежние грекофильские воззрения и увлечения. лах, да письмо из Царьгорода от иконописца». На Москве в посольском приказе Мануйло сказал: «с ним де послал к государю еросалимский патриарх грамоты об нем же Мануйле, а с товарищем ево с Миколаем Ивановым послал грамоту к государю святейшему Никону патриарху ов же еросалимский патриарх Паисей о иконописцех». В 1657 году белый поп Иван, города Трикалы, по указу Никона, отправился на родину «призвать к Москве живописцев и мудрых серебреников, и о том дана его патриаршая грамота за висячею печатью». Уже по удалении Никона с патриаршего престола, именно в 1660 году, в Москву приеха и грек иконописец Апостол Юрьев. (Греческие дела—в большом моск. архиве мин. иностран. дел—7164 г. Ns 10; 7165 г. № 26; 7168 г. № 8). 261 Раз Неронов, явившись к Никону, с которым он было помирился, говорил ему; «иностранные (греческие) власти наших служебников (т. е. старопечатных до исправления их Никоном) не хулят, но и похваляют». И патриарх рече: «обои де добры (т. е. старопечатные и новоисправленные)—все де равно, но каким хочеш, по тем и служит». И Григорий рек: «я старых де добрых и держуся». И взем благословение отъиде». Но этого мало. 21 января 1658 года, во время всенощной, в московском Успенском соборе, Никон приказал троить аллилуию и прибавлять «слава тебе Боже». Неронов, бывший тут же в соборе, стал сильно укорять за это Никона и указывал ему на известное житие св. Евфросина псковского. «До чего тебе, патриарх, домутить Росиею? говорил Неровов Никону. С кем ты советовал, и какое свидетельство произносит четвериш аллилуия? У нас, в Велицей Росий, преподобный Ефросин псковский много трудився, сниская о сих, и у вселенских патриарх был, вопрошая о вещи сей, и яко же предаша ему тии, сице и той зде в Велицей Росий нам предложи. Бог же забвению труды его не преда, но знаменьми и чудесы прослави его, якоже и прочих великих святых». И патриарх рече: «Вор-де, б....с... Евфросин!» И Григорий рече: «Как таковая дерзость, и как хулу на святых вещаеш?—услышит Бог и смирит тя!» «И доколе старец Григорий был на Москве, умолил протопопа з братиею, в соборной церкви, на клиросах чтобы не четверить аллилуия. Тии же послушаща старца, говорили аллилуия на клиросах по дважды, в третье: слава тебе Боже. Патриарх же ничтоже им глагола, точию подяк, псалтырь говоря, заповедание патриархово говорил—четверил аллилуия. По вся же дни старец, и до поездки, приходил в соборную церковь, и яллилуиа на крылосах протопоп и з братиею говорили подважды, и до поездки Старковы» 1). Очевидно в конце концов грекофильствующий реформатор Никон пришел к тому верному убеждению, что старые и новоисправленные им книги, чины и обряды, одинаково добры, что для веры и благочестия безразлично, бу- 1) Мат. для ист. раск. т. 1, стр. 162—163. 262 дут-ли служить по старым служебникам или по новоисправленным, будут-ли троить или двоить аллилуию. Но если старые и новоисправленные книги, чины и обряды одинаково добры, одинаково безразличны для веры и благочестия, то какой же собственно смысл имела реформаторская деятельность Никона, направленная на переделку этих «добрых» чинов и обрядов нашей церкви и сопровождавшаяся ссылками, заточениями, обличениями в ереси и анафематствованиями всех тех, кто не хотел отказаться от этих добрых старых книг, чинов и обрядов, не хотел признать их неправыми, непозволительным новшеством? Разлад между Никоном, торжественно заявляющим о настоятельной необходимости исправления русских книг, так как они содержат в себе неправые, нововводные чины, и Никоном, признающим, что старые служебники так же добры как и новоисправленные, что будет безразлично служить по тем или другим служебникам,—разлад слишком очевиден и устранить его нет никакой возможности, если мы не признаем, что Никон, под конец своей патриаршей деятельности, заметно изменил свой взгляд на смысл и значение своих собственных реформ. Несомненно во всяком случае одно, что Никон, после самой напряженной и кипучей реформаторской деятельности, в которой он проявил столько энергии, увлечения и пыла, стал относиться к своим собственным реформам как то безучастно и равнодушно. На это могла иметь влияние его продолжительная, упорная, но, в конце концов, не совсем удачная борьба с кружком ревнителей благочестия, все более заметная перемена в его личных отношениях к царю, а главным образом вероятная перемена в его личных взглядах на значение в делах веры и благочестия того или другого обряда, перемена, очень естественная в человеке умном и восприимчивом, посвятившем этому делу несколько лет деятельности, и, отчасти путем собственных размышлений и невольного изучения, отчасти благодаря своему частому обращению с лицами научно-образованными, пришедшему к верному убеждению, что старые и новые служебники одинаково добры, что можно служить по тем и другим, так как это дело совершенно безразличное для веры и благо- 263 честия. Как бы то ни было, но только под конец дело церковных исправлений не стояло уже у Никона на первом плане, не было для него тем живым, насущным делом, в которое бы он вкладывал всю свою душу, в котором бы он видел главную задачу своей патриаршей деятельности. Никон хорошо видел, что противники его реформ нетерпеливо ждут того времени, когда новый патриарх будет переделывать все, им сделанное, и однако из личного только самолюбия он сам оставляет патриаршую кафедру, не смотря на очевидность, что этим поступком он окончательно развязывает руки всем врагам своих реформ, открывает свободный путь для их враждебной его делу деятельности. Проживая, после своего удаления с патриаршества, в Воскресенском монастыре, Никон деятельно занимался монастырскими постройками, деятельно вел тяжбы из-за монастырских имений, вел живую и энергичную полемику с своими личными врагами, зорко высматривал все покушения на его патриаршее достоинство, на оставленную им добровольно патриаршую власть, словом был крайне внимателен и чуток к личным своим интересам, к своему до болезненности раздраженному самолюбию, а что бы он хотя сколько-нибудь интересовался оставленным им на произвол, без всякой защиты, делом церковных исправлений, его дальнейшею судьбой и течением, это ни откуда не видео. От Никона, по удалении его с патриаршей кафедры, осталась довольно значительная переписка с царем, письма к некоторым другим лицам, очень обширное сочинение против Паисия Лигарида, в котором он подробно говорит о своих отношениях к царю, о тогдашнем общем положении церковных дел, о русских архиереях, о церковном суде, о церковных и монастырских имениях и пр., но нигде даже ни разу он не упоминает и не вспоминает о своих церковных реформах, как будто это дело его вовсе и не касается, даже как будто такого дела вовсе и не было. Проживая в Воскресенском монастыре Никон прекрасно знал, что из-за произведенных им реформ теперь всюду идет на Руси страстная, ожесточенная борьба, происходят всюду распри, разделения, в русской церкви видимо быстро нарождался раскол, и что главному и луч- 264 шему делу его патриаршества по-видимому суждено окончательно рухнуть под дружным и ожесточенным напором его врагов. Все это не мог не видеть Никон, и однако он ни одним словом не откликнулся на разраставшуюся борьбу из-за его церковных исправлений, не сделал ни одного шага, не предпринял ни одной меры, что бы оберечь, защитить главное дело своего патриаршества. Все время, по оставлении им патриаршей кафедры, Никон оставался холодным, совершенно безучастным зрителем все более широко разгоравшегося пожара из-за его церковных исправлений; он, очевидно, теперь уже не считал этого дела_ близко касающимся его лично, и потому не находил для себя возможным не только бороться, но и просто беспокоиться из-за него 1). Но только индифферентным отношением к делу своей церковной реформы Никон не ограничился. Известный противник церковной реформы Никона, дьякон Федор, делает такое любопытное заявление: «по сем Никон, по многом обличении от многих отец, позна свое блужение в вере, и отрекся патриаршества своего в соборной церкви пред народом, и отъиде в монастырь свой, и посем в Валдае в Иверском монастыре завел свою друкарню, тут же населившася иноцы Киевопечерскаго монастыря; и повелел им тут печатать Часовники по старому уставу и обычаю, и те Часовники его видех аз, по его благословению печатные тамо мелкими словами в четверть листа, в нихже уже: и в Духа Святого Господа истинного и животворящего, и прочая вся в них постарому слово в слово» 2). Говорят, что Часовник, напечатанный патриар- 1) На это равнодушие Никона к его собственным церковным исправлениям жалуется и царь Алексей Михайлович. В своем повелении в 1662 г. о созвании собора он заявляет, «что церковь вдоствует без пастыря уже пятолетствующи, а пастырю убо патриарху Никону отшедшу и пребываюицу в новоустроенных от него обителех, а о вдовстве ее нерадящу, также и о несогласии церковного пения и о службе божественные литоргии и о иных церковных винах, которые учинились при бытии патриаршества его, и потому действуются и до ныне, и от того ныне в народе многое размышление и соблазн, а в иных местах и расколы». (Гиббен. ч. 1, стр. 242). 2) Матер. для ист. раск. т. VI, сир. 150. 265 хом Никоном в Иверском монастыре по старому, а в символе с внесением слова истинного, сохранился до настоящего времени и его можно найти в книжных собраниях некоторых частных лиц, любителей и собирателей старопечатных книг. Мы, с своей стороны, не могли найти и видеть этого Часовника, но это не может и для нас служить основанием заподозрить справедливость приведенного свидетельства дьякона Федора. Дело в том, что и сам Никон в одном случае свидетельствует, что в его Иверском монастыре действительно печатались книги неисправно т. е. по-старому, а не против новоисправленных книг. В своей грамоте к архимандриту Иверского монастыря Дионисию, в июне 1658 года т. е. только за один месяц до оставления им патриаршей кафедры, Никон пишет, чтобы они прекратили допечатание кутеинских Псалтырей потому что те Псалтири неисправны. «И как к вам ся наша грамота придет, и вы б, по нашему великого государя указу, тех кутеинских Псалтирей допечатывать и выдавать не велели, тем казны не собрать, а велети б вам вновь завести печатать иная какая книга, Аввы Дорофея, или иная какая». 1). Значит, в Иверском монастыре уже решили было печатать Псалтири по-старому, но Никон запретил это делать, но не потому однако, чтобы он был против вообще печатания псалтырей по-старому, а единственно потому, «что тем казны не собрать» т. е. что старопечатными книгами теперь нельзя выручить затраченные на их печатание деньги, так как они не найдут себе на книжном рынке покупателей, от которых правительство требует, чтобы они обзаводились новоисправленными книгами, а старые, как ненужные, оставляли. Никон смотрит здесь на печатание старых книг чисто с хозяйственно-коммерческой точки зрения, с точки зрения материальной выгоды или потери от этого предприятия. Но с удалением Никона с патриаршего престола обстоятельства в этом отношении сильно изменились. Большинство теперь стало думать, что с уходом Никона и все его реформы и книжные исправления будут уничтожены, все останется по-старому, а значит в ход пойдут по-прежнему и старые книги, которые, ко- 1) А. Э. т. IV, № 126. 266 нечно, теперь находили хороший сбыт на рынке, тогда как торговля новоисправленными книгами естественно должна была остановиться. В виду этих обстоятельств в Иверском монастыре, по-прежнему находившемся в ведении Никона, начинают печатать церковные книги по старому и, конечно, делают это с согласия Никона. Так в 1661 году в Иверском монастыре была напечатана книга: «Брашно духовное, сиречь: псалмы, молитвы, пения, благодарение и каноны и прочая, от многих книг собранные, зело нужные и душеполезные. В монастыре общежительном Иверском, иже на святе Езере, в строении святейшего Никона патриарха новотипом издася. Лето от создания мира 7170, от рожества же Господа нашего Исуса Христа 1661, индикта 1:3, месяца октоврия в 19 день». Эта книга была напечатана согласно с старыми книгами, а не с новоисправленными. Например: «чин како подобает пети псалтырь». — «Аще иерей начни: благословен Бог наш... Аще же ни, рци: за молитв святых отец наших, Господи Исусе Христе Сыне Божий, помилуй нас, аминь». В каноне «за едино умершаго» на отпуске говорится: «Господи Исусе Христе Сыне Божий, молитв ради пречистыя ти Мати»... Повсюду «во веки веком». «Отче наш... и остави нам долги наша яко и мы оставляем... и невоведи нас во искушение»—«Свете тихий... Исусе Христе пришедшу солнцу на запад... Сыне Божий живот даяй всему миру, его же ради весь мир славит тя».— «Богородице дево радуйся обрадованная Марие... яко родила еси Христа Спаса».—«Честнейшую херувим и славнейшую воистину серафим». — «Что тя наречем, о обрадованная, небо..».—«Покаяние отверзи ми двери жизнодавче: утренюет бо дух мой к церкви святей своей, церковь нося телесную, всю оскверненную, но яко щедр очисти, благоутробными си милосердием». Символ веры: «Верую во единого Бога... И во единого Господа Исуса Христа... рожденна, а несотворенна... и нашего ради спасения сошедшаго со небес и воплотившагося от Духа свята и Мария девы... Распята же за ны... и воскресша во третий день по писаниих... Его же царствию несть конца». Впрочем и новоисправленные книги при самом Никоне и в правительственной типографии издавались иногда с некоторыми отступлениями в пользу старого. Так, например, в Триоди Постной, издания 1656 года, 267 в чине: «в пяток вечера память совершаем всех от века усопших православных христиан и братий наших» на стр. 23 значится: «аллилуиа, аллилуиа, слава тебе Боже 3-жды», после песни: «радуйся чистая, Бога плотию родшая во спасение всех... аллилуиа, аллилуиа, слава тебе Боже 3-жды», т. е. в обоих случаях предписывается по старому двоить, а не троить аллилуия; на стр. 122. «священник: за молитве святых отец наших». В Ирмологионе,1657 г., после богородична: «жизнодавца рождыни... аллилуиа, аллилуиа, слава тебе Боже 3-жды» (на стр. 574). Значит, не только в Иверском монастыре некоторые книги издавались, с согласия Никона, по старому, но и в новоисправленных книгах, выходивших при Никоне из правительственной типографии, принцип исправления старого проведен был не со всею строгостью 1). Никон, в последнее время своего патриаршества, а потом по оставлении им патриаршей кафедры, не только признавал старые и новые служебники одинаково добрыми, допускал совершать службы по тем и другим, дозволял печатать в Иверском монастыре по старому, но в конце концов он даже принципиально заподозрил свои собственные реформы. Все церковные исправления Никона имели смысл и значение под условием признания авторитета восточных патриархов и признания неповрежденности тогдашних греческих печатных книг. Но Никон, во время соборного суда над ним, отверг то и другое, вследствие чего необходимо стал в отрицательное отношение к своим же собственным реформам. Во время соборного суда над ним, Никон заявил, что патриархи александрийский и антиохийский, присутствовавшие тогда на соборе, не могут 1) Паисий Лигарид, в своем сочинении «О суде над патриархом Никоном» (об этом сочинении Лигарида скажем ниже), заявляет, что Никон, во время соборного суда над ним, сам признал неисправность своих книжных исправлений. Когда Никон, рассказывает Лигарид, отверг на соборе греческий номоканон, как еретический, «принесено было, для большего удостоверения, законоположение русских, но и это Никон отверг как неверно изданное при патриархе Иосифе московском. Никон нехотя прибавил, что некоторые книги неправильно были изданы и во время его патриаршества, почему и поручил архиереям в удобное время исправить их». 268 быть названы настоящими, законными патриархами, так как александрийский не живет в Александрии, а антиохийский живет в Дамаске. А между тем, как мы знаем, большую часть своих церковно-обрядовых реформ Никон произвел именно по совету и указаниям антиохийского патриарха Макария, на авторитет которого он тогда постоянно указывал и опирался. Что же в таком случае значили эти реформы, если они произведены были Никоном по советам и указаниям Макария, незаконного, ненастоящего патриарха?—При Никоне, как мы видели, наши книги прежде всего исправлялись с греческих печатных книг. Но когда, во время соборного суда, против Никона приведено было одно правило из греческой книги, его осуждающее, то Никон резко заявил на соборе: «греческие правила не прямые, их патриархи от себя написали, а печатали их еретики», и затем опять настойчиво повторил: «греческие правила не прямые, печатали их еретики». Конечно это заявление Никона можно объяснять его крайней тогдашней раздраженностью против его судей—патриархов, можно видеть в нем только необдуманные слова пылкого, несдержанного человека. Но можно объяснять дело и иначе. Все греческое в глазах Никона было хорошо только до тех пор, пока греки льстили ему, всячески угодничали и пресмыкались перед ним, пока они оправдывали и одобряли все его реформаторские действия, а он, опираясь на них, играл видную и эффектную роль реформатора русских церковных порядков. Как же скоро те же самые греки враждебно коснулись самого Никона, из льстецов и угодников превратились в грозных и не податливых его судей, а реформаторская его деятельность подверглась всяким пересудам, толкованиям и проверкам; грекофильства Никона как не бывало, он уже судит и рядит как истый старообрядец: восточных патриархов называет ненастоящими патриархами, греческие печатные книги — неправыми, так как их печатают еретики. Никон, видимо, не смотря на свое громкое заявление: «хотя я русский и сын русского, но моя вера и убеждения греческие», на самом деле, по своим истинным убеждениям, всему духовному складу своей личности и симпатиям, продолжал всегда оставаться завзятым тогдашним русским; все его 269 Подпись: # грекофильство было у него явлением очень непрочным, как бы искусственным, привитым к нему со стороны. Как же скоро обстоятельства изменились, его прежние друзья и поощрители в грекофильстве превратились в его решительных врагов и Никон был, так сказать, предоставлен только самому себе: в нем и сказался тот действительный, настоящий Никон, от которого не раз слыхали ранее, как он говорил: «гречане де и малые России потеряли веру и крепости и добрых нравов нет у них, покой да и честь тех прельстила, и своим де нравом работают, а постоянства в них не объявилося и благочестия ни мало».