- 275 Просмотров
- Обсудить
Преподобномученика и исповедника Стефана Нового. Мученика Иринарха и святых семи жен. Священномученика митр. Серафима Чичагова.
Прмч. и исп. Стефана Нового (767). Мч. Иринарха и святых семи жен (303). Свт. Феодора, архиеп. Ростовского (1394). Мчч. Стефана, Василия, Григория, другого Григория, Иоанна и иных многих (VIII). Сщмч. митр. Серафима Чичагова (1937). Сщмчч. Алексия Веселовского, Алексия Смирнова, Василия Завгороднего пресвитеров, прмчч. Рафаила Тюпина, Викентия Никольского и мц. Анисии Маслановой (1937); мц. Параскевы Федоровой (1938); сщмч. Николая Крылова пресвитера (1941). Обре́тение мощей прп. Сергия Сребрянского, исп. (2000). Тит., 301 зач., I, 15 – II, 10. Лк., 95 зач., XIX, 12–28. Прмч.: 2 Тим., 291 зач., I, 8–18. Мф., 37 зач., X, 23–31*. Тропарь преподобномученика Стефана Нового, глас 4: По́стнически предподвиза́вся на горе́,/ у́мная враго́в ополче́ния/ всеору́жием Креста́ погуби́л еси, всеблаже́нне,/ па́ки же ко страда́льчеству му́жески вооружи́лся еси́,/ уби́в Копрони́ма мече́м ве́ры,/ и обоих́ ра́ди венча́лся еси́ от Бо́га,// преподобному́чениче Стефа́не приснопа́мятне. Кондак преподобномученика Стефана Нового, глас 3: Из неплод́на, преподо́бне, ко́рене/ возрасте́ ветвь, первострада́льцу тезоимени́те,/ мона́хов наста́вник вели́к, о́тче, яви́лся еси́/ и, я́рости не убоя́вся царя́,/ не хотя́ща Христо́в чествова́ти о́браз,/ сего́ ра́ди сконча́вся,// му́ченический вене́ц прия́л еси́, Стефа́не. Тропарь священномученика Серафима, глас 5: Во́инство Царя́ Небе́снаго/ па́че земна́го возлюби́в,/ служи́тель пла́менный Святы́я Тро́ицы яви́лся еси́,/ наставле́ния Кроншта́дтскаго па́стыря в се́рдце свое́м слага́я,/ да́нная ти от Бо́га многообра́зная дарова́ния/ к по́льзе наро́да Бо́жия приумно́жил еси́,/ учи́тель благоче́стия/ и побо́рник еди́нства церко́внаго быв,/ пострада́ти да́же до кро́ве сподо́бился еси́,/ священному́чениче Серафи́ме,/ моли́ Христа́ Бо́га// спасти́ся душа́м на́шим. Кондак священномученика Серафима, глас 6: Саро́вскому чудотво́рцу тезоимени́т быв,/ те́плую любо́вь к нему́ име́л еси́,/ писа́ньми твои́ми по́двиги и чудеса́ того́ ми́ру возвести́в,/ ве́рныя к его́ прославле́нию подви́гл еси/́ и благода́рственнаго посеще́ния/ сама́го преподо́бнаго сподо́бился еси́./ С ни́мже ны́не, священному́чениче Серафи́ме,/ в Небе́сных черто́зех водворя́яся,/ моли́ Христа́ Бо́га// серафи́мския ра́дости нам прича́стником бы́ти. Если совершается служба сщмч. Серафима, то на литургии чтения дня и священномученика: Рим., 99 зач., VIII, 28–39. Лк., 106 зач., XXI, 12–19. Святой преподобномученик и исповедник Стефан Новый родился в 715 году в Константинополе в благочестивой христианской семье. Родители его, имея двух дочерей, молили Господа о рождении сына. Новорожденного Стефана мать принесла во Влахернский храм во имя Пресвятой Богородицы и посвятила Богу. В то время император Лев Исавр (716–741) начал гонение на святые иконы и на их почитателей. Сторонники иконоборческой ереси при поддержке царя захватывали главенствующие позиции в империи и Церкви. Гонимое сильными мира сего Православие сохранялось в отдаленных от столицы монастырях, в уединенных келлиях и в сердцах мужественных и верных своих последователей. Православные родители святого Стефана, тяготясь окружающим нечестием, удалились из Константинополя в Вифинию, а своего шестнадцатилетнего сына отдали в послушание блаженному Иоанну, подвизавшемуся в уединенном месте на горе святого Авксентия. Более 15 лет пробыл святой Стефан у блаженного Иоанна, целиком предав свою волю этому духоносному старцу, обучаясь у него иноческому деланию. Здесь же Стефан получил известие о том, что умер его отец, а мать и сестры приняли монашеский постриг. Через некоторое время скончался и наставник святого, блаженный Иоанн. С глубокой печалью Стефан предал погребению его честное тело, а сам продолжал иноческий подвиг в его пещере. Вскоре к подвижнику стали приходить иноки, желавшие учиться у него добродетельной и спасительной жизни, постепенно образовался монастырь, игуменом которого стал святой Стефан. В сорокадвухлетнем возрасте игумен Стефан покинул созданную им обитель и ушел на другую гору, на вершине которой, в уединенной келлии, пребывал в глубоком затворе. Однако и здесь вскоре создалась община иноков, ищущих духовного наставничества святого Стефана. Льва Исавра на императорском престоле сменил Константин Копроним (741–775), еще более яростный гонитель православного благочестия, еще более ревностный иконоборец. Император созвал иконоборческий собор, на котором присутствовали 358 епископов из восточных провинций. Однако, кроме архиепископа Константинопольского Константина, незаконно возведенного на церковный престол властью Копронима, ни один из патриархов не захотел участвовать в злочестивых деяниях этого собора, который тем не менее именовал себя вселенским. Собор еретиков, по предложению царя и архиепископа, объявил иконы идолами, предал анафеме всех, православно поклоняющихся им, объявил иконопочитание ересью. Между тем, обитель святого Стефана и ее игумен стали известны в столице. Императору рассказывали о подвижнической жизни иноков, об их православном благочестии, о даре чудотворений игумена Стефана, о том, что молва о святом Стефане распространилась далеко за пределы монастыря, а имя настоятеля окружено всеобщим почетом и любовью. Императора особенно разгневало открытое поощрение иконопочитания и порицание гонителей Православия в обители святого Стефана. Архиепископ Константин понял, что в лице игумена Стефана имеет сильного и непримиримого противника его иконоборческим устремлениям, и употребил много сил, чтобы привлечь его на свою сторону или погубить. Святого Стефана пытались переманить в стан иконоборцев, сначала лестью и подкупом, затем угрозами, но тщетно. Тогда святого оклеветали, обвинив его в сожительстве с инокиней. Однако его вина не была доказана, так как оклеветанная инокиня мужественно отрицала вину и скончалась от истязаний и пыток. Наконец, император приказал заточить святого в темницу, а обитель его разорить. В темницу к святому Стефану были посланы епископы-иконоборцы, чтобы убедить его в догматической истинности иконоборчества. Но святой легко опроверг все доводы еретиков и остался верен Православию. Тогда император приказал изгнать святого на один из островов в Мраморном море. Преподобный поселился в пещере, и туда вскоре собрались его ученики. Через некоторое время святой оставил братию и принял на себя подвиг столпничества. Слава о подвижнике Стефане и чудесах, творимых по его молитвам, разносилась по всей империи и укрепляла веру и дух Православия в народе. Император приказал перевести Стефана в темницу на остров Фарос, а затем представить его на суд. На суде святой опроверг доводы еретиков, судивших его, объяснил догматическую сущность иконопочитания и обвинил иконоборцев в том, что, хуля иконы, они возводят хулу на Христа и Богоматерь. Для доказательства святой показал золотую монету, на которой было изображение императора. Он спросил судей, что сделали бы они с человеком, который, бросив монету, стал бы топтать ее ногами. Ему ответили, что такой человек был бы непременно казнен за то, что обесчестил образ царя. На это святой Стефан сказал, что еще большая кара ждет того, кто бесчестит образ Царя Небесного и Его святых, бросил монету на землю и стал попирать ее ногами. Император приказал в оковах отправить святого в темницу где уже томились 342 старца, осужденных за почитание икон. В этой темнице святой Стефан пробыл одиннадцать месяцев, утешая заключенных. Вместе с ними совершал он молебное пение, часто исполняя тропарь Нерукотворному Образу Спасителя. Люди во множестве приходили к темнице и просили святого Стефана помолиться о них. Император, узнав, что святой и в темнице создал монастырь, где постоянно идет моление и почитаются святые иконы, послал двух своих самых любимых слуг, братьев-близнецов, чтобы они до смерти забили святого. Когда братья вошли в темницу и увидели осиянное Божественным светом лицо преподобного, они упали ему в ноги, просили прощения и его молитв, а царю сказали, что исполнили приказ. Но император узнал правду и прибегнул еще к одной лжи. Сказав своим воинам, что святой якобы хочет свергнуть его с престола, он направил их в темницу. Святой исповедник сам вышел навстречу разъяренным воинам, которые схватили его и поволокли по улицам города. Истерзанное тело мученика бросили в яму, где хоронили преступников. На следующее утро над Авксентиевой горой появилось огненное облако, затем мгла густая опустилась на столицу и пронеслась жестокая буря, поразившая многих. Святой Иринарх происходил из города Севастии[1]. Нелёгкий жизненный выбор пал на душу святого Иринарха. Уже в юности он стал палачём мучимых христиан в городе Севастии Армянской. Несмотря на призывы Христа основить беззаконную руку, карающую ни в чём невиновных приверженцев истинного Бога, этот тихий постоянный стук в сердце никак не доходил до совести юноши, служившего бессловесным истуканам. Но Христос как никто другой знал сердце своего заблудшего по молодости служителя. Так продолжалось до той поры, когда перед Иринархом не предстали очередные жертвы - семь жен, проживавших в Севастии и обвиненных в "совращении" в христианство собственных супругов. Несмотря на все уговоры, угрозы и пытки, христианки держались чрезвычайно стойко. После того, как они были утопленны в Севастийском озере, пришёл черед и святого Иринарха. Он понял, что если уж слабые телесно женщины так тверды в своей вере, так непреклонны даже перед лицом жуткой смерти, то что же представляет из себя он сам? После тяжких раздумий и внутреннее смятение, в которых, как в горниле были сожжены все сомнения и колебания, Иринарх объявил себя христианином. Вот шаг, достойный настоящего уверовавшего, уже не юноши, но мужа. Уже и пытки не смогли бы заставить его отречься от Христа. Судья-язычник это почувствовал и понял, что любые уговоры и увещания бессильны. Он приказал посадить мученика в болото на съедание мошке, а после этого подвергнуть пытке огнём. Но и огненная печь не смогла превозмочь веру Иринархову и силу Духа Святого Божия... Только после этого мученик был обезглавлен и его святая душа отошла в Царствие Небесное. А нам с вами урок и наставление: быть верными Богу даже до смерти, если в том возникнет необходимость и единственная возможность спасти душу... Раньше в Константинополе существовала православная церковь во имя мученика Иринарха, где ежегодно в день его памяти совершались торжественные празднования. Ныне нигде в мире нет церкви, освящённой во имя святого мученика Иринарха Севастийского. Мощи святого известны только Господу Богу. [1] Здесь разумеется Севастия в Армении, называемая Севастией Армянской, – в отличие от Севастии Каппадокийской. Нелёгкий жизненный выбор пал на душу святого Иринарха. Уже в юности он стал палачём мучимых христиан в городе Севастии Армянской. Несмотря на призывы Христа основить беззаконную руку, карающую ни в чём невиновных приверженцев истинного Бога, этот тихий постоянный стук в сердце никак не доходил до совести юноши, служившего бессловесным истуканам. Но Христос как никто другой знал сердце своего заблудшего по молодости служителя. Так продолжалось до той поры, когда перед Иринархом не предстали очередные жертвы - семь жен, проживавших в Севастии и обвиненных в "совращении" в христианство собственных супругов. Несмотря на все уговоры, угрозы и пытки, христианки держались чрезвычайно стойко. После того, как они были утопленны в Севастийском озере, пришёл черед и святого Иринарха. Он понял, что если уж слабые телесно женщины так тверды в своей вере, так непреклонны даже перед лицом жуткой смерти, то что же представляет из себя он сам? После тяжких раздумий и внутреннее смятение, в которых, как в горниле были сожжены все сомнения и колебания, Иринарх объявил себя христианином. Вот шаг, достойный настоящего уверовавшего, уже не юноши, но мужа. Уже и пытки не смогли бы заставить его отречься от Христа. Судья-язычник это почувствовал и понял, что любые уговоры и увещания бессильны. Он приказал посадить мученика в болото на съедание мошке, а после этого подвергнуть пытке огнём. Но и огненная печь не смогла превозмочь веру Иринархову и силу Духа Святого Божия... Только после этого мученик был обезглавлен и его святая душа отошла в Царствие Небесное. А нам с вами урок и наставление: быть верными Богу даже до смерти, если в том возникнет необходимость и единственная возможность спасти душу... Раньше в Константинополе существовала православная церковь во имя мученика Иринарха, где ежегодно в день его памяти совершались торжественные празднования. Ныне нигде в мире нет церкви, освящённой во имя святого мученика Иринарха Севастийского. Мощи святого известны только Господу Богу. [B]Святые мученики Стефан, Василий, Григорий, другой Григорий, Иоанн и иные многие[/B] пострадали за почитание святых икон с преподобномучеником Стефаном Новым, с которым вместе томились в темнице. После его мученической кончины они были казнены. [HTMLCODE] Святитель Феодор, архиепископ Ростовский, в миру Иоанн, был сыном Стефана (родного брата Преподобного Сергия Радонежского), занимавшего важный пост при радонежском князе Андрее Иоанновиче. Овдовев, Стефан принял монашество и вместе с 12-летним сыном пришел в монастырь к Преподобному Сергию, который, провидя подвижническую жизнь отрока Иоанна, постриг его с именем Феодор (20 апреля, в день памяти преподобного Феодора Трихины), а по достижении им надлежащего возраста благословил на пресвитерский сан. По благословению Преподобного Сергий, на берегу реки Москвы, на месте, называемом Симоново, святой Феодор построил церковь в честь Рождества Пресвятой Богородицы и основал обитель. Вскоре монастырь стал привлекать множество народа, и святой Феодор, построив келлию в пяти верстах от Московского Кремля, стал подвизаться в новых трудах. Сюда собрались к нему ученики. Преподобный Сергий, посетив это место, благословил основание монастыря, а митрополит Алексий благословил выстроить церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы в Новом Симонове, которая и была заложена в 1379 году. Старый Симонов монастырь остался усыпальницей иноков. Своей добродетельной жизнью и строгим подвижничеством святой Феодор приобрел известность в Москве. Святой митрополит Алексий возвел его в сан игумена, а великий князь Димитрий Донской избрал его своим духовником. По делам русской митрополии святой Феодор несколько раз ездил к Патриарху Констанинопольскому. В первую свою поездку в 1384 году, он получил от Патриарха Нила сан архимандрита, а Симонов монастырь был сделан патриаршим, ставропигиальным; в 1387 году он был рукоположен во архиепископа и занял Ростовскую кафедру. Будучи игуменом и архимандритом Симонова монастыря и несмотря на занятость общецерковными делами, святитель Феодор неослабно руководил монастырской жизнью и среди учеников своих воспитал многих великих и славных подвижников. В Симоновом монастыре приняли постриг иноки Кирилл и Ферапонт – будущие основатели двух известных Белозерских монастырей Кириллова и Ферапонтова. Известно также, что святитель Феодор занимался иконописью и украсил иконами своего письма Симоновскую обитель и многие московские церкви. В Ростове архиепископ Феодор основал Рождественский девичий монастырь. Блаженная кончина святителя наступила 28 ноября 1394 года. Мощи его находятся в ростовском Успенском соборе. Митрополит Серафим (в миру Леонид Михайлович Чичагов) родился 9 июня 1856 года; он правнук знаменитого адмирала В.Я. Чичагова, одного из первых исследователей Ледовитого океана, и внук П.В. Чичагова[1]. Леонид получил образование сначала в Первой Санкт-Петербургской классической гимназии, а затем в Пажеском корпусе, по окончании которого был зачислен в Преображенский полк. В тридцать семь лет он получил звание полковника. К этому времени уже были напечатаны его литературно-исторические труды: «Дневник пребывания Царя-Освободителя в Дунайской армии в 1877 г.», «Французская артиллерия в 1882 г.», «Записки о П.В. Чичагове». В 1879 году Леонид Михайлович женился на Наталье Николаевне Дохтуровой, внучатой племяннице генерала Д.С. Дохтурова, героя Отечественной войны 1812 года. Военная карьера не удовлетворяла Леонида Михайловича. С раннего детства он отличался глубокой религиозностью. Потеряв родителей, он, по его словам, привык искать утешение в религии. Полковник гвардейского Преображенского полка стал старостой Преображенского собора на Литейном проспекте и жертвовал немалые средства на храм. Чувство милосердия, желание помогать страждущим привели Леонида Михайловича к изучению медицинских наук, и впоследствии он написал книгу «Медицинские беседы». В 1891 году Леонид Михайлович объявил о своем желании оставить военную службу и, к великому удивлению близких, вышел в отставку в чине полковника армии, решив избрать иной жизненный путь – священство. Жена его тяжело переживала это решение. Отец Иоанн Кронштадтский, духовным сыном которого был Леонид Михайлович, сказал ей: – Ваш муж должен стать священником, и вы не должны препятствовать избранному вашим мужем пути, так как на этом поприще он достигнет больших высот. Выйдя в отставку, Леонид Михайлович переехал с семьей в Москву и приступил к изучению богословских наук, готовясь к рукоположению. 28 февраля 1893 года он был рукоположен в кремлевском Успенском соборе в сан священника и приписан к кремлевской синодальной церкви Двунадесяти Апостолов. Через два года о. Леонид был определен священником для духовного окормления военнослужащих артиллерийского ведомства Московского военного округа. Он со свойственной ему энергией частью на свои средства, частью на пожертвования отреставрировал храм – во имя святителя Николая на Старом Ваганькове, принадлежавший Румянцевскому музею и в течение тридцати лет стоявший закрытым, в котором и стал служить. В том же году неожиданно скончалась Наталья Николаевна, оставив четырех дочерей, из которых младшей было десять лет. Поручив воспитание дочерей двум доверенным лицам, о. Леонид в том же году поступил в Троице-Сергиеву Лавру и принял иночество. 14 августа 1898 года он был пострижен в мантию с именем Серафим. После смерти настоятеля Суздальского Спасо-Евфимьева монастыря архимандрита Досифея обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев назначил на этот пост иеромонаха Серафима. Вскоре он был возведен в сан архимандрита и назначен благочинным монастырей Владимирской епархии. Он нашел древнюю обитель разрушающейся, обновил ее на собранные им пожертвования и за пять лет своего управления привел в цветущее состояние. Особые усилия были предприняты им по благоустройству арестантского отделения Суздальской тюрьмы-крепости: он капитально отремонтировал здание и устроил библиотеку для узников. Такое отношение архимандрита Серафима к узникам сразу сказалось: девять закоренелых сектантов вернулись в православие, и это позволило ему ходатайствовать перед Святейшим Синодом об освобождении остальных. По его ходатайству тринадцать человек были выпущены на свободу, и тюрьма перестала существовать. Став священником, о. Леонид занялся составлением «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», которая явилась самым значительным трудом его жизни. О причине составления ее он сам впоследствии рассказывал следующее: «Когда после довольно долгой государственной службы я сделался священником в небольшой церкви за Румянцевским музеем, мне захотелось съездить в Саровскую пустынь, место подвигов преподобного Серафима, тогда еще не прославленного, и когда наступило лето, поехал туда. Саровская пустынь произвела на меня сильное впечатление. Я провел там несколько дней в молитве и посещал все места, где подвизался преподобный Серафим. Оттуда перебрался в Дивеевский монастырь, где мне очень понравилось и многое напоминало о преподобном Серафиме, так заботившемся о дивеевских сестрах. Игумения приняла меня очень приветливо, много со мной беседовала и, между прочим, сказала, что в монастыре живут три лица, которые помнят преподобного: две старицы-монахини и монахиня Пелагея (в миру Параскева, Паша)[2]. Особенно хорошо помнит его Паша, пользовавшаяся любовью преподобного и бывшая с ним в постоянном общении. Я выразил желание ее навестить, чтобы услышать что-либо о преподобном из ее уст. Меня проводили к домику, где жила Паша. Едва я вошел к ней, как Паша, лежавшая в постели (она была очень старая и больная), воскликнула: – Вот хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю: преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей и прославления. Я ответил Паше, что по своему общественному положению не могу быть принятым Государем и передать ему в уста то, что она мне поручает. Меня сочтут за сумасшедшего, если я начну домогаться быть принятым Императором. Я не могу сделать то, о чем она меня просит. На это Паша сказала: – Я ничего не знаю, передала только то, что мне повелел преподобный. В смущении я покинул келью старицы. После нее пошел к двум монахиням, помнившим преподобного. Они жили вместе и друг за другом ухаживали. Одна была слепая, а другая вся скрюченная и с трудом передвигалась по комнате: она заведовала прежде квасоварней и как-то, передвигая в погреб по ступенькам лестницы тяжелую бочку с квасом, полетела вниз, и вслед за ней бочка, ударившая ее по средним позвонкам спинного хребта всею своею тяжестью. Обе они были большие молитвенницы, слепая монахиня постоянно молилась за усопших, при этом души их являлись к ней, и она видела их духовными очами. Кое-что она могла сообщить и о преподобном. Перед отъездом в Саров я был у о. Иоанна Кронштадтского, который, передавая мне пять рублей, сказал: – Вот прислали мне пять рублей и просят келейно молиться за самоубийцу: может быть, вы встретите какого-нибудь нуждающегося священника, который бы согласился молиться за несчастного. Придя к монахиням, я прочитал перед слепой записочку, в которую вложил пять рублей, данных мне о. Иоанном. Помимо этого я назвал имя своей покойной матери и просил молиться за нее. В ответ услышал: – Придите за ответом через три дня. Когда я пришел в назначенное время, то получил ответ: – Была у меня матушка ваша, она такая маленькая, маленькая, а с ней ангелочек приходил. Я вспомнил, что моя младшая сестра скончалась трех лет. – А вот другой человек, за которого я молилась, тот такой громадный, но он меня боится, все убегает. Ой, смотрите, не самоубийца ли он? Мне пришлось сознаться, что он действительно самоубийца, и рассказать про беседу с о. Иоанном. Вскоре я уехал из Дивеевского монастыря и, возвращаясь в Москву, невольно обдумывал слова Паши. В Москве они опять пришли мне в голову, и вдруг однажды меня пронзила мысль, что ведь можно записать все, что рассказывали о преподобном Серафиме помнившие его монахини, разыскать других лиц из современников преподобного и расспросить их о нем, ознакомиться с архивами Саровской пустыни и Дивеевского монастыря и заимствовать оттуда все, что относится к жизни преподобного и последующего после его кончины периода. Привести весь этот материал в систему и хронологический порядок, затем этот труд, основанный не только на воспоминаниях, но и на фактических данных и документах, дающих полную картину жизни и подвигов преподобного Серафима и значение его для религиозной жизни народа, напечатать и поднести Императору, чем и будет исполнена воля преподобного, переданная мне в категоричной форме Пашей. Такое решение еще подкреплялось тем соображением, что царская семья, собираясь за вечерним чаем, читала вслух книги богословского содержания, и я надеялся, что и моя книга будет прочитана. Таким образом зародилась мысль о «Летописи». Для приведения ее в исполнение я вскоре взял отпуск и снова отправился в Дивеево. Там мне был предоставлен архив монастыря, так же как и в Саровской пустыни. Но прежде всего я отправился к Паше и стал расспрашивать ее обо всех известных эпизодах жизни преподобного, тщательно записывал все, что она передавала мне, а потом ей записи прочитывал. Она находила все записанное правильным и, наконец, сказала: – Все, что помню о преподобном, тебе рассказала, и хорошо ты и верно записал, одно нехорошо, что ты меня расхваливаешь. В это время игумения Дивеевского монастыря отправилась в Нижний Новгород на ярмарку, чтобы закупить годовой запас рыбы для монастыря, а когда я в ее отсутствие пожелал навестить Пашу, то застал ее совершенно больной и страшно слабой. Я решил, что дни ее сочтены. Вот, думалось мне, исполнила волю преподобного и теперь умирает. Свое впечатление я поспешил передать матери казначее, но она ответила: – Не беспокойтесь, батюшка, без благословения матушки игумении Паша не умрет. Через неделю игумения приехала с ярмарки, и я тотчас пошел сообщить о своих опасениях относительно Прасковий, уговаривая ее немедленно сходить к умирающей, дабы проститься с ней и узнать ее последнюю волю, иначе будет поздно. – Что вы, батюшка, что вы, – ответила она, – я только приехала, устала, не успела осмотреться; вот отдохну, приведу в порядок все, тогда пойду к Паше. Через два дня мы пошли вместе к Паше. Она обрадовалась, увидев игумению. Они вспомнили старое, поплакали, обнялись и поцеловались. Наконец игумения встала и сказала: – Ну, Паша, теперь благословляю тебя умереть. Спустя три часа я уже служил по Параскеве первую панихиду. Возвратившись в Москву с собранным материалом о преподобном Серафиме, я немедленно приступил к своему труду. Вскоре я овдовел и принял монашество с именем Серафима, избрав его своим небесным покровителем. «Летопись» была издана в 1896 году и преподнесена Государю, что повлияло на решение вопроса о прославлении преподобного Серафима». «Летопись» эта выдержала два издания – в 1896 и 1903 годах – и представляет собой подробное описание создания монастыря в Дивееве – четвертого удела Божией Матери на земле. Книга по собранному материалу в сравнении с известными трудами других авторов наиболее достоверно отражает все события, происшедшие со дня основания монастырей в Сарове и Дивееве, рассказывает о первоустроительнице, матушке Александре, содержит жизнеописание преподобного Серафима и близких ему людей. В 1902 году архимандриту Серафиму было видение, о котором он впоследствии рассказал своему духовному сыну протоиерею Стефану Ляшевскому: «По окончании «Летописи» я сидел в своей комнатке в одном из дивеевских корпусов и радовался, что закончил наконец труднейший период собирания и написания о преподобном Серафиме. В этот момент в келию вошел преподобный Серафим и я увидел его как живого. У меня ни на минуту не мелькнуло мысли, что это видение – так все было просто и реально. Но каково же было мое удивление, когда батюшка Серафим поклонился мне в пояс и сказал: – Спасибо тебе за летопись. Проси у меня все что хочешь за нее. С этими словами он подошел ко мне вплотную и положил свою руку мне на плечо. Я прижался к нему и говорю: – Батюшка, дорогой, мне так радостно сейчас, что я ничего другого не хочу, как только всегда быть около вас. Батюшка Серафим улыбнулся в знак согласия и стал невидим. Только тогда я сообразил, что это было видение. Радости моей не было конца». Используя свои связи в придворных кругах, архимандрит Серафим сумел встретиться с Императором Николаем II и склонил его в пользу открытия мощей. По повелению Императора в августе 1902 года было поручено произвести предварительное освидетельствование останков старца Серафима митрополиту Московскому Владимиру, епископам Тамбовскому Дмитрию и Нижегородскому Назарию вместе с суздальским архимандритом Серафимом Чичаговым и прокурором Московской Синодальной конторы Ширинским- Шихматовым. Освидетельствование останков преподобного показало, что нетленных мощей нет. При обсуждении этого вопроса в Синоде возникла смута. Практически весь Синод был против. Куда ехать? Зачем? Мощей нетленных нет, только кости. Ехать в глушь, в лес! На открытии настаивал лишь сам Государь, с ним единомысленны были только обер-прокурор Саблер и митрополит Антоний (Вадковский). Однако Император не оставил намерения канонизировать старца Серафима и всячески поддерживал благоговейную память о нем. В октябре 1902 года он прислал в дар Серафимо-Дивеевскому монастырю лампаду К находящейся в Троицком соборе иконе Божией Матери «Умиление», перед которой на молитве скончался отец Серафим. Лампаду, по повелению Его Величества, доставил в обитель архимандрит Серафим. В воскресенье, 20 октября, по совершении божественной литургии в соборном храме о. Серафим торжественно установил перед образом Богоматери лампаду и возжег ее к великой радости сестер. 11 января 1903 года к освидетельствованию останков старца Серафима приступила назначенная Синодом комиссия в составе десяти человек под руководством митрополита Московского Владимира. Членом этой комиссии был также и архимандрит Серафим. Результатом явился подробный акт освидетельствования, представленный на монаршее усмотрение. Государь, прочитав его, написал: «Прочел с чувством истинной радости и глубокого умиления». Донесение комиссии и желание Императора убедили Синод принять решение о канонизации преподобного Серафима Саровского. Синод постановил: «Ввиду ожидаемого ко дню прославления и открытия святых мощей преподобного отца Серафима, Саровского чудотворца, стечения большого количества посетителей и богомольцев, признано необходимым принять меры к надлежащему устройству путей сообщения и потребных помещений... поручить архимандриту Суздальского монастыря и прокурору Московской Синодальной конторы князю Ширинскому-Шихматову принять заведование всеми подготовительными мерами для устройства и приведения к благополучному окончанию многосложных дел, связанных с предстоящим торжеством прославления преподобного отца Серафима». На этом не закончились труды о. Серафима, связанные с прославлением преподобного. Он написал краткое житие преподобного Серафима Саровского и краткую летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. Возвратись после Саровских торжеств в древний Суздаль, о. Серафим занялся подготовительными работами к предстоящему празднованию 500-летия со дня кончины преподобного Евфимия, Суздальского чудотворца, и составил жизнеописание этого святого. Но отпраздновать в Суздале этот юбилей ему не пришлось. 14 февраля 1904 года он был назначен настоятелем Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря, где пробыл год, но за это время сумел отреставрировать величественный собор знаменитой обители. 28 апреля 1905 года в Успенском соборе Московского Кремля митрополитом Владимиром (Богоявленским), епископом Трифоном (Туркестановым) и епископом Серафимом (Голубятниковым) архимандрит Серафим был хиротонисан во епископа Сухумского. При хиротонии владыка так определил свой жизненный путь: «Многоразлично совершается призыв Божий! Неисследимы пути Провидения Божия, предопределяющие пути человеку. Со мной, вот уже в третий раз в продолжение последних двенадцати лет, происходят перевороты, которые меняют весь строй моей жизни. Хотя я никогда не забывал молитвенно простирать руки к Богу в надежде на Его милосердие и всепрощение, но мог ли себе представить, что мой первоначальный светский путь, казавшийся естественным и вполне соответственным моему рождению и воспитанию, продолжавшийся так долго и с таким успехом, не тот, который мне предназначен Богом? И как я должен был убедиться в этом? Несомненно, путем испытаний и скорбей, ибо известно, что скорби – это лучшие провозвестники воли Божией, и от начала века они служили людям знамением избрания Божия. Испытав с восьмилетнего возраста сиротство, равнодушие людей, беспомощность и убедившись в необходимости проложить себе жизненный путь собственным трудом и многолетним учением, я по окончании образования, еще в молодости, прошел все ужасы военного времени, подвиги самоотвержения, но, сохраненный в живых дивным Промыслом Божиим, продолжал свой первоначальный путь, претерпевая многочисленные и разнообразные испытания, скорби и потрясения, которые окончились семейным несчастьем – вдовством. Перенеся столько скорбей, я вполне убедился, что этот мир, который так трудно перестать любить, делается через них нашим врагом и что мне предопределен в моей жизни особенный, тернистый путь... Тяжело испытывать пути Божий! Не потому, что требуется безусловная покорность, совершенное послушание и всецелая преданность в волю Божию, даруемые Самим Господом; тяжело потому, что, как говорит святитель Филарет, митрополит Московский, мир, побежденный верою, плененный в ее послушание, допущенный посему в область ее, непременно внес в нее свой собственный дух; таким образом, сей враг Христа и христианства очутился в пределах самого христианства, прикрывшись именем христианского мира, он действует свободно и учреждает себе мирское христианство, старается обратно переродить сынов веры в сынов мира, сынов мира не допустить до возрождения в истинную жизнь христианскую, а на непокорных ему вооружается ненавистью, лукавством, злословием, клеветами, презрением и всяким орудием неправды.
Прмч. и исп. Стефана Нового (767). Мч. Иринарха и святых семи жен (303). Свт. Феодора, архиеп. Ростовского (1394). Мчч. Стефана, Василия, Григория, другого Григория, Иоанна и иных многих (VIII). Сщмч. митр. Серафима Чичагова (1937). Сщмчч. Алексия Веселовского, Алексия Смирнова, Василия Завгороднего пресвитеров, прмчч. Рафаила Тюпина, Викентия Никольского и мц. Анисии Маслановой (1937); мц. Параскевы Федоровой (1938); сщмч. Николая Крылова пресвитера (1941). Обре́тение мощей прп. Сергия Сребрянского, исп. (2000). Тит., 301 зач., I, 15 – II, 10. Лк., 95 зач., XIX, 12–28. Прмч.: 2 Тим., 291 зач., I, 8–18. Мф., 37 зач., X, 23–31*. Тропарь преподобномученика Стефана Нового, глас 4: По́стнически предподвиза́вся на горе́,/ у́мная враго́в ополче́ния/ всеору́жием Креста́ погуби́л еси, всеблаже́нне,/ па́ки же ко страда́льчеству му́жески вооружи́лся еси́,/ уби́в Копрони́ма мече́м ве́ры,/ и обоих́ ра́ди венча́лся еси́ от Бо́га,// преподобному́чениче Стефа́не приснопа́мятне. Кондак преподобномученика Стефана Нового, глас 3: Из неплод́на, преподо́бне, ко́рене/ возрасте́ ветвь, первострада́льцу тезоимени́те,/ мона́хов наста́вник вели́к, о́тче, яви́лся еси́/ и, я́рости не убоя́вся царя́,/ не хотя́ща Христо́в чествова́ти о́браз,/ сего́ ра́ди сконча́вся,// му́ченический вене́ц прия́л еси́, Стефа́не. Тропарь священномученика Серафима, глас 5: Во́инство Царя́ Небе́снаго/ па́че земна́го возлюби́в,/ служи́тель пла́менный Святы́я Тро́ицы яви́лся еси́,/ наставле́ния Кроншта́дтскаго па́стыря в се́рдце свое́м слага́я,/ да́нная ти от Бо́га многообра́зная дарова́ния/ к по́льзе наро́да Бо́жия приумно́жил еси́,/ учи́тель благоче́стия/ и побо́рник еди́нства церко́внаго быв,/ пострада́ти да́же до кро́ве сподо́бился еси́,/ священному́чениче Серафи́ме,/ моли́ Христа́ Бо́га// спасти́ся душа́м на́шим. Кондак священномученика Серафима, глас 6: Саро́вскому чудотво́рцу тезоимени́т быв,/ те́плую любо́вь к нему́ име́л еси́,/ писа́ньми твои́ми по́двиги и чудеса́ того́ ми́ру возвести́в,/ ве́рныя к его́ прославле́нию подви́гл еси/́ и благода́рственнаго посеще́ния/ сама́го преподо́бнаго сподо́бился еси́./ С ни́мже ны́не, священному́чениче Серафи́ме,/ в Небе́сных черто́зех водворя́яся,/ моли́ Христа́ Бо́га// серафи́мския ра́дости нам прича́стником бы́ти. Если совершается служба сщмч. Серафима, то на литургии чтения дня и священномученика: Рим., 99 зач., VIII, 28–39. Лк., 106 зач., XXI, 12–19. Святой преподобномученик и исповедник Стефан Новый родился в 715 году в Константинополе в благочестивой христианской семье. Родители его, имея двух дочерей, молили Господа о рождении сына. Новорожденного Стефана мать принесла во Влахернский храм во имя Пресвятой Богородицы и посвятила Богу. В то время император Лев Исавр (716–741) начал гонение на святые иконы и на их почитателей. Сторонники иконоборческой ереси при поддержке царя захватывали главенствующие позиции в империи и Церкви. Гонимое сильными мира сего Православие сохранялось в отдаленных от столицы монастырях, в уединенных келлиях и в сердцах мужественных и верных своих последователей. Православные родители святого Стефана, тяготясь окружающим нечестием, удалились из Константинополя в Вифинию, а своего шестнадцатилетнего сына отдали в послушание блаженному Иоанну, подвизавшемуся в уединенном месте на горе святого Авксентия. Более 15 лет пробыл святой Стефан у блаженного Иоанна, целиком предав свою волю этому духоносному старцу, обучаясь у него иноческому деланию. Здесь же Стефан получил известие о том, что умер его отец, а мать и сестры приняли монашеский постриг. Через некоторое время скончался и наставник святого, блаженный Иоанн. С глубокой печалью Стефан предал погребению его честное тело, а сам продолжал иноческий подвиг в его пещере. Вскоре к подвижнику стали приходить иноки, желавшие учиться у него добродетельной и спасительной жизни, постепенно образовался монастырь, игуменом которого стал святой Стефан. В сорокадвухлетнем возрасте игумен Стефан покинул созданную им обитель и ушел на другую гору, на вершине которой, в уединенной келлии, пребывал в глубоком затворе. Однако и здесь вскоре создалась община иноков, ищущих духовного наставничества святого Стефана. Льва Исавра на императорском престоле сменил Константин Копроним (741–775), еще более яростный гонитель православного благочестия, еще более ревностный иконоборец. Император созвал иконоборческий собор, на котором присутствовали 358 епископов из восточных провинций. Однако, кроме архиепископа Константинопольского Константина, незаконно возведенного на церковный престол властью Копронима, ни один из патриархов не захотел участвовать в злочестивых деяниях этого собора, который тем не менее именовал себя вселенским. Собор еретиков, по предложению царя и архиепископа, объявил иконы идолами, предал анафеме всех, православно поклоняющихся им, объявил иконопочитание ересью. Между тем, обитель святого Стефана и ее игумен стали известны в столице. Императору рассказывали о подвижнической жизни иноков, об их православном благочестии, о даре чудотворений игумена Стефана, о том, что молва о святом Стефане распространилась далеко за пределы монастыря, а имя настоятеля окружено всеобщим почетом и любовью. Императора особенно разгневало открытое поощрение иконопочитания и порицание гонителей Православия в обители святого Стефана. Архиепископ Константин понял, что в лице игумена Стефана имеет сильного и непримиримого противника его иконоборческим устремлениям, и употребил много сил, чтобы привлечь его на свою сторону или погубить. Святого Стефана пытались переманить в стан иконоборцев, сначала лестью и подкупом, затем угрозами, но тщетно. Тогда святого оклеветали, обвинив его в сожительстве с инокиней. Однако его вина не была доказана, так как оклеветанная инокиня мужественно отрицала вину и скончалась от истязаний и пыток. Наконец, император приказал заточить святого в темницу, а обитель его разорить. В темницу к святому Стефану были посланы епископы-иконоборцы, чтобы убедить его в догматической истинности иконоборчества. Но святой легко опроверг все доводы еретиков и остался верен Православию. Тогда император приказал изгнать святого на один из островов в Мраморном море. Преподобный поселился в пещере, и туда вскоре собрались его ученики. Через некоторое время святой оставил братию и принял на себя подвиг столпничества. Слава о подвижнике Стефане и чудесах, творимых по его молитвам, разносилась по всей империи и укрепляла веру и дух Православия в народе. Император приказал перевести Стефана в темницу на остров Фарос, а затем представить его на суд. На суде святой опроверг доводы еретиков, судивших его, объяснил догматическую сущность иконопочитания и обвинил иконоборцев в том, что, хуля иконы, они возводят хулу на Христа и Богоматерь. Для доказательства святой показал золотую монету, на которой было изображение императора. Он спросил судей, что сделали бы они с человеком, который, бросив монету, стал бы топтать ее ногами. Ему ответили, что такой человек был бы непременно казнен за то, что обесчестил образ царя. На это святой Стефан сказал, что еще большая кара ждет того, кто бесчестит образ Царя Небесного и Его святых, бросил монету на землю и стал попирать ее ногами. Император приказал в оковах отправить святого в темницу где уже томились 342 старца, осужденных за почитание икон. В этой темнице святой Стефан пробыл одиннадцать месяцев, утешая заключенных. Вместе с ними совершал он молебное пение, часто исполняя тропарь Нерукотворному Образу Спасителя. Люди во множестве приходили к темнице и просили святого Стефана помолиться о них. Император, узнав, что святой и в темнице создал монастырь, где постоянно идет моление и почитаются святые иконы, послал двух своих самых любимых слуг, братьев-близнецов, чтобы они до смерти забили святого. Когда братья вошли в темницу и увидели осиянное Божественным светом лицо преподобного, они упали ему в ноги, просили прощения и его молитв, а царю сказали, что исполнили приказ. Но император узнал правду и прибегнул еще к одной лжи. Сказав своим воинам, что святой якобы хочет свергнуть его с престола, он направил их в темницу. Святой исповедник сам вышел навстречу разъяренным воинам, которые схватили его и поволокли по улицам города. Истерзанное тело мученика бросили в яму, где хоронили преступников. На следующее утро над Авксентиевой горой появилось огненное облако, затем мгла густая опустилась на столицу и пронеслась жестокая буря, поразившая многих. Святой Иринарх происходил из города Севастии[1]. Нелёгкий жизненный выбор пал на душу святого Иринарха. Уже в юности он стал палачём мучимых христиан в городе Севастии Армянской. Несмотря на призывы Христа основить беззаконную руку, карающую ни в чём невиновных приверженцев истинного Бога, этот тихий постоянный стук в сердце никак не доходил до совести юноши, служившего бессловесным истуканам. Но Христос как никто другой знал сердце своего заблудшего по молодости служителя. Так продолжалось до той поры, когда перед Иринархом не предстали очередные жертвы - семь жен, проживавших в Севастии и обвиненных в "совращении" в христианство собственных супругов. Несмотря на все уговоры, угрозы и пытки, христианки держались чрезвычайно стойко. После того, как они были утопленны в Севастийском озере, пришёл черед и святого Иринарха. Он понял, что если уж слабые телесно женщины так тверды в своей вере, так непреклонны даже перед лицом жуткой смерти, то что же представляет из себя он сам? После тяжких раздумий и внутреннее смятение, в которых, как в горниле были сожжены все сомнения и колебания, Иринарх объявил себя христианином. Вот шаг, достойный настоящего уверовавшего, уже не юноши, но мужа. Уже и пытки не смогли бы заставить его отречься от Христа. Судья-язычник это почувствовал и понял, что любые уговоры и увещания бессильны. Он приказал посадить мученика в болото на съедание мошке, а после этого подвергнуть пытке огнём. Но и огненная печь не смогла превозмочь веру Иринархову и силу Духа Святого Божия... Только после этого мученик был обезглавлен и его святая душа отошла в Царствие Небесное. А нам с вами урок и наставление: быть верными Богу даже до смерти, если в том возникнет необходимость и единственная возможность спасти душу... Раньше в Константинополе существовала православная церковь во имя мученика Иринарха, где ежегодно в день его памяти совершались торжественные празднования. Ныне нигде в мире нет церкви, освящённой во имя святого мученика Иринарха Севастийского. Мощи святого известны только Господу Богу. [1] Здесь разумеется Севастия в Армении, называемая Севастией Армянской, – в отличие от Севастии Каппадокийской. Нелёгкий жизненный выбор пал на душу святого Иринарха. Уже в юности он стал палачём мучимых христиан в городе Севастии Армянской. Несмотря на призывы Христа основить беззаконную руку, карающую ни в чём невиновных приверженцев истинного Бога, этот тихий постоянный стук в сердце никак не доходил до совести юноши, служившего бессловесным истуканам. Но Христос как никто другой знал сердце своего заблудшего по молодости служителя. Так продолжалось до той поры, когда перед Иринархом не предстали очередные жертвы - семь жен, проживавших в Севастии и обвиненных в "совращении" в христианство собственных супругов. Несмотря на все уговоры, угрозы и пытки, христианки держались чрезвычайно стойко. После того, как они были утопленны в Севастийском озере, пришёл черед и святого Иринарха. Он понял, что если уж слабые телесно женщины так тверды в своей вере, так непреклонны даже перед лицом жуткой смерти, то что же представляет из себя он сам? После тяжких раздумий и внутреннее смятение, в которых, как в горниле были сожжены все сомнения и колебания, Иринарх объявил себя христианином. Вот шаг, достойный настоящего уверовавшего, уже не юноши, но мужа. Уже и пытки не смогли бы заставить его отречься от Христа. Судья-язычник это почувствовал и понял, что любые уговоры и увещания бессильны. Он приказал посадить мученика в болото на съедание мошке, а после этого подвергнуть пытке огнём. Но и огненная печь не смогла превозмочь веру Иринархову и силу Духа Святого Божия... Только после этого мученик был обезглавлен и его святая душа отошла в Царствие Небесное. А нам с вами урок и наставление: быть верными Богу даже до смерти, если в том возникнет необходимость и единственная возможность спасти душу... Раньше в Константинополе существовала православная церковь во имя мученика Иринарха, где ежегодно в день его памяти совершались торжественные празднования. Ныне нигде в мире нет церкви, освящённой во имя святого мученика Иринарха Севастийского. Мощи святого известны только Господу Богу. [B]Святые мученики Стефан, Василий, Григорий, другой Григорий, Иоанн и иные многие[/B] пострадали за почитание святых икон с преподобномучеником Стефаном Новым, с которым вместе томились в темнице. После его мученической кончины они были казнены. [HTMLCODE] Святитель Феодор, архиепископ Ростовский, в миру Иоанн, был сыном Стефана (родного брата Преподобного Сергия Радонежского), занимавшего важный пост при радонежском князе Андрее Иоанновиче. Овдовев, Стефан принял монашество и вместе с 12-летним сыном пришел в монастырь к Преподобному Сергию, который, провидя подвижническую жизнь отрока Иоанна, постриг его с именем Феодор (20 апреля, в день памяти преподобного Феодора Трихины), а по достижении им надлежащего возраста благословил на пресвитерский сан. По благословению Преподобного Сергий, на берегу реки Москвы, на месте, называемом Симоново, святой Феодор построил церковь в честь Рождества Пресвятой Богородицы и основал обитель. Вскоре монастырь стал привлекать множество народа, и святой Феодор, построив келлию в пяти верстах от Московского Кремля, стал подвизаться в новых трудах. Сюда собрались к нему ученики. Преподобный Сергий, посетив это место, благословил основание монастыря, а митрополит Алексий благословил выстроить церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы в Новом Симонове, которая и была заложена в 1379 году. Старый Симонов монастырь остался усыпальницей иноков. Своей добродетельной жизнью и строгим подвижничеством святой Феодор приобрел известность в Москве. Святой митрополит Алексий возвел его в сан игумена, а великий князь Димитрий Донской избрал его своим духовником. По делам русской митрополии святой Феодор несколько раз ездил к Патриарху Констанинопольскому. В первую свою поездку в 1384 году, он получил от Патриарха Нила сан архимандрита, а Симонов монастырь был сделан патриаршим, ставропигиальным; в 1387 году он был рукоположен во архиепископа и занял Ростовскую кафедру. Будучи игуменом и архимандритом Симонова монастыря и несмотря на занятость общецерковными делами, святитель Феодор неослабно руководил монастырской жизнью и среди учеников своих воспитал многих великих и славных подвижников. В Симоновом монастыре приняли постриг иноки Кирилл и Ферапонт – будущие основатели двух известных Белозерских монастырей Кириллова и Ферапонтова. Известно также, что святитель Феодор занимался иконописью и украсил иконами своего письма Симоновскую обитель и многие московские церкви. В Ростове архиепископ Феодор основал Рождественский девичий монастырь. Блаженная кончина святителя наступила 28 ноября 1394 года. Мощи его находятся в ростовском Успенском соборе. Митрополит Серафим (в миру Леонид Михайлович Чичагов) родился 9 июня 1856 года; он правнук знаменитого адмирала В.Я. Чичагова, одного из первых исследователей Ледовитого океана, и внук П.В. Чичагова[1]. Леонид получил образование сначала в Первой Санкт-Петербургской классической гимназии, а затем в Пажеском корпусе, по окончании которого был зачислен в Преображенский полк. В тридцать семь лет он получил звание полковника. К этому времени уже были напечатаны его литературно-исторические труды: «Дневник пребывания Царя-Освободителя в Дунайской армии в 1877 г.», «Французская артиллерия в 1882 г.», «Записки о П.В. Чичагове». В 1879 году Леонид Михайлович женился на Наталье Николаевне Дохтуровой, внучатой племяннице генерала Д.С. Дохтурова, героя Отечественной войны 1812 года. Военная карьера не удовлетворяла Леонида Михайловича. С раннего детства он отличался глубокой религиозностью. Потеряв родителей, он, по его словам, привык искать утешение в религии. Полковник гвардейского Преображенского полка стал старостой Преображенского собора на Литейном проспекте и жертвовал немалые средства на храм. Чувство милосердия, желание помогать страждущим привели Леонида Михайловича к изучению медицинских наук, и впоследствии он написал книгу «Медицинские беседы». В 1891 году Леонид Михайлович объявил о своем желании оставить военную службу и, к великому удивлению близких, вышел в отставку в чине полковника армии, решив избрать иной жизненный путь – священство. Жена его тяжело переживала это решение. Отец Иоанн Кронштадтский, духовным сыном которого был Леонид Михайлович, сказал ей: – Ваш муж должен стать священником, и вы не должны препятствовать избранному вашим мужем пути, так как на этом поприще он достигнет больших высот. Выйдя в отставку, Леонид Михайлович переехал с семьей в Москву и приступил к изучению богословских наук, готовясь к рукоположению. 28 февраля 1893 года он был рукоположен в кремлевском Успенском соборе в сан священника и приписан к кремлевской синодальной церкви Двунадесяти Апостолов. Через два года о. Леонид был определен священником для духовного окормления военнослужащих артиллерийского ведомства Московского военного округа. Он со свойственной ему энергией частью на свои средства, частью на пожертвования отреставрировал храм – во имя святителя Николая на Старом Ваганькове, принадлежавший Румянцевскому музею и в течение тридцати лет стоявший закрытым, в котором и стал служить. В том же году неожиданно скончалась Наталья Николаевна, оставив четырех дочерей, из которых младшей было десять лет. Поручив воспитание дочерей двум доверенным лицам, о. Леонид в том же году поступил в Троице-Сергиеву Лавру и принял иночество. 14 августа 1898 года он был пострижен в мантию с именем Серафим. После смерти настоятеля Суздальского Спасо-Евфимьева монастыря архимандрита Досифея обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев назначил на этот пост иеромонаха Серафима. Вскоре он был возведен в сан архимандрита и назначен благочинным монастырей Владимирской епархии. Он нашел древнюю обитель разрушающейся, обновил ее на собранные им пожертвования и за пять лет своего управления привел в цветущее состояние. Особые усилия были предприняты им по благоустройству арестантского отделения Суздальской тюрьмы-крепости: он капитально отремонтировал здание и устроил библиотеку для узников. Такое отношение архимандрита Серафима к узникам сразу сказалось: девять закоренелых сектантов вернулись в православие, и это позволило ему ходатайствовать перед Святейшим Синодом об освобождении остальных. По его ходатайству тринадцать человек были выпущены на свободу, и тюрьма перестала существовать. Став священником, о. Леонид занялся составлением «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», которая явилась самым значительным трудом его жизни. О причине составления ее он сам впоследствии рассказывал следующее: «Когда после довольно долгой государственной службы я сделался священником в небольшой церкви за Румянцевским музеем, мне захотелось съездить в Саровскую пустынь, место подвигов преподобного Серафима, тогда еще не прославленного, и когда наступило лето, поехал туда. Саровская пустынь произвела на меня сильное впечатление. Я провел там несколько дней в молитве и посещал все места, где подвизался преподобный Серафим. Оттуда перебрался в Дивеевский монастырь, где мне очень понравилось и многое напоминало о преподобном Серафиме, так заботившемся о дивеевских сестрах. Игумения приняла меня очень приветливо, много со мной беседовала и, между прочим, сказала, что в монастыре живут три лица, которые помнят преподобного: две старицы-монахини и монахиня Пелагея (в миру Параскева, Паша)[2]. Особенно хорошо помнит его Паша, пользовавшаяся любовью преподобного и бывшая с ним в постоянном общении. Я выразил желание ее навестить, чтобы услышать что-либо о преподобном из ее уст. Меня проводили к домику, где жила Паша. Едва я вошел к ней, как Паша, лежавшая в постели (она была очень старая и больная), воскликнула: – Вот хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю: преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей и прославления. Я ответил Паше, что по своему общественному положению не могу быть принятым Государем и передать ему в уста то, что она мне поручает. Меня сочтут за сумасшедшего, если я начну домогаться быть принятым Императором. Я не могу сделать то, о чем она меня просит. На это Паша сказала: – Я ничего не знаю, передала только то, что мне повелел преподобный. В смущении я покинул келью старицы. После нее пошел к двум монахиням, помнившим преподобного. Они жили вместе и друг за другом ухаживали. Одна была слепая, а другая вся скрюченная и с трудом передвигалась по комнате: она заведовала прежде квасоварней и как-то, передвигая в погреб по ступенькам лестницы тяжелую бочку с квасом, полетела вниз, и вслед за ней бочка, ударившая ее по средним позвонкам спинного хребта всею своею тяжестью. Обе они были большие молитвенницы, слепая монахиня постоянно молилась за усопших, при этом души их являлись к ней, и она видела их духовными очами. Кое-что она могла сообщить и о преподобном. Перед отъездом в Саров я был у о. Иоанна Кронштадтского, который, передавая мне пять рублей, сказал: – Вот прислали мне пять рублей и просят келейно молиться за самоубийцу: может быть, вы встретите какого-нибудь нуждающегося священника, который бы согласился молиться за несчастного. Придя к монахиням, я прочитал перед слепой записочку, в которую вложил пять рублей, данных мне о. Иоанном. Помимо этого я назвал имя своей покойной матери и просил молиться за нее. В ответ услышал: – Придите за ответом через три дня. Когда я пришел в назначенное время, то получил ответ: – Была у меня матушка ваша, она такая маленькая, маленькая, а с ней ангелочек приходил. Я вспомнил, что моя младшая сестра скончалась трех лет. – А вот другой человек, за которого я молилась, тот такой громадный, но он меня боится, все убегает. Ой, смотрите, не самоубийца ли он? Мне пришлось сознаться, что он действительно самоубийца, и рассказать про беседу с о. Иоанном. Вскоре я уехал из Дивеевского монастыря и, возвращаясь в Москву, невольно обдумывал слова Паши. В Москве они опять пришли мне в голову, и вдруг однажды меня пронзила мысль, что ведь можно записать все, что рассказывали о преподобном Серафиме помнившие его монахини, разыскать других лиц из современников преподобного и расспросить их о нем, ознакомиться с архивами Саровской пустыни и Дивеевского монастыря и заимствовать оттуда все, что относится к жизни преподобного и последующего после его кончины периода. Привести весь этот материал в систему и хронологический порядок, затем этот труд, основанный не только на воспоминаниях, но и на фактических данных и документах, дающих полную картину жизни и подвигов преподобного Серафима и значение его для религиозной жизни народа, напечатать и поднести Императору, чем и будет исполнена воля преподобного, переданная мне в категоричной форме Пашей. Такое решение еще подкреплялось тем соображением, что царская семья, собираясь за вечерним чаем, читала вслух книги богословского содержания, и я надеялся, что и моя книга будет прочитана. Таким образом зародилась мысль о «Летописи». Для приведения ее в исполнение я вскоре взял отпуск и снова отправился в Дивеево. Там мне был предоставлен архив монастыря, так же как и в Саровской пустыни. Но прежде всего я отправился к Паше и стал расспрашивать ее обо всех известных эпизодах жизни преподобного, тщательно записывал все, что она передавала мне, а потом ей записи прочитывал. Она находила все записанное правильным и, наконец, сказала: – Все, что помню о преподобном, тебе рассказала, и хорошо ты и верно записал, одно нехорошо, что ты меня расхваливаешь. В это время игумения Дивеевского монастыря отправилась в Нижний Новгород на ярмарку, чтобы закупить годовой запас рыбы для монастыря, а когда я в ее отсутствие пожелал навестить Пашу, то застал ее совершенно больной и страшно слабой. Я решил, что дни ее сочтены. Вот, думалось мне, исполнила волю преподобного и теперь умирает. Свое впечатление я поспешил передать матери казначее, но она ответила: – Не беспокойтесь, батюшка, без благословения матушки игумении Паша не умрет. Через неделю игумения приехала с ярмарки, и я тотчас пошел сообщить о своих опасениях относительно Прасковий, уговаривая ее немедленно сходить к умирающей, дабы проститься с ней и узнать ее последнюю волю, иначе будет поздно. – Что вы, батюшка, что вы, – ответила она, – я только приехала, устала, не успела осмотреться; вот отдохну, приведу в порядок все, тогда пойду к Паше. Через два дня мы пошли вместе к Паше. Она обрадовалась, увидев игумению. Они вспомнили старое, поплакали, обнялись и поцеловались. Наконец игумения встала и сказала: – Ну, Паша, теперь благословляю тебя умереть. Спустя три часа я уже служил по Параскеве первую панихиду. Возвратившись в Москву с собранным материалом о преподобном Серафиме, я немедленно приступил к своему труду. Вскоре я овдовел и принял монашество с именем Серафима, избрав его своим небесным покровителем. «Летопись» была издана в 1896 году и преподнесена Государю, что повлияло на решение вопроса о прославлении преподобного Серафима». «Летопись» эта выдержала два издания – в 1896 и 1903 годах – и представляет собой подробное описание создания монастыря в Дивееве – четвертого удела Божией Матери на земле. Книга по собранному материалу в сравнении с известными трудами других авторов наиболее достоверно отражает все события, происшедшие со дня основания монастырей в Сарове и Дивееве, рассказывает о первоустроительнице, матушке Александре, содержит жизнеописание преподобного Серафима и близких ему людей. В 1902 году архимандриту Серафиму было видение, о котором он впоследствии рассказал своему духовному сыну протоиерею Стефану Ляшевскому: «По окончании «Летописи» я сидел в своей комнатке в одном из дивеевских корпусов и радовался, что закончил наконец труднейший период собирания и написания о преподобном Серафиме. В этот момент в келию вошел преподобный Серафим и я увидел его как живого. У меня ни на минуту не мелькнуло мысли, что это видение – так все было просто и реально. Но каково же было мое удивление, когда батюшка Серафим поклонился мне в пояс и сказал: – Спасибо тебе за летопись. Проси у меня все что хочешь за нее. С этими словами он подошел ко мне вплотную и положил свою руку мне на плечо. Я прижался к нему и говорю: – Батюшка, дорогой, мне так радостно сейчас, что я ничего другого не хочу, как только всегда быть около вас. Батюшка Серафим улыбнулся в знак согласия и стал невидим. Только тогда я сообразил, что это было видение. Радости моей не было конца». Используя свои связи в придворных кругах, архимандрит Серафим сумел встретиться с Императором Николаем II и склонил его в пользу открытия мощей. По повелению Императора в августе 1902 года было поручено произвести предварительное освидетельствование останков старца Серафима митрополиту Московскому Владимиру, епископам Тамбовскому Дмитрию и Нижегородскому Назарию вместе с суздальским архимандритом Серафимом Чичаговым и прокурором Московской Синодальной конторы Ширинским- Шихматовым. Освидетельствование останков преподобного показало, что нетленных мощей нет. При обсуждении этого вопроса в Синоде возникла смута. Практически весь Синод был против. Куда ехать? Зачем? Мощей нетленных нет, только кости. Ехать в глушь, в лес! На открытии настаивал лишь сам Государь, с ним единомысленны были только обер-прокурор Саблер и митрополит Антоний (Вадковский). Однако Император не оставил намерения канонизировать старца Серафима и всячески поддерживал благоговейную память о нем. В октябре 1902 года он прислал в дар Серафимо-Дивеевскому монастырю лампаду К находящейся в Троицком соборе иконе Божией Матери «Умиление», перед которой на молитве скончался отец Серафим. Лампаду, по повелению Его Величества, доставил в обитель архимандрит Серафим. В воскресенье, 20 октября, по совершении божественной литургии в соборном храме о. Серафим торжественно установил перед образом Богоматери лампаду и возжег ее к великой радости сестер. 11 января 1903 года к освидетельствованию останков старца Серафима приступила назначенная Синодом комиссия в составе десяти человек под руководством митрополита Московского Владимира. Членом этой комиссии был также и архимандрит Серафим. Результатом явился подробный акт освидетельствования, представленный на монаршее усмотрение. Государь, прочитав его, написал: «Прочел с чувством истинной радости и глубокого умиления». Донесение комиссии и желание Императора убедили Синод принять решение о канонизации преподобного Серафима Саровского. Синод постановил: «Ввиду ожидаемого ко дню прославления и открытия святых мощей преподобного отца Серафима, Саровского чудотворца, стечения большого количества посетителей и богомольцев, признано необходимым принять меры к надлежащему устройству путей сообщения и потребных помещений... поручить архимандриту Суздальского монастыря и прокурору Московской Синодальной конторы князю Ширинскому-Шихматову принять заведование всеми подготовительными мерами для устройства и приведения к благополучному окончанию многосложных дел, связанных с предстоящим торжеством прославления преподобного отца Серафима». На этом не закончились труды о. Серафима, связанные с прославлением преподобного. Он написал краткое житие преподобного Серафима Саровского и краткую летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. Возвратись после Саровских торжеств в древний Суздаль, о. Серафим занялся подготовительными работами к предстоящему празднованию 500-летия со дня кончины преподобного Евфимия, Суздальского чудотворца, и составил жизнеописание этого святого. Но отпраздновать в Суздале этот юбилей ему не пришлось. 14 февраля 1904 года он был назначен настоятелем Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря, где пробыл год, но за это время сумел отреставрировать величественный собор знаменитой обители. 28 апреля 1905 года в Успенском соборе Московского Кремля митрополитом Владимиром (Богоявленским), епископом Трифоном (Туркестановым) и епископом Серафимом (Голубятниковым) архимандрит Серафим был хиротонисан во епископа Сухумского. При хиротонии владыка так определил свой жизненный путь: «Многоразлично совершается призыв Божий! Неисследимы пути Провидения Божия, предопределяющие пути человеку. Со мной, вот уже в третий раз в продолжение последних двенадцати лет, происходят перевороты, которые меняют весь строй моей жизни. Хотя я никогда не забывал молитвенно простирать руки к Богу в надежде на Его милосердие и всепрощение, но мог ли себе представить, что мой первоначальный светский путь, казавшийся естественным и вполне соответственным моему рождению и воспитанию, продолжавшийся так долго и с таким успехом, не тот, который мне предназначен Богом? И как я должен был убедиться в этом? Несомненно, путем испытаний и скорбей, ибо известно, что скорби – это лучшие провозвестники воли Божией, и от начала века они служили людям знамением избрания Божия. Испытав с восьмилетнего возраста сиротство, равнодушие людей, беспомощность и убедившись в необходимости проложить себе жизненный путь собственным трудом и многолетним учением, я по окончании образования, еще в молодости, прошел все ужасы военного времени, подвиги самоотвержения, но, сохраненный в живых дивным Промыслом Божиим, продолжал свой первоначальный путь, претерпевая многочисленные и разнообразные испытания, скорби и потрясения, которые окончились семейным несчастьем – вдовством. Перенеся столько скорбей, я вполне убедился, что этот мир, который так трудно перестать любить, делается через них нашим врагом и что мне предопределен в моей жизни особенный, тернистый путь... Тяжело испытывать пути Божий! Не потому, что требуется безусловная покорность, совершенное послушание и всецелая преданность в волю Божию, даруемые Самим Господом; тяжело потому, что, как говорит святитель Филарет, митрополит Московский, мир, побежденный верою, плененный в ее послушание, допущенный посему в область ее, непременно внес в нее свой собственный дух; таким образом, сей враг Христа и христианства очутился в пределах самого христианства, прикрывшись именем христианского мира, он действует свободно и учреждает себе мирское христианство, старается обратно переродить сынов веры в сынов мира, сынов мира не допустить до возрождения в истинную жизнь христианскую, а на непокорных ему вооружается ненавистью, лукавством, злословием, клеветами, презрением и всяким орудием неправды.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.