Поснов М.Э. "История Христианской Церкви" (25)

Первый Вселенский Собор в Никее в 325-м году. В конце 322 г. Константин, преследуя сарматов, перешел границы Ликиниевых владений. Последний это принял как casus belli и объявил войну Константину. Решительное сраже-ние произошло при Хризополисе (теперь Кавале), где Ликиний был окончательно разбит, а потом вскоре и сам убит. Осенью 323 г. Константин уже появился в восточной столице Никомодии. Нестроения в Восточной Церкви поглотили на первое время больше всего внимание императора. Сначала у него явился план – примирить враждующие стороны между собой, склонив к единению главных виновников раздора – епископа Александра и пресвитера Ария. В исполнение этого своего намерения он написал письмо епископу Александру и Арию в Александрию. Константин пишет не как богослов, но как высший принципал, снисходительно благожелательный. Касаясь спорного вопроса, Константин говорит: Александр не должен был спрашивать, а Арий отвечать, ибо "подобные вопросы, не предписанные законом (Св. Писанием)... не должны быть допускаемы до слуха простого народа," и продолжает: «Ваш спор начался не по главному (sic !) канону к учению в законе; вы не вводите какого либо нового догмата в богопочтение; сущность мыслей у вас одна и та же (?), так что вы легко можете снова войти в общение.» Главным девизом царя, внушаемым спорящим, является in necessariis unitas, in dubiis libertas. «Итак возвратите мне мирные дни и спокойные ночи, чтобы и я, наконец, нашел утешение в чистом свете, отраду в безмятежной жизни» (Евсевий. De vita Const. II, 64-71). С письмом в Александрию был послан епископ Осий. Миссия оказалась выше его сил: примирить споривших ему не удалось. Однако он содействовал решению дела на предстоявшем Никейском Соборе. Согласно Сократу (Сократ. Ц. История III, 7) и Филосторгию (Филосторгий. I, 7), епископы Александр и Осий условились относительно спорных вопросов и отлучения Ария. В Александрии, во время пребывания там Осия, вероятно, был созван местный собор. Евсевий пишет, что после неудавшейся попытки к при-мирению сторон: «царь созвал Вселенский Собор почтительными грамотами, приглашая епископов всех стран возможно скорее прибыть в Никею» (De vita Const. с. III, 6). На Собор были приглашены не только епископы из пределов Римской империи, но и из стран и вне её – из Персии и от Скифов (De vita Const. c. III, 7). Число прибывших на Собор епископов определяется не оди-наково: по Евсевию свыше 250-ти, по Евстафию около 270-ти, по словам Константина Великого – 300 и свыше 300. Созо-мен (Созомен 1, 17) указывает круглую цифру в 320. Афанасий Великий в различных местах своих сочинений определяет различно количество собравшихся епископов – 300 и 318. Последнее число стало общепринятым. Его приводят Епифаний, Сократ (1, 8), Амвросий, Геласий, Руфин и Никейский Собор часто называется просто, как Собор 318-ти отцов. Думается, это число обязано своею победою количественному совпадению с цифрою верных рабов Авраама (Быт. 14:14) или мистическому значе-нию греческих букв, изображающих это число ТIИ, т.е. со-единение креста (Т) и имени Иисуса. Такое истолкование дал впервые Амвросий Медиоланский. Невидимому, число еписко-пов в разное время соборных заседаний было различно, отсюда и проистекли все разноречия в показаниях историков. Что Арий был позван на Собор, об этом говорит Руфин (I ,1). Большинство из епископов Римского государства принадлежало греческой нации, из латинских было только 7: 1. Осий Кордовский (из Испании); 2. Никазий Дижонский (из Галлии); 3. Цецилиан Карфагенский (из Северной Африки); 4. Домн Стридонский (из Паннонии); 5. Евстафий Миланский; 6. Марк Калаврийский (из Италии) и 7. представители Римского папы Сильвестра два пресвитера – Виктор или Витон и Викентий. Из западных латинских епископов выдавался Осий Кордовский; из греческих заслуживают особенного упоминания епископы апостольских кафедр – Александр Александрий-ский, Евстафий Антиохийский и Макарий Иерусалимский, потом следует упомянуть двух Евсевиев – Никомидийского и Кесарийского. Затем идут ряды чудотворцев и исповедников: Пафнутий из верхней Фиваиды, Спиридон, епископ острова Кипра, Иаков Низибийский, почитавшийся чудотворцем, спо-собным воскрешать мертвых, Леонтий Кесарийский с проро-ческим даром, который, пред прибытием на Собор, крестил отца Григория Назианзянина, Потамон Гераклийский с выжженным глазом и подрезанными жилами в коленях, Павел Неокесарийский (из крепости на берегу Евфрата), который, во время Ликиниева гонения, был подвергнут пыткам горячего железа, вследствие чего его руки сделались как бы парализованными, Ипатий Гангрский и – согласно греческим минологиям (Происхождение миней относится к VII-VIIIвв. Самая древная праздничная минея, известная нам по имени, относится к IХ-му веку, сирская. Криптофератские минеи дошли до нас от XI и XII веков, а декабрьская от ХIII-го (1266). Архиеп. Сергий, Полный месяцеслов Востока, т. I, 1901. 2-ое изд. Владимир, стр. 32, 201, 205) – святой Николай от города Миры в Малой Азии, столь известный своею благотворительностью, что даже до сего времени в день памяти его собирают пожертвования на детей. Справедливо го-ворит Евсевий Кесарийский (De vita Const, с. III, 9) об отцах Собора: "одни были знамениты словом мудрости, другие украшались строгостью жизни и подвижничеством, а иные отличались скромностью нрава," прекрасно присоединяет к тому и Феодорит (Феодорит. Ц. История I, 7): «было много мужей, украшенных делами апостольства; много бы-ло и таких, какие, по изречению апостола Павла, носили раны Господа Иисуса на своем теле.» Нет ничего удивительного, если, по условиям тогдашнего времени, среди епископов были люди необразованные – и это даже среди отцов Собора (Историк Сократ (I, 8.) с недовольством замечает, что это об-стоятельство дало повод Македонскому епископу Сабину называть отцов Собора «простоватыми и поверхностными» и даже «смеяться» над ними). Самая твердая дата для определения времени созыва Никейского Собора находится у Сократа (Сократ. I, 13 (в самом конце)): «Он (Никейский Со-бор) состоялся в консульство Павлина и Юлиана, в 20-ый день месяца мая, – это был 636 г. от Александра, царя Македон-ского.» Это выходит 325 г. от Рождества Христова (Проф. Болотов «Лекции по древней Церковной Истории» том IV-ый, 31). Дру-гая дата указана в актах 4-го Вселенского Собора; там стоит 13 день перед календами июля, т.е. 13-го июня. Бароний вы-читал у Константинопольского епископа Аттика иную дату, что Собор происходил от 14-го июня до 25-го августа. Все эти указания думают примирить или согласить таким обра-зом: 20-ое мая (по Болотову 22-ое) официальное начало со-борных заседаний, император прибыл 13-14-го июня, но уже 19-го июня был составлен символ, а 25-го августа – конец Собора. С 19-го июня до 25-го августа занимались вопросами об устройстве церковной жизни (Hefele. Conciliengeschichte В. I, s. 295-296) – о времени празднова-ния Пасхи, мелетианском расколе, митрополичьих округах и тому подобное. 25-го августа последовало закрытие Собора (О. Зек (Zeitschrift fur Kirchengeschichte. В. XVII, H. 1-2 § 69-70) высказывает оригинальный взгляд, что Собор мог заседать в 325 г. около 2-х месяцев, а окончил свою деятельность в ноябре 327 г. Осно-вание для этого он хочет найти у святого Афанасия, который (в апол. против ариан. LIX) пишет: «не прошло и пять месяцев от конца Собора, как епископ Александр (Александрийский) умер.» А смерть епископа Александра обыкновенно относят к 17-му апреля 328 г. В этом своем остроумном, диалектическом использовании источников О. Зек одинок. Его взгляд приводят, но не опровергают). Время с 20 (22)-го мая до 13-14 июня протекло в предвари-тельных совещаниях. В то время могли принимать участие в них не имевшие епископского сана, простые клирики и даже миряне (Сократ I, 8. Здесь Сократ подчеркивает энергичные выступле-ния молодого Александрийского диакона Афанасия). Но сообщение Руфина (Руфин I, 3) и Созомена (Созомен I, 18) об участии в них арианствовавших языческих философов – ле-гендарно. Центр рассуждении естественно составляло учение Ария о лице Иисуса Христа. Во время этих совещаний ясно определилось – кто с Арием и кто против него. Количество арианствовавших епископов различными историками определя-ется различно; из сопоставлений выясняется, что их было 20 (по Филосторгию 22). Из них наиболее влиятельными бы-ли – Евсевий Никомидийский, Евсевий Кесарийский, Феона Мармарикский и Секунд Птолемаидский, Митрофан Ефесский, Феогнис Никейский, Марий Халкидонский и Павлин Тирский. В день 14-го июня прибыл император. Епископы были приглашены во внутренние залы дворца. Так как император питал сильную любовь к ораторской литературе, то, по поручению Собора, его приветствовал речью Евсевий Кесарийский (Созомен I, 19. Феодорит же (Ц. История I, 7) замечает, что речь произнес Евстафий Антиохийский. Но здесь он ошибается. Сам же Евсевий Кесарийский замечает (De vita Const. с. III, 2): Один из епископов, занимавший первое место с правой стороны, встал, привет-ствовал царя краткою речью"). Константин отвечал на латинском языке не потому, что он не был сведущ в греческом – он около 10-ти лет про-вел в Никомидии, – а потому, что ему казался более соответ-ствующим торжественности момента официальный латинский язык (Евсевий. De vita Const. III, 13). После этого император предоставил слово предсе-дательствовавшим на Соборе (Ibid. – «paradidou ton logon proedroiq»), то есть митрополитам (?). Вопрос о председателе Собора очень спорный. Обычно назы-вают Осия Кордовского или Евстафия Антиохийского или Евсевия Кесарийского. Но это не отвечает тексту источника. Вероятно так нужно представлять дело. Председательствование принадлежало главным епископам – митрополитам, но за ходом прений наблюдал сам император и руководил ими (Ср. Bernoulli. Hauck. R. Enc. XIV, s. 12). Только благодаря умелому руководству Константина, такой сложный вопрос, как о лице Иисуса Христа, был решен в не-сколько дней. Феод орит пишет, со слов Евстафия (Феорорит, Ц. История 1,7. Принято, что арианский символ предложил Евсевий ! но какой? Бернулли (у Hauck'a XIV, s. 13) и О. Зекк (Z. КG. XVII, s. 349-350) высказывают мнение, что это был Евсевий Кесарийский), что ариане первыми предложили свой символ, составленный Евсевием Никомидийским. Но, в нем содержались «хулы» на Сына Божия, то есть, обычные арианские выра-жения, что Сын Божий есть "произведение и тварь," что было время, когда Сына не было, что Сын изменяем по существу и тому подобное. Такие «хулы» вызывали в членах Собора общее негодование, почти ярость, и арианский символ был разорван (Феодорит I, 7: tou paranomou grammatoq diarragmenoq). Такое отношение к их символу фраппировало ариан, и они должны были, по крайней мере, на время при-тихнуть, умолкнуть. Тогда отцами Собора были предприняты попытки изложить свою веру в библейских терминах. Ариане охотно соглашались на все тексты, термины или выражения, приводимые православными из библейских книг; но понимали и толковали их по-своему. Так, отцы Собора первоначально остановились на формуле «Сын от Бога.» Ариане принимали это говоря, что все от Бога: «из Которого все» (1 Кор. 8:6). По Афанасию (Послание к Африканским епископам. Творения в рус. переводе часть III, 281-282; ср. Феодорит Ц. История I, 8. VI, хотя ср. Созомен. Ц. И. 1,20), правильно веровавшие епископы проекти-ровали такой текст: Слово есть... истинный Бог, как сказал Иоанн (1 Ин. 5:20), сияние славы и образ ипостаси Отчей, как написал Павел (Евр. 1:3); а Евсеевы приверженцы, увле-каемые собственным своим зловерием, говорили друг другу: "согласимся в этом, потому что ... и мы называемся образом Божьим и славою Божией...," даже гусеницы и кузнечики именуются «великое войско Мое» (Иоил. 2:25), и мы свои Богу... Он назвал нас братьями" (Евр. 2:11) и тому подобное. В то время, нужно думать, когда епископы были утомлены оказавшимися бесплодными усилиями, вследствие изворотли-вости ариан, стараниями формулировать свое исповедание в библейских выражениях в противовес арианам, тогда высту-пил опять из арианской партии Евсевий Кесарийский, сам повествующий об этом в особом послании к своей Кесарийской пастве. Ариане меняют свою тактику из открытой в скрытую. Теперь показным формальным лейтмотивом арианской партии является желание дать мир Церкви. Это как раз было рас-считано на совпадение с настроением императора и на сочув-ствие его. С великим искусством удерживая инициативу в собственных руках, ариане предлагают еще иную, новую фор-мулу, свободную от всяких спорных слов и содержащую только общие обоим направлениям. Символ Евсевия (См. его у Сократа Ц. История I, 8. и у Феодорита Ц. История I, 12) начинается словами: «как приняли мы от предшествовавших нам епис-копов – и при оглашении, и при восприятии крещения, как научились из Божественных Писаний, как веровали и учили в пресвитерстве и в самом епископстве: так веруем и теперь и представляем вам нашу веру.» Отсюда, повидимому, можно заключить, что речь идет о символе переданном Кесарийской, или какою-либо другою общиною. Основная мысль вводных слов Евсевия, думается, такая: всякий христианский символ во все времена постольку имеет право на существование, по-скольку он содержит преданную веру отцов, не привнося ни-чего нового. Едва был прочитан предложенный Евсевием сим-вол, как император, дипломатически предупреждая возражения и дебаты со стороны противников, поспешил заявить, что это исповедание вполне соответствует его собственным убеждениям. Однако, император поставил непременным условием внесение в Прочитанный символ терминов omoousioq и ek tjq ousiaq tou Patroq. Теперь, кажется, уже нет догматистов и историков, которые отрицали бы западное происхождение указанных терминов: ek tjq ousiaq tou Patroq = e substantia Patris, a omoousioq = una substantia ( «unius substantiae» смотри у Тертуллиана и Новациана). В посланиях епископа Александра и в до-никейских сочине-ниях св. Афанасия приведенных выражений нет. Что именно Осий Кордовский, стоявший за спиною императора, имел в данном деле решающее значение, – это видно из слов св. Афанасия, что «Осий изложил в Никее веру» ("outoq en Nikaia pistin exeteto," Histor. arian. c. XLII). Для ариан чрез внесение указанных терминов создавалось непреодолимое затруднение, но они должны были согласиться (Интересны в данном случае дипломатические, диалектические рассуждения Евсевия в конце его послания к кесарийской пастве.) ... Заслу-живает особого внимания, в связи с вопросом о развитии христологии, что вместо logoq в начале второго члена упо-требили uioq – сын. После исправлений символа, предложен-ного Евсевием Кесарийским, Никейский символ получил такую формулировку. Символ Евсевия Кесарийского Pistenomen eiq ena Teon patera pantokratora, ton twn apantwn oratwn te kai aoratwn poijtjn, kai eiq ena Kurion Ijsoun Hriston, ton tou Teou logon, teon ek teou, fwq ek fwtoq, zwjn ek zwjq, uion monogenj, prwtotokon pasjq ktisewq., pro pantwn twn aiwnwn ek ton patroq gegennjmenon, di ou kai egeneto ta panta, ton dia tjn jmeteran swtjrian sarkwtenta kai en antrwpoiq politeusamenon kai patonta kai anastanta, tj tritj jmera kai aneltonta proq ton patera kai erhonta palin en doxj krinai zwntaq kai nekrouq, kai eiq pneuma agion. Никейский символ Pistenomen eiq ena Teon patera pantokratora., pantwn oratwn te kai aoratwn poijtjn kai eiq ena Kurion I.jsoun Hriston ton uion tou Teou,s gennjtenta ek ton patroq monogenj, toutestin ek tjq ousiaq ton patroq, Teon ek Teon, fwq ek fwtoq, Teon aljtinon ek Teon aljtinou, gennjtenta, ou poijtenta, omoousion tw patri, di'ou ta panta egeneto, ta te en tw ouranw, kai ta en tj gj, ton di'jmaq touq antrwpouq kai dia tjn jmeteran swtjrian kateltonta, kai sarkwtenta, enan-trwpjsanta, patonta kai anastanta tj tritj jmera, aneltonta eiq touq oura-nonq, erhomenon krinai zwntaq kai nekronq, kai eiq to agion pnenma. Touq de legontaq jn pote ouk jn, kai prin gennjtjnai ouk jn, kai oti ex ouk ontwn egeneto, j ex eteraq npostasewq j ousiaq faskontaq einai (j ktiston) j trepton j alloiwton ton Uion ton Teon, (toutonq) anatematizei j katolikj (kai apostolikj) ekkljsia. Для поражения арианства употреблены не библейские термины: ek tjq ousiaq tou Patroq и, В анафематствованиях встречается еще не библейский термин upostasiq. С точки зрения филологической, данные термины нельзя признать особенно удачными. Выражение ek tjq ousiaq tou Patroq, устраняя мысль о происхождении Сына ex ouk onton, делает воз-можным допущение, что Сын есть часть Отца (Интересны в этом случае дипломатические, диалектические рассуждения Евсевия в конце его послания к кесарийской пастве), то есть дает мысль о субординационизме. При термине omouosioq tw Patri, первый термин ek tjq ousiaq tou Patroq даже излишен, почему и опущен на первом Константинопольском Соборе 381 г. (= II-ой Вселенский). Частица «omo» в слове «omouosioq» указывает на общность владения каким-либо предметом или качеством. Отсюда слово «omouosioq» будет обозначать таких субъектов, которые обладают одинаковою сущностью. Поэтому понятны «хулы» Павла Самосатского, а потом ариан, будто-бы по общему ортодоксальному представлению, – Отец и Сын – братья, будто-бы – сущность – есть нечто иное, третье чем в одинаковой мере владеют Отец и Сын. Отсюда же ясно противодействие отцов Антиохийских Соборов 263-267 г. против термина «omouosioq.» Необходимость для отцов Никейского Собора употребить указанные термины и смысл их превосходно изъяснены святым Афанасием Великим в его двух сочинениях: а) об определениях Никейского Собора и б) послание к Африканским епископам. "Но довольно об изложенной вере, в которой все мы согла-сились не без исследования (Сократ. Ц. История I, 8. Феодорит. I, 12 j sunefonjsamenoi panteq ouk anexepantoq). "заканчивает Евсевий свои рассуждения о Никейском символе для Кесарийской паствы, впрочем не скрывая серьез-ности работы («не без исследования»). Однако, не «все согласлись.» Символа, не приняли сам Арий и два его испытанные друга – епископы Секунд Птолом. и Феон Мармар. Все они вместе с преданными пресвитерами были преданы анафеме и отправлены в изгнание в Иллирию (Феодорит. Ц. История I, 7, 8; Созомен Ц. История I, 21; Филосторгий I, 9 Сократ I, 9, 14, 23). Но этим дело не ограничилось. К положительной части символа была прибав-лена часть негативная – анафематизмы на "всякую безбож-ную ересь," и на арианство, как учившее о тварности Сына. Под этою частью не хотели подписаться Евсевий Никомидийский, Феогнис Никейский и Марий Халкидонский (Созомен 1,21 (Ц. История)). И они также были отправлены в изгнание (Созомен I, 21). После 19-го июня, когда символ был подписан, перешли к вопросу празднования Пасхи, чтобы урегулировать различ-ные обычаи Востока и Запада. О какой-либо оппозиции или спорах об этом пункте ничего неизвестно. Живой интерес, какой император проявил к этому вопросу, мог подавить вся-кое желание противоречить. Вопрос был решен в том смысле, что время празднования определяет Александрийская Церковь, владевшая ученою школою, а оповещает римский епископат (Сократ. Ц. История I, 8.9; Феодорит. Ц. История I, 10; Евсевий. De vita Const. II, 1). Третьим делом Никейского Собора, очень важным для того времени, было устранение Мелетианского раскола. Оторвав-шийся от Церкви Мелетий, епископ Ликопольский, посвятил многих епископов и чрез это, вопреки установившемуся в Египте обычаю, нарушил законные права Александрийского епископа. Это побудило Собор заняться рассмотрением сложив-шегося до него церковно-провинциального устройства и выска-зать по этому вопросу свой взгляд (Афанасий. Против ариан – с. LXXI. Сократ I, 9). Последний выражен в известных 4-7 канонах Никейского Собора. Согласно с уста-новившейся древней практикой, Никейский Собор признает существование Соборов чрезвычайных и постоянных. В кано-нах 4-5 идет речь о церковных округах, а 6-7 говорят о пред-ставителях главных церковных округов, называемых митро-политами. Канон 6-ой имеет чрезвычайно важное значение в деле уяснения прав и преимуществ разных митрополитов (Mjtropolitjq = exarhoq tjq eparhiaq, см. правила Сардикийско-го Собора 343 г. Имя «митрополит» здесь встречается впервые. Но митрополитанское устройство не было введением Никейского Собора. Ср. Гидулянов. Митрополиты. М. 1905, стр. 266). Он сыграл громадную историческую роль в борьбе с Римом, хотя и последний хотел воспользоваться им на IV-ом Вселенском Соборе в борьбе с претензиями Констан-тинопольского митрополита, какого естественно не знал 6-ой канон Никейского Собора, а в этом и лежит весь смысл про-теста римских легатов на IV-ом Вселенском Соборе (Ср. Hefele. Conciliengeschickte. I, s. 529-530). Шестой канон читается так: «Да хранятся древние обы-чаи, принятые в Египте, Ли-вии и Пентаполе, дабы Алек-сандрийский епископ имел власть над всеми сими. Поне-же и римскому епископу сие обычно. Подобно и в Антиохии и иных областях да со-храняются преимущества Цер-квей.» Ta arhaia krateitw ta en Aignptw kai Libuj kai Pentapolei, wste ton Alexandreiaq episkopon pantwn toutwn ehein tjn exousian epeidj kai tw en tj Rwmj episkopw touto sunjteq estin omoiwq de kai kata Antioheian kai en taiq allaiq eparhiaiq ta presbeia swzestai taiq ekkljsiaiq. В начале V-го века, у блаженного Иеронима и Иннокен-тия I, шестой канон получил уже такую редакцию: «Ecclesia romana semper habuit primatum. Teneat autem Aegyptus (Lybiae et Pentapolis) ita, ut episcopus Alexandriae horum omnium habeat potestatem.» Седьмой канон Никейского Собора касается уже специально преимуществ епископа Иерусалимского; его преимущества признаются лишь honoris causa, потому что и гражданские и церковные права уже принадлежали Кесарии, а следовательно и Кесарийскому митрополиту. В заключение, мы укажем еще на одно решение Никейского Собора. Сократ (Сократ. Ц. История I, 11), Созомен (Созомен. Ц. История I, 23). и Геласий Кизический (Геласий у Mansi. II, 906) говорят о том, что отцам Собора было предложено ввести обязательный целибат, очевидно, по примеру Западной Церкви, узаконившей целибат недавно (303-305 г.) на Эльвирском Соборе (канон 33). Но против этого проекта восстал святой Пафнутий, епископ города верхних Фив, в Египте, и предложение было отклонено. Пафнутий был исповедник; во время Максиминова гонения ему выжгли пра-вый глаз. За это его особенно почтил император Констан-тин (Руфин X, 4). Собор Никейский, благодаря догматическим и канони-ческим постановлениям, создал великую ступень к возвышению Александрийского епископа, как первого на Востоке. После заключения Собора, Константин праздновал свои виценалии, т.е. 20-тилетие своего царствования. За обедом, к которому были приглашены никейские отцы, Константин, обращаясь к ним с речью, между прочим сказал: «Вы – епископы внутренних дел Церкви, а я поставленный от Бога епископ внешних дел» (Eusebius. De vita Const. IV, 24 «twn eisw tjq ekkljsiaq episkopoq twn ektoq»). Этим, повидимому, он хотел мо-тивировать свое горячее участие в делах Собора и свое до-вольство решением дел. Борьба за Никейский Символ Веры. Благодаря Никейскому Собору, достигнуто было, каза-лось, редкое единодушие. Никейский символ и анафематствования были подписаны почти всеми участниками Собора. Но это согласное действование не было в собственном смысле единодушием и единомыслием, а лишь покорностью импера-тору. По своему же воззрению большинство восточных были склонны к оригенизму, и термин «omouosioq» был для них чуждым. При благоприятной атмосфере, истинное настроение восточных должно было обнаружиться. Так случилось и в действительности. Такой благоприятной атмосферой была для восточных перемена в психологических переживаниях самого Константина Великого. Константин, вмешиваясь в арианский спор, совсем не был знаком с религиозными верованиями и настроениями Востока. Он был наставлен в вере западными епископами, и западное христианство было для него то единственное, что он до сих пор знал. Никейский символ, как "дело мира," был для него средством в западном смысле прекратить восточные религиоз-ные волнения. Но опыт вышел неудачным. Уже ближайшие годы научили его, что почва, на которой он стоял, зыбка и совершенно не соответствует настроениям Восточной Цер-кви (Ср. Ad. Harnack. Lehrbuch DG. II, s. 237). К этому присоединялись еще следующие обстоятель-ства личной и дворцовой жизни. Ликиний, которому Констан-тин перед Никейским Собором даровал жизнь, поднял против него мятеж. Константин должен был казнить его. В 326 г. его старший сын (от Минервы) Крисп был обвинен в кровосмеше-нии с своей мачехой Фавстою; мнимые, или действительные, преступники были казнены. Между тем, люди IV-го века во всяком событии видели перст Божий. Около этого времени открылись мощи Лукиана, считавшегося покровителем ариан. Город Дрепанод, где находился гроб Лукиана, императрица избрала своим городом, и он переименован был в Еленополь (Сократ. Ц. История I, 17). При освящении его, осенью 327 г., культ арианского учителя сделался центром всего празднества. Константин рас-положен был думать, что в арианском споре он погрешил, ошибся. При этом явились лица усилившие это настроение. Такими были консул 320-го г. Цейоний Юлиан, дочь которого Василина была замужем за братом Константина, Юлием Констанцием, и от которой родился Юлиан, впоследствии от-ступник, – и сестра императора Константина, жена казнен-ного Ликиния (Сократ. I, 25; Феодорит. II, 3: Созомен. II, 27). Под влиянием всего этого в религиозном образе мыслей императора происходит крутой переворот в противоположную сторону, и он становится почти покровите-лем арианства. Враги Никейского символа скоро поняли это, подняли головы и начали действовать. Арий вместе с Секундом и Феогнисом подписали вероопределение и были возвра-щены из ссылки (Сократ, I, 14, 23, 25; Созомен. II, 16. – об этом от очевидцев слышал Иероним (Contra Lucif. XX. Migne lat. s. XXIII). Возвратившись, они настаивали на том, чтобы Арий был введен в Александрийскую Церковь. Констан-тин сделал распоряжение (Сократ, I, 27). Однако, Арий, бывший стариком, не перенес волнений и скоропостижно скончался ранее совер-шения акта введения (Сократ I, 38; Созомен II, 29-31). Из сказанного видно, что борьба против Никейского сим-вола была вполне естественна и понятна. Она начинается тотчас же, как удается арианам, вскоре после Собора, вос-становить свои ряды, без всяких потерь или утрат. В этой борьбе за Никейский символ, продолжавшейся свыше 50-ти лет (325-381 г.), различаются два периода: 1) до Александрий-ского Собора 362 г. и 2) до Константинопольского 381 г. I. Первый период в свою очередь распадается на две части: а) от Никейского Собора до смерти Константина в 337-ом г. И б) от 337 г. до 362-363 г. В первый период борьба направлялась против главных деятелей и защитников Никейского сим-вола (до смерти Константина), а затем и против самого Ни-кейского символа. Александрийский Собор 362 г., как бы под-водя итоги этой борьбы, определенно установил, что все по-пытки заменить Никейский символ другими не удались; Ни-кейский символ остается в силе. II. После Александрийского Собора, то есть смерти Юлиа-на, начинается возвращение к Никейскому символу. Тогда выступают на сцену новоникейцы или каппадокийцы и под-готовляют христианское общество к принятию Никейского символа на Константинопольском Соборе 381 г., толкуя и видо-изменяя его выражения и термины, применительно уже к раз-вившемуся религиозному сознанию и более глубокому про-никновению в смысл классических терминов. Начавшуюся в Церкви борьбу после помилования Ария и возвращения на кафедры Евсевия и Феогниса историк Со-крат (Сократ. Ц. История I, 23) уподобляет "ночному сражению," где большинство не знало кого и за что били. Первою жертвою арианских происков сделался Евстафий Антиохийский (Сократ. Ц. История I, 24; Феодорит. Ц. Истори1 I, 21). Он вступил в литературную полемику с Евсевием Кесарийским по поводу Никейского символа (Сократ. Ц. История I, 23). Он первый подметил зарождавшееся на Востоке недовольство Никейским определением и начал с ним борьбу в литературе и жизни. Он прервал церковное об-щение с уклонявшимися от слова "единосущный," – отка-завшись принять в клир знаменитых в будущем – арианство-вавших – Леонтия, – позже Антиохийского епископа, Евстафия Севастийского, Георгия Лаодокийского и других (Афанасий. История ариан с. IV). Догмат о Сыне Божьем Евстафий раскрывал с христологической стороны. Как и все старшие защитники Никейского символа, Евстафий не различал между терминами «сущность» и «ипостась.» Многим казалось, что Евстафий, подобно Савеллию, сливал лица Святой Троицы. Дело против него было поставлено на Антиохийском Соборе 330 г., на котором при-сутствовали враги "омоусии:" Евсевий Никомидийский, Феогнис Никейский, Евсевий Кесарийский, Патрофил Скифопольский, и другие. Не имея возможности обвинить его прямо в савеллианстве, его обвинители придумали такую формулу, что он «умствовал более по Савеллию, чем по разуму Никей-ского Собора» (Сократ. Ц. История I, 24). К этому было присоединено обвинение в оскорблении матери царя и в любодеянии. Евстафий был низложен и сослан в Иллирию (Афанасий. История ариан с. IV). После этого антиникейцы обратили внимание на другого выдававшегося представителя никейской веры. Маркелл Анкирский – ум сильный и ориги-нальный. Он поставил себе задачу, раскрыть несостоятельность Оригена, доказать происхождение его из языческой филосо-фии, но при этом он создал такую систему, за которую сам был осужден, хотя ему казалось, что он твердо стоял на почве Евангелия Иоанна. Он присутствовал на Соборе 335 г. в Тире и Иерусалиме, осудивших Афанасия и принявших Ария. Он ясно тогда понял, к чему направлены усилия ариан. Поэтому бежал с Иерусалимского Собора в Константинополь и подал книгу императору Константину. Эта книга, переданная Кон-стантином евсевианам, дала основание для обвинения его в савеллианстве, на Константинопольском Соборе 336 г. 5-го фе-враля и для низложения его. Этой книгой Маркелл нанес громадный вред всем истинным защитникам Никейского сим-вола. Враги его воспользовались его книгой, показав всему Востоку, к чему влекут защитники Никейского Собора, от-стаивая слово «единосущный» (Сократ, I, 36; Созомен, I, 33). Но и этот случайный успех не помог арианам восторже-ствовать на Востоке. Никейский Собор и символ имели своего великого защитника в лице Афанасия Александрийского (Год смерти Александра Александрийского и избрания Афанасия до сих пор является не установленным. По указанию хронологического предисловия к новооткрытым пасхальным письмам святого Афанасия (ср. Larson. Die Festbriefe d. heil. Atthanasius. Leipzig. 1852, s, 26), кончина Александра последовала 17-го апреля 328 г., а посвящение Афанасия во епископа состоялось 8-го июня того же года. Но в Apol. с. L1X Афанасий говорит, что Александр скончался спустя 5 месяцев после Никейского Собора, следовательно в 326 г. (ср. Феодорит Ц. История I; 26). По одному коптскому фрагменту (см. Lemm), Афанасий был возведен во епископа 33-х лет. Если исходить из этой даты, что Афанасий занял епископский престол в 326 г. 33-х лет, то значит он был рожден в 293 году (см. биографию св. Афанасия проф. Горского в начале 1-го тома 2-го издания "Творений св. Афанасия," стр. 33, в примечании от редакции). Однако, возможна и другая точка зрения на хронологию. Например, О. Зек и Гидулянов находят у Афанасия указания на то, что Никейский Собор окончился в 327 г., считая вполне установленным, что Александр скончался в 328 г. (См. Гидулянов – Восточные Патриархи стр. 161)). В полном свете выступает его личность со времени Никейского Собора. Об участии его в занятиях этого Собора известно под-робно из его творений, хотя кратко об этом упоминают исто-рики Сократ I, 15) и Созомен (I, 17). Но зато после Собора не было ни одного из епископов, кто бы представлял собой такую грозную силу для ариан, как молодой епископ Алек-сандрийский. В борьбе с арианами, не о слове, не о формуле для него шла речь (слово omouosioq у него встречается весьма редко), но о спасении человечества через Богочеловека. Един-ственно из уверенности, что Божество, явившееся во Христе, имеет истинно Божественное существо и потому в состоянии возвысить человека до Божественной жизни – вера должна получить свою силу, жизнь – свой закон, а богословие – свое направление. Поставляя веру в Богочеловека, который единственно только может освободить от греха и смерти, во главу всего, Афанасий дал и практическому благочестию, которое тогда жило почти исключительно в монашеском аске-тизме – высший мотив. При всем том, Афанасий не был ори-гинальным богословом – мыслителем, нового ничего не дал. Логос, вочеловечение, Богочеловек, обожение, Сын Божий – все эти понятия уже Ириней поставил в центр христианского благовествования. Для рассуждения о Логосе Афанасий поль-зовался мыслями Оригена и других Александрийских катехетов. Новое было только в деле, в энергии, в исключительном единении теоретической точки и практического действия, и это в то время когда все угрожало распадением. Афанасий не был ни выдающимся систематиком, ни великим экзегетом. Его всего менее можно относить к выдающимся философам; у него даже не было особого научного интереса. Но дело его лежало выше науки, выше теологии. Древнее положение, что о Христе должно думать, как uioq tou Teou только он в полном смысле внес в Церковь, и он поэтому также проложил дорогу, что о Сыне нужно думать, как Teoq ... wq en Hristw. Довести до пол-ной победы дело Церкви, а вместе с тем и свое, – Афанасию помогло благое Провидение, Которое до самой смерти связало его жизнь с одною из великих кафедр Востока, и редкая за-конченность его личности, единство и неизменность характера. Готовый с самого начала, зрелый не по летам, с первых годов епископства он никогда не привязывался к формулам и сло-вам, но всегда постигал суть дела и объединялся, сроднялся с ним. Пятикратное лишение кафедры (335-337 г.; 339-346 г.; 356-362 г.; 362-364 г.; 365-366 г.), 17-тилетнее пребывание в изгнании не сломило его характера, в милости и немилости императоров он всегда оставался самим собой. Великое зна-чение его для дела Церкви хорошо поняли уже его младшие современники и назвали его «столпом» и «врачем.» Первым поводом гонения на Афанасия послужил его ре-шительный отказ принять Ария в общение Александрийской Церкви (Созомен II, 18; ср. Сократ I, 27). В борьбе с Афанасием к арианам примкнули мелетиане. Афанасия обвиняли в неправильном занятии Алек-сандрийской кафедры. Мелетианские епископы возводили на Афанасия жалобы в том, что он наложил на египтян особую подать одеждами в пользу Александрийской Церкви и посы-лал деньги мятежнику Филумелу. Сначала (в конце 331 г. пред императором Константином в Никомидии) Афанасию удалось оправдаться, потом к новому обвинению в достижении епископского престола путем насилий присоединились другие: а) обвинение Афанасия в отсечении руки у Мелетианского епископа Арсения и б) жалобы Исихира, обвинявшего Афана-сиевского пресвитера Макария в кощунстве во храме. По этим делам, Константин назначил Кесарийский Собор, Афанасий не явился туда. Тогда это дело рассмотрели Тирский и Иеруса-лимский Соборы 335 г. Они осудили Афанасия. Недовольный, он явился к царю. Однако, царь утвердил постановление Со-бора, и Афанасий должен был отправиться в изгнание, в Гал-лию, 7-го ноября 335 г. (по другому счислению в начале 336 г.) (Сократ I, 27-35; Созомен 11, 22-23, 25, 28, 30; Феодорит 1,26-31). Арианский спор, который был при Константине лишь восточным спором, – по смерти его становится событием всей Церкви. Перемена в управлении дала возможность изгнанни-кам, – в том числе и Афанасию, – возвратиться на свои кафедры, и в течение первых лет, пока не было междоусобий, в Церкви царил мир – покой. Однако, епископ Никомидийский Евсевий не дремал и работал в пользу ариан. Если уже такому человеку, как Константин Великий, трудно было из-бавиться от происков придворного епископа, тем более Кон-станцию, во всем уступавшему отцу, кроме страстности в борь-бе. Уже в 339 году, Афанасий был вторично лишен кафедры и бежал в изгнание в Рим, когда его преемник Григорий был водворен на кафедру военной силою. Павел Конст. был так-же лишен кафедры, его место занял Евсевий Никомидийский. Однако, скоро обнаружилось, что, достигнутая при Кон-стантине Великом, победа Евсевия на восточных Соборах далеко не означала еще победы в целом царстве. Конечно, внешнего противодействия не было, но это лишь благодаря единовластительству императора, освободителя Церкви. А те-перь, после смерти Константина Великого, религиозный вопрос стал в зависимость от политического, ближайшим образом – от положения разделенных половин империи. Запад, подчи-ненный политически Константину II и Констансу, а с 340-го г. – только последнему, – сделался оплотом никеизма, особенно Рим. Епископ Юлий Римский оказывает дружеское внимание восточным изгнанникам – Афанасию, Маркеллу и Павлу, и Римский Собор, на который также были приглашены и евсевиане, – но напрасно, – осенью 340 г. высказал решитель-ный протест против лишения их кафедры. Что и Маркелл на-шел также защитников в Риме, это объясняется, с одной сто-роны, некоторым изменением в его исповедании, а с другой, – склонностью Рима всегда подчеркивать Божественность Хрис-та и единосущие, даже более, – склонность к модализму и известное сродство с Новацианом (Так, например, говорят историки Гарнак и Мёллер). Но это сообщничество в участии Афанасия и Маркелла дало врагам первого новое оружие и для него не прошло бесследно. В то время как Запад выражал свою солидарность с Никейскою формулой и поборни-ками её, на Востоке не только отказывались от никейцев, но, пользуясь тем что новый император отнюдь не связан с Никейским Собором и его деяниями, то есть, прежде всего, с его символом, – сделали шаг к созданию новых формул и сим-волов. Начался жаркий спор за достоинство Никейского символа, который в особенности создал напряженные отно-шения между церковным Востоком и Западом. В первое 10-тилетие со смерти Константина Великого до смерти Констанса (340-350 г.) со стороны Востока делались попытки привлечь Запад на свою сторону. Политическая необходимость диктовала Констанцию внимательно относиться к Констансу и желать мира с ним. Это время Антиохийских Соборов и формул. Первый из них был созван летом 341 г. в присутствии самого императора, по случаю освящения Церкви, и известен, как «Собор на обновление» (en kainoiq). Во главе его стояли Евсевий Никомидийский и Акакий, преемник Евсевия Кесарийского. Этот Собор выразил протест против упомянуто-го Римского Собора 340 г. и составил три формулы веры, из которых вторая – важнейшая – известная под именем Лукиановской, – утверждала собою оригеновский субор-динационизм; арианство собственно отвергается, а Маркелл «со всеми кто имел с ним общение» – изгоняются из Церкви. Непосредственно после этого Собора умер Евсевий. Следствием этого было некоторое ослабление вражды к Западу. Осенью того же 341 г. в Антиохии был созван новый Собор, который составил 4-ю Антиохийскую формулу (Сократ. II, 8.10.15,17). На Западе созыва-лись Соборы в Сардике (343 г.) и Милане (345 г. Сократ. 11, 20, 29). Пос-ледний Собор отверг учение Фотина, считавшегося на Востоке учеником Маркелла; здесь Восток и Запад снова стали на общую точку. Несмотря на это, ни западным не удалось побудить восточных к решительному отказу от арианства, ни восточным не пришлось расположить западных к полному от-вержению Маркелла. Наоборот, на Западе начали подозритель-но относиться к Афанасию, вследствие его осуждения Мар-келла, на Востоке же это возвысило симпатию к Афанасию. По смерти заместителя Афанасия, епископа Григория, после личной встречи с императором Констанцием в Антиохии (Сократ. II, 23-2), Афанасий был возвращен в Александрию, осенью 346 г. Павлу Маркеллу, Асклепе Газскому и Лукию Адрианопольс-кому, словом всем оправданным Сардикийским Собором, Кон-станций возвратил кафедры (Ibidem. Феодорит 11, 12), конечно, не без влияния Констанса (Сократ. II, 22). Таким образом, было установлено единение Вос-тока с Западом, но не надолго, только до смерти Констанса. Сделавшись единодержавным, Констанций решил прекратить спор относительно Никейского Собора, даже не останавливаясь перед насилием. После 350 г. он часто и подолгу жил в Сирмии. Отсюда явились Сирмийские Соборы и вероисповедные фор-мулы, составленные на них. Главными агентами Констанция в осуществлении поставленной им цели выступают теперь два епископа из Паннонии – Урзакий и Валент. Это два че-столюбца, в сущности очень мало интересовавшиеся дог-матическою стороною вопроса, построившие свою карьеру на водворении мира, единения, унии между спорившими, чего именно и хотел Констанций. Они в некоторой степени продол-жали политику Евсевия Никомидийского, к ним примкнул Акакий Кесарийский. Прежде всего, сам император пытался ус-тановить, как платформу единения – восточную Евсевиевскую формулу. На Сирмийском Соборе 351 г. первая и четвертая Антиохийские формулы были приняты при участии импера-тора. После победы над узурпатором Магненцием император, по совету Урзакия и Валента, созвал Собор в Арле в 353 г., где на соборное определение согласились и западные в лице папы Либерия, за исключением Павлина Тирского. Затем, на великом западном Соборе в Милане в 355 г., Запад был подчинен воле императора. «Моя воля есть канон» – будто бы восклик-нул император (По Афанасию, история арианства глава XXXVIII), – император требовал от западных под-чинения Востоку и изгнания Афанасия. Воспротивились не-многие, – кроме 1 Павлина, Евсевия Верчельского, Люцифера Калаврийского, Дионисия Миланского, несколько позже Ли-берии, Иларий и Осий. Они были изгнаны со своих кафедр, Иларий, например, был отправлен во Фригию (Сократ, II, 30, 36; Феодорит, II, 15-17). В феврале 356 г., во время богослужения, напали на Афанасия (Феодорит. II, 13) воины и, силою оружия, с пролитием крови, вырвали его у его паствы. Он бежал в пустыню, – так произошло третье изгнание его. Победа унионистов, казалось, была полная; здесь торжествовала собственно Евсевианская терминология, которая поставила Антиохийские формулы вместо Никейских. Конечно, эти формулы так же не хотели омоусии, как и чисто-го арианства. Но в то время, как они подвергали омоусию решительному осуждению, они не посмели то же самое сделать с арианскими элементами, которые были присущи воззрению партии, боясь ослабить общий штурм против Никейских от-цов. Чрез это строгий арианизм снова возник, при такой бла-гоприятной обстановке, – и опять в Александрии, где место изгнанного Афанасия занял арианствующий Георгий. Некто Аэций, беспокойный и имевший страсть к спорам, поставленный епископом Антиохийским Леонтием во диакона и покровительствуемый им, переселился из Антиохии в Алек-сандрию, увлекши с собою каппадокианина Евномия. Его, или их, учение об Иисусе Христе было в сущности то же, что и Ария, только выяснялось с большим пониманием дела и луч-шею "технологией," как говорит Феодорит (Theodoritus. De haeret. fabulis. IV, 3). Отклоняя всякое родство Бога с Сыном – в смысле единства, или раз-личия (и сходства) существа, они выразительно выс-казывались За eterotjq kat ousian. Сын как такой – ибо agennjsia – нерожденность, непроизводность есть собственно существен-ный признак в понятии о Боге, – не произошел из сущности Бога, Он есть anomoioq tj ousia tou patroq, Он создан ex ouk ontwn.