Меню
Назад » »

Послание святого Апостола Павла к Римлянам истолкованное святителем Феофаном (44)

Стих 14. Вем и извещен есмь о Христе Иисусе, яко ничтоже скверно салю собою, точию помышляющему что скверно быти, оному скверно есть. Вем и извещен есмь — я вполне убежден, убежден глубоким, совершеннейшим убеждением, но не сам от себя, не своими соображениями дошел до этого, а научен будучи Христом Иисусом Господом. Им внедрено во мне сие убеждение. Апостолы не только однажды навсегда были просвещены, но и в частностях были научаемы Господом и Духом Святым. Бывали у них и свои соображения; но они умели с точностию отличать, что свое и что от Господа и Духа Божия. Не почитать ничего из съестного скверным было Господним внушением. Получив его от Господа, Апостол и всем его сообщал, — говоря: ничтоже скверно само собою. «Ничего нет нечистого по природе, сему научен я от Господа. Он Сам удостоверил меня в этом, это приговор не человеческого ума» (святой Златоуст). Но бывает, что иной одно, другой другое, по каким-либо помышлениям, считает нечистым; в таком случае для него только оно и нечисто. Его помышление, что та и та пища нечиста, не делает пищи нечистою по себе или и для других: она только для него нечиста, не сама по себе, а по тому его убеждению; и, пока сие убеждение остается у него, она пребывает для него нечистою. Он сквернит себя, принимая ее против убеждения совести. Блаженный Феодорит пишет: «если кто, думая, что такая-то снедь нечиста, вкушает оную; то сие нечисто не по естеству (снеди), но ради помысла вкушающего». Надобно наперед переменить убеждение, и потом уже вкушать с спокойною совестию; а наперекор совести ничего не должно делать, хотя бы совесть и заблуждалась. Кого имел в виду Апостол, говоря сие? И иудея, который не освободился еще от чувства обязательства соблюдать закон о яствах, — и других, особенно язычника, который, все еще думая, что идол есть нечто, боится, как бы не напасть на идоложертвенное в яствах, предлагаемых или покупаемых, в той мысли, что они от идола приняли некую скверну; потому воздерживается не только от явно-идоложертвенного, но и от всякой другой пищи, которая могла быть от идоложертвенного. Последнее Апостол подробно объясняет в Первом Послании к Коринфянам, в 8-й главе. Выражения там и здесь одинаковы; потому надо полагать, что Апостол и здесь имел в виду подобные же случаи. Чего же хочет Апостол? Не укорять, не нападать, не увлекать и не принуждать таковых вкушать то, что они считают нечистым: ибо иначе они будут действовать против своей совести, делать ее нечистою, подвергаться ее угрызениям и вследствие того скорбеть. И не этого только требует Апостол, но и благоразумия в пользовании свободою в употреблении пищи. Это особенно касалось идоложертвенного. Иной, убедившись, что идол есть ничто и не делает пищи нечистою, свободно ест всюду явно-идоложертвенное, — и ему ничего. Но иной, не имея такого убеждения, а увлекаясь только примером его, станет есть что-нибудь такое; почему будет есть наперекор своей совести, осквернит ее и будет потом скорбеть, угрызаемый ею. Апостол и дал правило — опасливо пользоваться свободою относительно яств, чтоб не нарушить иначе любви к брату. Стих 15. Аще же брашна ради брат твой скорбит, уже не по любви ходиши. Не брашном твоим того погубляй, за негоже Христос умре. Будешь ли укорять брата за различение яств, или понудишь его вкусить, что считает он нечистым, или примером своим увлечешь его к тому, — во всяком случае ты скорбь причинишь брату и тем нарушишь братскую любовь. Но любовь у нас главное, а различение яств дело безразличное. Благоразумно ли так поступать? Не только не благоразумно, но и преступно. «Скажешь: почему же не исправить брата, чтобы он не почитал чего-либо нечистым? Почему не употребить всей своей власти, чтобы очистить от сей привычки и мнения — признавать что-либо скверным? Боюся, ответствует Апостол, чтобы не огорчить его» (святой Златоуст). Конечно, не худо отучить от этого; но для сего самое верное — изменить его убеждения. Изменить же их нельзя нападками и понуждениями. Яви лучше снисходительность и осторожность любви; и она исправит все дело. Живя среди свободно относящихся к жертвам и между тем объемлющих его теплою любовию, он скорее поколеблется в своих убеждениях, а потом и совсем изменит их. Время с любовию все исправит мирно: ни споров, ни укоров, ни понуждений не нужно. Они только портят дело, а не способствуют ему. «Видишь ли, сколько Апостол заботится о сохранении любви? Ибо знал, что любовь может все исправить. А посему и требует от слушателей чего-то большего. Не только не должно вам, говорит, доводить их до крайности; но, если бы требовалось сделать снисхождение, и от того не отказываться» (святой Златоуст). Не брашном твоим того погубляй, за негоже Христос умре. Вот до чего может дойти неразумие в делах безразличных! брата погубить. Как? Соблазнив брата, понудив или увлекши его действовать против своего убеждения или совести. Апостол писал уже именно это к коринфянам: блюдите, да не како власть ваша (свободно относиться к яствам) преткновение будет немощным. Аще бо кто видит тя имуща разум (убедившегося, что идол ничто и не сквернит идоложертвенного) в требищи возлежаща, не совесть ли его немощна сущи созиждется идоложертвенное ясти (совесть его, оставаясь немощною, не имея подобных твоим убеждений, согласится, увлекаясь примером твоей мудрости, есть идоложертвенное, держа в мысли, что оно осквернено)? И погибнет немощный брат в твоем разуме, егоже ради Христос умре. Такожде согрешающе в братию и биюще их совесть немощну сущу, во Христа согрешаете (ср.: 1 Кор. 8, 9 — 12). Это именно разъяснение напоминают и настоящие слова: не брашном твоим того погубляй, за негоже Христос умре. Святой Златоуст видит здесь такие внушения: «ужели брата не почтешь стоящим того, чтобы чрез воздержание от пищи приобресть его спасение? Христос не отказался стать за него рабом и умереть, а ты для его спасения не соглашаешься отказаться от пищи? Хотя Христос знал, что не всех приобретет; однако же исполнил Свое дело и умер за всех. А ты знаешь, что спором о пище развращаешь в важнейшем, и, несмотря на то, упорствуешь, — почитаешь презренным, кого Христос признал достойным толиких почестей, бесчестишь, кого Он возлюбил? Христос умер не только за немощного в вере, но и за врага, а ты для немощного в вере не хочешь воздержаться от пищи? Христос совершил самое великое дело, а ты не хочешь сделать малого? Он Владыка, а ты брат». Стих 16. Да не хулится убо ваше благое. Чье — ваше? Тех, которые не вязали себя никакими предубеждениями относительно яств. Что: благое? Эта самая свобода от предубеждений и сила веры, возведшая до сей свободы. «Обвинение соединяет с похвалою. Хвалю, говорит Апостол, веру того (свободного от предубеждений), но не хочу, чтобы она соделалась причиною вреда и хулы» (блаженный Феодорит). Да не хулится. Не других имеет в виду, а самого этого, чувствующего себя свободным от предубеждений; не позволяй себе так пользоваться сею свободою, чтоб это унижало ее и подвергало осуждению. Ибо если ты по своей свободе одного оскорбляешь, а другого соблазняешь; то не подлежишь ли справедливо похулению за свое неразумие, тем паче, что из-за сего хула переходить может и на самую веру твою, а от твоей и вообще на веру Христову? «Ты имеешь совершенство в вере: не злоупотребляй же совершенством своим и не подавай повода хулить оного. Ибо если ты, будучи совершенным, губишь совершенство, то подал повод хулить благо, которое имеешь. Но ты понимаешь, что и учение наше благо и что оно не желает подвергаться хуле со стороны неверных, когда они видят расколы и соблазны касательно пищи» (блаженный Феофилакт). Но можно под: благое — разуметь — веру христианскую вообще, и под: ваше — римлян. Да не подвергнетесь хуле за то, что приняли веру Христову. Вот какая вера, скажут, что учит их спорам и раздорам из-за таких мелочей, каково употребление яств позволенных. Так разумеет святой Златоуст: «под именем благого Апостол разумеет здесь веру, или надежду будущих благ, или совершенное благочестие. Ты не только не помогаешь брату, говорит Апостол, но заставляешь хулить самый догмат, Божию благодать и дар. Когда ты споришь, упорствуешь, огорчаешь, раздираешь Церковь, укоряешь брата, обходишься с ним неприязненно; тогда сторонние хулят Церковь. И ты не только не исправляешь, но делаешь совершенно противное. Ваше доброе состоит в том, чтобы жить в любви, в братстве, в единении, в союзе, мирно и кротко». Стих 17. Несть бо Царство Божие брашно и питие, но правда и мир и радость о Дусе Святе. Царство Божие приобретается не тем, чтоб одно есть, а другого не есть и одно пить, а другого не пить. Или — не в этом состоит Царство Божие, не этим оно украшается, не это составляет его отличительную черту. Или — не этим славны вступившие в Царство Божие и не это есть признак, в Царстве ли кто Божием или нет. «Не думайте, что в этом весьма великое преспеяние и что приобретается сим Царство Небесное» (блаженный Феодорит). «Ужели думаешь, что сие поставлено будет тебе в заслугу? И в другом месте говорит он то же: ниже аще ямы, избыточествуем; ниже аще не ямы, лишаемся (ср.: 1 Кор. 8, 8). Здесь нечего доказывать, а довольно сказать. Смысл же Апостольских слов таков: ежели ты ешь, то ужели сие введет тебя в Царство?» (святой Златоуст). Что же вводит в Царство? Какие блага его? Что служит признаком, что кто-нибудь принадлежит к наследникам его? — Правда, мир и радость о Дусе Святе. «Добродетельная жизнь, мир с братом, радость, происходящая от согласия» (святой Златоуст). «Приобретают нам Царство истинная праведность в мире и любви, согласие и рачительность, которыми порождается веселие по Богу» (блаженный Феодорит). Правда — не оправдание только и отпущение грехов, но внутренняя праведность, изгнавшая все неправое из сердца и вселившая в нем правочувствие и правомыслие, от коих правословие и праводелание — словом, святость, готовая на всякое дело благое и сильная совершить оное. Мир — мирное устроение в себе, в мыслях и чувствах, вследствие освобождения от мятущих страстей самоугодия; мир, свыше сходящий и осеняющий душу чувством благоволения Божия, блюдомым сознанием, что произвольно не допущено ничто неправое, и дающим дерзновение весело воззревать к всещедрому Богу, — и мир любви со всеми братиями, делающий из всех одну душу и каждого обогащающий чувством силы такой жизни, которая слагается из всех жизней, состоящих в мирном сердечном союзе. Радость — не какая-либо чувственная, но отрешенная и отрешающая от всего чувственного, не из себя выводящая, как обычно, но в себя углубляющая, по той причине, что там дается вкушать сердцу обвеселяющие блага, ихже око не виде (1 Кор. 2, 9), — из коего вкушения непрестанного и точится радость, которой ничем другим купить нельзя. Радость неразлучна с жизнию; но истинная радость бывает только в духовной жизни, душевная же и чувственная жизнь имеют лишь мимолетные радости, и всегда смутные и немирные. Духовной жизни радость истинная оттого неотлучно принадлежит, что эта жизнь не иначе водворяется, как в силу соединения со всеблаженным Богом благодатию Его. Бог всеблаженный изливает непрестанную радость в сердце, с Ним живо сочетанное верою, любовию и упованием. Все же сие о Дусе Святе. Хотя у Апостола о Дусе Святе стоит в связи только с радостию; но по существу дела не радость только, но и мир с правдою есть лишь о Дусе Святе. Дух Святой дает силы, яже к животу и благочестию, и, следовательно, делает человека праведным. Дух Святой исторгает дух наш из уст душевных и телесных страстей и, водворяя мир внутри, держит его в мире с Богом и братиями. Дух Святой и радость подает, прямо по обращении к Богу, только в виде предвкушения и приманки, а по очищении от страстей, — в виде постоянного или более или менее постоянного вкушения: ибо тогда начинается ощутительное действие благодати Святого Духа в сердце, с коим неразлучна сладость духовная, и с сладостию сею и радость. Из сего следует заключить, что правда, мир и радость в истинном своем значении бывают только в христианах; и между христианами в тех, в которых возгрет дар благодати. Стих 18. Иже бо сими служит Христови, благоугоден есть Богови и искусен человеком. Вот чем служи Христу Господу! Вот что существенно в христианстве! А не то, чтобы одно есть, а другое не есть или все есть без разбора. И это может пойти в дело, но не как главное, а как приделок. Но как же говорит: сам служи, а между тем правда, мир, тем паче радость суть плод благодати Святого Духа? Благодать дается; но то, что производит и плодоприносит в нас благодать, есть дело не одной благодати, а и свободного произволения. Благодать содействует труду и ревности, — и бывает плод духовный. Напрягайся на праведность, и с помощию благодати станешь праведен не внешно, а в сердце; трудись над умирением себя в себе самом и в своих отношениях к Богу и людям, — и с помощию благодати стяжешь мир; радость же придет, как неотъемлемое следствие правды и мира. Радость на душе делает человека отрадою для всех, с которыми он входит в сношение. И ею служат братиям, а чрез нее и Христу Господу. Кто будет так служить Господу, тот два плода приобретет, или двух целей достигнет: будет благоугоден Богови и искусен человеком. Во Христе Иисусе исходный пункт есть самоотвержение. После же себя кто еще останется? Бог и люди; к ним и направляется деятельность человека: Богу благоугодить ревнует и для людей быть полезным во всем старается. Апостол говорит: хочешь этого достигнуть благоуспешно и в совершенстве? вот чем запасись: правдою, миром и радостию — или их наперед созижди в сердце, и тогда будешь благоугоден Богови и искусен человеком чрез то самое, что будешь иметь их в сердце. Не опирайся слишком на внешнее, хоть и оно нужно; а главное, сердце созижди. Искусен, δόκιμος — испытан, что и то умеет сделать, и другое, и третье. Хорошо выражает сие слово наша поговорка: молодец на все руки, все делает славно. И в общежитии предорогой человек тот, к кому благонадежно можно обратиться и на которого во всем можно положиться: не обманет, не обидит, поможет, совет даст и, что ни поручи, все устроит. Таков и бывает всегда тот, у кого в сердце водворены правда, мир и радость; да тот только и таков, у кого есть такое устроение сердца. Стих 19. Темже убо мир возлюбим, и яже к созиданию друг ко другу. Прямо указывает на болезни, именно что своим неразумным действованием в употреблении пищи и пития они и мир взаимный нарушали, и соблазняли друг друга, — и, что еще тягчае, — замечая сие, не хотели изменить своего поведения. Более это относилось к не державшим различения яств и являвшимся более совершенными в вере; мир они нарушали тем, что презрительно и укорно относились к воздерживавшимся от некоторых яств, а соблазняли, вместо назидания, тем, что иных наперекор совести увлекали есть идоложертвенное. Но и к воздерживавшимся от некоторых яств это же шло: и они мир нарушали уже тем, что особились от других, и тем более если при сем вступали в спор, вообще неблагоприятный миру, и на укор отвечали укором укорявших, укоряя их, яко всеядцев, невоздержных и чревоугодливых; а соблазняли тем, что иных из не державших различения яств, но не крепких сердцем располагали подражать себе, чая так совершеннейшими явиться, тогда как это означало не совершенство, а немощь. Для нас отсюда можно заимствовать правило — во внешнем нашем поведении, и особенно в отношении к предметам безразличным, главным образом иметь в виду не то, как мы сами положили действовать, но то исключительно, чтоб мира взаимного не нарушать и не соблазнить кого-либо, а напротив, так вести дела, чтоб взаимный мир более и более укреплялся и все служило ко взаимному назиданию. Стих 20. Не брашна ради разоряй дело Божие. Вся бо чиста, но зло человеку претыканием ядущему. Дело Божие — то, что Он хощет всем спастися (ср.: 1 Тим. 2, 4). А ты неразумным пользованием свободою относительно яств разоряешь сие дело, понуждая или увлекая его есть то, что не одобряет его совесть, и тем губя его; ибо оскорбление совести есть зло пагубное. То правда, что все чисто, как ты веруешь; но ты, вкушая все на претыкание и соблазн брату, делаешь зло, — зло себе самому, ибо: горе человеку, имже соблазн приходит (ср.: Мф. 18, 7). Святой Златоуст говорит: «делом Божиим Апостол называет спасение брата и увеличивает страх, доказав, что соблазняющий брата делает противное тому, о чем заботится. Ты не только не созидаешь, как думаешь, говорит Апостол, но разоряешь, и разоряешь не человеческое дело, а Божие; и притом разоряешь не для чего-либо важного, но для маловажной вещи — брашна ради. Если ты принудишь и он станет есть, ни малой не будет в том пользы (а вред: ибо он будет есть с оскорблением своей совести). Не яства делают нечистым, а расположение, с каким есть. Посему ежели не исправишь расположения, то весь твой труд напрасен и вреден. Иное дело почитать что нечистым, и иное есть, что почитаешь нечистым. В последнем случае грешишь ты вдвое, своим спором усиливаешь предрассудок и заставляешь есть нечистое (то есть почитаемое таковым наперекор совести). Доколе не убедишь, дотоле не принуждай». Слова: претыканием идущему — можно принять в таком смысле: зло человеку, который ест с претыканием, несмотря на то, что совесть несогласна на сие. Толкование святого Златоуста на это более направлено. Стих 21. Добро не ясти мяс, ниже пити вина, ни о немже брат твой претыкается или соблазняется или изнемогает. Добро не ясти. В продолжение всей главы толкуя о сем, Апостол явно требовал сего, как должного, и давал заповедь к исполнению. Но выразился так, что кажется, будто он говорит: лучше — в виде своего мнения и совета; для того, чтобы, давая заповедь крепкому вместе с немощным, внушить сему последнему, что ему делается снисхождение по немощи его, и тем побудить позаботиться об оздравлении. Не есть мяс и не пить вина не вообще предписывает, а на тот случай, если этим кто соблазняется. Того не касается здесь Апостол, что то и другое должно делать в видах воздержания, — об этом он говорит в других местах, например: подвизаяйся от всех воздержится (1 Кор. 9, 25); здесь же говорит он о сем только в отношении к тем недоразумениям и разномыслиям, какие происходили среди римлян, в умиротворение их. Отсюда и для всех нас, и на все случаи закон: ничего не делать, чем можно соблазнить брата. Святой Златоуст говорит: «опять Апостол требует большего, не только не принуждать, но и оказывать снисхождение. Так и сам он поступал нередко: обрезывал, стриг волосы, приносил иудейскую жертву. Не говорит он: делай; но предлагает в виде своего мнения, дабы слабейшего не сделать еще более беспечным. И что же говорит? Добро не ясти мяс. И что я говорю о мясах? Воздерживайся также от вина и от всего, что только служит соблазном; потому что спасение брата не идет ни с чем в сравнение. Сие собственным примером показал Христос, Который снисшел с небес и все претерпел за нас, что ни претерпел. Заметь же, как Апостол вразумляет и другого, говоря: претыкается или соблазняется или изнемогает (ибо сим означается, что он не в добром положении и имеет нужду в исправлении). — Не говори мне, продолжает Апостол, что это безрассудно (что слабый сам виноват, по неразумию своему); напротив, помни, что сие может исправить. А для тебя достаточное оправдание, что немощному поможешь, а себе нимало не повредишь. Твой поступок не лицемерие; напротив, он служит к созиданию и сбережению брата. Ежели будешь принуждать его, он станет противиться тебе, осуждать тебя и еще более утвердится в своих правилах — воздерживаться от пищи (по предубеждению). А если окажешь ему снисхождение, полюбит тебя, без всякого подозрения будет слушать твое учение и наконец нечувствительно даст тебе волю посеять в нем правые догматы. А ежели однажды поселишь в нем ненависть к себе, то заградишь вход словам своим. Итак, не принуждай брата, напротив, сам для него воздерживайся; воздерживайся не как нечистого, но потому, что он соблазняется, — и он больше полюбит тебя». Слова: претыкается, соблазняется, изнемогает — все к одному направлены и одно значат; но можно видеть в них и некоторые оттенки немощи. Блаженный Феофилакт говорит: «словом: претыкается — показал, что он (по предубеждению не касающийся иных яств) ослеплен; ибо претыкаются слепые. А соблазняется он, как легкомысленный, изнемогает же, как маловерный» (так и Экумений). Можно видеть здесь и постепенность попрания совести немощным: изнемогает — колебаться стал, соблазняется — склонился, претыкается — поел против совести. Внушение же идет в обратном порядке: не только не доводи до претыкания, но даже до склонения или колебания помыслом. Стих 22. Ты веру имаши: о себе сам. имей пред Богам. Блажен не осуждали себе, о немже искушается. Ты веру имеешь, — ты убежден, что в яствах все добро и ничтоже отметно, и что брашно не поставляет нас пред Богом. Это хорошее убеждение; но по обстоятельствам, в каких находишься ныне ты, обнаруживать на деле такое убеждение должен ты осторожно, чтобы неразумным пользованием свободою в сем отношении не соблазнить брата и не повредить ему. Имей такую веру в себе самом пред Богом; но, когда видишь, что безразличным ястием всего можешь соблазнить кого, воздержись от ястия. Этого требует от тебя долг любви к братьям и заповедь — все обращать в славу Божию, ешь ли или пьешь. Для тебя от этого никакого не будет вреда: ибо по вере твоей вкушать и не вкушать что — дело безразличное. Ты можешь с покойною совестию и воздержаться от известной пищи. Совесть не будет тебя осуждать; напротив, одобрит за то, что делаешь некую жертву для пользы брата. Вообще блажен, кого не осуждает совесть за то, на что он решается, что избирает и делает. Искушается, δοκιμάζει, — собственно: избирает с одобрением совести. Не было ли таких, которые любили хвастаться своим отрешенным от всяких предубеждений смыслом и выказывали его ничем не стесняясь, напоказ. И святой Павел их вразумляет сим словом. Святой Златоуст подозревает сие: «здесь, кажется мне, Апостол тайно намекает на тщеславие совершеннейшего в вере. Смысл слов его таков: хочешь доказать мне, что ты во всем исправен и совершен; не доказывай (показанием ее), а довольствуйся свидетельством совести. Веру же берет здесь относительно не к догматам, а к предмету рассуждения. Об одной вере сказано: усты исповедуется во спасение (10, 10); также — иже отвержется Мене пред человеки, отвергуся его и Аз (Мф. 10, 33). Одна постыждает тебя, если ее не исповедуешь; а другая (эта — относительно пищи) посрамит тебя, если исповедуешь (делом обнаружишь) не вовремя. — Блажен не осуждаяй себе, о немже искушается. Доказывает, что с него довольно одобрения совести. Хотя другой не видит твоего блаженства, ты будь доволен сам собою (то есть свидетельством своей совести). Поелику Апостол сказал: о себе сам имей; то, дабы ты не почел сего судилища маловажным, утверждает, что оно для тебя лучше вселенной. Если все обвиняют тебя, но сам себя не осуждаешь, и совесть не укоряет, ты блажен. Но Апостол не о всяком без исключения дал такой отзыв. Много есть людей, которые сами себя не осуждают и весьма грешат; они всех несчастнее. Но Апостол занимается настоящим предметом (говорит, то есть, относительно различения яств)». Блаженный Фотий у Экумения решает такое возражение. «Что же, скажет кто, ужели и мне чуждаться иных яств из-за немощного? Не будет ли это значить, что я пристал к его части? Не стану ли подобен ему? Против этого говорит Апостол: никак нет. Ибо вера твоя остается пред Богом чистою и неповрежденною. Но что я говорю, — что это не повредит тебе и что вера твоя остается целою пред Богом? Ты блаженство себе приобретаешь, если для пользы и спасения брата воздержишься от известных яств. Блажен, говорит, не осуждаяй себе, о немже искушается, — то есть имеющий совесть, свидетельствующую ему (что не сделал худо, поступив так и так). Не в этом только, когда кто для пользы брата воздерживается от иных яств, но и вообще во всяком деле, если кто после должного испытания найдет, что то или то хорошо, и сделает то, — будет иметь одобряющее и ублажающее свидетельство совести. Блажен таковой; а не только не терпит вреда от того, что избирает и что делает по совести». Стих 23. А сомнящийся, аще яст, осуждается, зане не от веры; всяко же, еже не от веры, грех есть. Ты блажен, вкусишь ли или воздержишься, потому что то и другое можешь делать с покойною совестию. А несчастен тот, кто не убежден, что можно есть и то и то, а напротив, думает, что едва ли нужно так делать, и, несмотря на то, яст не от веры, без удостоверения своей совести, что так можно. Совесть и мятется, лишает его покоя, не дает вкусить того блаженства, которое есть удел тех, которых не осуждает совесть за их поступки. Следовательно, ты делаешь ему зло. «Опять увещевает щадить немощного. Какая польза есть с сомнением и осуждать самому себя? Я одобряю того, кто ест, и ест без всякого сомнения. А кто сомневаясь ест, осуждается. Причина тому: зане не от веры. Осуждается не потому, что нечисто, но потому, что не с верою, потому что не был уверен, что это чисто, но думал, что прикасается к нечистому. А сим Апостол вразумляет, сколько делают вреда, когда принуждают неубедившихся прикасаться к тому, что, по их мнению, нечисто, и желает хотя сим удержать их от того, чтобы они не укоряли немощных в вере» (святой Златоуст). Всяко же, еже не от веры, грех есть. Это общее положение на все случаи, на котором основываются и все наставления святого Павла. Отсюда следует, что все обязаны ясную иметь совесть относительно того, что предпринимают и делают, чтобы все делать с ясным сознанием правости дела. Святой Златоуст учит: «настоящая жизнь есть поприще; на всяком шагу нужно иметь множество глаз, — и не должно думать, что для оправдания достаточно неведения. Будешь, непременно будешь наказан и за неведение, если оно не простительно. И иудеи были в неведении, однако ж их незнание не поставлено им в извинение. И язычники были в неведении, однако же не имеют оправдания. Когда не знаешь того, что знать невозможно, ты не будешь виновен. А когда того не знаешь, что можно и удобно познать, понесешь крайнее наказание. Притом же ежели не будем слишком беспечны, то употребим все возможные меры; Бог подаст нам руку и в неудобопознаваемом. Так Павел говорил филипписийцам: аще ино что мыслите, и сие Бог вам открыет (Флп. 3, 15)». Стихи 24 — 26. Могущему же вас утвердити по благовествованию моему и проповеданию Иисус Христову, по откровению тайны, леты вечными умолчанныя, явльшияся же ныне, писании пророческими, по повелению вечнаго Бога, в послушание веры во всех языцех познавшияся. Единому Премудрому Богу, Иисусом Христом, Емуже слава во веки. Аминь. Это славословие прерывает течение речи о благоразумном пользовании свободою относительно яств и о щадении немощных в отношении к сему, которая вслед за сим начинается снова: должни есмы мы сильнии немощи немощных носити (15, 1). Этот перерыв показался столь неестественным, что ради сего эти три текста стали относить к концу Послания, помещая их после 24-го стиха 16-й главы. Совершенно незаконно: святому Павлу обычно прерывать свое учение молитвенным к Богу обращением; настоящее славословие совершенно согласно с предметом речи, а в конце оно ни к чему; рукописей, оправдывающих такое перенесение, весьма немного. Наши толковники все имеют сие славословие в настоящем месте. Само славословие — в немногих словах таково: могущему же утвердити вас, слава во веки, аминь! (см.: святой Златоуст). Прочее все относится к показанию, в чем утвердить и что восторгнуло Апостола к славословию. Любимая Апостолом истина — слияние иудеев и язычников в единое тело Церкви во Христе Иисусе. Доселе разделяло их со стороны иудеев средостение стихийного служения, отособлявшее их от всех, а со стороны язычников — неведение Бога истинного. Явился Господь, пошла проповедь Евангелия, — разоряет иудейское средостение, разгоняет мрак неведения языческого и из тех и других образует один народ, ведущий Бога и поклоняющийся Ему в духе и истине. Дело сие было тайною, сокрытою от века и от родов и открывающеюся только теперь в самой действительности, хотя она предусмотрена была Пророками. Служение сему делу, как сознавал Апостол, вверено преимущественно ему, и всякий успех в нем исполнял его радостию и благодарением. Пред этим он сказал: как блаженны пришедшие в свободу чад Божиих! Тут бы и прибавить: слава Давшему такую благодать! Но как его занимала немощная часть уверовавших иудеев, которых полную свободу он только впереди еще видел, то у него славословие естественно слилось с сим чаянием; и в несомненности, что так будет, он воззвал: могущему утвердити вас слава! Этим он хотел воодушевить немощных, говоря как бы: мы снисходим немощи вашей, но надеемся, что вы скоро укрепитесь и станете на ноги. Святой Златоуст говорит: «это всегдашний обычай Павлов — заключать увещания молитвами и славословием. Апостол знал, что в этом заключается немалая сила, и привык делать это по сильной любви и благочестию. Чадолюбивому и боголюбивому учителю свойственно не только научать словом, но и молитвами испрашивать у Бога помощи учащимся. Так поступает Павел и в настоящем случае. Здесь он опять имеет в виду немощных и к ним обращает слово. Когда он предлагал обличения, то обличал и тех и других. Но теперь, когда молится, он приносит молитву за немощных». По благовествованию моему — утвердити по предмету моего благовествования, — в том, что благовествую. Сущность благовестия — спасение в Господе Иисусе Христе; сущность веры — упование спасения в Нем едином без всякой примеси чего-либо, на чем бы хоть малость какую опиралось то упование и что дерзало бы разделять честь сего упования с Господом. От приявшего благовестие и вступившего в путь спасения требуется престрогая деятельность — многотрудная; но упование спасения на едином Господе утверждается. А те думали, будто спасение их благонадежнее, если того не есть, другого не пить. «Сим дается разуметь, что они не были еще утверждены, но, хотя стояли, впрочем, колебались» (святой Златоуст). И проповеданию Христову. «Благовествование мое, внушает Апостол, и проповедание Христово одно и то же, ибо это не наше учение, а Его законы» (блаженный Феофилакт). Проповедаю то, что Христос заповедал, или мой язык, а проповедует чрез меня Христос. По откровению тайны, леты вечными умолчанныя. Какой тайны? Яко быти языком снаследником и стелесником и спричастником обетования Божия о Христе Иисусе (ср.: Еф. 3, 6). Никаких преград нет. Всем открыт доступ к единению с Богом. Ни иудейство ничего в сем не помогает, ни язычество ничем тут не мешает. Верою прилепись ко Господу, — и спасешься. Не внешнее что приводит к Богу или отводит от Него. Это устрояется внутренним настроением. Сию-то тайну возвещать языкам поручено было святому Павлу, как подробно излагает он в Послании к Ефесеям. Стих 25. Явльшияся же ныне, писании пророческими, по повелению вечнаго Бога, в послушание веры во всех языцех познавшияся. Явною делается она ныне и в дело приводится Апостольскою проповедию, Господу поспешествующу, и слово утверждающу последствующими знаменми (ср.: Мк. 16, 20). Пророческие сказания служили Апостолам к утверждению убеждения, что так от века определено, чтоб все языки призвать к вере в Господа, не связывая их иудейскими постановлениями и даже самих иудеев освобождая от них. Писании пророческими — будет то же, что сообразно с пророчествами. Это внушало иудею: «чего тебе бояться? Чтобы не отступить от закона? Но того хочет закон, то предсказано издревле» (святой Златоуст). По повелению вечнаго Бога. Не сами мы, воспользовавшись предсказаниями пророческими, принялись за это дело. Мы действуем по гласному повелению вечного Бога: шедше научите вся языки (ср.: Мф. 28, 19), — не иудействовать, а веровать в Господа — конец закона и Пророков. И всякий видит перст Божий на деле проповеди нашей. — Спросишь: как так ныне только явилась тайна? — Нечего пытать, когда Богу так угодно и явна Его воля в открытии ее. «Если ты допытываешься, почему тайна явилась ныне; то берешь на себя дело не безопасное, когда любопытствуешь о тайнах Божиих и требуешь в них отчета. Не любопытствовать тебе должно об них, но принимать их с любовию и находить в них успокоение своего сердца. Посему Апостол, желая остановить в тебе такое расположение духа, присовокупил: по повелению вечнаго Бога. Когда повелевает Бог, должно повиноваться, а не любопытствовать» (святой Златоуст). Вечнаго — же приложил, потому что говорит о тайне сокровенной от века: сокрытая в вечном Боге, и открывается она по повелению вечного Бога, из вечности проявляясь во времени. Кто мог извлечь ее из глубин Божиих, кроме Самого вечного Бога? В послушание веры во всех языцех познавшияся. Вот для чего открыта сокровенная тайна! Тайна сама состояла в том, что все народы предопределены быть участниками в деле спасения, совершенного Господом. Она была сокрыта; а ныне явлена — для чего? Не для того, чтоб узнали только о ней, но чтоб самым делом совершилось то, в чем она состояла, то есть чтоб все народы услышали, уверовали и покорились вере, им возвещенной, и сделались участниками в благах искупления и спасения. Не насильно, не внешнею силою загоняются они в ограду веры, в стадо Христово, а им возвещается благо, которое им и на ум не приходило, чтоб, если хотят, поспешили усвоить его верою и послушанием. Для немощного отсюда такое внушение выводит святой Златоуст: «не ты один, но целая вселенная так верует и научена тому не человеком, но Богом». Стих 26. Единому Премудрому Богу, Иисусом Христом... слава... В иных местах, судя по течению речи, Апостол славит Бога блаженным (см.: 1 Тим. 1, 11), единым сильным, бессмертным, живущим во свете неприступном (см.: 1 Тим. 6, 15 — 16). А здесь славит Его единым премудрым. Не мог надивиться и всегда дивился великой премудрости Божией: как Он одним и тем же и иудеев разоблачил от их благоукрашения законностями, и язычников просветил и очистил, и из тех и других слил один народ, поклоняющийся Богу в духе и истине. Сокрыто было сие и вдруг явилось, как цвет из семени. Не дивно ли, что бросается в землю семя, а чрез несколько времени выходит из него прекрасный цвет и плод? Так дивится Апостол тому, что семя слова, сокрытое в иудействе, вдруг проросло и дало древо, покрывающее ветвями своими всю землю. Святой Златоуст говорит: «выражается в сем славословии изумление пред непостижимостию сих тайн. Ибо и ныне, когда тайны открыты, невозможно постигнуть их умственно, но должно познавать их не иначе как верою. Прекрасно сказал Апостол: Единому Премудрому Богу. Ибо когда размыслишь, как Бог ввел в Свою Церковь язычников и приобщил их к древним праведникам, как спас безнадежных, как недостойных земли возвел на небо, потерявших право на настоящую жизнь ввел в жизнь высшую, бессмертную и неизреченную, попираемых демонами сделал равными Ангелам, отверз рай, уничтожил все древнее зло и все это совершил в непродолжительное время, путем удобным и сокращенным; тогда уразумеешь премудрость Божию, увидев, что, чего не знали ни Ангелы, ни Архангелы, тому язычники вдруг научены Иисусом Христом. Итак, надлежало бы тебе удивляться Его премудрости и прославлять Его; а ты занимаешься малостями (того не есть, другого не пить), привязываясь еще к тени (закону). Это значит, что ты мало прославляешь Христа. Ибо кто не имеет упования на Него и дерзновения в Нем, кто не руководствуется верою, тот не исповедует величия дел Его. Но Павел сам воздает за них славу Богу; а тем и их побуждает к такому же усердию. — Когда же слышишь, что Апостол говорит: Единому Премудрому Богу, — не подумай, чтобы это было сказано к унижению Сына. Ежели все то, в чем обнаруживается премудрость Божия, совершено чрез Христа, и ничего не совершено без Него; то явно, что Он и в премудрости равен Отцу». К сему последнему приложим изъяснение блаженного Феодорита: «ежели еретики скажут, что Бог именуется единым премудрым (так что Христос Иисус уже не Своею премудростию премудр); то пусть дознают, что Владыка Христос называется не только премудрым, но и самою премудростию. А если думают лишить Сына сего наименования премудрым, то пусть не называют Его и бессмертным. Ибо сей же Апостол говорит о Боге: един имеяй безсмертие (1 Тим. 6, 16)». Иисусом Христом, διά, — чрез Иисуса Христа, можно относить и к: утвердити вас, — и к: явльшияся, — и: познавшияся, — то есть тайны. Блаженный Феофилакт пишет: «слова: Иисусом Христом — можно соединять так: могущему вас утвердити Иисусом Христом. Но можно понимать их и так: открытой тайны всем народам Иисусом Христом; ибо тайну открыл народам Сам Тот, Кто послал учеников научить все народы» (так и святой Златоуст, и Экумений, и Фотий). — Но можно и так читать и толковать: Иисусом Христом — слава. Ибо Сам Иисус Христос говорит, что Отец прославился и прославляется в Нем — Сыне (см.: Ин. 13, 31; 14, 13). Это тем удобнее допустимо, что иные Емуже, ω, — считают излишним (см.: Экумений; и еще кто-то у него). Есть и рукописи, в которых оно опускается, и течению речи сие опущение не противно, а кажется более согласно с ним. Но большинство удерживает сие речение, и в таком случае оно представляется стоящим вместо: αύτω, — как читается в некоторых рукописях. Могущему утвердити вас — Премудрому Богу, Ему — таковому — слава. — Требовалось привнесение сего (Ему) тем, что между: могущему утвердити — и: слава — много поставлено слов, отвлекавших внимание на другое. «Таким образом, воздав славословие, Апостол от молитвы опять переходит к увещанию» (святой Златоуст), новые, однако ж, выставляя побуждения к исполнению того, что внушает и чего требует. — Доселе он увещевал не разрывать согласия из-за мелочей, заимствуя побуждения к тому из самого предмета; теперь же ведет к тому же общею обязанностию не себе угождать, как и Христос не Себе угоди (15, 3) (см.: 15, 1 — 6), — и тем, что Христос, Устроитель спасения, всех приемлет, и иудеев, и язычников, как и предсказано; вследствие чего вам не следует делиться из-за иудейства и язычества (см.: 15, 7 — 13). То и другое выводится от лица Иисус-Христова.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar