Иван Посошков / КНИГА О СКУДОСТИ И БОГАТСТВЕ (3)

ГЛАВА 3 О ПРАВОСУДИИ Бог правда, правду он и любит. И аще кто возхощет богу угодити, то подобает ему во всяком деле правда творити. Наипаче всех чинов надлежит судьям правда хранити но токмо в одних делах, но и в словах лживо ничего не говорити, по что прилично к правде, то и говорить, а лживых слов судья никогда б не говорил. Понеже судья судит имянем царским, а суд имянуется божий, того ради всячески судье подобает ни о чом так не старатися, яко о правде, дабы ни бога, не царя не прогневити. Буде судья суд поведет неправой, то от царя приимет времянную казнь, а от бога вечную не токмо на теле, но, и на души казнь вечную понесет. А буде же судья поведет суд самой правдивой и нелицеприятный по самой истинно яко на богатаго и славнаго, тако и на самаго убогаго и безславного, то от царя будет ему честь и слава, а от бога милость и царство небесное. Судья бо аще будет делать неправду, то ни пост, ни молитва его не поможет ему, понеже уподобится лживому диаволу. А буде же будет делать прямую правду, то подобен будет богу, понеже бог самая правда. И аще судья не погрешит в суде, то паче поста и молитвы поможет ему правосудие его, писало бо есть, яко правда избавляет от смерти. Судье ни о чем не подобает у бога просити, токмо о том, дабы бог ему открыл, како между людми божиими суд правдив судити, дабы от незнания своего правого не обвинити, а винного не оправити. Мой ум не постизает сего, како бы прямое правосудие устроити, но, елико ми бог дарует, готов, написав, предложите. Токмо не без страха есть о сем, еже аз весьма мизирен и учению школьному неискусен, и како по надлежащему достоит дисати, ни следа несть во мне, ибо самый простец есм, но токмо возложився на его божто волю, дерзнух мнения свое изъявити простотным письмом. Первое же мнение свое предлагаю о судействе сицевое: егда кто его и. в. определен будет ко управлению судному, то подобает ему умолить презвитера, дабы господу богу всенощное бдение отправил и литургию ж молебнов пение богу отцу нашему небесному б возъпел. И в том молении просил бы о откровении в делах у господа бога со слезами, еже бы бог подал ему познавати правость и винность во всяком деле. И во всем том правлении надлежит всего себя вручить богу и ежели бы он не допустил до какова либо искушения и чтоб от неправости какой не впасти бы в каковые напасти. А не худо бы и на всякой день, востав от ложа своего, тот новосочиненной богу отцу нашему небесному канон прочжовати с богомыслием, дабы дела его судные строились по воли его божией и не допустил бы бог до какова либо искушения и избавил бы от всякаго лукаваго дела. И положить себе надлежит устав недвижимый такой, еже, вшед в канцелярию и седши на место, первее велел бы колодников, что их есть, поставить перед себя налицо и спросил бы всех порознь, кто в чем сидит, и у коего подьячего дело его, то справитца з делом. И буде дело до кого невеликое, то того ж часа и решить ево, а буде коего дела решить того часа невозможно, то велел бы того свободить на поруки или на росписку или за пристава и положил бы срок, когда коему явитца. А что ежедневно являтца, то самое безделье и излишня волокита, стал бы он на положенной срок. А в приказе бы кроме розыскных дел, отшод бы никого не было. И до коего сроку кто будет свобожон, то судья бы написал в памятную свою книжку, чтобы того числа решить ево, и тот срок судье вельми надлежит памятовати, чтобы на себя пороку не навести. И тако на всякой день судье годствует колодников пересматривать, чтобы не был кто напрасно посажен. Изъдревле много того было, что иного подъячей посадит без судейскаго ведома, а иного и пристав посадит, и без вины просидит много время. И аще кой судья сего смотрить не будет, то взыщется на нем вина в главной канторе, коя на управу неправым судьям учинена будет. А древняго у судей обыкновения такова не было, еже бы колодников самому судье пересматривати и дела их без докуки разсматривати, только одни подьячие перекликают и то того ради, что все ли целы, а не ради решения, и того ради много и безвинно сидят и помирают голодом. В прошлом 707 году при моем виденье привел в Преображенское слуга боярской деловаго человека за то, что он сказал за собою слово государево. И князь Федор Юрьевич спросил у него о слове и он сказал: «Я де желая великому государю служить в салдатех, а помещик де затовелел меня сковать, я де того ради и сказал за собою слово государево». И князь Федор Юрьевич и отослал ево в салдатство, а каторой человек ево привел, посажон был в острог и сидел тот приводец недель с пятнадцать с Великова поста до петрова дни, и то пришол их стряпчей, да вынулна росписку. А по правому разсужденного не довелось былои единаго дня ево держать, а и росписка, было брать недля чего. Все сие затейки приказных людей, а людям божиим таким задержанием и напрасными роспусками чинят великой убыток, до кого дела нет, не по что того роспискую вязать. Тако и по всем приказам чинят. В прошлом 719 году сыщик Истленьев в Устрике у таможенного целовальника взял с работы дву человек плотников за то, что у них пошпортов не было, и отослал их в Новъгород. И в Новъгороде судья Иван Мякиниг кинул их в тюрьму и один товарищь, год пересидя, умер, а другой, два года сидел, да едва-едва на росииску свободил. И такс многое множество без разсмотрения судейскаго людей божих погибает. На что добрее и разумнее господина князь Дмитрея Михайловича Голицына, а в прошлом 719 году подал я ему челобитную, чтоб мне завод построить винокурной и водку взять на подряд, и, не ведомо чево ради, велел меня за караул посадить. И я сидел целую неделю и стало мне скушно быть, что сижу долго и за что сижу не знаю. В самое заговенье велел я уряднику доложить о себе и он, князь Дмитрей Михайлович, сказал: «Давно ль о де он под караулом сидит?». И урядник ему сказал: «Уже де он целую неделю сидит». И тот час и велел меня выпустить. И я, кажетца, и не последней человек и он, князь Дмитрей Михайлович, меня знает, а просидел целую неделю ни за что, кольми же паче коего мизирнаго посадят, да и забудут. И тако многое множество безвинно сидят и помирают безвременно. А по мелким городам многие и дворяне приводят людей своих и крестьян и отдают под караул. И того ради как но приказам, так и по городам надобно иметь росписи, что есть колодников, и чтобы без записки в роспись никакова бы колодника ни в приказе, ни в тюрме не держали. А буде в пересмотре явится кто в роспись не въписан, то кто его посадил без записки, надлежит жестоко наказать, дабы впредь так не делали. А и старых колодников, буде во вся дни пересматривать судья за многоделием не управится, то хотя чрез два дни или чрез три, а буде же и тако не управится, то неотложно пересматривать понедельно, а наипаче по понедельникам. И приказных сидельцов в приказе и пересматривать, а тюремных сидельцов, в тюрму приехав, и пересмотреть накрепко, нет ли какова пезаписцова колодника яли нет ли уходил из записных. (Я истинно удивляюсь, что то у судей за нрав, что в тюрьму посадя, держат лет по пяти-шти и болыни). А есть ли бы судьи и воеводы водных колодников ежедневно пересматривали, то бы сего уже не было и никому бы безвинно досадить и под караулом держать было некак. А и делам всем, по моему мнению, надлежит всякому судье учинить росписи же и ту роспись по вся дни прочитать и подьячих понуждать, чтоб от челобитчиков докуки не ждали, но то бы и помнили, чтоб дело не лежало без делания и готовили бы к слушанию. И егда кое дело к слушанию готово, то судье, с товарищи слушать, не дожидаясь от исца иль от ответчика докуки о вершенье. Судье надобно помнить то, чтобы даром и единаго дня не пропустить, чтоб дела какова ис той росписи не вершить и, слушав, чинить решение немедленно, дабы людие божий ко изълиших волокитах напрасно не пучились. А и дела к слушанию готовить, по мнению моему, надлежит сице. Которой подьячей из коего дела делал выписку, тот бы и подъписал под тою выпиской: «Я, имрак, выписку сию делал я истец по сему и по сему прав». И буде истец винен, а ответчик прав, то такожде имянно подписать, почему он прав и почему другой виноват. И судьям, то дело выслушав, высмотрить хорошенько правды и неправды, и ради лутшаго разумения зделать из дела выметка коротенькая и росписать имянно правости и внешности и, высмотря тое выметку, посмотрить подьяческого оговору, кого он правит. И буде подъяческой оговор с судейским сходен, то и ладно так, а буде у подьячего оговор зделан разумнее и правильнее, то такова подьячего надобно поберегать, а буде дел пять-шесть иль десяток зделает и оговоры его правильны, то надлежит ево и честью повысить. А будо же подьячей зделал вопреки правде, то учинить ему наказание неоскудное, а буде же делал токой приговор по пристрастию, то люте наказать и жалованья убавить. А буде же в другой ряд такожде пелр_аво подпишет, то уже и казни подпадет. И егда кто богатой или и самой убогой челобитную о обиде своей или и в каковом ни есть случае подаст, то, по моему мнению пристойному, надлежит ее судье принять и заметить число подачи, а к записке ее в протокол не отдавать, и самому судье вычести ее со вниманием, чтоб чтеное памятовать. И, высмотря челобитную в тонкость, взять того челобитчика в особое место и спросил его сице: «Друже! Подал ты челобитную о обиде своей, право ль ты на пего бьет челом?» И аще он речет: «самою правдою», то надлежит ему молвить: «Господа ради, сам ся осмотри, чтобы тебе не впа-сти в напасть и в великой убыток, паче же убытку в грех не впади, чтобы тебе во второе христово пришествие праведным его судом осуждену не быть», и сказать: «Мы судим овогда право, овогда же и неправо, понеже мы не сердцевидны, а тамо не наш гнилой суд будет, но самый чистый и здравы и всякая лож и правда будет явна, и не токмо большие дела, но и самая малая крупина будет обнажена, понеже сам сердцевиден бог имать судяти». Святый апостол Павел глаголет, яко страшно есть впасти в руцё бога жива. И сего ради ты, друже мой, сам в себе помысли, дабы тебе не впасти в божей суд. Вельми надобно божия суда страшитися, понеже бог ни на каковыя лица не смотрит, но на самое дело. И аще ты сего человека изубытчиш напрасно и на нашем суде аще к прав будеш, а тамо оправдание наше буде тебе не в большее осуждение, буде напрасно его изубытчиш, а и нас на грех приведет». «А аще же ты сам пред ним чем винен, а надеясь на свою мочь потолочишь ево, то уже самое горшее осуждение приимеши. И аще тогда и каятися будетш, да ничего себе не доможеши, и того ради пыле осмотрись, дабы тебе в вечную погибель не врынутися. Кто пред богом не грешен и кто пред царем не винен? Тавожде и между собою како бы в чом не посъсоритися; господа ради не входи в большую съсору, ни приложи болезни к болсзни и суперника своего не вводи Б большей убыток. Есть ли ты и прав будеш, то не без убытку тебе будет, а есть ли же да неправ будешь, то ево изубытчиш, а себя и наипаче в великую напасть въвалищь, шонеже все убытки ево, что он ни скажет, без-сротао доправлено на тебе будет, да в казну заплатит пошлину, а приказным людям даш заработные деньги. Пойди себе и з добрыми людми подумай, и как ни есть, хотя на себя наступя, а лутши помирись, а челобитную ево у себя поблюди, дондеше о миру договор учинят». И дотом ответчика велеть сыскать, и егда ответчик приведен будет, то такожде на словах ево переспросить, чем он ему виновен, и спросить ево за верою, чтобы он сказал всю правду, как что было и за что у них стало. И буде он тебе повинитца, то ты для памяти вину ево у себя запиши и на повиновение надлежит над ним милость показать, како бы их смиржть, а до больших бы убытков не допустить. А аще повинится в малой вине и о прочем скажет с клятвою, что написал на него излишнее, то уже судье надлежит более пороздробить исца на словах и поискать правды всякими примерами. И буде ответчик прямо сказал, то в исце мочно поклепной иск познать. А буде ответчик, за таким великим притужанием, вины своей ничего не скажет и клятвою закрепит, что он ни знает, ни ведает, напал де на нега челобитчик напрасно, и то, что он ни скажет, записать и всячески на словах ево пороздробить, как кого на тот час вразумит. И аще кто умно будет разговаривать, то на тонкостных словах вочно познать, правду ль сперва сказал или неправду. И буде признаетца в нем вина, то надлежит ево и наипаче принудить с великим притужанием, чтоб он помиловал себя и помирился бы. А буди же признана будет исцова неправда, что ищет он нападком, то надлежит ево понудить к миру, чтобы он ни ответчика, ни себя в убыток, бы ни вводил и вражду свою порвали б без допросов, чтобы им обоим убытку напраснаго не было. А буде же истец или и ответчик будет гордо говорить на мир итти не похощет, и таковому сказать: «Добро то, буде ты прав будеш, а буде же винен, то тогда ни малыя милости от нас не получит. Однако же, аще ты и весьма драв, а лучши без больших убытков помиритца, потому что и худой мир лучши добрыя брани, и живите себе в любви. Ведаеш ли ты о сем, что иде же любовь, тут и бог, а иде же вражда, тамо диавол?» И дать им сроку дни на три или на четыре и аще во век помиритца, то пришли бы они оба перед судью и объявили бы о миру своем. И тот их мир записать в книгу, на то устроенную, и записать имяно, о чом у них было дело подлинником, а не перечнем, и к той записке приложили бы руки, а челобитная подрать и отдать челобитчику. И мировые пошлины взять о них по указу и в мировой книге под запискою их и под взятьем пошлин закрепил бы сам судья иль воевода. А аще кои суперники в мир не пойдут, то чинить им допрос по указу перед судьего, и кто кого чем будет уличать, надлежит судье слушать и внимать и на словах обоих их надобно судьо поводить и искать в них правды. И на многих и тонкостных словах означится правда и неправда. И буде из них один силен и честен и словесен, а другой беден или не беден, да безсловесен, к тому же аще и малосмыслящь, то судье надобно на сильное лицо, не стыдяся, востати, ante во убогом или и неубогом, да безсловесном исце или ответчике призначится правость. А которой много словесием своим не даст ему в словах выправиться, то всячески, ради любве божия, помощи подобает безсловеному, и сильному не давать ево, безсловесного, изобидити, понеже суд имянуется божий, то тако надлежит и чинить, чтобы суд был подобен божию суду, нелицеприятен. И чтобы на суде и в допросах были исцы и ответчики, а не наемные ябедники, понеже ябедники ябедничеством своим и многословесием и самую правду заминают и праваго виноватым поставляют, а виноватого правым, и так правду заминают, что и судьи слов своих разобрать не могут. А кой не ябедник, а ябедник буде мешать ему не будет, то он больши правду будет говорить и буде молвит какое слово неправое, то он и сомнетца, и того ради не у ябедника скорея правость познать мочно. И того ради супернику не надобно давать слов era заминать, а и подьячему, кой записывает, торопить ево, ни спорить, ничего не надобно, как он знает, так пусть и выправляется, только бы лиш посторонних и к тому делу неприличных слов не говорил бы. И егда будут в допросах и станут на очной ставке друг друга уличать, то судье при себе надобно держать та записка, которая записана в канторе в первых их разговорах и смотрить прилежно, не будет ли шпик или ответчик с первыми своими словами разбиватца. Буде станет говорить не так, как на одине сказал, то во въизмепиых словах паче перваго надлежит в словах раздробить, чтобы дощупатца самые правды. И аще безъсловеснаго явятся слова с первымн сходны, а у многословесника явятся разны, то всячески надобно безъсловесному помогати и сильному не дать ему теснить и обиду чинить. А буде во время допросу подойдет кто с стороны и станет в каких-либо словах учить, то того учителя надлежит взять под караул. И буде безхитростно поучил, то штрафом ево обложить, а буде нарочно, на то уготовавшись, пришол, то и розыску подлежит. И того ради во всякой канцелярии надлежит зделать особые чуланцы, чтоб во время допроса никто посторонней туг не был, а и судье бы никто не мешал. А за обидимаго и самому судье надлежит быть стряпчим, обидъникому же быть жестоким судьею и немилостивым. Так надобно здраво судить, чтоб аще и самый свойственник ближне под суд прилучится, а по делу винен будет, то отнюд не надлежит ево щадить, чтобы во второе свое пришествие господь бог не стал пересуживати, а за неправой суд не быть бы осуждену самому судье на вечное мучение. И у коих суперников учинится какая съсылка общая или и необщая, то паче судные записки прилежно и расмотрительно надлежить в них поискать прямые правды, потому что ни в чом таковые лжи не обретается колико в свидетельстве. А что в проклятых повалных обысках, то сам сатана сидит, а бояшя правды ни следа нет: всех свидетелей пишут заочно, а и ноны и дьячки, не видя тех людей, на коих кто послаться и на словах не слыша, да руки к обыскам прикладывают. И ради истребления таковые ябедническая неправды надлежит первое по обыкновению приказному взять у них скаски за руками, и чтоб подьячие их в словах не разбивали и не научали бы, как лутчи сказать, но дали бы им в словах волю, и что ни скажут, добро или худо и сходно или и несходно, так бы и писали и чтобы к тем скаскам приложили они руки, а дьяк или секретарь закрепил бы того ж часа, дабы последи нельзя им переменить тех сказак. А буде кой скажет: «за мною до те ж речи», то так и записать, что сказал те ж речи и за мною, кои первой третей сказал. А кто послался на повальной обыск, то но прежнему взять у них свидетельство за тамошними руками. И егда те обыски приняты будут в приказ, то надлежит велеть им привести ис тех свидетелей человек двух или трех из разных деревень, а буде большой сыск, со всякаго десятка по человеку ради достовернаго свидетельства. И егда свидетели явятца в канцелярии, и судье, те обыски приняв и высмотря их, взять из тех свидетелей одного в кантору, и поставя ево пред образ божий и реши: «Ты, друг мой, написан свидетелем, скажи ты мне так, как тебе на втором христовом пришествии стать, и не моги ты ни единова ложнова слова сказать. Аще неправду скажет, то себя погубит, и ты сам себя побереги и ни моги ты ни прибавить, ни убавить, как что ты видел, так и сказывай. Я тебе сказываю, что есть ли ты мне солжеш и скажет по дружбе или изо мзды неправду, то кто тебя принудил солгать, виновен будет платежу, а тебе за неправое твое свидетельство по новоизложенному его и. в. указу отсекут голову. И ради незабытныя памяти и иным лжесвидетелем на показание голову твою возложат на кол и поставят ее при входе в канцелярию, дабы всем всегда зрима была (и колико лжесвидетелей ни явитца, всех рядом головы на колье тыкать). А пожитки все их взяты будут на великаго государя, а жены и дети будут отданы в вечную работу. И того ради сам ты себя и детей своих побереги, буде ты подьячему сказал и ложно, то ты теперь исправен и скажи мне самую правду, как ты что видел или слышел от кого, или только от того слышел, кто на тебя послаться. И буде ныне прямую правду мне скажет, то себя избавиш ты от смерти, а что. подьячему ложно сказал, в том прощон будет». И аще кто скажет пред судьею прямо, что он по научению того суперника, кой на него слался, сказал ложно, то та вина разделить на двое, половина тому лжесвидетелю, а другая учителю, и учинить им наказание равное и по жестоком наказании запятнать их на лице и на руке лжесвидетельиым пятном. И буде впредь в таком же ложном свидетельстве явятся, то бозъотложная чинить смертная казнь. И кто в таковом деле не принесет повинную, то таковых от наказания жестокого чинить облегчение. И на такия дела и книга иметь особливая, чтоб, кроме лонищных, иных никаких дел не писать, чтобы мочно было без замедления сыскать, хотя в десять лет. Буде кто в таковой же вине явитца впредь, то мнить ему указ уложенный. А буде же пред судьею в канторе не повинитца, а в слонах своих станет мятца, то таковаго надобно с великим притужанием напорно всякими образы раяными допрашивать: давно ль то было и товарищи ево, кои в росписи написаны, все ли тут были, и прежде ево они пришли или после, или все вместе пришли, и отъкуду пришли и где они сошлися, и отъчего у них сталось и как кончилось, и о коем часе дня или ночи и в какой хоромине или на дворе или в ином каком месте; и буде в хоромах, то в коем месте в переднем ли углу или у дверей или у печи за столом, и сидя ли или стоя, и рано ль или поздо, на дворе ведрено ли в то время или ненасливо было и после того случая, каг, разошлися и кто из них прежде попал от него или кто остался или все вместе пошли и колько их было и всех ли он знает иль и никого не знает? И как кого бог вразумит, надлежит в самую тонкость свидетелей допрашивать и все те дробные речи записывать имянно, как кто о чом ни скажет, потому что в свидетельстве без меры много ложных свидетелей бывает, а на тонкостных роспросах мудрено ему ложь свою укрыть будет. И, допрося, отвести ево в особное место, чтобы он ни с кем никакова слова не промолвил. И потом, другога свидетеля взяв, такожде в тонкость допросить и у того допросу никто бы посторонней не был, но токмо подьячей один, кой будет записывать. И буде грамоте кто умеет, то руку бы приложил, а буде кой не умеет, то печать бы свою приложил, чтобы последи спорить не стал. А буде каким случаем тот допрашеваной свидетель промолвит с товарищи слово какое, ко яьже подтвердительное, то надлежит распросить ево уже и в застенке, чево ради такую речь им промолвил. И колико их свидетелей не будет, всех допрашивать таковым же образом, а буде не нее свидетели придут, то никово из них не допрашивать, пока все на лицо не будут. И по таковому тонкостному допросу вся будет правда и неправда явна. И буде кои свидетели были б ложные, то как бы они не ухищряли, а в таковых допросах ни коими дели ложнаго свидетельства утаить будет не можно. При Данииле пророке и два свидетеля не могли своея лжи сокрыти, и зато оба смерти преданы. А естьли где случится свидетелей человек пять-шесть, то хотя бы они все целый год твердили как им сказать, то не могут неправаго свидетельства сочинить, но всех их ков явен будет. А буде же в свидетельстве случится токмо один человек, то такожде надлежит ево сперва по приказному обыкновению подьячему допросить, потом по вышеписанному ж изъявлению ваять ево в кантору и роспросить ево таким же тонкостным допросом или и вящши того, как на тот час бог, вразумит судью, понеже в одном свидетеле многотрудно прямая правда сыскать. Обаче, допроса ево, отдать под караул и въвести в кантору того, каго оправит и роспросить ево имянно противо свидетельскаго порядка без уятия дробных вопрошений, но еще и приложить тонкостнейших допрошений, дабы и в одном свидетеле мочно было правду л неправду сыскать, и спросить «во о том свидетеле, прежде ли суперника ево пришол к нему или после и, пришед, в коем он месте сел или стоял, и от што имеете ли с тем судербиком пошол вон или прежде или после? И буде тот истец или ответчик в роспросе своем размолвитца, то паки взять того свидетеля и объявить ему размолвка и пристрастить ево гораздо, чтобы он сказал самую, правду без пытки. И буде повинится, что был он научен на такое ложное свидетельство, то по вышеписанному ж вина разложить на обоих, кто ево научил и на него, послушника лжи. А буде теми допросами рознять не мочно, то привести в кантору, кого свидетель винит. И буде тот суперник, видя себе обличение прямое, повинится, то и конец делу. А буде же не повинится и скажет с клятвою, что свидетель на него свидетельствует ложно, и ради изыскания правды и его спросить тем же порядком в дробь, как они в то время случались с суперником опым, и свидетель тот, как тут прилучился быть, при нем ли пришол, или до него тут был, и чтобы сказал всему тому делу начало и конец, и всему тому делу весь порядок, как что было. И буде с третьим будет у него различие в порятке того случая, то паки внять в кантору свидетеля и, применяясь к различным словам, спросить ево обо всем снова иным уже порядком. И буде сомнетца в словах своих и явитца в порядке том разность, то, немедля, и в застенок и спросить уже и с пристрастием и с розыску. Естьли явитца, что он лжесвидетельствовал по дружбе иль по свойству, а не из найму, то мнитца мне, очно ему от смерти быть и свободну, а наказание весьма жестокое учинить, как о том уложено будет. А знак не токмо на руке, но и на лице положить такое, чтобы он всем людям знатен был, что о» лжесвидетель, и никто б ему не верил. И ради таковых допросов изыскательных надлежит судьи приезжать по обеде, чтобы допрашивать всякими разными порядками, не торопясь, не так допрашивать как семо написано, но смотря по делу и по случаю и на самое дело зря, а не наизуст, ибо, дела не видев, не можно о всем въполности написать, семо токмо означено для примеру, каким порядком что чинить. И к тому применялся, надлежит у бога милости просить всякому судье, чтобы вразумил ево, как ому правда сыскать и как неправда познать. И во время допроса не надлежит в судейскую полату излишних людей пускать, чтобы в допросах помешательства какова не чинили. И егда исцовы и ответчиковы и свидетельские допросы кончатся и правда вся означится, то немедленно надлежит и вершить ево, чтобы, за тем делом волочась, люди божий не разорялись и напрасно не убытчились. Буде же кон люди повинны будут смерти, то и их держать долго не надлежит, токмо для покаяния неделя мести или дней десять, дабы в тыя дни постился и молитъся и о грехах своих каялся. А буде кои люди явятся богохульны, иже тело христово и животворящую ево кровь в скверну вменяют и ругающеся мерзостью запустения нарицают, то таковому не лежит живу быть ни суток, по, из застенка вышед, и вершить ево, потому что таковых сам бог еще при Моисее повелел предавать смерти. Осмотрись, старичок, и эту речь возми, несть грех, побеждагощий божие человеколюбие. А буде кто из таловых хульников проситца будут на покаяние, верить тому не подобает, понеже несть таковым покаяния. Сам бо господ бог усты своими рекл. «Ащэ кто духа святого возхулит, не отпустигца ему той хрех ни в сей век, ни в будущий» (Матфея, глава 12, стих 31). А тыи богохулъцы явно духа, свягаго возхуливши , иже действо духа святого хулят и силу его божественную снижают и отъемлют, яко бы ныне дух; свягыи ни какая церьковная действа не сходит и де действует. Вси бо богохульны последуют диаволу, како диавол, что ни речет, то все ложь, ничим же разни и богохульцы, что не скажут, то все ложь, как законы их ложны, гак и слова их все лживы. И буде вступится за них духовнаго чина или мирскаго и будут просить, чтоб и таковых богохульцов от смерти свободить, и буде поручатся в том, что он совершенно каетца и хощет к православдой древне вере приступить неложно, то в поручной записи написать имянно, что въпредь ему богохульником не быть и людей божиих яз древней веры в новыя своя разноверия не привлачить, но и старых своих товарищей, отпадших от благочестия, обращать на истинную христианскую древнюю веру. И аще кого увещает иa покаяние, приводил бы в приказ к записке, а буде обращать от своего заблуждения не будет, то он лестно покаелся и зато порутчиков ево оштрафовать надлежит, а ево в вечное заточение отослать или уже и вершить ево. А буде же кто по покаянии своем будет учить своему зловерию, то уже отнюд сроку ему не давать ево жестокой смерти, а порутчиков ево оштрафовать с наказанием. А разбойников, мнитца мне, больши трех пыток не для чего пытать, дабы во многих пытках не продолжилось их сиденье. Вора и разбойника держать долго отнюд не надобно, что доле он сидит, то боле от него пакости. И каково вор в первом и в последнем застенке говорит согласно, то и, привед его к плахе, паки спросить, правду ли на них сказал? И буде и при самой смерти то же скажет, то ево вершять, а по оговорных людей послать и, как прилично будет, так и розыскивать и последи его. И аще такой краткостной суд будет ворам и разбойникам, то им страшнее жестоких смертей будет, понеже кой разбойник ни попадетца, то уже взвороту ему не будет и по прежнему долго жить не станет, что попал, то и пропал. А долгое сидение великая была им потачка, а и каторга им не великая угроза, потому что и с каторги уходят. А аще в неделю конец будет, то всякой вор и разбойник страшен будет. И егда приведут какова вора, а тут есть какой вор давши сиделец, то новоприводнаго отънюд к нему сажать не надобно, не распрося, но посадить его особливо, чтоб ни с кем он не виделся, а после и роспросу не весьма спускать надобно; потому что многия с приводу всю правду сказывают и в убойстве винятся. А егда старые колодники подъкрепят, то уже и станет с себя аговаривать и с огня уже не будет винитца, и таке иные и на свободу выходят. Буде воры оговорят в товарыщстве своем жителей до-новых, то в домех их во всех клетях переискать накрепко, нет ли какова платья или и иной какой рухляди, коя ему не свойственна. И буде у кого явитца приличие к воровству, то и без свидетельства будет он явен, а буде никакой прилики не сыщется, то соседей всех допросить накрепъко, ведают ли за ним какое воровство, и чтобы сказали без утаики. И сказать тем соседям имянно, буде о воровстве ведаете и не скажете, а последи явитца, что ведали, то какова смерть вору, такова и вам будет. И аще и ничего ближние соседи но скажут, обаче спросить и дальних, и буде и далъные соседи скажут, что он доброй человек, то подожа на руде его такой знак, что был он В оговоре и отпущен на свободу. А буде впредь иные воры оговаривать ево будут, то надлежит уже ево пытать. А буде посланной но воров учинит ворам какую поноровку и поноровка ево буде явна будет, то, чаю, достоин будет смерти. Мне мнится, естьли бы новоприводных воров после приказиаго раопросу, не медля ни часа и в застенок бы, чтобы он но надумался, то он оторопеет и скажет правдивее, а огда надумается, то уже прямой правды не скажет. И аще кой вор в приказном распросе винился, а с пытки станет запиратца, то надлежит ево жестокими муками мучить, чтобы он сказал, кто ево научил с себя зговаривать. И егда скажет научившего его, то, взяв того учителя, жесточайшими пытками пытать, чтобы он сказал то, чего ради он учил зговаривать с себя и учинять ему наказание жесточайшее. А которым ворам надлежит живот дать, то тех просто отдюд не отпускать, но учидя наказание уставленное, на, обеих руках и на лице положить клейма, чтобы он был всем людям явен, в какой вине был. И буде впредь хотя мало приключится к такому ж делу, то уже конец ему известной. И о сем судьям вельми надлежит пещися, чтобы в тюрьмах колодников не много было, то бы добро, ежели бы и единаго узника не было. Худая судьям похвала, что колодников много держат, но то самая честная похвала, чтобы ни одного колодника не было. То судье прямая честь, еже бы не токмо колодников, но и челобитчиков в канцеляриях немного шаталось. Я не знаю, что в сием за краса, еже так. в концелярию челобитчиков натиснетца, что до судьи и дойти не моги. То бы добро, еже бы пред судьею человека, два-три иль пять, шесть стояло и то, коим дело есть, а кому дела нет, то бы, поклон отдав, да и шол бы вон, а челобитчикам бы не мешал, такожде и судье в разсуждении препоны бы не делал. По моему мнению, надлежит судьям так учинить, чтобы не то что перед ними, но и в подьяческих столах никто бы без дела не шатался. И подьячим всем надлежит приказать с крепким подтверждением, чтобы челобитчиков отнюд долго не волочили. И о сем всякой судья за подьячими смотрил бы прилежно, чтобы они без подлиннаго поведения ничего бы не делали. И буде кому надлежит выписка или и иное какое дело делать, то всякой бы подьячей своему делу срок положил и челобитчику велел бы на положенной срок приходить к себе, а до сроку отнюд бы в приказе не шатался. И дли верности давали бы подьячие челобитчикам рукописные ер-лыки и в тех ярлыках писали бы имянно, к коему числу то ево дело он изготовит. И буде на тот срок он не зделает и челобитчик, придет пред судью с срочным ерлыком, и по тому ерлыку судье надлежит призвать подьячего и спросить, чего ради он того дела по слову своему не зделал? И буде такое принесет о себе оправдание явное и прилучное а не самоизвольное медление, и тому надлежит дать сроку. И буде и к тому сроку не зделает, то уже надлежит ему дать наказание и со штрафом. И аще в коей канцелярии тако устроено будет, то в том приказе никогда людей много шататца не будет. А челобитчики вместо излишие волокиты будут управлятися — купецкия люди за купечеством, а мастеровые за рукоделием своим, и от того в народе пополнение будет. А гостинцев у исцов и у ответчиков отнюд принимать не надлежит, понеже мзда заслепляет и мудрому, очи. Уже бо кто у кого примет подарки, то всячески ему будет способствовать, а на другова посягать, и то дело уже никогда право и здраво разсуждено не будет, но всячески будет на одну сторону криво. И того ради отнюд почести ни малые судье принимать не годствует, дабы в неправом разсуждении пред богом и царем не согрешити. А кто пред судью придет и будет стоять молча, и такова человека надлежит судье самому спросить тихим гласом, какова ради дела стоит. И егда скажет он о деле своем, то надлежит дело ево паче докушливаго управить, потому что многие люди бывают самые смирные и застинчивые и, аще и самая кровная нужда, помощника ему нет, а сам подокучить не смеет. И того ради всячески ему помогатй, и буде ево есть правость, то и наипаче подать ему руку помощи, понеже, таковых безсловесных многословные ябедники вельми изобижают и многоречием своим и правду их заминают. А буде кто бедной человек и на пути на кого либо побьет челом о обиде своей, а дело ево невеликое, вагою ниже рубля, то буде мое то, то тут бы ево и решил, а в приказ бы не волочить ево.