Евергетин / Том 1 (6)

3. Из жития святого Алипия Любовь к Богу сжигала сердце великого Алипия. Он спрашивал, что ему можно сделать в настоящей жизни, чтобы он смог всегда жить рядом с Тем, к Кому стремился, явственно и всецелым умом видеть Его и в чистоте прикасаться к Нему. Тогда он узнал, что для этого будто бы надо оставить все, удалиться от друзей, родственников, знакомых, даже от той, что родила тебя, — и избрать благо уединения. А поскольку он доверял в этом одной лишь матери, то как-то сказал ей: — Мама, очень мне хочется уйти на восток: многие из тех, кто избрал путь подвижничества, живут там благочестиво и счастливо. Так что ты отпусти меня туда и дай мне в дорогу твое благословение. Услышав это, мать повела себя совсем не как обычная женщина. Она не поминала ни свое вдовство, ни одиночество, ни то, что такой хороший сын оставляет ее, хоть это и вещь для матери невыносимая. Ничего подобного она не сказала и даже не стала отговаривать его от любимой мечты: интересы сына были ей дороже собственных. Она подняла взор к небу и, простерши руки, весь ум обратила к молитве. А поскольку была она истинной матерью своего сына, то добродетель в ней побеждала природу и не в ее правилах было говорить или делать что-то недостойное. — И пойди, деточка, — сказала она.— Пойди, раз уж к этому лежит у тебя душа. Богу, Которым мы живы, я вручаю тебя. Пусть Он пошлет Своего ангела пред тобою и управит тебя Своею волей, «пошлет тебе помощь от святого и от Сиона заступит тя» (Пс.19,3), «облечет тебя в броню правды и шлем спасения дарует тебе» (Еф.6,17). Воссияет, как на Востоке солнце, праведность деяний твоих за то, что возлюбил ты Господа паче родителей и отечества. После этой молитвы сын обвил мать руками, а мать горячо обняла сына, оба заплакали и стали целовать друг друга. А потом они расстались, и мать пошла к дому, а сын отправился в тот путь, о котором мечтал. Но через несколько дней, когда обнаружился его уход, все, как и следовало ожидать, пришли в отчаяние. Предстоятель Церкви, как услышал новость, без промедления бросился в погоню и настиг юношу в Евхаите, когда там праздновался мученик Феодор. Тут епископ стал его со слезами упрашивать, чтобы он вернулся к своей матери. Он даже сказал, что во сне был ему глас Божий, который велел юноше не впадать в отчаяние, если тот не достиг цели. «Ибо там святые места, — сказал епископу Явившийся, — где ты станешь жить свято». Так, милостью Божией, был возвращен в родные земли их сладчайший плод. Когда юноша вернулся, то сперва он ушел на одну из гор к югу от города и затворился там в маленькой хижине, чтобы предаться подвигам. Но, прожив так какое-то время, он достаточно укрепился в подвигах добродетели. И тогда он отвергнул жизнь внизу и на земле и устремился к жизни более высокой, потому что всегда искал высокого и божественного. Однажды, увидав на одной из могил поблизости невысокую колонну, он окружил ее навершие со всех сторон досками. Этим небольшим укрытием от непогоды он решил ограничить свою жизнь. Притом очень помогла ему его мать, которая и здесь не оставила его. Но однажды лукавые духи из ненависти к ангельской жизни святого стали против него военным строем и начали метать в него такие большие камни, что проломили то укрытие, которое он себе построил, а некоторые доски даже выбили из креплений. Один из камней, довольно большого размера, попал святому в плечо и сильно ранил его. Святой же Алипий решил показать бесам, что все их козни для него — детские шалости. Поэтому утром, после молитвы, он взял у матери тесло, полностью разрушил крышу и сбросил доски на землю. — Это, — сказал он, — чтобы не мешать им бросать камни. Мать, когда услышала треск досок и увидела, как они летят на землю, всплеснула руками и сказала: — Что случилось, деточка? Зачем это ты разломал свое укрытие — оно было такое маленькое! Как же ты теперь будешь зимой? А как же проливные дожди? А солнце летом, когда жарко, как в пекле? — Ну так и что, мама? — отвечал ей на это преподобный. — Может быть, нам не мерзнуть здесь, чтобы было жарко там? Прятаться от летней жары — а там попасть в вечное пламя? И потом, как еще мы получим награду за наши труды? Так он убедил мать разрешить ему не только сбросить доски, но и снять с себя верхнюю одежду. Хотя ее материнское сердце и скорбело при этом, но, когда она видела, что сын страдает за Христа, не выказывала жалости. Ведь свое естество она отвергла, и Бог был ей дороже родной крови. Вот где можно было видеть истинную мать рядом с любимиц сыном, сына, который радуется боголюбивой матери, и Бога, которого они вместе славили. Кто бы не похвалил плод такого благочестия? Или кто бы не подивился корню такого плода? Ведь, Помимо всех своих прочих добродетелей, мать, как я уже сказал, осталась с ребенком. Она служила его нуждам, сделала рядом со столпом шалаш и отказалась от всех жизненных удобств. При этом она радовалась так, словно жила в раю. Средства для про питания она добывала, работая собственными руками, и даже заботилась о милостыне и нищих. Однажды один благочестивый человек дал ей около трети бывшей тогда в ходу монеты. Она взяла эти деньги и с ведома сына отправилась в город, чтобы купить там необходимое для жизни. Но, когда она уже все купила и возвращалась назад, просьбы нищих растрогали ее, и она раздала им все. Увидев ее с пустыми руками, сын спросил: — Мама, где твои покупки? Они нам сейчас нужны. — Они остались Богу и бедным, — отвечала мать. — И нам от этого, наверно, тоже будет польза. Потому что я решила, что нельзя наше с тобой пропитание ставить выше просьб нуждающихся и гневить такой жизнью Бога. А я думаю, что и нам будет милость по их молитвам. Когда божественный муж услышал это, он похвалил свою мать и, как истинный ее сын, принял это с радостью. 2. Из мученичества святой Софии и трех ее дочерей. И дивная София перед мученичеством благочестиво беседовала и утешала своих дочерей, Веру, Надежду и Любовь, чтобы подготовить их к пыткам и смерти. А во время самого мучения она стояла рядом и, смотря на страдания каждой, ласково ободряла их, пока не убедилась, что все они мертвы. Тогда она возликовала и всем сердцем стала благодарить Бога. А через три дня отошла и она вслед за дочерьми, обняв их тела, — и стала вместе с ними сонаследницей небесной славы. 4. Из мученичества святых сорока мучеников Святые сорок мучеников, уже в самом конце их подвига, когда всю ночь они простояли на льду озера и с непоколебимым мужеством выдержали холод, были вытащены на берег. Им должны были ломать ноги палицами, и мать одного из них присутствовала при страданиях. Она смотрела на своего сына. Он был младше их всех по возрасту, и она боялась, что молодость и любви к жизни сделают его малодушным и он опозорит воинское звание и честь. Она не сводила с него глаз и всем своим видом вселяла в него мужество. - Сыночек мой милый, — говорила она, протягивая к нему руки— Ты уже дитя Отца Небесного — потерпи немного, чтобы стать совершенным. Не бойся пыток. Сам Христос будет тебе будет помощником, значит, ничего страшного или ужасного с тобой больше не случится. Все уже кончено, все ты победил своей доблестью! А после этого — радость, отрада, покой и ликование, и ты их получишь! Будешь соцарствовать со Христом и молить Его за меня, твою мать! Святым раздробили ноги, и они предали Богу души. Солдаты привели повозки и стали сносить на них святые тела, чтобы везти их к берегу соседней реки. Тут они заметили, что этот юноша, а звали его Мелитон, еще дышит. Тогда они оставили его лежать в надежде, что он выживет. Но когда мать увидела, что его одного оставили, это показалось ей страшнее смерти сына и ее собственной. Невзирая на женскую слабость, забыв про материнские чувства, она взвалила сына на плечи и мужественно пошла за повозками. Для нее ведь сын был истинно жив только тогда, когда он умирал и оставлял этот мир! В то время как она несла его, он испустил дух. Мать же, исполнившую свой материнский долг, смерть сына наполнила ликованием. Она донесла его драгоценное тело до места, где лежали тела остальных мучеников, и положила его сверху: пусть его тело останется с телами тех, с кем он уже соединил свою душу! А поборники диавола сложили огромный костер и сожгли тела мучеников. После этого из ненависти к христианам их мощи бросили в реку. Но по усмотрению Божию мощи снесло к какому-то берегу, где их собрали христиане, и так это бесценное богатство дошло до нас. Оглавление ГЛАВА 13. О том, что отрекшийся от мира должен быть странником: какое именно странничество имеется в виду и какая от него польза. А также о том, какие места наиболее подходят для подвига 1. Из патерика Авва Иаков говорил, что странствовать ради Бога — это выше, чем принимать странников. 2. Однажды авва Лонгин говорит авве Лукию: — Моя душа жаждет странствовать. — Если не обуздаешь свой язык,— ответил ему старец,— куда бы ты ни пошел, везде будешь у себя дома. Так что обуздай свой язык — и ты уже в странствии. 3. Один старец сказал: «Если монах знает, что есть место, где можно достичь преуспеяния, и не идет туда, чтобы не лишиться необходимого, — он не верит, что есть Бог». 4. Брат спросил старца: — Отец, почему наше поколение не может подвизаться так, как Отцы? — Потому,— ответил старец,— что оно не любит Бога, не бежит от людей и не отвергает мирских благ. Как станет человек бежать от людей и материального — с этого и начинается его покаяние и подвиг. Вот перекинулся огонь на твое поле и надо потушить его. Не успеешь подрезать перед ним все, что может гореть, — не сможешь его потушить. Так и человек: если не уйти туда, где даже хлеб добываешь с трудом, то невозможно подвизаться. Потому что душа если чего не видит, то едва ли будет хотеть. 5. Брат спросил авву Сисоя: — Отец, что такое странничество? — Молчание, — ответил старец, — и не иметь ничего своего, куда бы ты ни пошел, — вот истинное странничество. 6. Брат спросил старца: — В чем подвиг странничества? — Знал я одного брата,— начал старец, — который странствовал и однажды пришел в церковь. А там он как раз оказался на трапезе и сел за стол, чтобы поесть с братьями. Тут кто-то из них спрашивает: «А этого кто впустил?» «А ну, — говорит ему, — вставай, пошел отсюда!» Брат встал и вышел. Тогда другие братья пожалели его, встали и привели обратно. После они спрашивали: «Слушай, что было у тебя на сердце, когда тебя сперва выгнали, а потом вернули назад?» А он ответил: «В своем сердце я решил, что я как собака: прогонят — она уходит, зовут — возвращается». 7. Один из Отцов рассказывал, что по соседству с ним жили два брата. Один из них был чужеземец, а другой — местный. И чужеземец был немного нерадив, местный же очень ревностен. Случилось так, что чужеземец умер первым. А старец был прозорлив, и было ему видение, как множество ангелов уносят душу покойного. Когда тот уже достиг неба и вот уже почти вошел, стали решать его судьбу. И был свыше голос: «Да, он был немного нерадив, но за то, что он жил на чужбине, откройте ему». Затем почил и тот, кто был местным, и, когда он был при смерти, сошлась к нему вся его родня. А старец увидел, что нигде нет даже ангела, и удивился. — Господи, — пал он ниц пред Богом, — как же тот чужеземец был нерадив, а получил такую славу, а этот был таким ревностным — и нет ему даже такой награды? И был ему голос: — Когда умирал тот, кто был ревностен, он открыл глаза, Увидел, как плачет его родня, и душа его утешилась. А чужеземец, пусть нерадивый, так и не увидел никого из близких. Но он горько плакал — и утешил его Бог. 2. Из аввы Исаии Если будешь странствовать ради Господа, не сходись с местными жителями и не вступай с ними в общение — потому что тогда тебе было бы лучше оставаться со своими родственниками по плоти. Если займешь келию в месте, которого ты не знаешь, то не впускай к себе много друзей — достаточно одного на случай болезни. И не растеряй той пользы, которую имеет странничество. А пойдешь куда-нибудь жить — не торопись занимать келию под жилье, пока не разведаешь особенности жизни там. Не будет ли тебе там мешать что-либо: попечения, чрезмерный покой, друзья? Потому что если ты рассудителен, то быстро поймешь, ждет ли тебя здесь жизнь или смерть. Так или иначе, странничество есть подвиг выше всех прочих, особенно если ты один, сам, бросаешь все свое и уходишь в другое место, храня веру и надежду совершенными, а сердце — стойким против собственных похотений. Потому что бесы со всех сторон обступят тебя и станут пугать искушениями, полной нищетой и тяжкими болезнями. Они будут внушать тебе: «Вот окажешься в таком положении — что ты будешь делать без друзей и знакомых?» И благой Бог будет испытывать тебя, чтобы ты явил свою ревность и любовь к Нему. А если все же уединишься в своей келии, бесы посеют в тебе и другие коварные помыслы. Они будут говорить: «Разве человека спасает одно только странничество, а не хранение заповедей?» — и станут приводить тебе на память тех, кто общается с миром и родней. «Что же, — скажут они, — разве это не рабы Божий?» Они внушат тебе мысли о перепаде климата, заронят в сердце страх физических трудностей и прочее в том же духе, чтобы ввести тебя в уныние. Но бессильна их злоба, если в сердце будут любовь и надежда. Именно тогда будет видно твое стремление к Богу, если ты любишь Его более, нежели покой плоти. Ты должен не просто стать странником, а подготовить себя, привыкнуть к брани с врагами, научиться обращать в бегство каждого из них, когда потребуется, — до тех пор, пока не избавишься от них и не до-стигнешь покоя бесстрастия. Брат, если оставишь все мирское и материальное, остерегайся беса уныния. Иначе из-за внутреннего опустошения и скорби ты не сможешь достигнуть великих добродетелей. Добродетели же эти — не думать о себе, терпеть дерзость и чтобы имя твое не упоминалось нигде в мирских делах. Если станешь подвизаться, чтобы стяжать эти добродетели, они дадут венец твоей душе. Потому что беден не тот, кто лишь видимо отрекся от всего и ничего не имеет, а тот, в ком нет злобы и кто всегда жаждет памяти Божией. И не тот, у кого скорбный вид, обретает бесстрастие, а тот, кто печется о внутреннем человеке и отсекает свою волю: он и примет венец добродетелей. Следует вовремя понять и тех, кто смущает тебя, — чего ради они шумят. Зачастую они вселяют в тебя уныние с тем, чтобы ты без особой причины поменял место, а потом сидел и жалел об этом. А делают они это, чтобы ум твой стал поверхностным и ленивым. Но те, кто знаком с их лукавством, остаются непоколебимы и благодарят Бога за то место, которое Он дал им для смирения. Потому что смирение, терпение и любовь к трудам и тяготам всегда благодарят. И напротив: нерадение, уныние и любовь к покою ищут то место, где им будет почет. А всеобщее уважение вредит чувствам: они неизбежно впадают в рабство страстям и от довольства и гордости теряют свою внутреннюю сдержанность. 3. Из святого Диадоха Не захочет душа выйти из тела, если не станет безразличной к прелестям этого мира. Ведь ни один орган чувств не подтверждает веру, поскольку все они связаны с настоящим миром, а вера дает только обещание будущих благ. Поэтому тот, кто избрал странствие и подвиг, не должен вспоминать о раскидистых и тенистых деревьях, о журчании ручейков, о лугах, усыпанных цветами, об уютных жилищах и о беседах с родственни-ками. Он не должен думать о почестях, щекочущих честолюбие. Но он должен с радостью довольствоваться необходимым и всю жизнь представлять себе как далекий путь, лишенный всякого плотского вожделения. Только так, стеснив наш ум, мы сможем обратиться к поиску вечной жизни. Потому что зрение, вкус и прочие чувства, если чрезмерно пользоваться ими, лишают сердце памяти Божией. И Ева — первое этому подтверждение. Пока не посмотрела она на запретное древо — тщательно хранила заповедь Божию. Пламенная любовь к Богу словно бы осеняла ее своими крыльями, почему она и не чувствовала своей наготы. Но затем она посмотрела на древо с удовольствием и с сильным вожделением коснулась его, а потом попробовала его плод с каким-то внутренним наслаждением. И тотчас она была прельщена и нагой устремилась в объятия плоти. Подчинив свою волю страсти, она отдалась наслаждению временным, а затем приятной внешностью плода увлекла к падению и самого Адама. Вот почему человеческий ум с трудом удерживает память о Боге и Его заповедях. Но в непрестанной памяти Божией будем всегда смотреть в глубины нашего сердца, а в этой обманчивой жизни жить так, словно мы слепые. Потому что истинно духовному любомудрию свойственно хранить себя от любви к видимому. И многострадальный Иов учит нас этому, говоря: «Если сердце мое следовало за глазами моими..» (Иов 31,7). А это и есть условие и признак крайнего воздержания. 4. Из аввы Исаака Мир подобен блуднице, которая манит собственной красотой и вызывает у тех, кто ее видит, желание обладать ею. Кто хотя бы отчасти охвачен этим желанием и порабощен им, не сможет вырваться из рук мира, пока не расстанется с собственной жизнью. Тот разденет его догола, а после, в день смерти, выбросит из его собственного дома. И только тогда человек понимает, что мир был лжецом и обманщиком. Но если кто хочет удалиться из мира и увидеть его сети — путь станет вне его. И тогда он сможет увидеть всю его безобразность. 5. Из патерика Был в Скифополе одни сановник. В жизни он делал много ужасного и осквернил свое тело, как только было возможно. Но однажды Господь привел его в сокрушение, и он ушел с должности. В уединенном месте он построил себе келию и жил там в попечениях о собственной душе. Кое-кто из его знакомых узнал это и стал постоянно присылать ему хлеб, финики и все необходимое. Но когда сановник понял, что живет в покое и ни в чем не нуждается, он сказал себе: — Пожалуй, этот покой лишает нас покоя в мире ином. Я такого покоя недостоин. Он оставил свою келию и удалился. — Приведем душу в скорбь, — сказал он. — Мой хлеб — это пища скотов. Другими словами, трава, которую ест скот, будет мне в пищу, потому что я жил так же, как и он. 2. Как человеку отказаться от прежних наклонностей и приучить себя к нужде и подвигу? Тело не может жить без необходимого. Но ум, насколько это возможно, не дает телу нежиться и расслабляться, если рядом нет причин, побуждающих к этому. Когда человек видит то, что побуждает к неге и расслаблению, в нем просыпается и вспыхивает похоть: он либо вновь обращается к ним, либо терпит жестокую брань. Посему и наш Искупитель заповедал тому, кто хотел следовать за Ним, сбросить с себя все лишнее, отвергнуть все, что расслабляет, а уж потом следовать за Ним. Да и Сам Он, когда хотел вступить в брань с диаволом, боролся с ним в самой глухой пустыне. 3. И Павел советует выйти из города, взяв Крест Христов: «Выйдем к Нему за стан, нося Его поругание» (Евр 13.13) , ибо Он пострадал вне города. А дело в том, что, когда человек отвергнет мир и самое себя, он быстро забывает свои прежние привычки и память о них мучает его недолго. И в этой брани очень полезно, если внутренний вид монашеской келии беден и без излишеств, и чтобы в ней не было ничего такого, что может вызвать в человеке стремление к покою. Потому что, когда рядом с человеком нет какого-то повода к расслаблению, ему не приходится вести двойную брань внешнюю и внутреннюю, — с чувствами и с помыслами. Так что тому, кто удалил от себя повод к наслаждению, легче победить, чем тому, рядом с кем есть что-то, что раздражает страсти. Ведь человек испытывает брань в каждом члене тела, и потому лучше хранить себя и стараться облегчить брань против себя самого. 4. Авва Пимен сказал: — Надо бежать от всего телесного, то есть от того, что раздражает страсти. Потому что, когда ты близок к телесной брани, ты подобен человеку, стоящему над страшной пропастью. Враг, как только захочет на тебя напасть, запросто скинет тебя в бездну. А если ты далек от телесного, то ты подобен человеку, который стоит далеко от пропасти. Даже если враг примется тащить тебя к бездне, чтобы сбросить вниз, ты можешь упираться и в то же время просить помощи Божией. И она вскоре придет и вырвет тебя из рук врага. 5. Один человек рассказывал, что жили некогда трое усердных христиан. Они были друзьями, но избрали различный образ жизни. Один из них решил мирить врагов, по сказанному: «блаженны миротворцы». Другой стал посещать больных. А третий удалился в пустыню, чтобы там безмолвствовать и подвизаться вместе с Отцами. Первый устал от постоянных распрей между людьми и, не в силах угодить всем, не выдержал и отправился к тому, кто служил больным. Оказалось, что и тот впал в уныние и не мог исполнить заповедь. Тогда оба вместе решили пойти к подвижнику, чтобы узнать что ему дал подвиг безмолвия. Когда они увидели его, то первым делом рассказали то, что было с ними. Ведь каждый из них терпел тысячи скорбей, и оба так и не смогли довести до конца то дело, которое начали. А потом попросили его рассказать им, что полезного дало ему безмолвие. Подвижник налил в чашу воды и говорит им: — Смотрите на воду. Вода была мутная. Тогда через некоторое время он снова говорит им: — Посмотрите теперь на воду. Они посмотрели и в воде увидели себя, как в зеркале. Тогда он сказал им: — Вот так и люди изнутри. От постоянного возмущения не видно своих грехов, но если удалиться от мира и жить в пустынном месте, то можно утишить чувства и увидеть собственные прегрешения. А тогда, если есть желание, с помощью благодати Божией можешь исправить себя. 6. Один старец сказал: — На большой дороге, по которой все время ходят и ездят, трава не всходит, и даже если посеешь — не вырастет. А на той, где никто не ходит и не ездит, она есть. Так и с нами: пока мы остаемся среди мирских благ, ум наш сотрясают и вытаптывают мирские попечения. Такой ум не может познать скрытые в нем страсти. Но если он успокоится вдали от забот и треволнений — он увидит собственные страсти, как зарождающиеся, так и уже явные. А до того, хотя они и будут в нем, он их не заметит, даже если долгое время будет жить с ними и в них оставаться. 7. Один брат спросил старца: — Хорошо ли, авва, жить в пустыне? — Сыны Израилевы, — отвечал старец, — когда отвергли суету Египта и поселились в шатрах, научились страху Божию. И корабли, пока стоят в открытом море и терпят шторм, остаются без дела. А как войдут в гавань — тотчас начинают торговлю. Так и человек: если внутри него поднимется буря и он не останется в уединенном месте — никогда не обретет познания истины. — А что делать, отец, — спросил брат снова,— чтобы стяжать дары добродетелей? — Если хочешь выучить какое-то ремесло, — отвечал старец. — то оставишь все заботы, будешь заниматься только им, со смирением слушать учителя, не станешь щадить себя — и тогда ты это ремесло выучишь. Так и монах: если не оставит все житейские заботы, не станет думать, что он хуже всех людей, и не вверит себя целиком духовному наставнику — никогда не стяжает Добродетель. 8. Один старец рассказывал: — Когда я был моложе, у меня был игумен, который любил уходить в отдаленные пустыни и там безмолвствовать. Однажды я спросил его: «Авва, почему ты всегда уходишь в пустыню! Мне кажется, что тот, кто живет ближе к миру и все, что видит, видит о Господе, получает большую награду, чем тот, кто не видит». А старец мне ответил: «Поверь мне, чадо, что, пока чело, век не пришел в меру Моисея и не стал Богу как бы родным сыном, нет ему пользы от мира. Я же пока еще сын Адама. И как и мой отец, как только увижу плод греха — захочу его, сорву съем и умру. Потому отцы наши и убегали в пустыни, что там нет пищи для страстей и легче их умертвить». 9. Авва Тифой сказал: «Странничество — это когда человек хранит свои уста, где бы он ни был». 6. Из святого Ефрема Тихая гавань — это место, где жизнь можно вести размеренно. А те, кто не могут соразмерять свою жизнь, «падают, аки листвие» (Притч 11. 14). Оглавление ГЛАВА 14. О том, откуда прежде всего берется в человеке страх и любовь к Богу и в какой мере это необходимо 1. Из патерика Один брат спросил авву Евлогия: - Откуда прежде всего приходит страх Божий в душу человека? — Если,— ответил старец, — человек станет блюсти смирение и нестяжание, то вскоре войдет в него страх Божий. 2. Авва Иаков сказал: «Как светит светильник в темном месте — так и страх Божий. Когда он входит в душу человека, то просвещает его и учит всем добродетелям и заповедям Божиим». 3. Один брат спросил старца: — Как приходит страх Божий в душу? А старец отвечал: — Если изберет человек смирение и нестяжание, перестанет осуждать и по всякому поводу будет напоминать душе, что она даст ответ перед Богом, — к такому человеку приходит страх Божий. Оглавление ГЛАВА 15. О том, что отвергнувший мир не должен ни поддерживать общение со своими родственниками по плоти, ни даже питать к ним привязанность 1. Из Палладия Некто по имени Пиор, родом египтянин, а по возрасту юноша, отрекся от мира. Им овладела любовь к Богу: он ушел из своего родного дома и дал обет Богу никогда не видеть никого из близких. Прошло пятьдесят лет, сестра его состарилась. От кого-то она узнала, что брат ее жив, и ей безумно захотелось увидеть его. Но идти в пустыню она была не в силах. Тогда она попросила местного епископа написать святым отцам-пустынникам, чтобы они послали его повидаться с ней. Долго его заставляли, и он послушался Отцов — взял с собой одного брата и пошел. Оказавшись у дома, он дал ей знать: дескать, прибыл твой брат Пиор. Но как только он услышал, что сестра идет к нему навстречу, то крепко зажмурил глаза и закричал: — Сестра такая-то! Я Пиор — твой брат! Это я и есть, так что смотри сколько хочешь! Тут она узнала его и прославила Бога. Впрочем, сколько она ни старалась, так и не убедила его войти в дом: он прочел молитву у порога и снова ушел в пустыню. 2. Однажды блаженному Евагрию диакону сообщили о смерти его отца. Тому, кто сказал ему это, он ответил: — Не кощунствуй: мой Отец бессмертен! 2. Из жития святого Пахомия Родная сестра преподобного Пахомия услышала о его добродетельной жизни и пришла в монастырь, желая увидеть его. Когда Великий услышал о ее приходе, он послал привратника передать ей: — Ты уже слышала, что я жив, так что иди и не огорчайся, я не вижу тебя. Но если ты тоже хочешь подражать моей жизни, чтобы мы вместе обрели милость у Господа, то подумай над этим. И если ты не против, то братья построят тебе келию, чтобы ты могла уединиться. А может, Господь призовет вместе с тобой и других, и через тебя спасутся они. Ведь на этой земле только одно утешение человеку — поступать хорошо и угодно Богу. Сестра получила такой ответ и расплакалась. Умилившись, она обратила свое сердце ко спасению. Пахомий узнал о ее решении. Он прославил Бога и приказал тем из братьев, кто был наиболее благочестив, сделать ей в стороне от монастыря небольшую келию. Так она подвизалась о Господе, а постепенно собрались и другие сестры. Когда число их увеличилось, она стала их духовной матерью, учила их и показывала все пути ко спасению. Пахомий назначил некоего Петра, человека благочестивого и глубокого старца, чтобы тот навещал их. Также он написал и передал им правила, чтобы они приняли их и вели жизнь по Богу. Вскоре в монастырь пришла мать Феодора. Этот Феодор был под началом у Пахомия, и Пахомий его очень любил — потому что видел, как глубоко и поразительно его послушание и как он отличается своими подвигами. А мать Феодора повсюду разыскивала сына и узнала, что живет он здесь. Тогда она принесла письма от епископов, велевших вернуть ей ее ребенка. Она остановилась в женской обители, передала письма Пахомию и просила у него разрешения увидеть своего сына. Тогда Пахомий позвал Феодора и говорит ему: — Чадо, сюда прибыла твоя мать и хочет на тебя посмотреть — даже, видишь, принесла нам письма от епископов. Так Что иди и скажи ей сам, что ты здесь, — только ради тех святых мужей, что писали нам. — Отче,— ответил Феодор,— скажи мне ты: если я увижу ее после всего, что постиг здесь, я не буду отвечать за это пред Господом в день судный? Ведь я уже оставил ее, а теперь снова встречусь с ней на соблазн братии. И до пришествия благодати сыновья Левия забывали своих родителей и братьев, чтобы соблюсти заповеди Божий. Тем более я, если удостоился такой благодати, не должен ставить своих родственников выше любви к Богу. Ибо сказано Господом: «Кто любит мать или отца более, нежели Меня, недостоин Меня» (Мф 10. 37). А Пахомий сказал ему: — Если ты чувствуешь, чадо, что тебе это неполезно, то я не заставляю тебя. Ведь так и нужно поступать тому, кто оставил мир и совершенно отрекся от себя. Монах должен уклоняться от бесполезных встреч с мирскими и выказывать искреннюю любовь к тем, кто суть члены Христовы и всею душой работает Ему. Если же кем-то овладела привязанность и он говорит, что это, дескать, плоть моя и я их люблю, — пусть слушает Писание: «Кто кем побежден, тот тому и раб» (2 Пет 2. 19). И Феодор так и не захотел показаться матери. Тогда она решила тоже остаться в монастыре, рядом с другими монахинями, сестрами во Христе. «Если будет угодно Богу, — рассудила она, — то я еще увижу его вместе с братьями, а так по его почину я и собственную душу спасу». Так строгость по Богу, если она во славу Божию, может быть на пользу человеку, даже если поначалу кажется жестокой. 3. Из жития преподобного Симеона Столпника Двадцать семь лет прошло с тех пор, как сей богоравный муж, великий Симеон, отрекся от законов естества и всего, что в мире. Но мать еще хранила в себе огонь любви к своему ребенку, и остудить это пламя она могла, лишь отправившись к своему, хоть и по плоти, но бесплотному сыну. Ибо она страстно, если можно употребить такое слово, желала увидеть лицо сына и услышать его голос, которого так долго не слышала. Святой узнал о приходе матери. И обрати внимание: он не оскорбил матери, но и закона, наложившего заповедь, не нарушил. А именно, он не допускает встречи с ней, но посылает к ней сказать: — Если ты, мать моя, не возражаешь, то отложим нашу встречу до будущего века. И если наша жизнь будет во всем угодна Богу, то после нашего отшествия во Христе увидим друг друга там, где все гораздо более родное и близкое. Такой совет он передал ей. Однако пламя, терзавшее душу матери, не дало ей прислушаться к его словам. Она настаивала, говоря, что хочет его видеть. Тогда он передает ей во второй раз: — Я полагал, что ты согласишься с тем, что полезно для нас обоих, и не будешь так настаивать на встрече. Но раз я вижу, как стремишься ты к тому, что временно, то сейчас мне нужно быть одному, а тебя я увижу чуть позже: видно, так угодно Богу. Мать охотно и с радостью поверила обещанному. Душа ее ликовала, она вся была в ожидании. Ей уже представлялось, как она увидит своего сына, как будет его обнимать, целовать, слушать его голос. И когда все обстояло таким образом, мать неожиданно расстается с жизнью и предает душу Богу. Прожив поистине счастливую жизнь, она была еще более счастлива в своей смерти. Ведь она хотя и мать, но послушалась своего столь великого сына, к тому же она оставила его, когда он достиг такой добродетели. А божественный Симеон повелел внести ее тело внутрь ограды (столп он со всех сторон окружил стеной, чтобы не было доступа женщинам). И когда умершая мать была принесена к нему, он увидел ее, как и обещал. Затем, прочтя над ней молитву, он погреб ее там же, возле столпа. Так он и матери воздал честь, и заповедь Господню не только исполнил, но собственным примером показал ее превосходство. 4. Из патерика Один брат, живший на чужбине, говорит старцу: — Я хочу вернуться к себе домой. — Одно только знай, брат, — ответил ему старец. — Когда ты шел из твоего края сюда, Господь был с тобой и вел тебя. А если вернешься, Его с тобой уже больше не будет. 2. Брат торопился в город и попросил у старца молитвы. Старец сказал ему: — Не спеши в город, но спеши из города — и спасешься. 3. У одного очень благочестивого брата мать была бедной. Был страшный голод, и он взял хлеба и отправился, чтобы отнести его матери. И тут он услышал голос: - Ты сам позаботишься о своей матери или позаботиться Мне? Брат понял, Чей это голос, пал ниц на землю и стал просить: — Ты Сам, Господи, заботься о нас. Затем он встал и вернулся в свою келию. Через три дня пришла к нему его мать и говорит: — Монах такой-то дал мне немного муки. Возьми ее и сделай немного хлеба, чтобы нам было что есть. Когда брат услышал это, он прославил Бога. А укрепившись в надежде, он стал благодатью Божией еще более подвизаться во всякой добродетели. 4. У одного монаха, жившего в скиту, был сын в деревне. Однажды этот юноша был по обвинению взят под стражу. Мать юноши известила об этом монаха с тем, чтобы он написал архонту отпустить сына. — Если он будет отпущен, — спросил монах посланного, — разве не возьмут другого вместо него? — Возьмут, — ответил тот. — Какая же мне польза из того, что я освобожу его и дам радость сердцу его матери, а ее горе оставлю для сердца другой женщины? 5. Тот же старец много занимался рукоделием, причем оставлял для своих нужд что было необходимо, а остальное раздавал нищим. Когда наступил голод, мать послала к нему его сына с просьбой дать им немного хлеба. Старец в ответ говорит сыну: — Есть ли там кто-то еще, кто нуждается так же, как и мы? —Да,— ответил тот, — и много. Тогда старец закрыл дверь прямо перед ним. — Пойди, дитя мое,— сказал он, заплакав. — Тот, Кто заботится о них, позаботится и о вас. Один брат был тогда при этом и увидел, что сделал старец. Он спросил его: — Неужели тебя не мучит мысль о том, что ты родного сына отправил ни с чем? — Если, — отвечал старец,— не будет человек понуждать себя во всяком деле, он не получит мзды. 6. У одного монаха был в миру бедный брат, и монах, если что зарабатывал, отдавал ему. Но сколько он ни давал, тот, кто получал, все больше беднел. Монах, придя к одному старцу, рассказал ему про это. Старец ответил ему: — Если хочешь меня послушать, больше ничего ему не давай И скажи ему: «Брат, когда у меня было что, я тебе давал. Так что ты тоже, как что выручишь от своей работы, приноси мне». Если он что принесет — возьми у него. И если увидишь странника или нищего старца, отдай и попроси помолиться о брате. Брат пошел и так и сделал. Когда пришел его брат-мирянин, он сказал ему, как его научил старец. Услышав это, брат ушел в обиде. Однако на следующий день он заработал своим трудом немного зелени и принес ее монаху. Тот взял ее, раздал старцам и попросил их молиться о брате. А мирянин, получив благословение, вернулся к себе домой. Вскоре он снова пришел к монаху и принес овощей и три хлеба. Монах взял это и поступил так же, как и раньше. И мирянин пошел назад, получив благословение от старцев. Затем он пришел в третий раз и принес много еды, вина и рыбы. Монах увидел это и удивился. Он позвал бедных и сделал им трапезу. А затем он говорит мирянину: — Может, тебе нужно немного хлеба? — Нет, господин мой, — отвечал тот. — Сколько раз я ни брал что-либо от тебя — словно огонь врывался в мой дом и пожирал даже то немногое, что у меня было. А с тех пор, как я ничего не беру от тебя, меня благословляет Бог. Брат пошел к старцу и рассказал ему все, что произошло. — Видишь, — говорит ему старец,— труд монаха словно огонь: он сжигает все, на что попадает. А твоему брату больше пользы от другого: пусть дает милостыню от своих трудов и получает взамен молитвы святых — и он будет благословлен. 7. Однажды мать аввы Марка, ученика аввы Силуана, пришла, чтобы увидеть сына. А прибыла она с большим блеском и роскошью. Авва Силуан вышел к ней, и она ему говорит: — Авва, скажи, пусть мой сын выйдет — посмотреть на него. Старец зашел внутрь и говорит: — Выйди, пусть на тебя посмотрит твоя мать. А тот был в переднике и весь черный от кухонной копоти. Ради послушания он вышел, зажмурил глаза и сказал: — Спасайтесь. (Приветствие, которое распространено в то время среди монахов и благочестивых людей. — Прим. пер.) При этом он их не увидел, а мать его не узнала. Тогда снова посылает к старцу: — Авва, пришли же ко мне моего сына — увидеть его. Авва позвал его и говорит: — Я что, не сказал тебе выйти, чтобы твоя мать посмотрела на тебя? — Авва, — возразил тот,— я вышел, как ты велел, и сказал им «спасайтесь». Но, пожалуйста, не говори мне выйти еще раз, чтобы мне не пришлось ослушаться тебя. Тогда старец вышел сам и сказал ей: — Это был тот, кто вышел к вам и сказал «спасайтесь». И, утешив ее, он попрощался с ней. 8. Однажды собралось у аввы Пимена много старцев. Пришел также один из родственников аввы Пимена и привел с собой ребенка. У этого мальчика лицо по действию диавола было обращено назад. Вместе с ребенком он сел за монастырем и плакал. Случилось, что там проходил какой-то старец. Он увидел, что тот плачет, и говорит ему: — Почему ты плачешь, человек? — Я родственник аввы Пимена, — ответил тот, — а с моим ребенком вышло это искушение. Я хотел принести его старцу, но испугался, потому что он нас не хочет видеть. Даже сейчас, если он узнает, что я здесь, он пошлет кого-нибудь прогнать меня. Я отважился прийти только потому, что вижу вас здесь. Если можешь, авва, смилуйся надо мной. Возьми ребенка внутрь обители и помолитесь там о нем. Старец взял мальчика и зашел внутрь. Но он поступил мудро: не понес его прямо к авве Пимену, а начал с самых младших братьев, говоря: «Перекрестите этого ребенка». Когда же сделал он так, что все по очереди перекрестили ребенка, напоследок поднес его к авве Пимену. Тот не хотел даже прикасаться к нему. Но тут все стали его упрашивать: — Как все сделали, так и ты, отче. Тогда он вздохнул, встал и начал молиться: — Господи, исцели Свое творение, да не владеет им враг. Затем он положил на него крестное знамение и тотчас исцелил. И ребенок был возвращен отцу здоровым.