А. Г. Брикнер / История Петра Великого (28)

Петербург при Петре Великом. Типы домов в Петербурге. С гравюры того времени. В 1714 году явился указ: «послать во все губернии по несколько человек из школ математических, чтоб учить дворянских детей цифири и геометрии, и положить штраф такой, чтоб не вольно будет жениться, пока сему не выучится». В Петербурге были учреждены разные частные школы, инженерное училище, морская академия. Разные иностранцы, например, немец Вурис, француз Сент-Илер (St.-Hilaire), швед Вреех, итальянец Гаджини, — основали разные училища, В Петербурге при оружейной канцелярии, «ради общенародной во всяких художествах пользы, против обычаев государств европейских, зачата была небольшая академия, ради правильного обучения рисования иконного и живописного и прочих художеств».[93] Шведские военнопленные даже в Тобольске устроили учебное заведение по образцам западноевропейской педагогики.[94] Книгопечатание при Петре приняло довольно значительные размеры. Учрежденная по предложению царя в Амстердаме типография Тессинга и Копьевского издала множество русских книг, большею частью переводов иностранных сочинений, например, басни Эзопа, сочинение Квинта Курция об Александре Македонском, календари, учебники морских и военных наук. Затем и в России росло число типографий. После Полтавской битвы Петр дал приказание собирать разные материалы для русской истории; также им было выражено желание, чтобы был напечатан перевод истории Троянской войны. Явились переводы сочинений Вобана, Пуфендорфа, разные книги о механике, архитектуре, воспитании детей и пр. Полезными сотрудниками Петра в типографском деле были, между прочим, Поликарпов и Аврамов. Петр заботился также о покупке коллекций книг, выписывал их из-за границы, велел перевезти довольно богатое собрание разных сочинений из Курляндии в Петербург и пр.[95] В 1721 году он отправил секретаря медицинской канцелярии по иностранной переписке, Шумахера, за границу с разными поручениями, касавшимися более ученых и наук. Между прочим, Шумахер должен был купить некоторые ученые коллекции. Таким образом и благодаря покупкам, сделанным царем во время его путешествий, устроилась «кунсткамера». Сохранились письма царя к разным лицам, доставлявшим ему предметы для кунсткамеры, а также анекдоты о старании Петра привлечь публику к посещению этой коллекции.[96] Вид Петербургской набережной при Петре Великом. С гравюры того времени Зубова. Вид Петербургской набережной при Петре Великом. С гравюры того времени Зубова. Многие указы свидетельствуют о любознательности царя и его старании содействовать развитию просвещения. В 1720 году повелено: «во всех монастырях, обретающихся в российском государстве, осмотреть и забрать древние жалованные грамоты и другие курьезные письма оригинальные, также книги исторические, рукописные и печатные, где какие Петербург при Петре Великом. Дом князя Меншикова на Васильевском острове. С гравюры 1716 года. потребные к известию найдутся». Далее он распорядился, чтобы физические инструменты, картины, статуи, книги и пр. не были обложены никакою таможенною пошлиною.[97] По случаю посещения Петром развалин древнего города Булгара на Волге, по указу его, были списаны точные копии со всех надгробных надписей и переведены на русский язык; им же были приняты меры для сохранения в целости остатков развалин этих замечательных памятников.[98] Уже во время первого путешествия Петра за границу зашла речь об учреждении в России Академии Наук. Лейбниц говорил еще в 1697 году о пользе такого учреждения; Ли, в своем проекте реформ, указал на английскую «Royal Society» как на образец Академии Наук. В 1706 году был Ива в Александровском парке, сохранившаяся от времен Петра Великого. С рисунка, сделанного с натуры А.П. Норовлевым. представлен проект устройства целой системы научных и учебных учреждений, причем неизвестный автор — быть может, это был вышеупомянутый грек Серафим — обращал особенное внимание на богословские науки.[99] Иван Посошков предлагал устроить в Москве «великую академию, всех наук исполненную», причем даже советовал приглашать учителей «хотя бы из лютерской веры».[100] Лейбниц составил для царя несколько записок, в которых указывал на способы осуществления желания Петра распространить в России просвещение. После Полтавской битвы Лейбниц изъявил готовность сделаться руководителем академии наук и художеств в России. Одновременно с Лейбницом и Гейнрих Фик был занят составлением записок об учреждении академии. Осуществление любимого плана Петра состоялось лишь после его кончины. Но уже в начале 1724 года Петр утвердил проект учреждения академии, составленный Блюментростом и Шумахером, а затем началась переписка с разными заграничными учеными, которые изъявляли готовность переселиться в Петербург для занятия мест в академии, открытие которой воспоследовало лишь при Екатерине I.[101] Петербург при Петре Великом. Первоначальный вид Исаакиевского собора. С гравюры того времени. Средоточием и выражением главных начал, которыми при своей деятельности руководствовался царь-преобразователь, сделалась новая столица. Здесь, благодаря мерам, принятым Петром, развились оживленные торговые сношения с Западною Европою; сюда приезжало множество иностранцев, с которыми Петр любил беседовать непринужденно о всевозможных предметах, сидя за стаканом вина в устроенной по приказанию царя «австерии». Здесь в 1711 году была устроена первая типография, а в следующих годах последовало открытие еще других типографий. Здесь было построено еще при Петре несколько дворцов, например, великолепный дом Меншикова, в котором было отпраздновано бракосочетание племянницы Петра с герцогом Курляндским, причем в числе увеселений была устроена курьезная свадьба карлика Волкова, на которую собрано со всей России до 70 карликов и карлиц. При заложении Васильевской части города образцом должен был служить Амстердам, однако прорытие предполагаемых каналов на Васильевском острове не состоялось. В новой столице были помещены: библиотека, кунсткамера, здание коллегий; началась постройка биржи, галерной гавани, адмиралтейства, Исаакиевского собора, в Летнем саду был построен небольшой дворец, перед окнами которого Петр посадил собственноручно несколько дубовых дерев. В 1711 году был заложен Зимний дворец, отстроенный впоследствии для дочери Петра, Елизаветы, знаменитым архитектором Растрелли. Ко времени Петра относится еще постройка в Петербурге некоторых протестантских церквей, заложение литейного завода, Невского проспекта, многих фабрик и мануфактур; в окрестностях Петербурга возникли дворцы: Екатерингофский, Петергофский и Ораниенбаумский и др.[102] В Петербурге была учреждена Академия; сюда должен был переселиться из Москвы Сенат; тут, в своем «парадизе», любил пребывать и сам Петр. Возвращение двора в Москву при Петре II оказалось возможным лишь на короткое время. Предсказание Алексея и его приверженцев, что новая столица останется «в пусте», не сбылось. Петербург оставался столицею и в позднейшее время; мало того: новый город должен был сделаться как бы местом воспитания русской публики, знакомившейся ближе и ближе с западноевропейскими приемами общежития. И такому воспитанию русского общества Петр посвятил себя в последние годы своей жизни с обычною ему энергиею и со свойственною ему строгостью. Наравне с сочинениями о военном искусстве, с учебниками по арифметике, географии, истории, переводились на русский язык и чисто дидактические и педагогические сочинения. К таким переводам относится «Юности честное зерцало, или показание к житейскому обхождению», собранное из разных авторов. На заглавном листе этой книги, изданной в 1717 году, сказано, что она «напечатается повелением царского величества». Она издавалась несколько раз и была, как кажется, сильно распространена в русской публике. Главное содержание ее заключается в правилах, как вести себя в обществе. Она касается лишь внешней стороны человека. На первом плане находятся наставления о сохранении в чистоте ногтей, рта, запрещение громко чихать, сморкаться и плевать и т. п. Все это могло быть не бесполезно. Русские, удивлявшие до того времени иностранцев грубостью нравов, неряшливостью, неопрятностью, должны были научиться прилично стоять, сидеть, ходить, есть и пить, кланяться и пр. «Юности честное зерцало» было привозным продуктом наравне с французским вином и брюссельскими кружевами, в которых нуждались высшие классы русского общества.[103] Колымага Петра Великого. С гравюры того времени. Совершенно изменилось в эпоху Петра положение женщины в обществе. Вскоре после возвращения из-за границы, в 1698 году, царь приказал, чтобы женщины участвовали в разных увеселениях. Затем, после путешествия 1717 года, появился указ «об ассамблеях», общественных собраниям, зимних увеселениях. Оные были учреждены на первый раз в Петербурге и о времени их открытия объявлялось с барабанным боем на площадях и перекрестках. Ассамблеи распределялись между чиновными лицами, жившими в Петербурге, без соблюдения, впрочем, какой-либо очереди. Сам государь назначал, в чьем доме должно было быть ассамблее. Несмотря на то, у кого бы ни происходила ассамблея, — хотя бы у самого царя, — вход на нее был доступен каждому прилично одетому человеку, за исключением слуг и крестьян. Вследствие этого на ассамблеи собирались: чиновные особы всех рангов, приказные, корабельные мастера и иностранные матросы. Каждый мог являться с женою и домочадцами. Петр приглашал на ассамблеи и духовных лиц. Первым условием ассамблеи государь постановил отсутствие всякого стеснения и принужденности. Так, ни хозяин, ни хозяйка, не должны были встречать никого из гостей, даже самого государя или государыню и членов их семейства. В комнате, назначенной для танцев, или в соседней с нею, должны были быть приготовлены: табак, трубки и лучины для их закуривания. Здесь же стояли столы для игры в шахматы и в шашки, но карточная игра на ассамблеях не допускалась. Главным увеселением на ассамблеях полагались танцы; посредством их должны были сближаться молодые люди и девицы, знакомиться дамы с мужчинами, а потому в глазах русских старого покроя танцы казались сперва увеселением крайне безнравственным. Дворец Петра Великого на Петровском острове в Петербурге. С гравюры того времени. Все это прививалось несколько туго к русскому обществу. Дамы и кавалеры на ассамблеях дичились друг друга, не завязывали между собою разговоров, и после каждого танца тотчас же расходились в разные стороны. По словам одного из современников, на ассамблеях «все сидели, как немые, и только смотрели друг на друга». Вообще, если бы на первых порах сам Петр не присматривал за ассамблеями и не распоряжался бы на них своею государскою властью, то они, по всей вероятности, не вошли бы в обычай. Петр иногда сам управлял танцами, становясь в первой паре. По свидетельству одного современника-иностранца, Петр и Екатерина танцевали очень ловко и проворно, как самые молодые люди; также и дочери Петра танцевали очень охотно. Спустя три года по введении ассамблей в Петербурге, они были заведены и в Москве; кроме того были устраиваемы по желанию царя маскарады, концерты и пр. Понятно, что с учреждения ассамблей женщина стала являться в положении, отличном от прежнего. Теперь она, вместо смиренной и молчаливой хозяйки дома, подносившей гостю с глубокими поклонами чарку водку, являлась царицею празднества. При Петре было введено, чтобы хозяин, во время бала, подносил букет цветов, живых или искусственных, той даме, которую он хотел отличить. Дама эта распоряжалась танцами и в конце бала торжественно отдавала букет тому из кавалеров, в доме которого она хотела танцевать следующий раз, и т. п. Одною из главных целей Петра при учреждении ассамблей была — соединить все русское общество в один кружок и сблизить русских с иностранцами. Отчужденность русских от иностранцев выражалась между прочим тем, что русские дамы обыкновенно выбирали себе кавалеров только из русских, обходя иностранцев, чем эти последние очень обижались. Некоторые, однако, из русских дам чрезвычайно были любезны и с иностранцами, мало чем уступали француженкам и немкам в обращении и светскости, а в некоторых отношениях имели даже над ними и преимущество. Понятно, что ассамблеи времен Петра не отличались тою утонченностью обстановки, которою, вскоре после него, например, уже при Анне Иоанновне, отличались собрания высшего круга. На Петровских ассамблеях пили лихо. Грубость нравов, однако, исчезала мало-помалу, чему в особенности способствовало присутствие дам в мужском обществе, и в царствование императрицы Елизаветы ассамблеи переродились в такие балы, которые мало чем уступали изящным Версальским собраниям.[104] Такого рода явления становились вразрез с прежними нравами и обычаями русских людей. Национальному началу, до того времени господствовавшему в русском обществе, был противопоставлен принцип космополитизма. Коренное изменение положения женщины должно было оказать сильное влияние на нравы и обычаи общества и даже на государственный строй. В последнем отношении довольно значительная доля успеха деятельности Петра, как наставника русских в приемах общежития, принадлежала Екатерине, которая оказалась необычайно способною поддерживать приличие, роскошь и пышность двора, придавать придворным празднествам некоторую прелесть и участвовать с достоинством при разных увеселениях Петра. В последнее время этого царствования при дворе происходили театральные представления, в которых участвовали племянницы государя; Екатерина имела в своем распоряжении полный оркестр. Иностранцы, как, например, Бассевич, Берггольц, герцог Лирийский, Вебер и пр., находили, что нравы и обычаи русского двора не отличались от приемов, господствовавших на западе. Для будущности России было важно появление уже при Петре значительного числа иностранных воспитателей и воспитательниц для дочерей и сыновей высших классов русского общества. Петр сам старался дать своим дочерям тщательное образование. В домах некоторых знатных фамилий, например, Трубецких, Черкасских и пр., явились французские гувернантки. Иностранцы хвалили русских за тщательность, с которою они заботились о детском воспитании. Новое поколение вырастало при совершенно иных и довольно благоприятных условиях. Не во всех отношениях, пожалуй, такое подражание иноземным обычаям было полезно и благотворно. Не без основания князь Щербатов в своем сочинении «О повреждении нравов» приписывает Петру важную долю в развитии в русском обществе склонности к чрезмерной роскоши, к разврату и пр. Однако эти явления не представляют собою доводов для отрицания пользы преобразовательной деятельности Петра вообще. Всякого рода эмансипация заключает в себе некоторую опасность употребления во зло новоприобретенной свободы. В конце концов, несмотря на многие неудобства светских приемов, господствовавших в образованном обществе Западной Европы, салонная утонченность, служившая образцом для русского общества, была менее опасною, чем замкнутость византийско-средневекового аскетизма, которая служила правилом до Петра. Сближение с Западною Европою в внешних формах «людскости» способствовало заимствованию у запада лучших идей прогресса, возникавших в Англии, Франции и Германии. И здесь, особенно женщины, оказались способными учиться у запада; женщинам же было предоставлено играть весьма важную роль во время десятилетий, следовавших за эпохою Петра. При императрице Елизавете употребление французского языка сделалось правилом при дворе и в высших слоях русского общества; при Екатерине II восторжествовали многие начала, проповедуемые в литературе просвещения Англии и Франции; Александр I воспитывался под надзором своей бабки, называвшей себя «ученицею Вольтера» и давшей ему в воспитатели швейцарца Лагарпа. Никто не станет отрицать, что исходною точкою всех этих явлений главным образом служит деятельность Петра-Преобразователя.[105] Заглавный лист издания географии Петровского времени. С подлинного заглавного листа. Ассамблея при Петре Великом. Гравюра Хельма в Штутгарте по картине профессора Хлебовского. [1] Guerrier, Leibniz. Приложения, 131—132. [2] Соловьев, XV, 86. [3] Устрялов, II, 40. [4] Соловьев, XVI, 2—3. [5] О Сенате см. Соловьева, XVI, гл. I и III. Соч. Петровского о Сенате при Петре Великом, М. 1875 г. и пр.ы [6] См. мою статью о путешествиях Петра 1711—18 гг. в «Русском Вестнике» CLII, 79. [7] Guerrier, Leibniz, 181 и след. О записках Фика см. соч. Петровского, 39. О нем упомянуто и в соч. Фокеродта, 32. [8] Соловьев, XVI, 186. [9] См Пекарского, «Наука и лит.» II, 564. О всех этих учреждениях см. соч. Петровского, Градовского, Андреевского и пр. [10] См. мое сочинение об Иване Посошкове, т. II, под заглавием «Мнения Посошкова», Москва 1879 г., 163 и след.; далее соч. Градовского, «Начала рус. гос. пр.», I, 41. Пахмана, — «Ист. кодификации», Спб., 1876 г. I, 244 и след. [11] Соловьев, XVIII, 137. [12] Соч. Посошкова, I, 87. [13] П. С. З., № 4460. [14] П. С. З., №№ 3290, 3298, 3608. [15] Штелин, I, 48. [16] Соч. Крижанича, I, III. [17] Соловьев, XVIII, 163. [18] Там же, XVI, 44. [19] О войске см. соч. Брикса, «Gesch. d. russ. Heereseinrichtungen», Berlin, 1867. О флоте см. соч. Елагина, Веселого и пр. [20] Соловьев, XV, 90, XVI, 14. [21] Vockerodt, 117. [22] Соловьев, XV, 95. [23] Vockerodt, 118. [24] Соловьев, XV, 382. [25] Соч. Посошкова, I, 106. [26] П. С. З. №№ 2707 и 2727. [27] Перри, нем. изд., 300, 403. Strahlenberg, «Das nord- und östliche Theil von Europa und Asien», 238. [28] П. С. З. № 4007. [29] П. С. З. № 4345. [30] Vockerodt, 73. [31] Соловьев, XVI, 194. [32] См. мое соч. о Посошкове, 91—93. [33] См. статью Зобова в «Лесном Журнале» 1872 г., август. [34] Шелгунов, «Ист. р. лесного законодательства», 57. [35] Vockerodt, 85. [36] См. мое соч. о Посошкове, I, 132—135. [37] Weber, «Verändertes Russland., I, 222. [38] Marperger, «Moscovitischer Kaufmann», Hamburg, 1728, 142. [39] П. С. З. I, № 3464. [40] О меркантилизме Петра см. соч. В. Штида, в «Russische Revue», IV, 193—246. [41] Соловьев, XIV, 309, XV, 91. [42] Там же, XVI, 210. [43] Vockerodt, 70—73. [44] Соловьев, XVIII, 164. [45] Соловьев, XVIII, 164. Русские купцы в Стокгольме бранились, дрались между собою и пр. [46] П. С. З. № 3708. [47] Соловьев, XVIII, 178. [48] Вероятно, здесь разумеется поход Миниха в Польшу в 1783 году. Vockerodt, 82, 87, 113. [49] Беляев, «Крестьяне на Руси», 196. [50] Беляев, 254—255. [51] См., например, П. С. З. № 3294, 31. [52] П. С. З. № 3770. [53] Вебер, «Verändertes Russland», II, 174. [54] Stuckenberg, «Beschreibung aller Kanäle», Petersburg, 1841, стр. 483. Wittenheim, Ueber Russlands Wasserverbindungen», Mitau und Leipzig 1842, 4 и 5. [55] Соловьев, XVI, 208. [56] Там же, XVI, 209. [57] Wittenheim, 6. [58] Зап. Миниха, сына фельдмаршала, 19—21. Штелин, анекдоты, II, 123. [59] Горчаков, «Монастырский приказ», Спб., 1868. [60] Соловьев, XVIII, 203—204. [61] См. соч. Чистовича о Феофане Прокоповиче в «Сборнике статей р. отд. Ак. Наук», Спб., 1868, IV, 103, 109, 124, 127. [62] Соловьев, XV, 125—126, XVI, 26—28. Пекарский «Наука и лит.», I, 378, 418—416. [63] Пекарский, II, 4. [64] См. Сол., XV, 119, XVI, 22, 239, 336, 358, и биографию Яворского, составленную Терновским в «Др. и Нов. России» 1879, сентябрь. [65] Чистович, биогр. Феофана, 29. [66] Чистович, 136 и след. [67] Соловьев, XIV, 358. [68] Соловьев, XVI, 326. [69] П. С. З. № 3891 и 3925. [70] П. С. З. № 2991 и 2996. [71] Соловьев, XVI, 329. [72] П. С. З. №№ 3183, 3232, 3784, 3854 пункт 13, 3870, 4009, 4113, 4519. [73] Там же, № 4109. [74] Там же, №№ 4153, 4467, 4596. [75] Соловьев, XIV, 321. [76] Там же, XV, 228. [77] Guerrier, Leibniz, 99—104. [78] Толстой, «Catholicisme romain en Russie» I, 159. Соч. Пирлинга «La Sorbonne et la Russie». Paris 1882. [79] Соловьев, Приложения к XVII тому. [80] Соловьев, XVI, 346. П. С. З. № 3356. [81] Там же, XVIII, 217. [82] Устрялов, III, 622 и 657. [83] «Ob. Petrus en bon politique gehandelt раре». [84] «Mit einer habilerent Clescée». [85] Zeitgenöss, Besichte, 17. [86] Guerrier, прилож. 207. [87] Weber, Verändertes Russland, I, стр. 11. [88] Соловьев, XIV, 357. [89] Там же, XV, 99—100. [90] Соловьев, XV, 397. [91] Пекарский, «Ист. Ак. Наук» Спб., 1870, I, стр. XVIII и след. [92] Соловьев, XVI, 15—16. [93] Соловьев, XVI, 201, 307 и след., 321. [94] Пекарский, «Наука и лит.» I, 133 и след. [95] Там же, «Наука и лит.» 46 и след. [96] Там же, «Наука и лит.» I, 48—54, Штелин, анекдоты, М. 1830. I, № 27. [97] «Осьмнадцатый век», I, 505, IV, 265. [98] Древние города и другие булгарско-татарские памятники в Казанской губернии, С. М. Шпилевского. Казань, 1878, стр. 239. [99] Пекарский, «Ист. Акад. Наук», I, XXI. [100] Рукоп. в библ. Акад. Наук. [101] См. отзыв Фокеродта об Академии Наук в моей статье о записки Фокеродта в «Журнале Министерства Нар. Просв.» CLXXI, отд. 2, стр. 208 и след. [102] Reimers, St.-Petersburg am Ende seines ersten Jahrhunderts. St.-Petersburg, 1805, два тома. [103] См. мою статью «Zur geschichte der didaktischen Literatur in Russland im 18 Jahrhundert», в журнале «Russ. Revue» VIII, 272 и след. [104] См. статью г. Карновича об ассамблеях в «Др. и Н. России» 1877. I, 77—84. [105] См. соч. Иконникова, «Русская женщина в эпоху Петра Великого», Киев, 1876, и мое соч. «Die Frauenfrage in Russland im Zeitalter Peters des Grossen. Russ. Revue. XV, 97—130.