Меню
Назад » »

А. Г. Брикнер / История Петра Великого (26)

ЧАСТЬ ПЯТАЯ Глава I. Государственные учреждения Мысль о благоденствии народа лежала в основе административной и законодательной деятельности Петра. В противоположность началам Макиавелизма, стремившегося главным образом к расширению политической власти, сил и средств государства, Петр был истым представителем просвещенного абсолютизма, считавшего успехи в области внешней политики и безусловную монархическую власть лишь орудиями для достижения главной цели: развития богатства и образования народа. Поэтому Петр, при крайне напряженных занятиях вопросами внешней политики, не упускал из виду вопросов администрации, законодательства, судопроизводства, полиции. Недаром Лейбниц обрадовался Полтавской битве особенно потому, что этот успех царя мог доставить ему возможность успешнее прежнего заняться внутренним преобразованием государства.[1] До обеспечения соответствующего России положения в ряду европейских государств невозможно было заняться систематически реформою государственного и общественного организма. Опасность, грозившая России со стороны внешних врагов, мешала спокойной и всесторонней деятельности при управлении внутренними делами. Недаром многие указы и распоряжения Петра носят отпечаток смелого опыта, не вполне созревшей мысли, чрезмерно быстрого приведения в исполнение недостаточно разработанных проектов. Во множестве предписаний, законов, инструкций, имевших целью пользу народа, обеспечение порядка и начал политической нравственности, заключались насилие, недостаточное знакомство с положением дел, нарушение многих интересов и прав. Нельзя не вспомнить для правильной и справедливой оценки некоторых промахов в законодательной и административной деятельности Петра, что он не располагал достаточно прочным и солидным бюрократическим аппаратом. Не было особенно опытных, образованных и добросовестных экспертов в деле внутреннего управления государством. Люди вроде Курбатова, Меншикова, Апраксина и Ягужинского были такими же дилетантами и самоучками, как и сам Петр. Иностранные же наставники, составители проектов преобразования, как, например, Паткуль, Ли, Лейбниц и пр., отличались некоторым доктринерством и не были достаточно знакомы с нуждами России. Мы видели выше, что Петр до 1698 года предоставлял управление внутренними делами России другим лицам, а далее, что после его возвращения из первого путешествия в Западную Европу заметна некоторая инициатива царя при решении сложных задач администрации и законодательства. В первые годы Северной войны Петр был главным образом занят военными и дипломатическими действиями. Бояре в это время управляли внутренними делами по-прежнему. При этом довольно часто господствовали произвол, насилие, недобросовестность. Мало-помалу, однако, уже в это время замечается некоторое старание царя заменить прежние, отжившие свой век учреждения привлечением к участию в делах новых лиц. Таким образом, возле старинных представителей администрации: бояр, окольничих, думных дворян, думных дьяков, являются сановники нового рода. Около старого здания возведено уже новое, пред которым старое не преминет исчезнуть. Сам царь проходит известные чины, и этих чинов не было в старинных списках; человек ближайший к царю и потом сильнейший из вельмож, Александр Данилович Меншиков, не имеет ни одного из старых чинов; то же самое и Апраксин и Ромодановский и другие люди, пользовавшиеся особенным доверием государя. Таким образом, можно было ожидать, что старые бояре и окольничие мало-помалу вымрут без преемников, и старые чины исчезнут сами собою, без торжественного упразднения.[2] Недаром Шакловитый уже гораздо раньше называл бояр «отпадшим, зяблым деревом».[3] Все более и более сам Петр становился душою и внутреннего управления. Этому значению государя должно было соответствовать новое административное учреждение. То был «Кабинет» царского величества. Царь почти всегда находился в отлучке из Москвы; он то в Петербурге, то в Воронеже, то в Азове, то в Литве; но он постоянно следил за всем; к нему обращались все с донесениями, вопросами, просьбами и жалобами. Все эти бумаги поступали в Кабинет, при нем находившийся; все эти бумаги он прочитывал. Подле него безотлучно находился кабинет-секретарь, Алексей Васильевич Макаров, человек без голоса и без мнения, но человек могущественный по своей приближенности к царю; все вельможи, самые сильные, прибегали к нему с просьбами обратить внимание на их дела, доложить о них царскому величеству и напомнить, чтоб поскорее были решены.[4] Макарову впоследствии Петр поручил составление «Гистории Свейской войны», однако опытный кабинет-секретарь оказался недостаточно способным историком, и Петр, недовольный его трудом, изменял чуть ли не каждую страницу сочинения Макарова, изданного в 1770 году под заглавием «Журнал Петра Великого». Каким образом происходила отмена прежней боярской думы, мы не знаем. Только самый факт отмены этого учреждения не подлежит сомнению. Указа об этом не сохранилось. В последний раз упоминается о существовании боярской думы в феврале 1700 года. Есть основание считать вероятным, что способнейшие члены боярской думы перешли в «Ближнюю Канцелярию», основанную около этого же времени. Нелегко составить себе точное понятие о круге действий и правах этого учреждения, в котором участвовали люди, пользовавшиеся особенным доверием государя, Головин, Стрешнев, Ромодановский и пр. О деятельности этой «Канцелярии» мы знаем весьма немного. Она могла иметь лишь временное значение. Нужно было ранее или позже подумать о создании другого учреждения, имевшего бы постоянное и самостоятельное значение и стоявшего бы в средоточии всех дел. То был Сенат. Первоначальное происхождение и развитие мысли об учреждении его остается неизвестным. Можно думать, что при учреждении Сената служили образцами таковые же центрально-административно-юридические присутственные места в Швеции или в Польше. В тот самый день, когда была объявлена война Турции (22-го февраля 1711 г.), появился указ, где говорилось следующее: «определили быть для отлучек наших Правительствующий Сенат для управления». Новое учреждение состояло из девяти членов, между которыми были Мусин-Пушкин, Стрешнев, кн. Петр Голицын и пр. 2-го марта был издан указ о власти и ответственности Сената. Здесь было сказано, между прочим: «всяк да будет послушен Сенату и их указам так, как нам самому». Петр никогда не старался ограничивать власть Сената, а напротив, постоянно твердил членам этого учреждения о необходимости самостоятельных действий. Весьма часто он приказывал лицам, обращавшимся к нему с просьбами о помощи, о совете и пр., снестись с Сенатом, который был высшим авторитетом в судебных и административных делах и занимал место возле царя. В наказе, составленном для Сената при его учреждении, упоминается о множестве обязанностей его, о весьма широком круге деятельности: «суд иметь нелицемерный и неправедных судей наказывать; смотреть во всем государстве расходов, и ненужные, а особливо напрасные, отставить. Денег как возможно сбирать, понеже деньги суть артериею войны». Затем следуют разные замечания о собирании войска, об откупных товарах, о соли, о торге китайском и пр. Сенат должен был подлежать контролю не только государя, но и публики. В указе от 2-го марта 1711 года было сказано: «и ежели оный Сенат не праведно что поступят в каком партикулярном деле, и кто про то уведает, то однако ж да молчит до нашего возвращения, дабы тем не помешать настоящих прочих дел, и тогда да возвестит нам» и пр. Далее следовали инструкции о составлении протоколов Сената. Если один из сенаторов откажется подписать, объявляя несправедливость приговора, то приговор остальных членов недействителен, но при этом сенатор, оспаривающий приговор, должен дать свой протест на письме за собственноручною подписью. Для удобнейших и быстрейших сношений Сената с губерниями должны были находиться в Москве комиссары из каждой губернии и безотлучно быть в канцелярии Сената для принимания указов и ответа на вопросы по делам, касавшимся их губерний. Сенат должен был наблюдать за правильностью действий всех государственных учреждений, присутственных мест, судебных инстанций, за исполнением своих обязанностей всеми служащими, за искоренением всякой неправды, всякого казнокрадства. При этом органами Сената были фискалы, доносившие о всех случаях каких бы то ни было неправильных действий. Как видно, Сенат своею самостоятельностью в решении и исполнении важнейших дел стоял гораздо выше боярской думы. В Сенате соединялся высший судебный авторитет с административным и законодательным. Он был нечто вроде диктатуры. При многих недостатках внутреннего управления, нужно было создать сильный, располагавший широкими правами центр правления. Царь нуждался в нем, как в полезном товарище, сотруднике. Нельзя отрицать, что новое учреждение оказалось чрезвычайно деятельным и полезным. Сенат заботился о собирании и приведении в надлежащее состояние войска, о снабжении его съестными припасами и амунициею, о доставлении сырого материала для постройки и содержания в должном порядке флота, о мерах для поощрения торговли, промышленности, о собирании налогов, о мерах против пожаров и повальных болезней, о постройке каналов и дорог, о защите границ против нападений соседних хищных народов и пр. Алексей Васильевич Макаров. С портрета того времени, по фотографическому снимку, доставленому А.М. Лушевым. Постоянно сам Петр находился в тесной связи, в самой оживленной переписке с «Господами Сенат», как он обыкновенно называл это учреждение. Весьма часто он был недоволен медленностью действий сенаторов и строго порицал их нерадение или неумение взяться за дело. Трудно было угодить царю. Но царь был прав, придавая цену времени, требуя, чтобы сенаторы не ограничивались распоряжениями и предписаниями, а наблюдали бы также за исполнением сенатских указов. Во многих случаях он подвергал беспощадной критике неправильность и нецелесообразность мер, принятых Сенатом; то он находил действия Сената достойными смеха, то он подозревал сенаторов в продажности и похлебстве, то он грозил им, что привлечет их к строжайшей ответственности. Обо всех действиях Сената царь знал подробно; он входил во все частности, требовал на каждом шагу объяснений и оправданий, и в отношении к Сенату, как и вообще, бывал строгим наставником, неумолимым судьею. Медленность действий прочих органов правительственной власти значительно тормозила деятельность Сената. Весьма часто указы Сената оставались без исполнения. Чтоб исполнять немедленно указы в ноябре 1715 года определен был при Сенате особый «генеральный ревизор или надзиратель указов». Должность эта была поручена Василию Зотову. Он был обязан доносить государю и на сенаторов, если они тратили время по пустому и вообще действовали нерадиво. И в самом деле, Зотов жаловался иногда на неточное исполнение сенаторами своих обязанностей: — они не съезжались когда следовало, опаздывали к заседаниям, не соблюдали всех формальностей при составлении протоколов, не собирали достаточно тщательно данных о доходах казны и пр. И с других сторон являлись жалобы на нерадение и недобросовестность сенаторов. Постоянно происходили столкновения между Сенатом и разными сановниками и военачальниками. Петр всегда должен был или играть роль посредника, или строго наказывать виновных, составлять новые инструкции, направлять деятельность Сената, наставлять подробно, каким образом служащие обязаны работать и пр. Вот образчик таких предписаний царя. В 1719 году он писал об обязанностях Сената: «никому в Сенате не позволяется разговоры иметь о посторонних делах, которые не касаются службы нашей, тем менее заниматься бездельными разговорами или шутками, понеже Сенат собирается вместо присутствия его величества собственной персоны. Без согласия всего Сената ничего нельзя начинать, тем менее вершить, и надобно, чтоб всякие дела не в особливых домах или беседах, но в Сенате решались и в протокол записывались, и не подлежит сенатским членам никого посторонних с собою в Сенат брать. Всякое дело должно быть исполнено письменно, а не словесно; глава же всему, дабы должность свою и наши указы в памяти имели и до завтра не откладывали; ибо как может государство управлено быть, егда указы действительны не будут: понеже презрение указов ничем не рознится с изменою, и не только равномерную беду принимает государство от обоих, но от этого еще больше, ибо, услышав измену, всяк остережется, а сего никто вскоре не почувствует, но мало-помалу все разорится, и люди в непослушании останутся, чему ничто иное токмо общая погибель следовать будет, как-то в греческой монархии явный пример имеем».[5] Весьма важная перемена в составе Сената и круге его деятельности произошла в 1718 году, учреждением коллегий. Уже в 1698 году, как мы видали, Френсис Ли составил для царя проект введения коллегиальной системы и администрация. Затем Петр беседовал об этом предмете с Лейбницем, Дюбрасом [6] и другими лицами. Для царя были составлены разные записки об этом деле. Важнейшее влияние в этом отношении имел Генрих Фик, вступивший в русскую службу в 1715 году и отправленный в Швецию для изучения административных учреждений этой страны. Целый ряд мемориалов, отчасти и поныне приписываемых Лейбницу, принадлежит перу Фика.[7] Уже в 1715 году царь поручил генералу Вейде достать иностранных ученых и в «правостях» (т. е. правах) искусных людей для отправления дел в коллегиях. В конце того же года поручено резиденту при австрийском дворе, Веселовскому, сыскать из «шрейберов (писарей) или других приказных людей таких, которые знают по-славянски, от всех коллегий, который есть у цесаря, кроме духовных, по одному человеку, и чтоб они были люди добрые и могли те дела здесь основать». В 1717 году было поручено Измайлову приглашать шведских пленных, живших в Сибири, в службу в коллегиях. Между тем, было велено послать в Кенигсберг человек 30 или 40 молодых подьячих для научения немецкому языку, «дабы удобнее в коллегиум были». В конце 1717 года уже определено было число коллегий — девять: 1) чужестранных дел, 2) камер, или казенных сборов, 3) юстиции, 4) ревизион: счет всех государственных приходов и расходов, 6) воинский (т. е. коллегиум) 6) адмиралтейский, 7) коммерц, 8) штатс-контор: казенный дом, ведение всех государственных расходов, 9) берг и мануфактур. Президентами почти всех коллегий были назначены русские, вице-президентами почти исключительно иностранцы. В продолжение 1718 года все было приготовлено к открытию новых учреждений, последовавшему в конце этого года. Целый ряд наказов царя дает нам понятие о намерениях его при этом случае. В одном из проектов о коллегиях сказано, что устройство их похоже на устройство часов, где колеса взаимно приводят друг друга в движение. Сравнение это не могло не понравиться Петру, который именно стремился к тому, чтоб русские люди во всем приводили друг друга в движение, ибо все зло происходило от разобщенности колес.[8] Павел Иванович Ягужинский. С гравированного портрета Герасимова. Основною мыслью при учреждении коллегий было усиление и взаимнодействие труда административных органов. Связь между коллегиями заключалась, между прочим, и в том, что их президенты были в то же время сенаторами. Для делопроизводства в коллегиях были составлены особые правила. Петр старался определить точнее прежнего обязанности служащих, внушить им чувство долга и ответственности, усилить во всех отношениях контроль над действиями чиновников. Недостаток в правилах, по которым должны были действовать органы правительства, вызывал до этого множество случаев несправедливых решений судей и произвольных действий приказных людей. Петр старался помочь этому недостатку введением коллегиального порядка при управлении делами, устройством разных должностей для наблюдения за правильным ходом дел, назначением контролеров, обличавших все случаи нарушения каких-либо законов или недобросовестного исполнения обязанности. «Неправда», которую Петр хотел искоренить из чиновного люда, в России, была в значительной степени следствием прежней системы «кормления». Недаром иностранцы, посещавшие до-Петровскую Русь, в один голос осуждали юридический быт и бюрократию России, говоря подробно о произволе, сребролюбии и жестокости приказных людей и судей, о невнимании их к общему благу, о нарушении на каждом шагу прав собственности, о нерадении служащих. Новые учреждения Петра должны были сделаться школою для развития в бюрократии политической нравственности; царь хотел заменить систему «кормления» обеспечением служащих казенным жалованьем; он надеялся на развитие в чиновниках уважения к закону и внимания к нуждам народа. Нельзя сказать, чтобы действия царя в этом направлении имели успех. Надежды его на удачную деятельность коллегий не исполнились. Недоставало опытных и добросовестных чиновников. По отзыву одного современника, новые учреждения в некоторых случаях даже повели к разным неудобствам. Царь весьма часто жаловался на разлад между коллегиями. Иногда он собственноручными распоряжениями старался бороться с такого рода недостатками, наставлял, учил, порицал и самолично участвовал в делах. Так, например, однажды, в 1722 году, он сам руководил выбором президента Юстиц-коллегии, объясняя подробно при этом установленные правила. Что касается должностей, имевших целью контроль над правильностью действий присутственных мест, то опытом в этом роде было назначение уже в 1706 году известного дельца и неутомимого труженика Курбатова «инспектором ратуши». Тут он был поставлен во главе финансового управления в целой России, переписывался об этих делах с самим царем, открывал злоупотребления, указывал новые источники доходов и не щадил при всем этом даже и сильных людей. Такое же значение имело учреждение фискалов, сделавшихся вскоре ненавистными народу, в чем при случае сознавался даже сам Петр. Таковым контролером и доносчиком был Зотов, в 1715 году определенный «ревизором» при Сенате и сделавшийся затем «обер-секретарем» при этом учреждении. В начале 1722 года Петр учредил при Сенате «генерал-прокурора, то есть стряпчего от государя и государства». Он должен был «смотреть накрепко, дабы Сенат свою должность хранил и в своем звании праведно и нелицемерно поступал и над всеми прокуроры, дабы в своем звании истинно и ревностно поступали, и за фискалами смотреть» и пр. Петр говорил о должности генерал-прокурора: «и понеже сей чин, яко око наше и стряпчий о делах государственных, того ради подлежит верно поступать, ибо перво на нем взыскано будет». Генерал-прокурор, которым был назначен Ягужинский, ничьему суду не подлежал, кроме суда самого государя. То же самое стремление развить единство, законность и успех в действиях бюрократии обнаруживается и в распоряжениях Петра относительно органов местного управления. И здесь, уже с 1702 года, заметно преобладание коллегиального начала; и тут Петр старался внушить всем и каждому желание действовать самостоятельно и чувство долга и ответственности. Через назначение «бурмистров» и учреждение «ратушей», «бурмистерской палаты», «главного магистрата» и пр., царь желал оживить и в среднем классе общества способность к делу самоуправления. Все неудобства администрации, все случаи нарушения права и народной пользы, как надеялся Петр, могли легче сделаться известными посредством таких учреждений. Все должны были трудиться, надзирать и, в случае открытия какой-либо «неправды», доносить куда следовало. И должности «рекетмейстера» и «герольдмейстера», учрежденные в конце Петровского царствования, имели целью усиление контроля, выслушивание жалоб, привлечение всех и каждого к участию в труде на пользу государства. Средством поощрения к труду была также составленная в 1722 году «табель о рангах», дававшая простор личным качествам служащих, независимо от их рождения и происхождения, и долженствовавшая внушить уважение к чину, к государственной должности. «Табель о рангах» была составлена и написана самим Петром, по образцу имевшихся у него в переводе расписаний чинов королевств «самодержавных», французского, прусского, шведского и датского. Видно также, что принимались в соображение и английские учреждения. Объяснительный текст к «табели», или пункты, вчерне исправлялись и дополнялись также самим царем.[9] При столь ревностном желании Петра исправить администрацию и судопроизводство в России, он не мог не коснуться вопроса о необходимости составления нового уложения. Исправить и дополнить Уложение царя Алексея Михайловича считалось Петром делом крайней важности. Первый шаг в этом направлении сделан был указом 18-го февраля 1700 года, которым предписано свести Уложение с последующими законами. Была составлена палата из бояр, думных дворян, стольников и дьяков. До 1703 года она успела «свести» только три главы Уложения и была закрыта. В 1714 году учреждена новая комиссия, действовавшая по 1718 год. Она составила до десяти глав сводного Уложения, которое не имело никаких последствий. В 1718 году Петр решился оставить прежний путь и прямо сочинить новое уложение, на основании законов русских, шведских и датских. В 1720 году образована для этой цели комиссия из русских и иностранцев. Однако и она не имела успеха и лишь номинально просуществовала до кончины Екатерины I. Дело было трудное. Нужно было не только собрать действующее право в одно целое, но и улучшить и дополнить его на основании представления о лучшем государственном управлении и тех образцов, которые имелись на западе. Во всяком случае, для исполнения такой задачи были нужны юристы, многосторонне образованные люди, между тем, как юридическое образование того времени не могло быть высоким.[10] Петр Великий заметил однажды: «нигде в свете так нет, как у нас было, а отчасти и есть и зело тщатся всякие мины чинить под фортецию правды».[11] И Иван Посошков жаловался: «нам сие вельми зазорно: не точию у иноземцев, но и бусурмане суд чинят праведен, а у нас вера святая, благочестивая, на весь свет славная, а судная расправа никуда не годная и какие указы его императорского величества ни состоятся, все ни во что обращаются, но всяк по своему обычаю делают... российская земля во многих местах запустела, и все от неправды и от нездравого и неправого рассуждения. И какие гибели ни чинятся, а все от неправды».[12] Петр до гроба не переставал бороться против этого зла. Весьма часто и он жаловался на тщетность строгого наказания виновных, на несоблюдение предписываемых им правил, на презрение к закону. Успех его стремлений в этом отношении был ничтожен. Незадолго до своей смерти Петр в указе о различии штрафов и наказаний за государственные и партикулярные преступления выразился следующим образом: «когда кто в своем звании погрешит, то беду нанесет всему государству; когда судья страсти ради какой или похлебства, а особливо когда лакомства ради погрешит, тогда первое станет всю коллегию тщиться в свой фарватер (то есть в свою дорогу) сводить, опасаясь от них извета, и увидев то, подчиненные в какой роспуск впадут, понеже страха начальника бояться весьма не станут, для того понеже начальнику страстному уже наказывать подчиненных нельзя... и тако по малу все в бесстрашие придут, людей в государстве разорят, Божий гнев подвигнут и тако паче партикулярной измены может быть государству не точию бедство, но и конечное падение» и пр.[13] Были приняты разные меры и против медленности хода дел, «волокиты». Однако, как видно из множества указов Петра на этот счет, а также из жалоб современников, все старания правительства устранить это зло оказывались тщетными. Особенного внимания достоин указ Юстиц-коллегии о безволокитном и правом вершении дел. В нем сказано: «наипаче же смотреть судьям того всемерно, чтоб безвластные бедные люди и вдовы и сироты без меньшей самой волокиты, по безотступным своим докукам, на дела свои самые скорые вершения от судей впредь получали и от обидящих их защищены были, несмотря ни на какое лицо». В другом указе сказано о бедных людях, вдовах и сиротах «безгласных и беспомощных», что «его царское величество всемилосердым их защитителем есть и взыскателем обид их напрасных от насильствующих».[14] Стремление царя к окончательному искоренению «неправды» развило в народе и без того уже сильную страсть к доносам. Постоянно росло число анонимных доносов, между которыми были и ложные. Личная ненависть и чувство мести имели простор. Бесконечная масса случаев столкновений сослуживцев между собою составляет характеристическую черту этой эпохи. Множество печальных эпизодов обвинения и наказания неправедных судей, продажных чиновников, грабивших казну аферистов, свидетельствуют о неблагоприятных условиях, при которых трудился Петр. Люди, пользовавшиеся доверием царя, довольно часто враждовали между собою, доносили друг на друга. Происходили столкновения между Курбатовым и Меншиковым, между Ягужинским и Шафировым, между Ромодановским и Долгоруким и пр. Многие сановники оканчивали свою карьеру плачевным образом. Виниус недобросовестностью навлек на себя гнев царя; Курбатов находился к концу жизни под судом; сибирский губернатор Гагарин был казнен за многие случаи продажности и казнокрадства; обер-фискал Нестеров, привлекший к суду многих недобросовестных людей, сам подобными же поступками навлек на себя беду и был колесован. Шафиров за нарушение законов был приговорен к смертной казни и помилован лишь в последнюю минуту, на эшафоте. Даже Меншиков не раз находился в опасности окончить свою деятельность подобным же образом. Рассказывали о следующем анекдоте, случившемся в последнее время царствования Петра. Бывши однажды в Сенате и услышав о некоторых воровствах, он в гневе сказал генерал-прокурору Ягужинскому: «напиши указ, что всякий вор, который украдет настолько, чего веревка стоит, без замедления должен быть повешен». Ягужинский возразил: «всемилостивейший государь, разве хочешь ты остаться императором один, без подданных? Все мы воруем, только один больше и приметнее другого».[15] Особенно последние годы царствования Петра, со времени его возвращения из-за границы, в 1717 году, были эпохою террора, беспощадного преследования нарушителей «правды». Бывали случаи наказания и невинных; вообще же жестокость царя в этих делах объясняется не произволом азиатского деспота, а чувством долга государя, заботившегося о благе народа. Мы помним, что, когда во время стрелецкого розыска патриарх просил царя прекратить пытки и казни, Петр возразил ему: «я исполняю богоугодное дело, когда защищаю народ и казню злодеев, против него умышлявших». То же самое мог он сказать о своей строгости при наказании казнокрадства, продажности, лихоимства и пр. Мысль о преобразовании, об улучшении быта народа, о поднятии уровня нравственности находилась в самой тесной связи с этою неумолимою строгостью Петра, одобряемою, впрочем, не только современниками-иностранцами, каковы были, например, ганноверский резидент Вебер или французский дипломат де-Лави и пр., но также и настоящими русскими патриотами, каким был Иван Посошков. Мысль о реформе не покидала Петра до гроба. Еще в самом конце своего царствования он мечтал об учреждении особенной коллегии, обязанной представлять проекты разным улучшениям государственного быта. Он понимал, что государство нуждается постоянно в обновлении, что никогда не должно довольствоваться существующим. Не будучи знакомым с сочинениями Крижанича, он держался правила последнего, заметившего о государстве «потребна ему есть неустойна поправа».[16] Глава II. Хозяйственный быт «Деньги суть артериею войны», сказано в письме Петра к Сенату. Для решения многосложных политических задач царь нуждался в весьма значительных материальных средствах. Особенно же постоянные войны, содержание войска и флота требовали громадных сумм. К сожалению, данные о размерах бюджета, о доходах и расходах государства и о состоянии флота и войска за это время весьма скудны. Мы узнаем, что к концу царствования Петра регулярная армия состояла из 210 000 чел., флот из 48 линейных кораблей и 800 других судов с экипажем в 28 000 чел.[17] В 1710 году государь велел в первый раз сличить приход с расходом: оказалось, что, при общем доходе около 3 миллионов рублей без малого половина этой суммы употреблялась на содержание войска, а пол-миллиона рублей на расходы содержания флота.[18] Тут Петр не щадил ни денег, ни людей. Условием внутреннего преобразования был успех в области внешней политики. Цель была достигнута. Войско и флот находились в таком состоянии, что могли внушать другим державам высокое понятие о значении сил и средств России.[19] Были и другие расходы, до того времени не имевшие столь значительных размеров. Более тесные сношения с Западною Европою требовали содержания резидентов при иностранных дворах. Уже в 1704 году содержание Матвеева в Гааге обошлось в 27 000 гульденов. В 1706 году получали: Урбих в Вене 9 000 рублей, Толстой в Константинополе 4 225 руб., Матвеев в Англии 6 265 руб.[20] Зато для содержания своего двора Петр не нуждался, в больших суммах. Между тем, как в конце царствования его государственные доходы достигали суммы 10 миллионов руб., содержание двора, как рассказывали современники, стоило не более 50 000 руб.[21] Для покрытия государственных расходов нужно было думать о новых источниках доходов. Усложнение финансовой системы, изобретение новых средств для доставления казне необходимых денежных сумм, во многих случаях повреждение экономических интересов посредством чрезмерной строгости при взимании налогов, обусловливаемой недостаточным пониманием общественно-хозяйственного организма — все это было характеристическою чертою в истории государственного хозяйства при Петре. Явилась новая должность «прибыльщиков», которые стали искать во всем прибыли государству и сообщали свои мнения о новых источниках доходов. Первым прибыльщиком сделался Алексей Александрович Курбатов, по предложению которого была введена гербовая бумага (1699). В актах 1705 года встречаются имена еще других прибыльщиков; то были большею частью люди незнатного происхождения, которые, однако, скоро получали довольно важные места. Курбатов сделался вице-губернатором в Архангельске, другой прибыльщик, Ершов, бывший крепостной человек князя Черкасского, вице-губернатором московским.[22] Рублевик Петровского времени. С рисунка, находящегося в «Описании русских монет» Шуберта. Эти люди обнаруживали необычайную изобретательность и замечательную рабочую силу то указывая на возможность введения новых податей и налогов, то объясняя вредное действие той или другой привилегии, то стараясь собирать недоимки и пр. Приступили к выпуску легковесной монеты, к отдаче на откуп рыбных ловель, к обложению сборами бород, бань, дубовых гробов и пр. Соль стала гораздо дороже прежнего; подушная подать сделалась страшно тягостною для народа. Иностранцы, как, например, Плейер, фан-дер-Гульст, Перри и др., в весьма резких выражениях порицали образ действий прибыльщиков и прочих финансовых чиновников, не обращавших достаточного внимания на экономические силы народа, беспощадно преследовавших несостоятельных должников казны и разорявших народ. Фокеродт выразил предположение, что рано или поздно чрезмерное насилие сборщиков налогов должно будет повести к какому-нибудь кризису.[23] О мере страданий народа можно судить по следующему письму самого «прибыльщика» Курбатова к Петру, в 1709 г.: «от правежей превеликой обходится всенародный вопль, а паче в поселянах, яко не точию последнего скота, но инии беднейшие и домишков своих лишаются. И ежели вашим призрением ныне вскоре отсрочкою помилованы не будут, то в сих последних сего года месяцах премногое приимут разорение и, Бог весть, будут ли впредь инии даней ваших тяглецы... а впредь, по благом окончании войны сея, могут по-малу и во всем исправиться».[24] Недаром Посошков в своем сочинении «О скудости и богатстве» требовал осторожности в обращении с народом, замечая в главе «о правосудии»: «в поборех за гривну из человека хотят душу вытянуть, а где многия тысячи погибают, того ни мало не смотрят... а что тем собиранием своим бед наделают людям, того не смотрят и не радеют о том» и пр.[25] Петр старался действовать в духе воззрений Посошкова. В указе от 26-го августа 1713 года он, «милосердуя о народах государств своих, ревнуя искоренить неправедные, бедственные, всенародные тягости», изъявил сожаление о том, что «возрастают на тягость всенародную великие неправды и грабительства, тем многие всяких чинов люди, а наипаче крестьяне, приходят в разорение и бедность». Поэтому Петр изъявил намерение «искоренить повредителей интересов государственных и во всяких государственных делах неправды и тяготы, а именно в сборах». В другом указе того же года предписывается, чтобы при сборе подушной подати с сибирских мастеровых людей их «ни в чем не привлекали и не волочили и не убытчили и нигде б их не держали, потому что без них... пробыть невозможно».[26] Все это не помогало, и современники продолжали ратовать против невнимания к экономическому положению народа при собирании налогов, против проделок губернаторов и целовальников, против вредной деятельности прибыльщиков. Штраленберг замечает, что губернаторы всевозможными способами разоряли вверенные их управлению страны; так, например, чиновники, отправляемые ими для сбора податей, являлись с требованиями казны обыкновенно в то время, когда крестьяне, в самую горячую рабочую пору, не имели наличных денег и вследствие того должны были продавать своих лошадей и коров и свой хлеб за половинную цену. Лишенные скота и возможности продолжать хозяйство, крестьяне поэтому бежали иногда даже за границу. Штраленберг насчитывает до 100 000 человек, бежавших в Польшу, Литву, Турцию и Татарию.[27] После введения казенной продажи соли в 1705 году, отчего произошло значительное повышение цены на этот предмет, правительство жаловалось, что из-за злоупотреблений чиновников «подлые» люди не имеют возможности купить соли в малом количестве, «отчего многие бедные в неисцелимые болезни впадают, а с жалобами на таких воров придтить не смеют». Правительство до того было раздражено таким образом действий целовальников, что грозило смертною казнию и конфискованием имущества таким «ворам» и обещало доносчикам половину конфискованного имущества.[28] Петр сам не столько заботился прямо о финансовом управлении, сколько предоставлял себе решение задач хозяйственной полиции. В бесчисленных указах мы находим его личные воззрения на этот предмет. И в области производства и потребления, как и во многих других отношениях, Петр хотел быть наставником своего народа. Он учил подданных, как должно работать; он желал развить народное богатство. Во многих отраслях технологии он был экспертом, и поэтому считал себя в праве предписывать всем и каждому, как должно действовать в качестве купца, ремесленника или земледельца. В одном из его указов сказано: «наш народ яко дети; неучения ради, который никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают, которым сперва досадно кажется, но когда выучатся, потом благодарят, что ясно изо всех нынешних дел: не все ль неволею сделано, и уже за многое благодарение слышится, от чего уже плод произошел».[29] Во время своих путешествий и в личных сношениях с иностранцами, находившимися в России, он мог убедиться в превосходстве экономического развития Европы. Учреждая в 1712 году «коллегиум для торгового дела исправления», он считал полезным, чтобы в этом учреждении участвовали «один или два человека иноземцев, дабы лучший порядок устроить, ибо без прекословия есть, что их торги несравнительно лучше наших». Петр в разработке правил народной экономии боролся с большими затруднениями. Он часто жаловался, что «из всех дел администрации торговля представляет наиболее затруднений», но при этом иностранцы признавали, что Петр «относительно пользы торговли для Россия имел довольно верные соображения».[30] Когда однажды заключение торгового договора с Голландиею замедлилось, Остерман утешал голландского резидента де-Би следующими словами: «между нами, я вам скажу всю правду: у нас здесь нет ни одного человека, который бы понимал торговое дело; но я могу вам сказать наверное, что царское величество занимается теперь этим делом». По случаю проведения главных начал политики меркантилизма, Петр однажды заметил голландскому резиденту, жаловавшемуся на разные неудобства торговой полиции Петра: «приложение принципов всегда трудно, но с течением времени все интересы примирятся».[31] Органически связанные между собою меры Петра для усиления торговли и промышленности, впрочем, были вызваны не только желанием обеспечить материальный быт народа, но и надеждою, благодаря развитию экономической деятельности в России, располагать большими средствами для государственного хозяйства. Путем усиления вывоза, ограничения привоза, путем учреждения фабрик, оружейных заводов, путем развития горного искусства, разными распоряжениями для обеспечения интересов торгового и промышленного сословия — он надеялся одновременно открыть новые источники для доходов казны и приучить народ к разным новым отраслям производства. Вследствие того, по приказанию Петра, постоянно по всему государству разъезжали знатоки различных товаров для отыскания предметов, необходимых для производства оных. Искали и находили то серебряные руды, то «краску марену», то каменный уголь, о котором Петр заметил, что «сей минерал если не нам, то нашим потомкам весьма полезен будет», то селитру, торф и пр. Петр заставлял всех и каждого участвовать в производстве и экономическом труде, приглашая «кадетов знатных фамилий» заниматься торговлею, а не быть праздными, устраивая рабочие дома для праздношатающихся, заставляя работать монахов и монахинь и принимая разные меры для того, чтобы рабочие силы колодников и артистов обращались на общую пользу. И производство, и потребление должны были находиться под непосредственным надзором правительства. Так, например, оно запрещало делать узкие полотна, приказывало делать широкие «против приготовляемых в других европейских государствах», потому что «широкие полотна более расходятся». — Точно также правительство заботилось о сбережении лесов, предписывало старостам и приказчикам наблюдать, чтобы мельницы в селениях от вешней и дождевой воды не были повреждены; приучало дровосеков к распилке дров и строго приказывало, «чтобы работные люди изучались в два года пилованью дров», запрещало, под страхом наказания каторгою и конфискования имущества, торговать «скобами и гвоздями, употребляемыми на подбивку сапогов и башмаков мужских и женских», учреждало почтовые сообщения, учило публику как делать кровли, как строить дороги, отовсюду старалось собирать данные о ценах разным товарам, заботилось об учении детей арифметике, вводило новые способы собирания хлеба и пр. Едва ли мы ошибаемся, приписывая значительную долю таких мер, распоряжений, наказов личному влиянию государя, постоянно имевшего в виду соглашение интересов внешней политики со стремлением развить народное богатство. Для всех современников и участвовавших в управлении государством и для прочих подданных Петра, эта деятельность царя-наставника не могла не быть некоторым образом политико-экономическою школою.[32] Недаром Петр был назван «первым лесоводом в России».[33] До него не было издано никакого общего постановления о лесах. Правительство о лесном хозяйстве не заботилось. Петру был нужен лес для кораблестроения, лес известных пород, самых крупных размеров и совершенно здоровый. Деревья, представлявшие такие качества, не могли встречаться часто, даже и при тогдашнем изобилии лесов. Вот почему Петр обратил строгое внимание на охранение корабельного леса. Было запрещено рубить заповедные леса, годные на корабельное строение, под страхом смертной казни, «без всякой пощады, кто-б ни был». Таких указов множество. Иногда они прибивались к столбам в деревнях, читались в церквах «приходским людям, чтоб в том неведением никто не отговаривался». Из некоторых грамот видно, что строгие наказания были часто приводимы в исполнение. Так как заповедные леса не были ничем обозначены в натуре, и потому народ не мог знать, где дозволено и где не дозволено рубить, то Петр велел (в 1720 г.) по Неве и Финскому заливу, отмерив от берегов указные расстояния, провести межи в три сажени шириной и построить на них, для страха, через каждые 5 верст по виселице. В Петербурге, на месте нынешнего Гостиного двора, была большая березовая роща, и в ней Петр строго воспретить всякую рубку; несмотря на то, жители Петербурга, в том числе и чиновные, начали рубить в ней. Петр велел десятого из виновных повесить, а всех остальных наказать кнутом. Екатерина упросила Петра не наказывать никого смертью, и наказание было смягчено: вместо смерти пошли в дело кнут, шпицрутены, каторга.[34] Несмотря на всю строгость, эти указы нарушались довольно часто. Для государственных целей, впрочем, Петр не щадил лесов. Постройка молов в Ревеле и Балтийском порте, к тому же не имевшая вовсе успеха, нанесла страшный ущерб лесам прибалтийского края.[35] Зато Петром были приняты меры для того, чтобы в некоторых местах был посеян новый лес. Встречаются распоряжения и указы Петра, из которых видно, что он понимал сбережение лесов не только ради пользы флота, но и ради сбережения вообще. Так, например, было приказано поташ делать из остаточного лесу, а именно из сучьев, из старых бочек и т. п. Из отрубков и сучьев велено делать пушечные колеса, косяки, спицы, станки пушечные. Далее, было запрещено из соснового дерева делать выдолбленные гробы. В инструкции «вальдмейстерам» встречаются правила, имеющие народно-хозяйственное, общеполезное значение.[36] Придерживаясь правил меркантилизма, Петр устраивал множество фабрик и мануфактур, и число заводов росло весьма быстро. При некоторых случаях поощрения той или другой отрасли промышленности или земледелия правительство прямо указывало на цель, имевшуюся в виду при этом, а именно на необходимость избежания платить деньги иностранцам за тот или другой товар. Современники замечают, что Петр приглашал пастухов из Силезии для развития шерстяной промышленности, с тою целью, «чтобы не платить столько денег за шерсть и за сукно англичанам»,[37] или что он устраивал мануфактуры «шелковых изделий, ибо знал, что привоз таковых товаров стоит много денег».[38] До Петра Россия получала пушки и оружие вообще главным образом из-за границы. При нем устроены были железные заводы, на которых делали пушки, ружья, гранаты и пр., далее пороховые заводы; иностранные мастера должны были учить русских, чтоб можно было заменить первых последними. С привозных товаров, которые можно было делать в России, взималась высокая пошлина. В дальние страны, например, в Испанию, были отправлены русские корабли с разными русскими товарами; в Тулоне, Лиссабоне и прочих городах были учреждены консульства. Заключение торговых договоров между Россией и другими державами, постройка Петербурга и меры, принятые для привлечения туда главной части внешней торговли, мысль об учреждении колоний на островах южной Азии и на острове Мадагаскаре, — все это заключает в себе доказательства, что Петр обращал особенное внимание на торговлю, что он лично занимался частностями этой отрасли администрации и разделял главные воззрения западноевропейской школы меркантилистов. В 1705 году он с радостью сообщил Меншикову, что успел сделать себе «к празднику» кафтан из русского сукна. При учреждении Берг-коллегии Петр заметил: «наше российское государство пред многими иными землями преизобилует и потребными металлами и минералами благословенно есть, который до нынешнего времени без всякого прилежания исканы, паче же не так употреблены были, как принадлежит, так что многая польза и прибыток, который бы нам и подданным нашим из оного произойти мог, пренебрежен» и пр.[39] Старания Петра развить торговлю и промышленность лишь отчасти имели успех. Многие отрасли экономической деятельности народа, несмотря на все усилия правительства, не только при Петре, но и гораздо позже, еще оставались мало развитыми.[40] Разные меры, принятые Петром для поощрения торговли, оказались сопряженными со многими неудобствами и вызывали жалобы со стороны купцов. К тому же последние страдали весьма часто от произвола приказных людей, хотя Петр и твердил во многих указах, что нужно щадить торговый класс ради пользы государства. Не всегда иностранцы были довольны распоряжениями Петра. Когда, вскоре после возвращения из Западной Европы в 1696 году царь приказал: «купецким людям торговать так же, как торгуют иных государств торговые люди, «компаниями», голландцы испугались, ожидая, что эта мера будет содействовать быстрому развитию самостоятельной торговли русских. Вскоре, однако, голландский резидент мог известить своих соотечественников о том, что нет повода к опасениям: «что касается торговли компаниями, то это дело пало само собою: русские не знают, как приняться за такое сложное и трудное дело».[41] Желая направить движение внешней торговли к Балтийскому морю, Петр требовал, чтобы товары отправлялись не как прежде, к Архангельску, а к Петербургу. Против этих распоряжений начали сильно хлопотать купцы голландские, которые издавна устроились в Аргангельске и вовсе не желали развития русской торговли на Балтийском море.[42] Особенно Меншиков был сторонником мер в пользу Петербурга, между тем как другие сановники, по рассказам современников, старались всеми мерами отклонить царя от распоряжений, имевших целью дать направление внешней торговли через Петербург.[43]
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar