А. Г. Брикнер / История Петра Великого (16)

Царевич Петр Петрович. С портрета, находящегося в Императорском Эрмитаже. Алексей прибыл в Москву 31-го января. 3-го февраля в Кремле собрались духовенство и светские вельможи, явился царь и ввели царевича без шпаги. Отец обратился к нему с выговорами; Алексей бросился на колени, признал себя во всем виновным и просил помилования. Отец обещал ему милость при двух условиях: если откажется от наследства и откроет всех, кто присоветовал ему бегство. В тот же самый день был обнародован царский манифест, в котором изложены вины Алексея и объявлен наследником престола царевич Петр Петрович. На другой день царевичу были предложены письменные пункты о сообщниках. Тут было сказано: «все, что к сему делу касается, хотя что здесь и не написано, то объяви и очисти себя, как на сущей исповеди; а ежели что укроешь и потом явно будет, на меня не пеняй; понеже вчерась пред всем народом объявлено, что за сие пардон не в пардон». Царевич показал о своих беседах с Кикиным, Вяземским, царевною Марьею Алексеевною, князем Василием Владимировичем Долгоруким и пр., кое о чем он и умолчал. Начались допросы всех этих лиц. Царь при этом играл роль инквизитора, сам составлял допросные пункты, входил во все частности дела, обращал внимание на все когда-то мимоходом или случайно сделанные подсудимыми замечания. Однако все старания не повели к открытию какого-либо заговора, какой-либо организованной политической партии. Преступления сообщников Алексея заключались не столько в каких-либо действиях, сколько в неосторожных словах, в выражении ненависти к царю, неудовольствия, ожесточения — обнаружилось то, что было известно и прежде, т. е. сильная, но в сущности пассивная оппозиция против Петра и его системы. Ужаснейшие пытки не имели другого результата, как сознание, что тот или другой надеялся на скорую кончину царя, на воцарение Алексея после Петра, на неопределенную будущность. Между подсудимыми находилась и мать царевича Алексея, бывшая царица Евдокия, инокиня «Елена». Оказалось, что люди, бывшие в сношениях с нею, также говорили о царе в тоне порицания, хулы, что она в Суздальском монастыре не всегда носила монашеское платье, что епископ Досифей на службе поминал ее царицею Евдокиею, что в 1709 и 1710 годах она находилась в любовной связи с маиором Глебовым. И в этих кружках верили в скорую кончину Петра, надеялись на будущность; Досифей находил брак Петра с Екатериной незаконным и т. п. Характеристический эпизод случился при низвержении Досифея с епископской кафедры в присутствии всех архиереев и превращении его в «расстригу Демида». При всем духовенстве он сказал на соборе: «только я один в сем деле попался. Посмотрите, и у всех чтò на сердцах? Извольте пустить уши в народ, что в народе говорят; а на имя не скажу».[157] Царица Евдокия была заключена в Старо-Ладожский девичий монастырь; царевна Марья Алексеевна прожила несколько лет в заключении в Шлюссельбурге. 15-го и 17-го марта 1718 года совершились казни некоторых важнейших преступников. Глебов был посажен на кол; Досифей и Кикин были колесованы и пр. Между несчастными жертвами был и никем не оговоренный подьячий артиллерийского приказа Ларион Докукин. Его вина заключалась в жалобах на некоторые меры Петра и в формальном протесте против объявления царевича Петра наследником престола. Вместо того, чтобы присягнуть царевичу Петру, он написал на присяжном листе, что считает отстранение царевича Алексея от престолонаследия несправедливым и заключил свой протест следующими словами: «хотя за то и царский гнев на мя произлиется, буди в том воля Господа Бога моего, Иисуса Христа, по воле Его святой за истину аз, раб Христов, Иларион Докукин, страдати готов. Аминь, аминь, аминь». Этот присяжный лист он сам передал царю 2-го марта. После тройного розыска он был колесован.[158] Таковы были «сообщники» Алексея. Даже и Докукина, погибшего мученически, заявившего открыто о своем протесте, едва ли можно назвать заговорщиком. Его действие в сущности заключается в отсутствии действия; он играет роль страдальца, а не политического деятеля. Петр наказывал не столько преступные действия, сколько оппозиционные воззрения, злостные речи, преступные мечты. После казней в Москве Петр спешил в Петербург.[159] Туда же должен был отправиться и царевич Алексей, о котором в кружках дипломатов в это время ходили разные слухи. Плейер доносил об общей молве, что царевич помешался в уме и «пил безмерно».[160] «Все его поступки показывают», пишет де-Лави, «что у него мозг не в порядке».[161] Все еще продолжались слухи об ужасной опасности, грозившей государству. Вебер писал в это время: «если бы заговор состоялся, то все здешние иностранцы поставлены были бы в отчаянное положение и без исключения сделались бы жертвами озлобления черни». В другом донесении его сказано: «я не хочу быть судьею — прав или не прав царь, устраняя царевича от престолонаследия и проклиная его. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что духовенство, дворянство и чернь обожают царевича, и каждый понимает, что завещание царя после его кончины не будет исполнено» и пр.[162] Между тем, как многие сообщники Алексея, а также прибывшая в Россию Евфросинья, содержались под арестом в Петропавловской крепости, он сам пока оставался свободным, но не являлся при дворе. Только однажды он побывал у царицы Екатерины и просил ее склонить царя к соглашению на его брак с Евфросиньею. Как видно, его и в это время не покидала надежды, что все это для него самого кончится благополучно. Петр сам между тем допрашивал Евфросинью, которая, впрочем, не была подвергнута пытке, а также и несчастных и совершенно невинных слуг царевича, бывших с ним за границею. Тут узнали о многих неосторожных речах Алексея, так что эти показания любовницы и слуг царевича служили важным дополнением к тому, что было сообщено им самим. Так, например, прежнее показание царевича, будто имперский чиновник Кейль принуждал его писать в С.-Эльмо письма к сенаторам и архиереям, оказалось ложным. Евфросинья показала, что царевич при этом действовал по собственной инициативе. Далее через любовницу царевича Петр узнал подробнее о том, как Алексей радовался при получении известий о болезни царя и Петра Петровича, как он надеялся на содействие разных вельмож и архиереев и пр.[163] Во всем этом немного было нового. Все это в сущности не могло изменить тех понятий о царевиче, который Петр мог составить себе по прежде сделавшимся ему известными данным. Однако Петр обратил все-таки большое внимание на показания Евфросиньи, из которых он узнал и о намерении Алексея после воцарения сидеть спокойно дома, отказаться от всяких военных действий, уничтожить флот, распустить большую часть войска и пр. Более чем когда-либо до этого царю становилось ясным, что нужно устранить царевича во что бы то ни стало. Стараясь узнавать все более и более подробно о мечтах и надеждах Алексея и его сообщников, царь в сущности не столько был судьею, сколько политическим деятелем, человеком партии. Он нуждался не столько в приговоре, произнесенном над уличенным в преступлении подсудимым, сколько в принятии решительных мер с целью уничтожения опасного противника. Нельзя было сомневаться в исходе такой борьбы; напрасно Алексей надеялся на кончину Петра в ближайшем будущем. Смерть грозила ему самому гораздо раньше. При дальнейших допросах царевича и лиц, его окружавших, оказалось, что он прежде старался умолчать о многом; теперь же он должен был сознаться в справедливости показаний Евфросиньи. Он назвал тех лиц, на сочувствие и содействие которых рассчитывал в случае возвращения в Россию после кончины отца. Наконец, он сознался царю: «ежели бы бунтовщики меня когда-б нибудь (хотя-б и при живом тебе) позвали, то-б я поехал».[164] Из всего этого видно, что преступления Алексея заключались не столько в каких-либо действиях, сколько в намерении действовать когда-то, при известных условиях, в разных предположениях и расчетах. Поэтому Петр в сущности не мог определить вину царевича несколько точнее, чем это было сделано в объявлении народу, в мае 1718 года. Тут сказано: «по всему тому можно видеть, что он хотел получить наследство по воле своей чрез чужестранную помощь, или чрез бунтовщиков силою, и при животе отца своего».[165] Показания царевича заставили Петра предать его суду духовенства и вельмож. Обращаясь к высшим сановникам с требованием произнести приговор над Алексеем, царь заметил: «прошу вас, дабы истиною сие дело вершили, чему достойно, не флатируя (или не похлебуя) мне и не опасаясь того, что ежели сие дело легкого наказания достойно, и когда вы так учините осуждением, чтоб мне противно было, в чем вам клянуся самим Богом» и пр. Тем временем Алексея заключили в Петропавловскую крепость, где был и застенок. Приближалась развязка. После того, как духовенство объявило, что дело о царевиче принадлежит суду гражданскому, а не духовному, министры, сенаторы, военные и гражданские чины допрашивали царевича еще раз, в сенате, 18-го июля. Ничего нового не обнаружилось. В то же время происходил розыск над некоторыми содержавшимися также в Петропавловской крепости клевретами царевича; то были: Яков Игнатьев, Абрам Лопухин, Иван Афанасьев, Дубровский; их казнили не раньше, как в декабре 1718 года. 19-го июня Алексей в крепости был подвергнут пытке: дано ему было 25 ударов кнутом; он показал, что, беседуя с Яковом Игнатьевым, говорил ему: «я желаю отцу своему смерти». 22-го июня явился к царевичу Толстой еще с несколькими вопросами, на которые он отвечал краткою автобиографическою запискою, где были изложены причины его нравственной порчи и говорилось о вредном влиянии некоторых лиц, окружавших его в детстве и молодости. В конце записки было упомянуто о надежде на помощь императора Карла VI: «ежелиб до того дошло, и цесарь бы начал то производить в дело, как мне обещал, и вооруженною рукою доставить меня короны Российской, то-б я тогда, не жалея ничего, доступал наследства, а именно: ежели бы цесарь за то пожелал войск российских в помощь себе против какого-нибудь своего неприятеля, или бы пожелал великой суммы денег, то-б я все по воле учинил» и пр.[166] Трудно сказать, писано ли это показание Алексеем по собственному убеждению, или по внушению Толстого. Костомаров замечает: «по тону этого показания видно, что оно писано с голоса, требовавшего, чтоб писали именно так, как было написано... Язык показания совсем не обычный язык царевича, слишком известный по его письмам: и язык, и склад речи — Петра».[167] Мы не думаем, чтобы можно было обвинить царя в составлении заранее для сына этой записки, или в чрезмерном давлении, произведенном при этом случае на Алексея Толстым. К тому же, такое нравственное давление едва ли могло иметь особенное значение в то время, когда царевича и до этого допроса 22-го июня и после него подвергали страшным истязаниям. Наконец, нельзя не обратить внимания и на то обстоятельство, что даже при самом сильном обвинении, относящемся к связи с Карлом VI, часто повторяемое слово «ежели-бы» лишает все эти показания главного значения. 24-го июня был второй розыск над царевичем: дано ему 15 ударов. Он показал, между прочим, что писал письмо к киевскому митрополиту, «чтоб тем привесть к возмущению тамошний народ». В тот же день верховный суд, назначенный для суждения царевича и состоявший из 127 человек, приговорил его к смерти; главная вина его, по приговору, заключалась в том, что он «намерен был овладеть престолом чрез бунтовщиков, чрез чужестранную цесарскую помощь и иноземные войска, с разорением всего государства, при животе государя, отца своего».[168] В записной книге С.-Петербургской гварнизонной канцелярии сказано: «26-го июля, по полуночи в 8 часу, начали собираться в гварнизон его величество, светлейший князь и пр. и учинен был застенок, и потом, быв в гварнизоне до 11 часа, разъехались. Того же числа, пополудни в 6 часу, будучи под караулом в Трубецком раскате, в гварнизоне, царевич Алексей Петрович преставился». Устрялов не сомневается в том, что «застенок» утром и кончина царевича вечером находились в самой тесной связи между собою. Мы считаем возможным, что утром 26-го июля пытали не царевича, уже приговоренного к смертной казни, а других лиц, не отрицая справедливости предположения Устрялова вообще, что Алексей умер вследствие пытки. Рассказывали, что царевича пытали еще до перевода его в крепость.[169] Нет ни малейшего сомнения, что его пытали 18-го и 24-го июня, что ему было дано при этом случае 40 ударов. В этом может заключаться достаточная причина его смерти. Петр в рескриптах к заграничным министрам своим велел описать кончину сына следующим образом: «Бог пресек сына нашего, Алексея, живот по приключившейся ему жестокой болезни, которая вначале была подобна апоплексии». Было множество разных слухов о кончине царевича.[170] В народе рассказывали, что Петр собственноручно убил сына. Многие лица были казнены за неосторожные речи такого содержания, другие за то, что не считали царевича Петра Петровича, сына «шведки», законным наследником престола.[171] До настоящего времени нет вполне достоверного известия о том, каким образом умер царевич. Допуская возможность, что его казнили, мы считаем более вероятным, что он умер вследствие истязаний. При страшной опасности, грозившей в то время всякому беседовавшему о подробностях кончины Алексея, нельзя удивляться тому, что те лица, которые могли знать и узнали достоверно об этом факте, молчали, и что их молчание лишает нас пока возможности проникнуть в тайну кончины царевича.[172] Алексея не стало. «Дух» Петра «мог быть спокоен». Однако скоро не стало и другого наследника престола. Царевич Петр Петрович скончался в 1719 году. Зато впоследствии происходили разные случаи появления призрака Алексея. Являлись самозванцы. В 1723 году в Вологодской провинции явился самозванец, нищий Алексей Родионов, польского происхождения; он назвался Алексеем, и оказался сумасшедшим.[173] В 1725 году в малороссийском местечке Почепе какой-то солдат выдавал себя за царевича Алексея. Его казнили.[174] Та же участь постигла другого такого же самозванца, явившегося в этом же году и оказавшегося крестьянином из Сибири.[175] В 1732 году в казацкой станице на Бузулуке некто Труженик, нищий, начал разыгрывать роль претендента, царевича Алексея. Его и значительное число людей, поверивших ему, казнили.[176] В 1738 году в одном селе близ Киева очутился некто Миницкий, из рабочих, назвавшийся Алексеем. Народ массами приставал к нему; сельский священник поддерживал его, признав его настоящим царевичем. Было арестовано большое число лиц. Миницкий и священник были посажены на кол; приверженцы Миницкого казнены разными способами, четвертованием, колесованием и пр.[177] Таким образом, еще в продолжение двух десятилетий после катастрофы царевича Алексея тень его не переставала беспокоить государство. Победа, одержанная Петром над недостойным наследником престола, была дорого куплена. Народ, для пользы которого царь устранил своего ненавистного противника, и впоследствии ставил высоко память о представителе реакции против преобразований Петра. Не трудно видеть, как тесно были связаны между собою все рассмотренные нами в последних главах явления: общее негодование на царя по случаю нововведений вообще, стрелецкий, астраханский, булавинский бунты, мрачный эпизод с царевичем Алексеем. Во всем этом проявлялась борьба старого с новым, реакции против прогресса, застоя против начал общечеловеческого развития. Победа царя была полною, совершенною. Таким же безусловным победителем он остался и в области внешней политики. [1] Соч. Посошкова, изд. Погодиным I, 95. [2] См. Соловьева «Ист. России» XIV, 243. Уже прежде Соловьев напечатал об этом эпизоде статью в «Библиографич. Записках» 1861, № 5, «Школа Посошкова». [3] Петр Лефорт писал к отцу: «Ces divertissement ne valents à rien... on pent jouer à mauvais tour... cela coûte beaucoup aux bourgeois etc.» см. соч. Поссельта, II, 217. [4] Соловьев, «История России», XIV, Приложения VI. [5] Соловьев, «Ист. России», XIV, 241—242. [6] См. заглавие этой брошюры в сочинении Минцлофа «Pierre le Grand dans la littérature étrangère», стр. 231. Она явилась в «год взятия Азова». См. мой разбор этой брошюры в Журн. Мин. Нар. Пр. CCIV, отд. 2, стр. 287—293. [7] Corpus biceps monstrosum. [8] Подробности об этой брошюре см. в соч. Минцлофа «Pierre le Grand dans la littérrature étrangère», 209—210. [9] См. рассказ Гордона у Устрялова, III, 388. Доносчики, Елизарьев и Силин, были награждены; см. П. С. З., V, № 2877. Легендарные черты арестования Цыклера рассказаны у Штелина. Гораздо правдоподобнее рассказ у Перри. [10] О кандидатуре Шереметева говорится не только в следственном деле Цыклера, Соковнина и Пушкина, но и в находящихся в венском архиве донесениях какого-то иностранца; см. соч. Поссельта о Лефорте, II, 565. [11] Подробные данные о заговоре, заимствованные из архивных дел, сообщены Соловьевым, XIV, 244—249. Эти документы не были известны Устрялову. Впрочем, о многих подробностях было известно уже раньше из записок Желябужского, 106—111. [12] Перри, нем. изд., 241. [13] «Letzlich wider alle sich hier befindende Teutsche»; см. Устрялова, III, 634. [14] Устрялов, III, 196. [15] Рассказывали также, что после этого останки Милославского по частям были зарыты под полом различных застенков; см. у Туманского, I, 227. [16] Описание казни у Гордона, III, 92, и у Желябужского, 112. [17] Желябужского записки, 113. [18] Плейер писал 8 июля 1697 г.: «Die Strelzen, als Werkzeuge dieser und aller Rebellionen seind aus Moskau zn dienst und weitentlegene stätter auf ewig verschicket und werden alle Posten sowohl in der Residenz, als auch der ganzen Statt durch des Czaren seine 4 geworbenen leibregimenter unter Commando lauter Teutsehen officier bewachet». Устрялов, III, 637. [19] «Русская Старина», март, 1871. [20] Crull, 206. «То serve him as pledges of their parents fidelity during his stay in foreign countries». См. также соч. Вебера «Verändertes Russland», III, 221. [21] Posselt, II, 296. [22] Устрялов, III, 98—99. [23] Theiner, 374. [24] Дневник Гордона, II, 593, 598. [25] Соловьев, XIV, 263. [26] Устрялов, III, 171—172. [27] Stratbare Proceduren. [28] Устрялов, III, 628. [29] Там же, III, 161. [30] См. рассказы, собранные Карабановым в «Русской Старине», II, стр. 585. [31] Штелин, «Анекдоты о Петре Великом», I, 35—37. Напрасно Соловьев, XIV, 263, замечает: «мы не имеем никакого права отвернуть это известие»; — при розыске нет и следов этого эпизода. [32] Соловьев, XIV, 266. Устрялов, III, 157. [33] Устрялов, III, 159. [34] Из этого замечания можно заключить, что до отъезда царя за границу между ним и Ромодановским было говорено о мерах на случай бунта. [35] Устрялов, III, 439. [36] Там же, III, 440. [37] Там же, III, 160. [38] Соловьев, XIV, 271. [39] Устрялов, III, 176—178. [40] Соловьев, XIV, 257. [41] Гордон, III, 216. [42] Korb, Diarium, 6—7 окт. 1698. [43] Устрялов и Соловьев не сомневались в существовании письма. Аристов отрицает вину царевны. [44] Плейер в донесении от 10-го декабря 1698 г. — Перри, нем. изд., 290. [45] Устрялов, III, 405—407. [46] Герье, 29 и 30. [47] Гордон, III, 222. [48] Укажем на некоторые подробности дела Маслова в доказательство того, что пользование протоколами, составленными при допросах, как историческим материалом, требует крайней осторожности. В сентябре 1698 года Маслов на пытке показал, что имел в руках письмо царевны и уничтожил его; 30-го января 1700 года он показал, что отдал письмо своему родственнику, Жукову. Последний запирался сначала в получении письма, но на третьей пытке показал, что действительно имел в руках это письмо и бросил его в Двину; при следующих пытках, однако, он опять отрицал получение письма и пр. Маслову было 6 застенков, 2 подъема, 97 ударов; Жукову — 7 застенков, 4 подъема, 99 ударов; он был жжен головнею и пр. Устрялов, III, 240—242. [49] Соловьев, XIV, 281—282. [50] Устрялов, III, 243. [51] Там же, III, 244. [52] Там же, III, 630. [53] «Анекдоты Штелина», III, № 3 (изд. 1830 г.). [54] Diarium itineris, 11-го октября 1698 года. [55] Соловьев, XIV, 283 и прил. VIII, не сомневается в факте собора. Указывая на рассказ Корба, он замечает: «форма собора ясна: заезжий иностранец не мог этого выдумать». [56] Соловьев, XIV, 283. [57] См. надпись на гробнице, из которой видно, что Софья была пострижена 21-го октября 1698 года, у Устрялова, III, 407—408. О кончине Софьи Ромодановский писал царю; см. Устрялова, IV, 2, 313. [58] Устрялов, III, 237 и 408. [59] Соловьев, XIV, 294—296. [60] Устрялов, III, 196 и IV, 2. 188—191. [61] Перри, нем. изд. 310, 330. [62] Устрялов, III, 661. [63] Herrmann, «Gesch. d. russ. Staats», IV, 97. [64] Пекарский, «Наука и лит. при П. В.» I, 12. [65] Соловьев, XV, 129—133. [66] Соловьев, XV, 132—134. О подробностях казни см. Штраленберга: «Das nord- und östliche Theil von Europa und Asien», 248. П. С. З. № 3891. [67] См. Пекарского, II, 77—82 и 543. [68] Фокеродт в изд. Германа «Zeitgenössische Berichte». Особенно забавным казалось Фокеродту, что Яворский основывал свое доказательство, что Петр не может быть антихристом, на том обстоятельстве, что путем кабалистики из имени Петра нельзя вывести многознаменательной цифры 666, указывающей на антихриста. [69] Щапов, «Русский раскол старообрядства», Казань, 1869, стр. 106—109. [70] Устрялов, IV, 202—204, 228. [71] Соловьев, XV, 135—137. [72] Соловьев, XVI, 30—32. [73] Щапов, 108—109. [74] Соловьев, XVI, 304—305. [75] Там же, XVIII, 238—239. [76] «Русская Старина», XII, 381. [77] Соловьев, XVI, 202 в 203. [78] «Русский Архив» 1873 г., 2068 и след. и 2296 и след. [79] Сборник таких фактов в статьи М. Семевского, в журнале «Светоч», III, отд. II и IV. [80] Герье, 82. [81] Соловьев, XV, 161—163. [82] Соловьев, XV, 142—144. О Носове, как о раскольнике, говорят Перри и Шереметев. [83] Устрялов, IV, 2, 650. [84] Соловьев, XV, 144. [85] Устрялов, IV, 2, 646—646, донесения Плейера. [86] Соловьев, XV, 149. [87] Там же, XV, 149. [88] Устрялов, IV, 2, 105 и 106. [89] Соловьев, XV, 152—154. [90] Там же, XV, 152. [91] Устрялов, IV, 2, 651—652, донесение Плейера. [92] Соловьев, XV, 154—155. [93] Устрялов, IV, 653. [94] Там же, IV, 1, 505. [95] Подробности см. у Соловьева, XV, 233—237, по неизвестным до того деловым бумагам. О дальнейших башкирских бунтах, в 1712 г. и след., см. Соловьева, XVI, 385 и пр. [96] Соловьев, XV, 242—244. [97] «Русская Старина», 1870, II, 5—7. [98] Соловьев, XV, 252. [99] Соловьев, XV, 254. [100] Там же, XV, 257. [101] Соловьев, XV, 267. [102] «Русская Старина», 1870 г., II, 12—13. [103] Соловьев, XV, 73. [104] Устрялов, IV, 1, 206, 229—230, 234, IV, 2, 622. [105] См. подробности у Соловьева, XV, 107—109. [106] Пяейер узнал о таком эпизоде в лагере в 1703, именно, что Меншиков «den zarischen Prinzen bei den Haaren zur Erde gerissen habe». Устрялов, IV, 2, 613. [107] Устрялов, VI, 16. [108] «Здоровье мое с намерением расстроили пьянством», говорит царевич в Вене, в 1717 году; см. Устрялова, VI, 66. Бюшинг «Magazin» III, 196. Плейер у Устрялова, VI, 306. [109] Соловьев, XVII, 129. [110] О книгах царевича см. соч. Погодина и акты, собранные Есиповым в «Чтениях М. О. И. и Др.» 1861, III, между прочим в расходной книги царевича 1714 г. 88—115. Выписки из Барония у Устрялова, VI, 324—326, и у Погодина 144—163, а также 170—173. О книгах царевича см. также соч. Пекарского, «Наука и лит. при П. В.» I, 46—47. [111] Устрялов, VI, 528. [112] Устрялов, VI, 31. [113] Там же, VI, 506. [114] Там же, VI, 512. [115] Письма эти изданы г. Мурзакевичем, в 1849 году, в Одессе. [116] Устрялов, VI, 309. [117] «Чтения М. О. И. и Др.» 1861, III, 61. [118] Устрялов, VI, 24. [119] Герье, «Die Kronprinzessin Charlotte», 86—91. [120] Устрялов, VI, 35. [121] Соловьев, XVII, 151—154. [122] Устрялов, VI, 529. [123] Там же, VI, 175. [124] Там же, VI, 106. [125] Соловьев, XVII, 149. [126] Устрялов, VI, 240. [127] Чтения, 1861 г., III, 190. [128] Донесение Плейера у Устрялова, VI, 343. [129] Устрялов, VI, 67. [130] Погодин в «Русской Беседе» 1860 г., I, 51—56, и Костомаров в «Древней и новой России» 1875 г., I, 49. [131] Соловьев, XVII, приложение X. [132] Чтения, 1861 г., III, 362. [133] Соловьев, XVII, 161. [134] Там же, XVII, 172. [135] См. донесение французского посланника в Стокгольме и письмо Гёрца к королю в сочинении Фрикселя о Карле XII. Немецкий перевод Иенсен-Туша, V, 202. [136] Письма русских государей, Москва, 1861 г., I, 78. И издатель этих писем, и Соловьев, XVII, 228, относят это выражение к сношениям Алексея со Швециею. [137] Устрялов, VI, 509 и след. [138] Императорское правительство не сочло удобным отправить по адресу эти послания; они и теперь находятся в венском архиве, см. Устрялова, VI, 91—92. [139] Устрялов, VI, 127. [140] Там же, XI, 104. [141] Там же, VI, 389. [142] Там же, VI, 409. [143] Там же, VI, 501. [144] Устрялов, VI, 136. [145] См. донесения Вебера в изд. Германа «Peter d. Gr. u. d. Zarewitsch Alexei». Leipzig, 1881 г., стр. 95—96. [146] Сб. Ист. О., XXXIX, 225. [147] См. выписки из голландских газет у Погодина-Есипова в «Чтениях», 1861 г., III, 208. [148] Устрялов, VI, 371. Петр, узнав через Алексея об этих донесениях Плейера, требовал удаления последнего, и он должен был выехать из России; см. статью Гассельбладта в журнале «Russische Revue», VIII. [149] Устрялов, VI, 142. [150] Перри; нем. изд. 418—419. [151] Сб. Ист. О., XXXIV, 118. [152] Там же, XXXIV, 182. [153] Там же, XXXIV, 290. [154] Там же, XXXIV, 314. [155] Hermann, 112, 119. [156] Соловьев, XVII, 200. [157] Устрялов, VI, 218. [158] Соловьев, XVII, 212. [159] Подробности о пытке и казни Глебова см. у Германа, «Gesch. d. russ. Staats.» IV, 326. О казнях в Москве вообще см. донесение Плейера в соч. Устрялова, VI, 224. Особенная брошюра: «Ausführliche Reschreibung der. sc. Execution», «Gedruckt in dem Monat August 1718» и пр. [160] Устрялов, VI, 227. [161] Сб. И. О. XXXIV, 336. [162] Herrmann, «Peter d. gr. u. d. Zarewitsch Alexei», 123. [163] Устрялов, VI, 237 см. также донесение Де-Би у Соловьева, XVII, 402. [164] Там же, VI, 237—257. [165] Там же, VI, 260. [166] Устрялов, VI, 278. [167] «Др. и Нов. Россия», I, 148. [168] Устрялов, VI, 270—279. [169] См. статью Есипова в «Русском Вестнике» 1861, № 21. [170] См., например, донесение Плейера у Устрялова, V, 541—45. Busching, «Magazin», IX, предисловие, Долгорукова, «Mémoires» I, 10. Донесение де-Би у Устрялова, VI, 549—569; донесение Лефорта у Германа, IV, 330. Дельные замечания у Устрялова, VI, 291—292 и 619. Любопытные, но странные подробности в сочинении «А relect collection» of singular and enteresting histories», London 1774, перевод с французского, и пр. [171] Соловьев, XVII, 226, «Русский Вестник», XXX, 115—126. Случай с корольком у Погодина в «Чтениях» 1861, III, 135 и 148 и пр. [172] Старание голландского резидента, де-Би, и австрийского, Плейера, раскрыть эту тайну дорого обошлось этим дипломатам; де-Би был арестован, Плейер должен был оставить Россию. Странные слухи о широких планах царевича в рукописи, находящейся в Готе, у Германа, IV, 328. В Англии, напротив, говорили, что парламент никогда не осудил бы Алексея. Voltaire, «Pierre le Grand», Paris, 1808, II, 115. [173] Соловьев, XVII, 228. [174] См. статью Лашкевича, в Чтениях моск. общ. 1860, I, 141—146. [175] Schmidt-Phiseldeien, «Material zu der russ. Gesch». 1777, I, 284. [176] См. ст. Есипова в «Русском Вестнике» 1863 года, XLVII, 393—412. [177] Соловьев, XX, 416—418.