- 05.11.2013
- 981 Просмотр
- Обсудить
И у нас, "добрых европейцев", бывают часы, когда мы позволяем себе
лихую патриотщину и снова бултыхаемся в волны старой любви и узости - я
только что привел тому пример, - часы национального волнения,
патриотического нуда и всякого иного допотопного преизбытка чувств. Умы
более неповоротливые, нежели мы, могут справиться с тем, что у нас
ограничивается часами и разыгрывается в несколько часов, только в более
продолжительные промежутки времени, одни в полгода, другие в пол
человеческой жизни, смотря по быстроте и силе, с которой они переваривают и
совершают свой "обмен веществ". Да, я мог бы представить себе тупые и
инертные расы, которым даже и в нашей расторопной Европе понадобилось бы
полвека, чтобы превозмочь такие атавистические припадки патриотщины и
привязанности к клочку земли и снова вернуться к разуму, я хочу сказать, к
"доброму европеизму". И вот, покуда я распространяюсь на тему об этой
возможности, мне приводится случайно подслушать разговор двух старых
"патриотов": оба они, очевидно, были туговаты на ухо, а потому говорили
очень громко. "Кто думает и знает о философии столько же, сколько мужик или
член студенческой корпорации, - сказал один из них, - тот еще невинен. Но
что теперь в этом! Теперь век масс: они ползают на брюхе перед всем
массовым. И то же самое in policitis. Государственный муж, который построит
им новую вавилонскую башню, создаст какое-нибудь чудовищно могущественное
государство, называется у них "великим" - какая польза в том, что мы, более
осторожные и сдержанные, пока еще не отступаемся от старой веры в то, что
только великая мысль сообщает величие делам и вещам. Положим, что
какой-нибудь государственный человек доведет свой народ до такого положения,
что ему придется с этих пор вести "великую политику", к чему он плохо
приноровлен и подготовлен от природы: так что он будет вынужден пожертвовать
в угоду новой сомнительной посредственности своими старыми и несомненными
добродетелями, - положим, что какой-нибудь государственный человек обречет
свой народ на "рассуждения о политике" вообще, между тем как этот народ до
сих пор мог делать нечто лучшее, мог думать о чем-нибудь лучшем и сохранил в
глубине своей души предусмотрительное отвращение к беспокойству, пустоте и
шумной бранчливости народов, действительно любящих рассуждать о политике, -
положим, что такой государственный человек разожжет заснувшие страсти и
вожделения своего народа, представит ему его прежнюю робость и желание
оставаться в стороне неким позорным пятном, вменит ему в вину его любовь к
иноземному и тайное стремление к бесконечному, обесценит в его глазах самые
сердечные его склонности, вывернет наизнанку его совесть, сузит его ум,
сделает его вкус "национальным" - как! разве государственный человек,
который проделал бы все это, деяния которого его народ принужден был бы
искупать в течение всего своего будущего, если у него есть будущее, - разве
такой государственный человек велик!" - "Без сомнения! - ответил ему с жаром
другой старый патриот. - Иначе он не мог бы этого сделать! Может быть, было
безумно желать чего-либо подобного? Но может быть, все великое было вначале
только безумием!" - "Злоупотребление словами! - воскликнул его собеседник. -
Он силен! силен! силен и безумен! Но не велик!" - Старики заметно
разгорячились, выкрикивая таким образом в лицо друг другу свои истины; я же,
чувствуя себя счастливым, что стою по ту сторону всего этого, размышлял о
том, скоро ли над сильным будет еще более сильный господин, и о том, что
умственное опошление одного народа уравнивается тем, что ум другого
становится глубже. -
Теги
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.