Меню
Назад » » 2013 » ОКТЯБРЬ » 16

Объявилось учение, и рядом с ним семенила вера в него








Прорицатель

      «— и я видел, наступило великое уныние среди людей. Лучшие устали от своих дел. 
      Объявилось учение, и рядом с ним семенила вера в него: «Всё пусто, всё равно, всё уже было!» 
      И эхо вторило со всех холмов: «Всё пусто, всё равно, всё уже было!» 
      Правда, собрали мы жатву; но почему же сгнили и почернели наши плоды? Что упало со злого месяца в последнюю ночь? 
      Напрасен был всякий труд, в отраву обратилось наше вино, дурной глаз спалил наши поля и наши сердца. 
      Все мы иссохли; и если бы огонь упал на нас, мы бы рассыпались, как пепел, — но даже огонь утомили мы. 
      Все источники иссякли, и даже море отступило назад. Земля хочет треснуть, но бездна не хочет поглотить! 
      «Ах, есть ли ещё море, где бы можно было утонуть»: так раздаётся наша жалоба — над плоскими болотами. 
      Поистине, мы уже слишком устали, чтобы умереть; и мы ещё бодрствуем и продолжаем жить — в склепах!» 
      Так говорящим слышал Заратустра одного прорицателя; и его предсказания проникли в сердце его и изменили его. Печальный и усталый бродил он; и он стал похож на тех, о ком говорил прорицатель. 
      Поистине, — сказал он своим ученикам, — ещё немного, и наступят эти долгие сумерки. Ах, как спасу я от них мой свет! 
      Чтобы не потух он среди этой печали! Для дальних миров он должен быть светом и для самых далёких ночей! 
      Так опечаленный в сердце ходил Заратустра; и три дня не принимал он ни пищи, ни питья, не имел покоя и потерял речь. Наконец случилось, что впал он в глубокий сон. Ученики же его сидели вокруг него, бодрствуя долгими ночами, и с беспокойством ждали, не проснётся ли он, не заговорит ли опять и не выздоровеет ли от своей печали. 
      Вот речь, которую сказал Заратустра, когда проснулся; голос его доходил до учеников как бы издалека: 
      «Послушайте сон, который я видел, вы, друзья, и помогите мне отгадать его смысл! 
      Всё ещё загадка для меня этот сон; его смысл скрыт в нём и пленён и не витает ещё свободно над ним. 
      Я отрешился от всякой жизни, так снилось мне. Я сделался ночным и могильным сторожем в замке Смерти, на одинокой горе. 
      Там охранял я гробы её; мрачные своды были полны трофеями побед её. Из стеклянных гробов смотрела на меня побеждённая жизнь. 
      Запах запылённой вечности вдыхал я; в удушье и пыли поникла моя душа. И кто же мог бы проветрить там свою душу! 
      Свет полуночи был всегда вокруг меня, одиночество на корточках сидело рядом с ним; и ещё хрипящая мёртвая тишина, худшая из моих подруг. 
      Ключи носил я с собой, самые заржавленные из всех ключей; и я умел отворять ими самые скрипучие из всех ворот. 
      Подобно зловещему карканью, пробегали звуки по длинным ходам, когда поднимались затворы ворот: зловеще кричала эта птица, неохотно давала она будить себя. 
      Но было ещё ужаснее и ещё сильнее сжималось моё сердце, когда всё замолкало, и кругом водворялась тишина, и я один сидел в этом коварном молчании. 
      Так медленно тянулось время, если время ещё существовало: почём знаю я это! Но наконец случилось то, что меня разбудило. 
      Трижды ударили в ворота, как громом, трижды зазвучали и заревели своды в ответ; тогда пошёл я к воротам, 
      Альпа! — кричал я, — кто несёт свой прах на гору? Альпа! альпа! Кто несёт свой прах на гору? 
      И я нажимал ключ и напирал на ворота, стараясь отворить их. Но они не отворялись ни на палец. 
      Тогда бушующий ветер распахнул створы их: свистя, крича, разрезая воздух, бросил он мне чёрный гроб. 
      И среди шума, свиста и пронзительного воя раскололся гроб, и из него раздался смех на тысячу ладов. 
      И тысяча гримас детей, ангелов, сов, глупцов и бабочек величиной с ребёнка смеялись и издевались надо мной и неслись на меня. 
      Страшно испугался я и упал наземь. И я закричал от ужаса, как никогда не кричал. 
      Но собственный крик разбудил меня — и я пришёл в себя». — 
      Так рассказывал Заратустра свой сон и потом умолк: ибо он не знал ещё значения своего сна. Но ученик, которого он любил больше всех, быстро поднялся, схватил руку Заратустры и сказал: 
      «Сама твоя жизнь объясняет нам сон этот, о Заратустра! 
      Не ты ли сам этот ветер, с пронзительным свистом распахивающий ворота в замке Смерти? 
      Не ты ли сам этот гроб, наполненный многоцветной злобою и ангельскими гримасами жизни? 
      Поистине, подобно детскому смеху на тысячу ладов, входит Заратустра во все склепы, смеясь над ночными и могильными сторожами и над всеми, кто гремит ржавыми ключами. 
      Пугать и опрокидывать будешь ты их своим смехом; обморок и пробуждение докажут твою власть над ними. 
      И даже когда наступят долгие сумерки и усталость смертельная, ты не закатишься на нашем небе, ты, защитник жизни! 
      Новые звёзды и новое великолепие ночи показал ты нам; поистине, самый смех раскинул ты над нами многоцветным шатром. 
      Отныне детский смех всегда будет бить ключом из гробов; отныне всегда будет дуть могучий ветер, торжествующий над смертельной усталостью: в этом ты сам нам порука и предсказатель. 
      Поистине, самих врагов своих видел ты во сне — это был твой самый тяжёлый сон! 
      Но как ты проснулся от них и пришёл в себя, так и они должны проснуться от себя самих — и прийти к тебе!» 
      Так говорил ученик; и все остальные теснились к Заратустре, хватали руки его и хотели его убедить оставить ложе и печаль и вернуться к ним. Заратустра же сидел, приподнявшись на своём ложе и с отсутствующим взором. Подобно тому, кто возвращается после долгого отсутствия, смотрел он на своих учеников, вглядывался в их лица и ещё не узнавал их. Но когда они подняли его и поставили на ноги, изменился сразу взор его; он понял всё, что случилось, и, гладя себе бороду, сказал твёрдым голосом: 
      «Ну что ж, это придёт в своё время; но позаботьтесь, ученики мои, чтобы был у нас хороший обед, и поскорей! Так думаю я искупить дурные сны! 
      Прорицатель же должен есть и пить рядом со мною: и поистине, я покажу ему ещё море, в котором может он утонуть!» 
      Так говорил Заратустра. И он долго смотрел в лицо ученику, объяснившему сон, и качал при этом головою.

Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра.   



Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar