Меню
Назад » » 2013 » НОЯБРЬ » 7

К истине мы предпочитаем идти окольными путями


            

В этом  месте  нельзя уклониться  от истинного  ответа  на вопрос,  как
становятся  сами  собою.  И этим  я  касаюсь  главного  пункта  в  искусстве
самосохранения - эгоизма... Если допустить, что  задача, определение, судьба
задачи значительно превосходит среднюю  меру, то  нет большей опасности, как
увидеть себя самого одновременно с  этой задачей.  Если  люди  слишком  рано
становятся сами собою, это  предполагает, что они даже отдаленнейшим образом
не  подозревают,  что они есть.  С этой точки  зрения имеют свой собственный
смысл и ценность даже жизненные ошибки, временное блуждание и окольные пути,
остановки, "скромности",  серьезность, растраченная на задачи, которые лежат
по ту сторону собственной задачи. В этом находит выражение великая мудрость,
даже высшая мудрость, где nosce te  ipsum  было  бы рецептом для гибели, где
забвение себя, непонимание себя,  умаление себя, сужение, сведение  себя  на
нечто  среднее  становится  самим  разумом.  Выражаясь  морально:  любовь  к
ближнему, жизнь для  других и  другого может  быть охранительной  мерой  для
сохранения самой  твердой  любви к себе; это  исключительный случай, когда я
против  своих  правил  и  убеждений  становлюсь  на  сторону  "бескорыстных"
инстинктов  -  они  служат  здесь эгоизму  и воспитанию  своего  Я. Надо всю
поверхность сознания  -  сознание  есть поверхность  - сохранить  чистой  от
какого бы то  ни было  великого  императива. Надо  остерегаться даже всякого
высокопарного  слова,  всякой высокопарной  позы!  Это  сплошные  опасности,
препятствующие  слишком  раннему "самоуразумению"  инстинкта. - Между тем  в
глубине постепенно растёт организующая, призванная к господству "идея" - она
начинает повелевать,  она  медленно  выводит  обратно  с  окольных  путей  и
блужданий,  она  подготовляет  отдельные  качества  и  способности,  которые
проявятся  когда-нибудь  как  необходимое   средство  для  целого,   -   она
вырабатывает   поочередно  все  служебные   способности  еще  до  того,  как
предположит что-либо о  доминирующей  задаче,  о "цели"  и "смысле".  - Если
рассматривать  мою  жизнь  с  этой  стороны,  она  представится положительно
чудесной. Для задачи переоценки ценностей  потребовалось бы, пожалуй, больше
способностей,  чем  когда-либо  соединялось  в   одном  лице,  прежде  всего
потребовалась  бы протипоположность способностей  без того,  чтобы они  друг
другу  мешали,  друг  друга  разрушали.  Иерархия  способностей,  дистанция,
искусство  разделять, не  создавая вражды;  ничего  не  смешивать, ничего не
"примирять";   огромное   множество,   которое,  несмотря   на   это,   есть
противоположность хаоса,  -  таково  было  предварительное  условие,  долгая
сокровенная работа и артистизм моего инстинкта. Его высший надзор проявлялся
до  такой степени  сильно, что  я  ни в  коем случае  и не  подозревал,  что
созревает во  мне,  -  что  все мои  способности  в один  день  распустились
внезапно,  зрелые  в  их  последнем совершенстве.  Я  не  помню,  чтобы  мне
когда-нибудь пришлось стараться,  - ни одной  черты борьбы нельзя указать  в
моей  жизни.  Я составляю противоположность героической  натуры. Чего-нибудь
"хотеть",  к  чему-нибудь "стремиться",  иметь  в  виду  "цель", "желание" -
ничего этого  я  не знаю из  опыта. И  в  данное мгновение я  смотрю на своё
будущее - широкое будущее! - как на гладкое море: ни одно желание не пенится
в нём, я ничуть не хочу,  чтобы что-либо стало  иным, нежели оно есть; я сам
не хочу стать иным... Но так жил я всегда. У меня не было ни одного желания.
Едва ли  кто другой на сорок пятом году жизни может сказать, что он  никогда
не заботился  о почестях, о женщинах, о деньгах! - Не то, чтобы у меня их не
было... Так, сделался я, например, однажды профессором университета - я даже
отдалённейшим образом не помышлял об этом, потому  что  мне едва исполнилось
24  года.  Так,  двумя годами  раньше  сделался  я однажды филологом: в  том
смысле,  что моя первая филологическая работа, моё начало во всяком  смысле,
была принята моим учителем Ричлем для напечатания в его "Rheinisches Museum"
(Ричль - я говорю это с уважением - единственный гениальный учёный, которого
я до сих пор видел. Он  обладал той милой испорченностью,  которая  отличает
нас, тюрингенцев, и  при которой даже немец становится симпатичным  - даже к
истине мы  предпочитаем идти окольными путями.  Я не хотел  бы этими словами
сказать,   что   я   недостаточно   высоко   ценю   моего   более   близкого
соотечественника, умного Леопольда фон Ранке...).

Фридрих Ницше"Ecce Homo, как становятся самим собой"   



Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar